IV. Залесье

С эпохи неолита на территории Европы, по данным археологии, выделяются три резко отличных расово-этнических образования. Различный был и их образ жизни: одни занимались хлебопашеством, другие — скотоводством, третьи — охотой. В Восточной Сибири и близлежащих степных краях кочевали пастушьи племена. Это были предки многочисленных монголо-тюркских народов. Территорию юго-восточной Европы занимали земледельческие племена индоевропейцев (предков греков, латинян, славян, германцев и т. п.). Охотничьи племена Северо-Восточной Европы, Зауралья и Западной Сибири стали основателями третьей этнически-культурной группировки Евразии — финно-угорской.

Историческая судьба финно-угров по сравнению с индоевропейцами или монголо-тюрками сложилась менее благоприятно. Тысячелетиями они вели бесцветную, незаметную жизнь, и когда воинствующие монголо-тюрки стали для многих народов «Божьей карой», то о какой-то внешней активности финно-угров истории почти ничего рассказать. В то время как индоевропейских земледельцев влекли плодородные земли и умеренный климат, финно-угорские охотники углублялись в холодные пасмурные заболоченные пущи Евразийского континента, все больше отдаляясь от очагов древних цивилизаций.

Русские летописцы называли финно-угорские племена общим названием «чудь»[184]. Название «финны» является названием немецким и определяет жителя болотистой, влажной низменности, а самоназванием чуди является слово суомалайн. На протяжении двух тысяч лет, как свидетельствует археология, ареал расселения чудских племен в Восточной Европе оставался неизменным. К нему принадлежало северное и среднее Приуралье, вся территория на север от верхней Волги, все среднее Поволжье, вплоть до северной части территории современной Саратовской области и область Волгоокского междуречья — центр современной России. «Финны, Suomalainen, странствовали субарктической тайгой от своего исходного пункта в Сибири. Они заняли земли между Балтийским морем и верховьем Волги, которые со временем стали сердцем России»[185].

В старину лесные дебри являлись надежной преградой и, конечно, служили границей между разными этническими группами населения. Огромный непроходимый первобытный лес, остатки которого по сей день известны как Брянские (древнее Дебрянские) леса, отделял чудь от индоевропейского мира[186]. Эта граница была «своего рода китайской стеной, даже более неприступной, чем последняя»[187]. На Руси, в Киеве и Чернигове, территорию между Волгой и Окой называли Залесской («Залесская земля»), то есть такой, которая находится за лесом[188]. Иногда Залесье называли «Верхней землей». В Новгороде, исходя из собственной географической точки зрения, ее называли «Понизовьем»[189].

Название «Залесская земля» встречается в «Задонщине», где Дмитрий Донской обращается к своим воеводам со словами: «А идет к нам в Залесскую землю». Залесье в «Задонщине» имеет своим центром уже Москву: «Пойдем… в свою Залесскую землю к знаменитому граду Москве»[190].

Точную дату приобщения Залесской земли к сферы влияния Русского государства установить тяжело, во всяком случае это состоялось довольно поздно, где-то не раньше Х-ХІ ст.[191]. Об этом периоде имеем весьма скупые и отрывистые данные, потому что киевских летописцев не интересовали события в глухой северо-восточной провинции. Довольно сказать, что лишь «с двадцатых годов XI столетия дают наши старые летописи некоторые сведения о российском северо-востоке»[192]. Если раньше и внедрялись сюда отдельные славянские группы, то это проникновение носило капиллярный характер и не играло никакой существенной роли.

В монографии, посвященной этой теме, Е. Горюнова подчеркивает, что «на территории Междуречья пока что не известен ни один славянский памятник раньше X ст. н. э.»[193]. Продолжительное время Залесская земля была малопривлекательной для киевских князей. «Отличаясь суровым климатом, населенная бедными финскими племенами (Весь, Меря), она считалась самым последним уделом»[194]. Киевские князья смотрели на Залесье как на дикую и почти чужую страну как на что-то — по сравнению Голубинского, — «вроде Туркестана»[195].

До конца XI ст. Залесье было глухим закоулком на задворках Русского государства. Отдаленность от тогдашней основной артерии Восточной Европы (Балтика — Днепр — Черное море) делало Залесье политическим и экономическим захолустьем. «Угол между Окой и Волгой… был удаленным от больших торговых путей захолустьем»[196].

Разбросанные по лесам, между болотами, залесские поселения долго сохраняли свои первоначальные неславянские черты. «В начале российской истории, в X веке, мы видим, что еще вся область более поздней Ростово-Суздальской земли, колыбели великорусского государства, была заселенная финскими племенами»[197]. Этническое своеобразие Залесья Ключевский охарактеризовал так: «Это была страна, которая лежала вне старой коренной Руси и в XI ст. была скорее инородной, чем русской страной»[198]. Из «Повести временных лет» и из других древних письменных источников, а также по данным археологии, этнографии, топонимики, гидронимики, известно, что чудское племя меря проживало на верхней Волге, чудское племя мурома на реке Ока, чудская весь населяла район Вологды, а мордва проживала на средней Волге. «А на Ростовьском озере Меря, а на Клещине озере Меря же. А по Оце реце, где потече в Волгу же Мурома язык свой»[199].

Таким образом, территория, которая стала потом этническим ядром, где сформировался российский народ, первоначально была землей угро-финских (чудских) племен.

Из конца XI ст., после съезда князей в Любичи (1097 г.), Залесская область отделилась и стала отдельным княжеством. «Уже в древний период в этом отдаленном краю параллельно существовали два центра: Ростов и Суздаль. В XII ст. к ним добавился третий — Владимир. Поэтому и самая земля имеет в литературе обычно двойное название — Ростово-Суздальской или Владимир-Суздальской Руси. Древние памятники не знали искусственных названий, а именовали всю землю, которая лежала в междуречье Волги и Оки, просто Залесской»[200]. М. Воронин утверждает, что термин Залесье применялся к городам междуречья Оки и Волги и в XIII–XV ст.[201]. Подобное находим в исторической энциклопедии: «Лежит на окраине Киевской державы Залесский край с его древними городами Ростовом и Суздалем»[202]. Нередко, отличаясь от официальной идеологии, российские энциклопедии содержат наиболее достоверные данные, в частности относительно ранней истории Московщины.

Если названия городов в чем-то фонетически совпадали, как, например, Переяслав, который на Киевщине (с 1953 г. — Переяслав-Хмельницкий), с Переяславом в Ярославской области, то к последнему обязательно добавлялось определение Залесский. То же наблюдаем с названием Владимир (теперь Владимир). Речь идет об областном центре на г. Клязьме в отличие от Владимира, что на Волыни, который только в 1792 г. вошел в состав России. Настоящее дополнительное определение нашего города — Волынский — установлено российской администрацией в XIX ст.

Одинаковые, на первый взгляд, или похожие топонимы Залесья и Руси охотно толкуются, по существующей традиции, как чуть ли не главнейший довод перенесения русскими колонистами с юга на северо-восток памяти своей бывшей родины. Утверждают, например, что «переселенцы из Киевской Руси принесли на Северную Украину и названия дорогих их сердцу оставленных городов, поселков, рек и даже оврагов»[203]. Подобные высказывания постоянно встречаются в российской популярной исторической литературе. «При этом анализом таких топонимов серьезно не занимались, а ограничивались только простым перечнем их»[204]. Такие топонимы, например, как Дунай, Лыбедь, Оболонь, Плетеная, Рудка, Почайная, Звенигород, Вышгород, Белгород и т. п., отнюдь нельзя считать перенесенными. Лингвистический анализ показывает, что они имеют исконное местное происхождение. Существует традиция считать названия городов «Переяславль Залесский» (современный город «Переяславль-Залесский» в Ярославской области) и «Переяславль Рязанский» (современный город Рязань) перенесенными из Руси, от названия города Переяславль (современный город Переяслав-Хмельницкий Киевской области). «Лингвистический анализ трех этих названий и историческая ситуация появления этих городов дает основания считать, что перенесение названия как такового не могло быть»[205]. Похожие названия этих городов возникли сами по себе. Придирчивый лингвистический анализ показывает, что только некоторые, единичные названия могли, и то навряд ли, быть таким образом перенесенными. В большинстве случаев так называемые «перенесенные топонимы» являются обычными языковыми совпадениями. Одновременно те же историки, которые так увлекаются домыслами о некоторых будто «перенесенных названиях», игнорируют тот факт, что почти все реки, озера, ущелья и большинство населенных пунктов на территории бывшего Залесья имеют по сей день не славянские, а финские названия. «На обширном пространстве от Оки до Белого моря мы встречаем тысячи нерусских названий городов, сел, рек и ущелий. Прислушиваясь к тем названиям, легко заметить, что они взяты из какого-то одного лексикона, который когда-то на всем этом пространстве звучал на одном языке, которому принадлежали эти названия, и что он родня тем наречиям, на которых разговаривает туземное население сегодняшней Финляндии и финские инородцы среднего Поволжья, мордва, черемисы. Так, и на этом пространстве, и в восточной полосе Европейской России встречаем много рек, названия которых заканчиваются на „ва“: „Протва“, „Москва“, „Силва“, „Косва“ и т. д. У одной Камы можно насчитать до 20 притоков, названия которых имеют такое окончание. „Va“ по-фински означает вода. Название самой Оки финского происхождения: это — обруселая форма финского „jok“, что означает „река“ вообще»[206]. На основной территории Московского государства согласно актам XIV–XVI ст. «можно указать достаточно большое количество отдельных поселков и населенных пунктов (волостей и станов) с самостоятельными, не заимствованными от рек, озер и ущелий, не российскими названиями»[207].

Как не менялась языковая ситуация, географические названия, воплощенные в слове, продолжали жить. «Географическая номенклатура имеет огромное значение не только для исторической географии, а и вообще для изучения исторической жизни народов; это значение всегда осознавалось — всегда ощущалось, что земля является книгой, где история человечества записывается в географической номенклатуре»[208].

Уже поверхностный обзор современной географической карты центральной России (и то несмотря на послереволюционную манию переименований) показывает, что этот край насыщен странными и непонятными, явным образом неславянскими географическими названиями. Даже название Москва чудского происхождения, чудскими являются названия Суздаля (Суждаль), Рязани (Ерзя), Костромы, Пензы, Тамбова, Перми и многих других российских городов. «Скажем лишь, что почти половина географических названий, которые встречаются в северной половине Европейской части СССР, по своему происхождению финно-угорские. А таких топонимов тысячи. Все они входят в словарный фонд российского литературного языка: Вологда, Рязань, Онега, Кама, Холмогоры, Вычегда, Вятка и т. д.»[209].

Особенно сохранили свое первоначальное наименование реки и озера, которые густо рассеяны на тех территориях. Чтобы не впасть в монотонность, для иллюстрации приведем из классического исследования А. Уварова гидронимические названия лишь из Ярославской и Костромской губерний.

В Ярославской губернии. Озера: Караш, Гадш, Сурмое, Ягорба; реки: Пулохма, Гда, Печегда, Сарра, Воржа, Шула, Сулесть, Векса, Ишна, Вашка, Ухтома, Лахость, Шопша, Мокза, Волга, Шерна, Курба, Пахна, Туношна, Телга, Нора, Толгобола, Вокшера, Урдома, Войга, Марма, Нахта, Инопажь, Ухра, Редьма, Душна, Иода, Юхоть, Уткошь, Кукимка, Конгора, Улейма, Воржехоть, Кисьма, Ворсма, Молога, Жабня, Сеть, Верекса, Яна, Удрусь, Пушма, Сога, Согожа, Енглень, Кларь, Лама, Себмя, Шексна, Корожична, Ильть, Обнора, Соть, Уга, Шарна, Пескольдишь, Кульза, Касть, Кельноть, Сахманда, Шачеболка, Соекша, Ешка, Доманка, Конша, Пеленда, Коргатка, Керома, Шельша, Музга, Мякса, Ветха, Кештома, Шаготь, Сегжа, Тулша, Пертома, Конглись, Солмазь, Цина, Шелекма, Патра, Ушлома, Сохоть, Пурновка, Кухолка, Моса, Маравка, Eра, Ладейка, Кема, Пачеболка, Коржа, Ить, Матлань, Щиголость, Чемузье, Вонгирь, Дать, Лехта, Шула, Лехоть, Кутьма, Лига, Вонога, Кучебеж, Учара, Ширенга, Пера, Согма, Лута, Вонгила, Вонгиль, Сундоба, Ушлома, Рума, Пеноуза, Шуйга, Раха, Волготня, Сонгоба, Вес; поселка: Бикань, Ченцы, Корес, Караш, Чашницы, Рюмино, Инери, Деболи, Ваулиха, Тара, Шеманиха, Мерековицы, Вексицы, Шурскала, Пужбала, Шулец, Шугарь, Годеново, Шендора, Кустеря, Карагачево, Чуфарово, Рохово, Воржа, Сулость, Угожь, Рельцы, Чухолзи, Карачуг, Пура, Согила, Сегальск, Соломишь, Воехта, Комцово, Полуево, Кливино, Побичево, Редриково, Кореево, Булово, Тархово, Жечлово, Лавино, Шахлово, Редкошово, Лахость, Пурлово, Желаховко, Копорье, Унимерь, Шопша, Коурцово, Каргаш, Рахма, Хозницы, Курби, Туношка, Толгобола, Гавшинка, Куксенка, Кочельна, Чилчаго, Чириха, Сигорь, Ховарь, Поймаш, Жабня, Майморы, Релищи, Кальяки, Лохово, Куливы, Короша, Будтаки, Учма, Карехоть, Вокшера, Тенгола, Гебевца, Гекма, Киндяки, Яхробола, Чучки, Шельшедом, Сора, Бубяки, Бабайки, Когурово, Хохдай, Петки, Тюмба, Ворокса, Ученжа, Согожа, Карачино, Волощино, Кочевастик, Лувенье, Шерна, Коприно, Лушма и т. д.

В Костромской губернии. Реки: Лыкишика, Луха, Сельма, Тутка, Пустая, Шача, Корега, Монза, Соть, Векса, Тебза, Покша, Мера, Пистега, Меза, Тома, Сендега, Ручка, Киленка, Медоза, Надога, Нерехта, Шурма, Шуя, Ингарька, Песта, Пряди, Номза, Пеза, Томга, Ноля, Андоба, Локма, Вора, Солдога, Кусь, Немдохта, Кочуга, Печенга, Шурмша, Меча, Ширмокша, Шмеля, Узола, Керженец, Кельна, Лекома, Шайма, Пижма, Тунбал, Шуда, Суртюг, Има, Какша, Вехтома, Унжа и др. Поселение: Галич Мерский, Кострома, Кинешма, Шунга, Чухлома, Темта, Хомкино, Баки, Урень и т. д.[210].

Наблюдая за реками, которые имеют названия с угро-финскими суффиксами — ма и — ва, что означают «ручеек», «река», «вода», «приходим к выводу, что племя, которое давало эти имена, распространялось когда-то с северо-востока Великороссии далеко на юго-запад, включая Костромскую, Калужскую, Владимирскую, Московскую губернии и отсюда переходя даже в бассейн Днепра, а именно в область его верховьев и левых притоков, заканчивая Десной»[211]. Относительно населенных пунктов, то многие, особенно после революции, переименованы.

Примером мании переименований может служить судьба одной общеизвестной в России местности. До 1725 г. она имела чудское название Саарская Мыза. С 1725 г. — Царское село. С 1918 г. — Детское село. С 1937 г. местность переименовали в город Пушкино.

Если местность ко всему лишается своего населения, то не могут задержаться те же названия, которые бытовали когда-то. Название может удержаться лишь при беспрерывной наследственности населения, при непосредственной передаче названий из уст в уста. Сохранение чудской номенклатуры для мелких озер, рек и малозаметных объектов (как гора, поле) свидетельствует о «сохранении самого туземного населения, от которого перенимали славянорусские новоселы все эти чужие русскому языку имена»[212]. Как утверждает М. Покровский, «чтобы создать свою географическую номенклатуру для целого края, надо было сидеть в этом краю очень плотно и очень долго. Славянские колонизаторы врезались в эту гущу маленькими островками вопреки утверждению, что лишь остатки, „островки“ туземного населения сохранились на охваченных славянской колонизацией территориях»[213]. По словам историка восточнославянской географии Барсова, «географические названия остаются памятником тому исчезнувшему населению, которое создало их, и в этом понимании их свидетельство о населении и этнографическом наслоении той или этой земли неопровержимо и несомненно»[214].

На убедительные следы, оставленные чудскими племенами в географических названиях, обращает внимание Ключевский. «На широкой территории, — пишет он, — от Оки до Белого моря мы встречаем тысячи неславянских названий городов, сел, рек и урочищ. Даже племенные названия Меря и Весь не исчезли бесследно в центральной Великороссии: здесь встречается много сел и рек, которые имеют их названия. Итак, — делает вывод Ключевский, — финские племена были исконными обитателями в самом центре нынешней Великороссии»[215]. Таким образом, залесское междуречье Оки и Волги на протяжении продолжительного времени принадлежало к чудскому языковому миру. К появлению Русского государства «финские племена заселяли сплошь всю область Оки и Верхней Волги. Это как раз та область, которая в настоящее время считается коренной Великороссией»[216].

Сначала из Руси ездили на Залесье далеким окружным путем — через Новгород. Только намного позднее был проложен путь через Смоленск. Естественной особенностью Залесья была сильная заболоченность территории. Огромное количество озер и болот, густо разбросанных по всему краю, представляло серьезное препятствие для развития хлебопашества и вызвало значительные трудности при сооружении сухопутных путей сообщения. «К половине XII ст. не наблюдается прямого сообщения далекого Залесья с Киевом»[217]. И до этого времени Залесье не представляло собой отдельного удела, а входило в состав Черниговского и Переяславского княжеств.