XX. Соборность

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Объединенным, единым и неделимым всегда стремился быть украинский народ. Потому что «собором», — как говорит пословицу, — «и черта поборем». В отличие от Приднепровья, для западноукраинских земель, которые со второй половины XVIII ст. находились в составе Австрийской империи, изменение этноопределяющего термина не было жгучей исторической потребностью. Это же касалось и «Серебряной земли» (Закарпатье). На западных землях сохранялась среди населения свежая память о княжеском времени, не прерывались традиции Русской церкви, сберегались архаические черты языки, здесь неизменно сохранялся в повседневном народном употреблении извечный этноним «русин».

В богатой историческими традициями Галиции, которая издавна со своим центром Львовом выступала в роле второго, после столичного Киева, культурного сердца украинского народа, переход на этноним «украинец» растянулся больше чем на полстолетия.

Для Вены ни сам этноним русин, ни малопонятный австрийским немцам «руський» язык вообще не представляли никакого повышенного интереса — германизация русинов после «Весны народов» не входила уже в рахубу. Развитие исторических процессов с обеих сторон от реки Збруч, которая делила территорию нашего народа на российские и австрийские владения, определило их непохожесть. В то время как в России душили наименьшие проявления украинского возрождения, под Австрией национально-культурное и политическое возрождение Галиции начинает свободно развиваться с 1848 г., от отмены барщины. Однако в условиях без-государственности осуществить переход преимущественно крестьянского населения западноукраинских земель на новый этноним было сложной задачей. Надо было преодолеть сопротивление консервативных, упрямых и ярых галицких русинов, а также сопротивление государственной администрации Галиции, которая находилась тогда во вражеских польских руках. К тому же в это дело активно вмешивалась царская охранка, поддерживая раскольническое течение в обществе, известное под названием москвофильство. Стержнем всей деятельности москвофилов была в самый раз борьба с новым этнонимом «украинец», потому что основой москвофильской идеологии была полное отрицание национальной самостоятельности украинского народа. Однако их усилия были напрасными: «Традиционно известные как русины, или рутенцы, они стали теперь перенимать название украинцев, это была реакция на ошибочный и обидный ярлык „малороссов“, выдуманный для них царизмом. (Украинец — это просто политически сознательный рутенец). Культурное пробуждение украинцев по большой мере было стимулировано поэтическим творчеством Тараса Шевченко (1814–1861), политическое пробуждение набрало темп в конце века. В России украинцы столкнулись с режимом, который отказывался признавать их существование, считая их региональным российским меньшинством и позволяя им лишь одну религиозную конфессию — российское православие. В Австрии, где русины имели большую культурную и политическую свободу, они сохранили униатскую веру и очень медленно перенимали название украинцев. На сломе веков австрийские украинцы уже организовали широкомасштабное школьничество родным языком»[853].

Поскольку переход к новому этноопределяющему термину был движением чисто идеологическим, то возглавила его малая интеллигенция. Для этого нужна была генерация сформированных политически и идейно проводников, которые целеустремленно и несокрушимо повели бы народ за собой. И такая генерация интеллектуалов, в благоприятное время, появилась на галицкой земле. Из плеяды тогдашних знаменитых национальных лидеров, которые перекрестили галицких русинов на украинцев, достаточно выбрать лишь три фигуры: это — историк Грушевский, писатель Франко, митрополит Шептицкий. Для современников эти гениальные личности, которыми мог бы гордиться любой европейский народ, полагались высшими авторитетами. Именно они склонили окончательно весы в пользу этнонима «украинец».

В российской историографии на сегодняшний день бытует представление, что переход на новый этноним в Галиции был осуществлен благодаря австрийско-католической интриге. «Вена и Ватикан второпях готовили Галицию на роль „украинского Пьемонта“, превращая русинов (самоназвание галичан к началу XX ст.) в украинцев, внося лозунг всеукраинского единства, обещая в будущей войне отрыв Малороссии от России»[854]. Как видим, российские историки такие понятия как патриотизм, национальное сознание касательно украинцев не принимают во внимание. Везде лишь они на сегодняшний день встречают интригу и заговор чужестранцев.

В Галиции некоторое время употреблялись параллельные термины: Русь-Украина, русько-украинский или украинско-руський. Впервые их употребил в 1866 г. Павлин Свенцицкий, потомок гетмана Выговского, в редактированном им журнале «Sio?o», говоря о посвящении этого журнала «делам народным украинско-руським». Полный заголовок журнала был таким: «Sio?o. Pismo zbiorowe, po?wiecone rzeczom ludowym ukrai?sko-ruskim». В первой тетради, которая появилась в июле 1866 г., во «Вступительном слове» редакция подчеркнула: «На просторах от Балтийского моря до Черного, от Кавказа и до Карпат видим осевший пятнадцатимиллионный народ, который говорит одним языком, имеет общие обычаи и традиции, всюду верен своим традициям и одну лелеет надежду». По свидетельству Ивана Франко: «Насколько знаем, именно Свенцицкому первому принадлежит термин украинско-руський»[855]. Именно для определения соборности Павлин Свенцицкий, который подписывался псевдонимом «Павел Свой», употребил хороним Украина-Русь «для противопоставления названиям Великая Русь и Беларусь. Это его новообразование сразу как-то не прижилось — только благодаря работам Михаила Грушевского и Ивана Франко стало общепризнанным в научном и публицистическом стилях украинского языка»[856]. О заслугах Павлина Свенцицкого в развитии национального самосознания галицких украинцев пишут много исследователей[857]. Вместе со Свенцицким пионером внедрения в Галицию термина «украинский», наряду со словом «русский», был один из основателей «Просвещения», священник Стефан Качала. В 1871 г. П. Кулиш и И. Пулюй издали «Новый Завет» в переводе «языком русько-украинским». М. Грушевский назвал свою фундаментальную работу «Историей Украины-Руси», а И. Франко написал «Очерк истории украинско-русской литературы до 1890 года». Параллельные термины приобретали каждый раз более широкое распространение. В позацензурном женевском журнале «Община» в 1880 г. была опубликована «Программа» с подписями Г. Драгоманова, Г. Павлика и С. Подолинского, в которой, в частности, провозглашалось: «Украиной мы зовем всю землю от верха р. Тисы в нынешнем Венгерском королевстве, на заходе солнца, к р. Дону на востоке и Кубанскую землю в нынешнем Российском царстве, — от верха р. Наревы на севере до Черного моря на юге, — вот всю ту землю, где народ говорит по-украински. В этой стороне самая большая часть всех добытчиков, — это земледельцы и рабочие, — украинцы. В противовес этому, велика доля чужеземцев: поляков, жидов, немцев, венгров, москвинов… Теперь собственно эти чужеземцы, которых наслали на Украину те государства, которые к ним приставлены, властвуют над украинцами»[858].

Предварительно упоминалось о том, что созданная во Львове в 1848 г. «Главная Русская Рада» обратилась с манифестом к народу, выдвигая идею соборности всех русинов на всех этнографических территориях. В октябре 1885 г. во Львове образовалась Народная Рада, политическое руководство галицких народовцев с Юлианом Романчуком во главе. С идейной точки зрения она была продолжением «Главной Русской Рады». Программа Народной Рады подтверждала идею соборности, внося характерные терминологические коррективы:

«Мы Русины галицкие, часть народа русько-украинского более 20-ти миллионного, имея за собой тысячелетнее прошлое историческое, — народа, который, утратив самостоятельность государственную, боролся веками за свои права государственно-политические, а никогда не отрекся и не отрекается прав самостоятельного народа, — как изначальные жители Руси галицкой, которую после разбора Польши приобщили к Австрии, на основе давних претензий короны венгерской, — найдя в государстве австрийском, сперва по воле монархов австрийских, а затем силой конституции, условия для свободного развития национального — придерживаясь среди нынешних обстоятельств государственно-политических заявлений программных: „Рады народной русской“ года 1848-го, первого общего собрания „Народной Рады“ года 1888-го, русских народных послов становых из года 1890-го и русских послов Рады государственной года 1891-го постановляем:

I. Хотим всестороннего и свободного развития нашей русской народности как самостоятельной народности славянской…»[859].

В скором времени после этого в октябре 1890 г. основана в Галиции новая политическая партия под таким названием: «Русько-Украинская радикальная партия». Соборная идея нашла свое отображение и в программных принципах киевского «Братства Тарасовцев» 1893 г., где, в частности, записано: «Для нас сознательных украинцев есть один украинско-руський народ. Украина Австрийская и Украина Российская однако нам родные»[860]. После величавого соборного празднования столетнего юбилея (1898 г.) появления «Энеиды» Котляревского, в котором принимали активное участие галичане и буковинцы, «наступило также установление определения названия нашей наций: вместо „руський“, „русский“, „Русин“, „Русь“ самочинно волей нашего народа пришло к употреблению: „украинско-руський“, „украинец“ и „Украина-Русь“ как переход к „украинский“ и „Украина“[861].

С 90-х годов XIX ст. в Галиции и на Буковине начал появляться ряд историко-публицистических исследований, большое количество статей в газетах, популярных в народе календарях о необходимости принять новый соборный этноопределяющий термин. Через широкую сеть читален „Просвещения“, через школу и даже через проповеди патриотических священников говорилось о новом этнониме. Патриоты понимали, что общий этноним был для украинцев чрезвычайно нужен. „Однако приживался он с большими трудностями, и этот процесс длился довольно долго. В подавстрийской Западной Украине инициаторами перехода из названия „русины“ на название „украинцы“ были народники“[862]. Хорошо послужили делу ежегодные мартовские меры в честь певца Украины Шевченко. Культ Шевченко, который возник тогда в Галиции и распространился по всей Украине, был не культом лица, „а культом идеи, которая лежит в основе нашего национального сознания“[863]. В праздничных докладах по этому случаю, в той или другой форме, звучало название „Украина“. Вот типичный отрывок из одного из таких докладов: „Нашему народу, разделенному границами, светит гений Шевченко как предрассветная зарница. Глядя на ту звезду — вспоминая Тараса — украинцы по эту и по ту сторону границы улетают в мыслях в страну его идеалов — чувствуют себя более близкими, родными, чуют одну и ту же кровь в жилах, ощущают прилив национальной энергии и силы — и верят твердо, что придет поколение счастливее нас, исполнят полное завещание нашего гения, а тогда помянут его в обновленной вольной Украине!“[864].

В своем знаменитом обращении к молодежи Иван Франко писал: „Мы должны научиться ощущать себя украинцами, не галицкими, не буковинскими украинцами, а украинцами без официальных границ“[865].

Авторитетная среди народа Галиции греко-католическая Церковь активно содействовала изменению этнонима. Галицкие москвофилы по этому поводу обвиняли митрополита Шептицкого в том, что он „враждебен российскому народу“, упрекали за замену слова „руський“ словом „украинский“[866].

Постепенно галичане принимали соборные термины „Украина“, „украинец“ как свое национальное имя. Сборник информационных, публицистических и программно— теоретических материалов — женевская „Община“, отмечал, что уже „с 1861 г. в Галиции появился целое объединение молодых студентов, названных украинцами, народными или мягкими русинами, которые говорили, что галицкий народ похож с украинским в России“[867]. Один из таких новых патриотов А. Барвинский в своих учебниках для учительских семинарий и гимназий Галиции „ввел название украинско-русский“[868]. Такое изменение в названии принесло очевидные неудобства, но оно было продиктовано желанием подчеркнуть моральное единство с Поднепровской Украиной, а также намерением избежать любого дальнейшего смешивания „Руси“ с „Россией“[869].

Силами украинцев из Киева в 1873 г. во Львове основано Научное Общество им. Шевченко. Наподобие Академии Наук, Общество издавало авторитетные научные „Записки“ (ЗНОШ). В 1902 г. редакция ЗНОШ выступила со следующим заявлением: „Официальное название, принятое в издательствах Научного Общества им. Шевченко, да и в значительной части других издательств — „Украина-Русь“ или „Русь-Украина“, „украинско-руський“, в значении украинская Русь, украинский Русин, для отличия от других Славян, которые прикладывают к себе русское название — Руси Московской, Белой. Там где недоразумению нет места, может употребляться для краткости простое название Русь, Русин. Однако „украинский“, пока еще не утвердилось полностью в значении национального названия, может немного странно звучать в приложении к временам давнейшим, но для новейших времен полностью может употребляться в значении „украинско-руський“. Для точного определения нашей Руси слово „украинский“ полностью подходит, потому что как раз с „украинской“ частью нашей территории и народа связан значительный проблеск нашего национального сознания и народной силы (в XVII в.), поэтому оно и было с начала нашего возрождения употребляемым в литературе. Ныне оно уже освящено нашей культурной историей“[870].

В 1907 году после выборов среди послов в Венский парламент возник спор, как назвать свою репрезентацию: руськая, малорусская или украинская? Победило название украинская.

Большое влияние получила тогда книжка Л. Цегельского, написанная в соборном духе. В частности, в ней писалось: „Наши зарубежные братья в России должны забыть имя „Русь“ и „русской“, а принять имя „Украина“, лишь бы таким образом отличаться от „Русских“ (т. е. Москалей). Нет, мы, Галичане, не можем отречься от лица „Русь“, „Русин“, так как употребляют их в слове и письме, хорошо знаем, что те слова означают то же самое, что „Украина“ и „украинский“. Мы знаем, что Русь и Украина — это все равно одна и та же земля, равно как Русины и Украинцы — это один и тот же народ“[871].

Для западноукраинских учителей был выпущен специальный номер педагогического журнала с пояснением потребности изменения этнонима. „Если мы хотим быть одной нацией с одним языком, то должны употреблять и только одно национальное название. Чтобы это произошло, нужно уже ввести в школу и правительство один общенациональный термин: „Украина“, „украинец“, „украинский“, а старый оставить тем, чем он был и есть, то есть историческим термином“[872].

Процесс перехода к общему названию тормозили, развернув бурную деятельность, разные тайные и явные агенты царской деспотии. В ход пустили все: подкуп в огромном размере (рублей не жалели), обещания, шантаж, а также вербовка невежд-идеалистов типа отца И. Наумовича. Последние, упав в „москвобесие“, что закономерно, были опаснейшими. Один из столбов москвофильства, упомянутый о. Наумович постоянно выступал против термина „украинцы“ и против украинского фонетического правописания: „Фонетику которою издается орган Просвиты „Правда“, уважаю за найтяжшую язву, якою Господь мог покарати Русь нашу“[873]. Неудовлетворенный идейным развитием галицкого общества, Наумович эмигрировал в Россию, где в скором времени, горько разочарованный в царской действительности, умер с отчаяния. Охранка, однако, для новых галицких адептов „единой, неделимой“ денег не жалела. Так пришлось, не без помощи поляков, создать в австрийской тогда Галиции уже упоминавшуюся москвофильскую партию, которая надолго расколола галицкое общество на два враждебных лагеря. Москвофильские партийные функционеры, равно как позднее заграничные коммунистические функционеры, находились на полном финансовом содержании России. Вообще москвофильское движение имело слабую связь с народом и выступало преимущественно как движение клерикальное. По представлению жандармского управления царское правительство финансировало их газетки „Слово“, „Брешь“, „Новая брешь“, „Червоная Русь“, „Галицкая Русь“, „Галичанин“. В созданной в 1875 г. „Комиссии по украинофильской пропаганде в южных губерниях России“ было решено „поддержать, издаваемую в Галиции и враждебную украинофильству газету „Слово“. Назначить газете, хотя бы небольшую, зато постоянную субсидию“[874]. Священник российского посольства в Австрии Г. Раевский, выдал, например, закарпатцу А. Добрянскому 15 тыс. гульденов на москвофильские цели[875]. Указанные газетки, которые выходили в разное время, боролись с украинским национальным возрождением, прославляли царскую деспотию и особенно отчаянно выступали против этнонима „украинец“. С полос этих газеток пошли гулять по миру такие, например, неуместности, что „теперь русины в Галиции чувствуют себя уже не русинами, а россиянами“[876]. Другой отчаянный москвофил, Мончаловский, смещал понятие этнонима в плоскость полицейскую, делая донос, что, дескать, украинство „склоняется перед польско-жидовско-немецкими социалистами“[877].

Борьба между украинцами (народниками) и москвофилами отравила на долгие годы (практически до 1918 г., реминисценции длились и дольше) общественную жизнь в Галиции. Решающее значение в этой борьбе играла, как уже было указано, проблема этнонима. Москвофилы, спекулируя традиционными для западных украинцев этнонимами „русин“, „Русь“, доказывали согласно желанию своих хлебодавцев, что они тождественны названиям „русский“, „Россия“. Народники опротестовывали такую лжетождественность. Удивительно, но М. Драгоманов стал на сторону москвофилов. Он переработал старый Кривоносовский марш „Гей не дивуйте, добрії люди…“ с надеждой, что он станет украинским гимном:

З північною Руссю не зломим союзу:

Ми з нею близнята породу…

Ти, Русин північний, оден із всіх братів

Велике зложив государство[878].

Драгоманов приводит несколько весьма путаных и, главное, неправильных с исторической стороны аргументов в пользу „москвофильского“ тезиса. Вопреки этому, заслуживает внимания глубокое понимание М. Драгомановым важности проблемы этнонимов. „Здесь встречаем в первую очередь точные работы, с терминологией, принятой до этого у галицких народников, согласно которой литература российская является синонимом великорусской и поэтому есть чем-то не только отличающимся, но и противным литературе малорусской, или, как говорят в Галиции, русской. Эта терминология восходит корнями к той разнице, которую в Галиции видят между Русью и Россией. Вопрос об этом различии очень важен, потому что из той формулы, которую касательно этого вопроса составим, следуют в основном выводы, касающиеся не только всех литературно-культурных сфер большого края от Карпат до Урала, но даже и политической жизни этого края“[879].

Следует здесь также вспомнить этнонимические упражнения „полуукраинца“, по его собственным словам, или, как его в свое время называли, „бандеровца в литературе“ А. Солженицына[880]. В украинофобской статье „Как нам обустроить Россию?“ он делает такое „откровение“: „В Австрии в 1848 галичане еще называли свой национальный совет — Главная Русская Рада“. В конце 1993 г. Солженицын опубликовал подборку статей на „украинско-русские темы“, где, в частности, свою болезненную украинофобию снова обосновывает этнонимическими аргументами[881]. Он не понимает, что Главная Русская Рада, созданная в Галиции 1848 г. — это не „Главный Русский Совет“, а „руський“ язык галичан — не „русский язык“, и русин — совсем не „русский“. Кстати, Солженицын в шовинистически-имперской статье „Как нам обустроить Россию?“ с пафосом повторил старые белогвардейские намерения с 1919 г. разделить Украину на „Новороссийскую Область“ (Таврия, Екатеринославщина, Херсонщина) и на „Харьковскую и Киевскую Области“[882]. И это тот самый Солженицын, который писал: „Нации — это краски человечества; исчезнут они — человечество станет таким же грустно однообразным, как если бы все люди приняли бы одинаковую внешность и одинаковый характер. Несомненно, что зачин существования племен — в Замысле Творца. В отличие от любых человеческих объединений и организаций — этнос, как и семья, как и личность, не человеком выдуманный. И имеет не меньше органических прав на существование, чем семья и личность. А нации — эта же семья, лишь следующего уровня и объема: и ее тоже скрепляют неповторимые внутренние связи — общий язык, общий культурная традиция, воспоминания об общей истории и задачи на будущее. И почему же самосохранение наций греховное?“ Хорошо сказано, но почему-то для Солженицына сохранение украинской нации и ее этнической территории является греховным.

Достойный ответ Солженицыну дал долголетний украинский политзаключенный С. Караванский. „О русских и руських. К Вашему замечанию, что в 1848 г. галичане называли свой орган Главная Руська Рада, надо добавить, что термин руський имел распространение в языке вплоть до 1916 г. Но оккупация Галиции 1916 г. российскими войсками и ссылка Митрополита Андрея Шептицкого вместе с рядом русских деятелей в Сибирь окончательно убедили галичан отказаться от древнего имени руський, лишь бы в терминологическом отношении не составлять одного целого с имперскими русскими.

Так вот в этой словесной самообороне украинцев провинилась совсем не Австрия, а та же самая российская империя. Если бы украинцы сохранили свое извечное имя (как это сделали закарпатцы), им тяжело было бы отстаивать свой руський образ, на этот раз от отторгнутых в свое время северных братьев — современных русских. Шаг этот сам по себе мог бы вызвать восхищение: древний народ, который в свое время пересек путь ордам Батыя к Европе, положил на алтарь национального избавления свое тысячелетнее знаменитое имя! Много ли в истории таких примеров! Я не исключаю, что когда над украинцами не будет висеть угроза национальной смерти в общерусском колхозе, они вернут себе свое бессмертное руськое имя, которым он записан и в „Слове о полку Игоревом“, и в летописях Нестора“[883].

Окончательно новое соборное название принялось по всей украинской территории лишь в начале XX ст. „Только национальное возрождение XIX века обеспечило окончательное преобладание термина Украина, украинец, украинский, и даже в Галиции, где благодаря определенным историческим условиям термины „Русь“, „русин“, „русинский“ держались наиболее долго, теперь уже сам народ повсеместно употребляет названия: украинский, украинец, Галицкая или Западная Украина. Удержалось старое название Русь лишь на Закарпатье“[884]. Необходима была, как видим, длинная, кропотливая, воспитательная работа в соборном направлении. „Много наших людей называют себя русинами, или руськими. Это действительно наше старое название, потому что и край наш назывался Русь. Но это название теперь неудобно, потому что руськими стали называть себя москали; они присвоили себе это наше название, хотя являются совсем другим народом, чем мы. А что уже с давних пор наша земля называлась также Украиной и люди наши украинцами, то и мы должны употреблять только этого названия“[885]. В уже упоминавшемся обращении к галицкой молодежи в начале XX ст. Иван Франко призвал: „Перед украинской интеллигенцией приоткрывается теперь задача — сотворить из огромной этнической массы украинского народа украинскую нацию, сплошной культурный организм, способный к самостоятельной культурной и политической жизни, устойчивый к ассимилирующему воздействию других наций, откуда бы оно не шло, и при том податливый к присвоению себе в широчайшей мере и в скорейшем темпе общечеловеческих культурных достижений, без которых сегодня никакая нация и никакое хоть и какое сильное государство не может состояться“[886].

Переломным моментом для утверждения этнотопонима „Украина“ и этнонима „украинец“, „украинка“ стала Первая мировая война. Как мы уже говорили, Россия издавна готовилась к империалистической войне с Австрией, „чтобы освободить своих братьев из австрийского ярма. Теми братьями должны были быть четыре миллиона украинского населения Галиции и Буковины“[887]. Конечно, существуют разные версии о причинах российско-австрийского антагонизма, который в окончательном результате вызвал Первую мировую войну. Но одной из главных причин была, безусловно, украинская проблема. „И пока жива Галиция, пока в Галиции проходит под опекой конституционной Австрии украинское народное движение, до тех пор не задавит его Москаль и на Украине российской и не удастся остановить его роста. Вот почему Москаль хочет заполучить Галицию в свои загребущие руки. Москва хочет задавить нашу народную жизнь в Галиции, чтобы от Галиции не занялась целая Украина. Москва хочет получить Галицию, чтобы задавить на века наш народ. Поэтому Россия начала войну с Австрией“[888]. В самом начале войны в августе 1914 года в Австрии была создана добровольная военная формация под названием Украинские Сечевые Стрельцы („Усусусы“), которые своей кровью скрепляли соборный этноним.

В июле 1915 г. группа украинского парламентского представительства Галиции обратилась к австрийскому правительству с меморандумом об употреблении в правительственных актах национального названия „украинцы“ вместо „рутенцы“. В „Меморандуме“ речь шла о том, что название „русины“ (точнее, его латинская транскрипция „Ruthenes“) было принято австрийским правительством как национальное название украинцев, которые вошли в состав Австрийского государства. Основным аргументом здесь послужило национальное название греко-католической церкви. Принятое название имело один важный недостаток — оно было почти идентичным понятиею „россияне“. На этом сходстве названий, говорится в меморандуме, галицкие москвофилы строили свою теорию о „едином и неделимом русском народе“. Если в мирный период двоякая трактовка национального имени вызвала недоразумение локального характера, то в условиях войны это привело к трагическим последствиям. Поэтому „Меморандум“ констатирует, что название „русины“ не может больше служить для национального определения украинского народа. А все национально сознательные украинцы с обеих сторон границы отныне будут употреблять в научных работах, публицистике и другой литературе лишь название „украинцы“[889].

Перед этим (1914–1917 гг.) политические деятели из подроссийских владений образовывают на Западе влиятельную пропагандистскую организацию — Союз освобождения Украины (СВУ). Роль СВУ в распространении терминов „Украина“, „украинец“, в частности на восточноукраинских землях, была очень значительной.

В конце Первой мировой войны украинские революционные массы неожиданно сказали здесь свое весомое слово. „Когда в начале революции 1917 года украинцы в Петрограде и в Киеве вышли многотысячными массами на улицу, то россияне в Петрограде, а евреи в Киеве не верили своим глазам, просто не могли поверить, что в самом деле существует большая нация, представители которой носят название украинцы, и большая страна, которая имеет название Украина“[890]. Борьба за свободу привела к тому, что название Украина получило тогда свое формальное оформление провозглашением Украинской Народной Республики 20 ноября 1917 года и Западно-Украинской Народной Республики 1 ноября 1918 года, а также соборными актами от 22 января 1918 года и 22 января 1919 года. Теми актами „название Украина и украинский утверждается официально как во внутреннем, так и во внешнем международном употреблении“[891].

В отличие от белогвардейских политиков, большевики быстро поняли силу пробужденного украинского народа, которая нашла свое отображение в таком заявлении: „Национальные же требования украинцев, самостоятельность их народной республики, ее право требовать федеративных отношений признаются Советом Народных Комиссаров полностью и никаких споров не вызывают“[892].

По Берестейскому миру от 9 февраля 1918 года официально признали название государства „Украина“ советская Россия, Германия, Австро-Венгрия, Болгария, Турция. По международному рижскому договору, заключенному 18.03.1921, название „украинец“ признано „как единое и всенародное“ вместо таких прочих давних названий: 1. руський, 2. русинский, 3. южно-русский, 4. малорусский, 5. малороссийский, 6. украинско-руський, 7. русько-украинский. Приняв новый этноним, народ стремительно возрождался. „Люди, которые еще вчера не знали, что они украинцы, ныне относили себя к украинской нации и присоединялись к активной борьбе за ее волю. Живой факт украинской государственности должен был убедить самых больших малороссов, которые имели открытые глаза и незачерствевшие сердца. Этим фактом москвофильский лагерь был разбит и его сила расплылась на глазах, как дым“[893].

Таким образом, термины „Украина“, „украинец“, „украинский“ должны были признать даже враги. Правда, шовинистическая белогвардейская контрреволюция упрямо не признавала термина Украина. „Главноначальствующий Полтавской, Катеринославской и Харьковской губерний ген. Май-Маевский запретил украинский язык преподавать в школах и издал специальный приказ „о малорусском языке“, в котором уничтожено само слово „украинский“, как ненавистное московскому черносотенству“[894]. В шовинистическом ослеплении „белые россияне не признавали даже существования украинской нации; сам термин „Украина“ был вычеркнут из российского лексикона“[895]. Как жаловались участники революционных событий 1917–1921 гг. „в империалистических своих стремлениях старалось Российское государство уничтожить также и само имя, и душу украинского народа: его язык, обычаи и культуру“[896]. Для недалеких руководителей „Белой России“ борьба с этнонимом „украинец“ закончилась полным идеологическим и милитарным крахом.

О нежелании и российских большевиков воспринять новые термины свидетельствуют наблюдательные воспоминания „батьки“ Махно:

Там, куда меня направила барышня по особому пропуску, помещался секретарь ВЦИКа Советов… Он переспросил меня:

— Так вы, товарищ, с юга России?

— Да, я с Украины, — ответил я ему.

…Секретарь замолк на минуту, а затем принялся расспрашивать меня о настроении крестьян на „юге России“, о том, как крестьяне отнеслись к немецким армиям и отрядам Центральной Рады, каково их отношение к советской власти и т. д.

Затем он позвонил куда-то по телефону и тут же предложил мне пройтись в кабинет председателя ВЦИКа товарища Свердлова.

Мне показалось, что Свердлов глубже заинтересовался тем, что в действительности происходило на Украине за последние два-три месяца. Он сразу выпалил мне:

— Товарищ, вы с нашего бурного юга?»[897].

Но чтобы удержаться при власти, большевики вынуждены были провозгласить т. н. «Украинскую советскую социалистическую республику», признать этноним «украинец». Главной причиной победы большевиков были объявленные ими идеалы социальной справедливости и национальной свободы, в том числе право наций бывшей Российской империи на самоопределение. Они понимали, по словам Сталина, что нельзя идти против истории. «А недавно еще говорили, что Украинская республика и украинская нации — выдумка немцев. Между тем ясно, что украинская нация существует. Нельзя идти против истории», — предостерегал тогда Сталин[898]. Однако в термин «Украина» вскоре большевики внесли московское содержание «Малороссия», а в слово украинец — старое содержание «хохол-малоросс». «Украинская Советская Социалистическая Республика организована Москвой в форме оккупационной российской террористической власти для систематического народоубийства украинской нации и ее государственной идеи. Она выполняет функцию насильственного русификатора украинской нации, ее государства и ничего не имеет общего с украинством, с советами или социализмом — она имеет лишь фонетическое название нашей родины: „украинский — Украина“. Цель ее есть полностью ясна: русифицировать украинскую нацию, которая будет говорить по-русски в своем собственном государстве, а термин „Украина“ свести к географическому термину»[899].

Надо признать, что в значительной мере большевистским ассимиляторам это удалось: значительная часть украинцев утратила родной язык. Методы, которыми это было достигнуто, известны.

Один из наилучших специалистов по истории Центральной и Восточной Европы английский историк Норман Дейвис написал: «В 1932–1933 гг. в Украине и на близлежащих казацких землях сталинский режим ввел искусственно созданный голодомор как часть советской коллективизационной кампании. Все запасы продуктов были силой реквизированы, военная граница не давала возможности завезти продукты извне, и люди были обречены на смерть. Цель состояла в уничтожении украинской нации, а вместе с ней и „классового врага“. Погибло близко 7 млн людей. Мир видел не один страшный голод, во время многих из них положение еще больше ухудшала гражданская война. Однако голод, организованный как геноцидный акт государственной политики, нужно считать уникальным»[900].

В отличие от большинства историков советской школы, которые сейчас живут и работают в Украине, которые по словам Я. Грицака, «отреклись старой идеологии и перекрасились в новые цвета»[901] но не способны исследовать московскую политику геноцида относительно украинцев, молодые украинские историки каждый раз храбро поднимают эту тему. Вот, например, как они пишут:

«Голодом и „раскулачиванием“, ссылками в Сибирь уничтожена лучшая часть украинского крестьянства. Полностью ликвидировано украинское духовенство (УАПЦ). Ликвидированы все члены Центральной Рады. Все члены украинских общественных организаций и партий (в т. ч. Украинской коммунистической). Уничтожен почти весь Союз писателей (из 200, которые составляли СПУ в 1934, в 1939 осталось 36). Никто из категории, которая подлежала уничтожению, не мог выжить. Через мелкое ситечко пропущено — прослойка за прослойкой — все население. Напоследок уничтожена наилучшая, наиболее активная, образованнейшая, самая продуктивная его часть. На расплод оставили покорных „плохих овец“, которых „скрещивали“ с привезенным для осуществления советской власти в Украине агрессивным, безбожным, „матоязычным населением“. В одном только 1934-м в заморенные голодом села восточных областей Украины переселили 240 тысяч семей из России — это называлось „допереселение“.

Так коммунисты создавали „единый советский народ“, который и до сих пор есть. Мы и в самом деле тяжело больное общество, которое сложилось из последышей украинского народа. Наше общество имеет маргинальный характер. Оно лишено национального позвоночника. Сознательные украинцы не составляют его основы. Быть украинцем до сих пор непрестижно. Потому что наибольшие собственники у нас — неукраинцы. Потому что господствующая культура и образование — неукраинская. Потому что СМИ — неукраинские. Потому что самая большая Церковь — неукраинская. Ее прихожане молятся за чужого Патриарха, чужое правительство, чужое государство и победу чужого войска (в захватнической войне в Ичкерии!). На значительных территориях Украины, в т. ч. в столице, чтобы быть украинцем (по крайней мере, последовательно говорить по-украински) — нужны незаурядные психологические усилия»[902].

Для большевиков признание термина «украинец» было не чем иным, как идеологическим гримом и макияжем. В рецензии на книжку В. Пристайко и Ю. Валяльщика — «Михаил Грушевский и ГПУ-НКВД. Трагическое десятилетие: 1924–1934» — отмечается: «На людях эта власть имитировала „украинизацию“, „интернационализм“ и „поддержку национальных культур“, но между собой, в секретных документах, режим говорил своим (конечно, русским) языком и пользовался своим традиционно имперским категориальным аппаратом, в котором слово „украинец“ было абсолютным синонимом к слову „националист“ и затем „враг“»[903].

С 40-х гг. XX ст. термин «Украина» большевики стали писать с обязательными ритуальными определениями «Советская Украина», «социалистическая Украина», «трудовая Украина» и т. п., «будто бы самое слово было чем-то неясным, почти опасным»[904]. И еще одно — обязательно употреблялась вассальная форма «на Украине», вместо государственной «в Украине»[905]. Употребление предлога «в» со словом «Украина» в советские времена квалифицировалось как буржуазно-националистическое, и здесь не помогали ссылки на авторитет «революционера-демократа» Т. Г. Шевченко, который писал:

В Україну ідіть, діти,

В нашу Україну[906].

Некоторые авторы считают, что «помехой сталинским планам „слить“ украинскую нацию с российской, оставив за украинцами лишь название и отобрав у них собственную историю, культуру, быт, а, наконец, и язык, стали международные события. Приближалась мировая война и симпатия, или хотя бы нейтралитет украинцев были необходимы»[907].

Пусть там как, с высоты прошедших лет очевидно, что вынужденное признание Москвой терминов «Украина», «украинец» имело необратимое положительное влияние в деле соборной консолидации украинского народа.