Л. И. Футорянский Репрессии 1927—1938 годов

О наметившейся политической оппозиции сталинщине свидетельствует распространение в Оренбурге стихотворения, приписываемого Есенину, — «Послание Демьяну Бедному», в котором критиковались существующие порядки. Его переписывали и передавали из рук в руки. Под влиянием этого стихотворения часть молодежи вышла из комсомола.

В 1927 году в Оренбург стали прибывать высланные в судебном и административном порядке. Первая партия насчитывала тогда 160 человек. В обстановке безработицы в городе проблема трудоустройства ссыльных была чрезвычайно острой. Решить ее должен был комитет помощи заключенным (тогда еще существовали такие объединения). Но судьба высланных волновала местную власть недолгое время. Скоро ситуация начала меняться.

Вскоре в Оренбурге началась кампания по закрытию церквей, мечетей, кирх, костелов, синагог, молитвенных домов с немедленным снятием колоколов и передачей их в фонд индустриализации, а зданий — под клубы и школы. Как свидетельствуют протоколы общих собраний, эта кампания проводилась «согласно наказу горсовета»[384]. А позднее, когда прошла серия собраний по предприятиям и кварталам города, где принимались соответствующие решения, горсовет заявил, что осуществляет столь необходимую меру «под давлением масс»[385]. Так было сказано в решении Оренбургского горсовета 3 февраля 1930 года.

Сохранившиеся подписные листы собраний, на которых решались вопросы о закрытии Нового собора, Воздвиженской, Петропавловской, Дмитриевской, Богословской и Михайловской церквей, а также об упразднении по докладу Рафикова мечети в поселке Карачи[386], говорят о том, что решения не всегда принимались единогласно. Так, в хозяйственном цехе Главных железнодорожных мастерских результаты голосования были таковы: за ликвидацию церквей выступило 45 человек, против — 13, воздержалось— 13[387].

Закрытие церквей лишало людей возможности отправления культа, нарушало права верующего населения. Разрушение кафедрального собора в центре города — факт дикого вандализма.

В 1930 году в Оренбурге проживало уже 7000 лишенцев (тех, кого лишали избирательных прав). На 2-й Оренбургской городской конференции ВКП(б), ссылаясь на продовольственные трудности, была дана команда: «не кормить классового врага»[388], то есть лишить «врагов народа» продовольственных карточек. Об этой задаче говорилось не раз на различных заседаниях. Вскоре было снято с довольствия 12 процентов населения города[389]. Когда же потребовалось жилье для авиашколы, то лишенцев выселили из домов и квартир в двухдневный срок[390].

К началу 1931 года дом заключения в Оренбурге был переполнен. На 325 мест по нормативам здесь в феврале находилось 1955 человек. Некоторые камеры были так «набиты, что войти в них невозможно — сплошная человеческая масса»[391]. Люди страдали и от вшей, нарастала угроза эпидемии. В докладной записке прокурор Козловский ставил вопрос об ускорении дел заключенных через тройки ОГПУ для «разгрузки», а также просил принять меры для перевода заключенных в Соль-Илецкую трудовую колонию или Орский домзак.

В начале тридцатых годов массовые репрессии применялись и по отношению к сельскому активу. Так, в 1931 году только по селам, находившимся в ведении Оренбургского горкома ВКП(б), было арестовано и отдано под суд пять председателей и 12 членов сельских Советов, 13 председателей колхозов и 14 членов их правления, 41 колхозник, восемь рабочих совхозов, один председатель коммуны, 14 членов экспертных комиссий[392]. Чаще всего их привлекали к суду за то, что они заявляли, что кулаков в их селах не осталось и облагать сверхзаданиями некого.

Что же считалось тогда крамольным, за что могли арестовать?

На закрытом заседании общего собрания членов и кандидатов ВКП(б) при Оренбургском горисполкоме 30 марта 1931 года было принято следующее решение: «Обязать каждого члена и кандидата ВКП(б) повести решительную борьбу с моментами кулацко-вредительской агитации о якобы периодичности неурожайных лет о всех моментах... немедленно ставить в известность парторганизацию»[393]. То есть даже констатация периодичности засух считалась теперь «кулацко-вредительской агитацией» со всеми вытекающими отсюда последствиями.

В документах есть утверждение, что в колхозах Городищенского сельсовета велась «усиленная кулацкая агитация за уравниловку при распределении аванса». Конечно, не кулаки, а скорее бедняки должны были, на наш взгляд, выступать за уравниловку.

После сталинского заявления о том, что по мере успехов социализма будет обостряться классовая борьба, в конце двадцатых — начале тридцатых годов прошли несколько процессов, которые должны были «подтвердить эту закономерность». Все они имели определенное отражение и в Оренбуржье.

В сущности, массовые репрессии берут свое начало с так называемого «шахтинского дела». Как докладывал начальник ОГПУ Оренбургской губернии Коростин, специалисты Оренбурга и вообще вся интеллигенция реагировали на него очень слабо, боялись о чем-либо высказываться или совершенно отмалчивались, или «считали этот заговор вымыслом ГПУ и очередным спецсредством»[394].

Позже в городе прошла чистка комсомольской организации школы имени Шевченко. Некоторых из учеников исключили из комсомола. Им вменялось в вину то, что они после появления статьи Сталина «Головокружение от успехов» рассуждали о распадающихся колхозах, хотя в самом деле были такие хозяйства. И хотя учащиеся пытались оправдаться тем, что они имели в виду те колхозы, которые создавались с нарушением принципа добровольности, их объяснение не было принято во внимание[395].

Процесс, получивший название «академического», по которому были привлечены выдающиеся историки страны Н. М. Дружинин, Е. В. Тарле и другие, у нас обернулся ликвидацией контрреволюционной националистической группировки среди студентов Оренбургского башпедтехникума в 1934 году. Руководителем группы сочли И. 3. Темирова (он родом из Сорочинского района, из середняков, бывший член ВКП(б)). Его обвиняли в том, что он разжигал вражду к «русским, которые, втягивая их (башкир, — Л. Ф.) в учебу, хотят еще больше закабалить». Темиров за свою «преступную» деятельность был исключен из комсомола. Оренбургский отдел ОГПУ, сообщая об этом, отмечал, что он был против чтения книг, считал, что готовиться к занятиям — «только забивать голову».

В вину ему ставился и тот факт, что, будучи у себя на родине год назад, он во время каникул прислал товарищам письмо, в котором писал, что «колхозники голодают и надежды на улучшение положения нет... и никогда они не придут к зажиточной жизни». Тогда по этому делу было арестовано четыре человека. Какова была их дальнейшая судьба — не известно.

В течение десяти месяцев просидели в тюрьме студенты Оренбургского железнодорожного техникума за «недовольство материальными условиями жизни работников путей сообщения». Так кратко сказано в документе.

В те годы обвинение во вредительстве становится не столь уж редким. В феврале 1933 года командир и комиссар 43-го полка 11-й кавдивизии поставили вопрос о вредительских действиях горсовета Оренбурга, проявляющихся в том, что при отключении электроэнергии в городе то же самое происходило и в казармах, и конюшнях полка. Виновных предлагалось немедленно привлечь к партийной и судебной ответственности.

8 мая 1933 года партийным, советским работникам, организациям ОГПУ, суда и прокуратуры была разослана инструкция, подписанная Сталиным и Молотовым. В документе подчеркивалось, что классовая борьба в деревне будет обостряться, предлагалось установить норму допустимого выселения кулацких семейств в пределах 12 тысяч по стране с разверсткой по каждому региону, а также упорядочить аресты и разгрузить места заключения. Устанавливалось, что максимальное число заключенных по линии наркомата юстиции, ОГПУ и Главного управления милиции, кроме лагерей и колоний, не должно превышать 400 тысяч на весь Союз. Ставилась задача уменьшить количество заключенных в двухмесячный срок с 800 до 400 тысяч. Для этого всем осужденным до трех лет предлагалось дать год принудительных работ, до пяти лет — направить в трудовые поселки ОГПУ свыше пяти — в лагеря ОГПУ. Далее в инструкции говорилось, что кулаки, осужденные от трех до пяти лет, подлежат направлению в трудовые поселки вместе с находящимися на их иждивении лицами. Таким образом, по существу речь шла не об освобождении 400 тысяч заключенных, а о перемещении их в лагеря и поселки ОГПУ с тем, чтобы освободить переполненные тюрьмы[396]. Возможно, это была «расчистка» мест для массовых репрессий последующих годов. Новейшие данные свидетельствуют, что в 1933 году в лагерях НКВД было в среднем 450 тысяч, из них осуждены за контрреволюционную деятельность около тридцати процентов[397].

С конца двадцатых — тридцатых годов действовали внесудебные репрессивные органы: двойки и тройки после XVII съезда партии было создано особое совещание при НКВД. Эти органы стали орудиями массового конвейера репрессий в стране. После убийства С. М. Кирова репрессивные меры приобрели массовый характер. Было издано постановление ЦИК «О порядке ведения дел о подготовке пли совершении террористических актов», принятое по предложению Сталина. Никогда в истории юридические документы не создавались в столь короткий срок. На основе этого постановления дела такого характера стали рассматриваться не более, чем за 10 дней, без сторон обвинения и защиты. Кассационное обжалование не применялось, приговор приводился в немедленное исполнение. Число арестованных по этом) виду преступлений подскочило вверх. 29 июля 1936 года вышла инструкция о допустимости любых методов следствия. И развернулись процессы один за другим, которые привели к массовому истреблению соратников В. И. Ленина, а затем последовало уничтожение военного командования (40 тысяч командиров различного ранга), ученых, писателей, инженеров, тружеников городов и сел нашей страны, рабочих и крестьян.

Град репрессий вскоре обрушился на работников НКВД, их было истреблено более двадцати тысяч. Пострадало более двух третьих делегатов XVII съезда ВКП(б), недаром его стали называть «съездом расстрелянных». В этом списке есть и представители от Оренбуржья: председатель Оренбургского облисполкома К. Е. Васильев и его заместитель Н. А. Сорокин.

Как свидетельствует Р. А. Медведев, только в 1937—1938 гг. было арестовано около одного миллиона членов партии и четыре-пять миллионов беспартийных. По уточненным данным генерал-майора В. Ф. Некрасова, доктора исторических наук, профессора, за 1921—1954 гг. судебными и несудебными органами осуждено за контрреволюционные преступления 3 777 380 человек, из них к высшей мере наказания приговорено 642 980, к заключению — 2 369 220, к ссылке и высылке — 765 180 человек[398].

Культ личности Сталина, сложившаяся командно-административная система, растущая бюрократическая машина, чудовищный судебный произвол, создание внесудебных органов для осуществления репрессий, обстановка беззакония, попрание демократических принципов выборности в партии — все это и многое другое обусловило деформацию в обществе, привело к трагедии народа, подрывало инициативу, порождало атмосферу недоверия и страха.

Террор, проходивший в 1928—1938 гг., уничтожил лучших представителей партии, комсомола и профсоюзов, капитанов социалистической индустрии, крупных ученых, писателей, миллионы простых честных и даровитых тружеников. Все это нанесло громадный удар по развитию страны, внесло сумятицу в сознание многих людей.

2 ноября 1941 года академик В. И. Вернадский записал в своем дневнике: «Крупные неудачи нашей власти — результат ослабления ее культурности...», уровень которой «сильно понизился в последние годы — в тюрьмах, ссылках и казнены лучшие люди партии, делавшие революцию, и лучшие люди страны. Это сказалось очень ярко уже в первых столкновениях — в финляндской войне и сейчас сказывается катастрофически». У руля репрессивной машины стояли Сталин, Берия, Ворошилов, Жданов, Каганович, Молотов. Маленков и другие, долго и близко работавшие со Сталиным.

В Оренбурге террор развернулся вскоре после процесса по делу над «троцкистско-зиновьевским объединенным террористическим центром». И особенно после приезда в город на III пленум Оренбургского обкома ВКП(б), посвященный вопросу «О подрывной работе врагов народа в Оренбургской организации», секретаря ЦК ВКП (б) А. А. Жданова[399]. По его команде было распущено бюро Оренбургского обкома ВКП(б), объявлены «заклятыми врагами народа» секретари Оренбургского обкома ВКП (б) Петр Григорьевич Гришаев, Петр Васильевич Митрофанов, семь заведующих отделами (все члены партии с 1919 года): Семен Натанович Беленький (заведующий отделом органов обкома), Николай Александрович Росоцкий (заведующий промышленно-транспортным отделом), Николай Павлович Тарноградский (член ВКП(б) с 1915 года) и другие. Все члены бюро обкома (за исключением А. Ф. Горкина) были объявлены «матерыми бандитами, врагами народа». Из 65 членов пленума Оренбургского обкома ВКП(б) 31 был объявлен «врагом народа», из 55 секретарей горкома и райкомов ВКП(б) разоблачены как «враги народа» 28[400]. Среди них был секретарь Оренбургского горкома партии Александр Иванович Осипов. Большинство объявленных врагами народа секретарей райкомов ВКП(б) были членами ВКП(б) с 1917—1919 гг.

Град репрессий обрушился на видных советских работников. В числе тех, кого объявили «врагом народа», был председатель Оренбургского губисполкома Константин Ефимович Васильев. Он обратился к А. А. Жданову с просьбой разобраться в предъявленных ему ложных обвинениях. «Какой же я враг народа, — говорил он, чуть не плача, — ведь я сражался за Советскую власть и ей отдавал всю жизнь». На это последовал короткий, как выстрел, ответ: «Заткнись, фашистский ублюдок!».

Главарем «фашистско-троцкистской организации» тогда объявлен заместитель председателя Оренбургского облисполкома, член ВКП(б) с 1918 года Николай Александрович Сорокин, за антипартийное поведение исключен из ВКП(б) председатель Оренбургского горсовета В. И. Степанов (который вскоре застрелился). В принадлежности к фашистско-троцкистской организации обвинили заместителя председателя горсовета Либмана.

Суровые репрессии обрушились на руководителей райисполкомов Оренбурга. Как «враг народа» был арестован председатель Ежовского райсовета, кандидат в члены президиума Оренбургского горсовета Александр Степанович Сафонов, за связь с «врагами народа» привлечена Елена Осиповна Мукомолова, заведовавшая отделом кадров этого же райисполкома[401], был схвачен председатель Кировского райисполкома Ф. И. Зубарев, пострадали и другие работники в этих райисполкомах[402].

Борьба с «врагами народа», их «выявление» стали тогда, как это ни ужасно, важнейшей задачей горсовета. Об этом недвусмысленно говорят документы. Как это ни парадоксально, даже в плане отдела социального обеспечения на первый квартал 1938 года ставилась задача «Об оживлении работы секции по вовлечению нового актива и развертыванию выявления «врагов народа» и чужих»[403] (подчеркнуто мной — Л. Ф.). Секция, которая должна была защищать интересы пожилых граждан, сирот, инвалидов, быть воплощением гуманизма, стала выполнять сыскные функции, во главу угла ставила вылавливание ни в чем неповинных людей.

Среди репрессированных было немало директоров фабрик, заводов, совхозов, МТС, председателей колхозов, рядовых тружеников. Всех не назовешь.

Пострадали и журналисты области. Из 55 редакторов районных газет в 1937—1938 гг. были репрессированы 32. Врагом народа назвали талантливого журналиста, редактора газеты «Оренбургская коммуна» С. А. Колесниченко. Его исключили из партии «как не заслужившего политического доверия». Предателями были объявлены сотрудники областной газеты «Большевистская смена», другие работники средств информации.

Только райкомы ВКП(б) Оренбургской области за 1937 год исключили из партии как «врагов народа» 841 человек и 570 «за связь и пособничество им»[404]. Эти цифры говорят о том, насколько широким был размах антинародных акций.

Колесо произвола не оставило в покое и комсомольских работников, рядовых членов ВЛКСМ. Был репрессирован весь состав бюро Оренбургского обкома ВЛКСМ, начиная от первого секретаря Виктора Калашникова и кончая заведующими отделами. Был репрессирован редактор областной молодежной газеты «Большевистская смена» В. А. Начинкин. Только за четвертый квартал 1937 года в области исключили из комсомола более тысячи юношей и девушек. Их объявляли «враждебными элементами». С таким клеймом дальше трудно было найти место в жизни.

Вопли о врагах народа тогдашнего наркома путей сообщения Л. М. Кагановича толкали на упорный поиск и фабрикацию таких дел. На Оренбургской железной дороге постарались найти «троцкистскую организацию». Первую «вредительскую группу» на транспорте «разоблачили» в конце 1936 года. Вскоре к расстрелу были приговорены начальник Оренбургской железной дороги, член ВКП(б) с 1907 года Георгий Васильевич Подшивалин, начальник политотдела дороги, член ВКП(б) с 1911 года Георгий Евсеевич Чигеров. Затем такая же участь постигла и нового начальника Оренбургской железной дороги Степана Терентьевича Ковылкина. По данным бывшего Оренбургского областного партийного архива обкома КПСС за год (1937—1938) было уволено с работы на железной дороге 1602 человека и арестовано 1130 работников транспорта[405].

Жертвами репрессий стали видные борцы за власть Советов на территории края и страны, многие из них наши земляки — маршалы А. И. Егоров, В. И. Блюхер, командармы второго ранга Н. Д. Каширин, М. Д. Великанов, комкор Г. Д. Гай, председатели Оренбургского губкома и губисполкома И. А. Акулов, А. А. Коростелев, С. П. Терехов, П. Д. Каширин, прославленные герои Октября и гражданской войны: И. Д. Каширин, П. С. Курач, А. Е. Левашов, К. А. Хакимов, М. А. Шарапов.

Репрессии 1937—1938 гг. в Оренбурге привели к резкому ухудшению дел на предприятиях, к снижению производительности труда. План выпуска продукции за 1937 год был выполнен на 82.4 процента, а за пять месяцев следующего года только на 32 процента. Почти все предприятия города не справлялись с плановыми заданиями.

Вредителей искали везде. Пострадать можно было только потому, что, скажем, сосед завидует твоей жилплощади. Достаточно его доноса — и ночью к подъезду или воротам дома подкатит «черный ворон» — так в народе называли машину НКВД, на которой увозили подозреваемых... На них быстро сфабриковывались дела, и они как «враги народа» получали свои сроки. Вот такое страшное было время. Пресс злодеяний давил человеческие жизни, коверкал их судьбы, и никому до этого не было дела.

Нашли вредителей в областном отделе народного образования. Его заведующий Н. М. Шапошников так и не знал, что его реабилитировали, весть эта в живых его не застала. А сколько было таких судеб!

Среди репрессированных оказались директора, преподаватели, секретари комсомольских организаций вузов и техникумов.

Была вскрыта группа «вредителей» при областном управлении книжной торговли во главе с заместителем оперативного сектора М. П. Постоловым. Работникам управления было предъявлено обвинение в том, что они занижали планы на партийную и сельскохозяйственную литературу, особенно по перевыборам в Верховный Совет СССР, сокращали заявки на произведения Сталина, Кирова, Молотова и других членов ЦК ВКП(б), сдавали труды перечисленных в утильсырье. Арестовано было шесть человек[406].

Заведующий областным отделом профтехобразования А. Задорин был арестован как «враг народа», а затем расстрелян. Смерч репрессий подкосил сотрудников Оренбургского областного краеведческого музея, и этот очаг культуры не действовал[407] в течение нескольких лет. Черное время надолго затормозило социально-экономическую и культурную жизнь Оренбуржья. По данным УКГВ по Оренбургской области в 1937—1938 гг. репрессивным мерам подверглись 12 тысяч человек. Сейчас идет процесс реабилитации и возвращения доброго имени всех пострадавших безвинно.