Ноябрьская революция и её последствия

Ноябрьская революция 1918 года^{131}, завершившая целую эпоху в немецкой и прусской истории и одновременно открывшая новую эпоху, относится к важнейшим событиям нашей истории. Однако в Кёнигсберге она внешне проявилась настолько незначительно, что даже трудно определить её значение. Негативные симптомы развала старого порядка, старых связей, которые до сих пор считались необходимыми, произвол и распущенность, усиленные поражением, и неизвестность в отношении будущего Германии и Восточной Пруссии — всё это проявилось яснее и чётче, чем первые скромные ростки того нового, которое хотели построить. Как любая перестройка, так и эта принесла с собой не только ориентированные на будущее идеи, но и привела в движение все низменное в человеке, замутившее новое начало.

В ноябре 1918 года инициатива исходила не из Восточной Пруссии. События в Кёнигсберге последовали за берлинскими и повторили их в более слабой форме. В то время, как лучшие люди города находились ещё на фронте, за их спиной пала монархия, во имя которой они воевали, так как усматривали в ней национальную форму своего государства. Командующий генерал ночью передал свою шпагу радикальному крикуну^{132}. Малосознательные солдаты собирались под красными флагами на демонстрации. Организовывались солдатские и рабочие Советы, самостоятельно наделявшие себя большими полномочиями. Они соперничали друг с другом, принимали невыполнимые решения, о которых сразу же и забывали. И всё это имело место в тот период, когда запасы топлива и продуктов питания уменьшались, когда фабрики и заводы остановились из-за нехватки сырья и нежелания рабочих трудиться. Не стоит здесь упоминать тех, чьими именами в ту пору заполнялись колонки газет, а именно председателей разных Советов. Никто из них не создал ничего нового, не указал дорогу в будущее. И лишь благодаря их посредственности переворот в городе прошёл без кровопролития, уличных боёв и баррикад.

Хотя радикалы кричали громче других, но не они, а трезвые и умеренные силы, в особенности социал-демократы под руководством Фридриха Эберта, отвергавшие большевизм и выступавшие за парламентскую демократию, определяли дальнейший путь развития. С ними сотрудничали деятели старого режима, желавшие оградить государство и народ от полного развала и анархии. Так, хорошо зарекомендовавший себя оберпрезидент фон Батоцкий, другие высокие чины не покинули своих постов, хотя им и пришлось пережить много неприятного. Президента полиции сменили лишь в 1919 гаду. Его место занял секретарь социал-демократической партии Йозеф Люббринг, объявивший большевизму бескомпромиссную войну. Два деятеля, имевшие большие заслуги, но угодившие в центр политического внимания и пользовавшиеся дурной славой «продолжателей войны», обербургомистр Кёрте и председатель депутатского городского Собрания Диришле, были освобождены от должности. Оба ненадолго пережили собственное падение и падение своей отчизны. Обязанности обербургомистра временно исполнял социал-демократ Альберт Боровский, но вскоре уступил эту должность городскому казначею Эрдманну. Одним словом, Кёнигсберг в это бурное время был, так сказать, без обербургомистра, пока в августе 1919 года на эту должность не избрали Ханса Ломайера.

Из большого количества возникших повсюду рабочих и солдатских Советов в конце концов создали «Восточно-Прусский провинциальный Совет рабочих и солдатских депутатов», возомнивший себя организатором и представителем политической деятельности всей провинции. Его самой большой заслугой являлось то, что на одном из своих съездов, который состоялся в начале феврала в Доме союзов в Тиргартене, он не пошёл на то, чтобы превратить демократическую Ноябрьскую революцию в коммунистическую «февральскую», а встал на сторону Эберта и Национального собрания, которые «сами должны принять решение о дальнейшем политическом развитии отечества». Решение отнюдь не являлось само собой разумеющимся. Существовали мощные силы, как в Советах, так и в Независимой социал-демократической партии, которые хотели бы преобразовать Германию в государство Советов по российскому образцу.

В Кёнигсберге эта опасность была особенно велика, поскольку Красная армия стояла недалеко от восточно-прусской границы. По этой причине трезвые головы всех партий дружнее, чем в других местах, объединились против радикализма. В Кёнигсберге существовали и такие силы, которые были готовы открыть ворота стучащейся в двери мировой революции. Они действовали прежде всего в отрядах так называемого солдатского и матросского ополчения, созданных по постановлению Совета солдатских депутатов и легализованных законом от 12 декабря. Ополчение насчитывало примерно 1000 человек и в своём большинстве состояло из уголовных элементов. Руководил им Комитет из семи человек, заседавший в замке. Ополчение терроризировало граждан. В дальнейшем предполагалось преобразовать его в первые отряды немецкой Красной армии. Выборы в германское и прусское Национальные собрания всё же удалось провести. И когда 2 марта 1919 года впервые избрали городских представителей по новому избирательному праву, то террор в городе достиг своего апогея. Коммунисты не принимали участия в выборах. Победила Независимая социал-демократическая партия Германии (НСДПГ), она получила 29 мест, СДПГ — 21 место, Немецкая народная партия — 20 мест, демократы — 17, немецкие националисты — 8, центристы — 3 места. Хотя так называемые бюргерские партии оказались в меньшинстве, но поскольку СДПГ давно была известна в качестве демократической партии, то большинство избирателей на этих выборах высказалось против системы Советов.

Претворить в жизнь волю народа выпало на долю Августу Виннигу, являвшемуся с января месяца рейхскомиссаром Восточной и западной Пруссии, а с июня и оберпрезидентом провинции с резиденцией в Кёнигсберге. В качестве рейхскомиссара оккупированных бывших русских территорий^{133} ему пришлось отказаться от немецкой восточной политики. Будучи комиссаром этих территорий он видел опасность, грозившую Восточной Пруссии извне. Осознание этого факта — а этого не хватало большинству прусских политиков — стало определяющим в его дальнейшей деятельности. Целью Виннига являлось восстановление государственного авторитета, основанного на широком надпартийном политическом доверии. И когда он после переговоров с народным ополчением не достиг этой цели и неудачей закончилась его попытка создать городское ополчение, то он прибегнул к единственному оставшемуся в руках правительства средству, к военным добровольческим корпусам. Им удалось 4 марта 1919 года сломить террор Красных матросов. Военной стороной операции, при проведении которой было несколько раненых и убитых, руководил командующий генерал, а политическую ответственность нёс Винниг. Красный террор не сменился белым. Горожане смогли облегчённо вздохнуть. Независимцы и спартаковцы кричали об угрозе революционным свободам, исходящей от реакции, о «кровавой бойне» 4 марта и «нечеловеческой жестокости» солдат. Да и социал-демократы, которые запутались в идеологии классовой борьбы, поддерживали этот тон и с неблагодарностью отзывались о своём товарище Винниге. И только благодаря влиянию своей личности Виннигу удалось предотвратить всеобщую забастовку. Он добился также роспуска народного ополчения и создания нового народного полка на казарменном положении в качестве дисциплинированного отряда, подчинявшегося командующему генералу. Новая полицейская служба безопасности взяла на себя заботу о сохранении порядка в городе. И чем лучше работали новые демократические власти, чем большее число шатавшихся без дела солдат было демобилизовано, тем во всё большей степени теряли своё влияние Советы рабочих и солдатских депутатов. И когда они в конце 1919 года были распущены правительством, то никто не выразил недовольства.

После того, как Виннигом и военными добровольческими корпусами была устранена угроза большевистского переворота, усилились устремления, направленные против Версальского мирного договора^{134} и вытекающей из него внешней угрозы для провинции. Летом 1919 года обстановка созрела для проведения реформы городского управления. Тринадцатым обербургомистром, избранным после принятия «Городского уложения», стал Ханс Ломайер, бургомистром — Карл Гёрделер, оба уроженцы Западной Пруссии. Несмотря на то, что Гёрделер являлся членом исполкома Немецкой национальной народной партии, он пользовался доверием депутатов от СДПГ. Попечитель городских школ Штеттинер и советники по делам строительства Кутшке и Глаге остались на своих постах. Среди вновь избранных членов магистрата не было ни одного представителя партии социалистов, и это несмотря на то, что СДПГ была так же сильна, как и правящая Немецкая народная партия. Отказ от партийной коммунальной политики пошел городу на пользу.

Однако всё хуже становились отношения между Виннигом и социал-демократами. В январе 1920 года он вышел из рядов партии и попросил отставку у магистрата. Его удалось уговорить остаться на своих прежних постах, а также в партии. Однако сама партия ждала лишь удобного момента, чтобы избавиться от неудобного ей человека. Этот момент наступил во время Капповского путча^{135}. И то обстоятельство, что Винниг, являясь прусским оберпрезидентом, встал на сторону Каппа, стало подходящим поводом, чтобы причислить его к лагерю реакции. На самом же деле Винниг принял такое решение потому, что был неправильно информирован. Он поверил в то, что Капп стал хозяином положения и создаст многопартийный кабинет. И Виннигу пришлось приложить все свои силы, чтобы сохранить мир в провинции, страдающей от последствий Версальского договора, в южной и западной частях которой через несколько недель должен был состояться плебисцит по вопросу будущего всего края. Однако он потерял своё доброе имя, хотя за весь период путча в Восточной Пруссии не было сделано ни одного выстрела, не было ни одной забастовки. После неудавшегося путча Винниг лишился всех своих постов. Его место рейхскомиссара и государственного комиссара занял городской советник Альберт Боровский, пробывший на этом посту до июля месяца. В июле должность упразднили. Боровский не стал проводить в жизнь те радикальные решения, которых от него требовали. Он терпеть не мог доносов, которыми его буквально засыпали. С присущей ему скромностью, спокойно, без бурных выступлений он сумел уберечь провинцию от внутренних потрясений и провёл 11 июля плебисцит. Это был несомненный успех. В 1945 году Боровский был убит в Кёнигсберге советскими солдатами. В должность оберпрезидента вступил в апреле адвокат из Инстербурга Эрнст Зир, выходец из семьи с устоявшимися демократическими традициями, и с успехом пребывал на этом посту до 1933 года. Кёнигсбергский магистрат остался без изменений, так как Ломайер отказался занять сторону Каппа.

Страшным завершением смутного послевоенного времени стал взрыв склада боеприпасов возле департамента военных имуществ в Ротенштайне, происшедший 10 апреля [1920 года] и унёсший около 200 человеческих жизней.