Экономика и население

Положение Кёнигсберга в сплетении торговых путей во времена герцога не отличалось от того, которое он занимал в орденском государстве. Город лежал на середине пути, который вёл из Данцига через залив Фришгаф, реки Прегель и Мемель в Кауэн. Городу Данцигу, благодаря опыту, богатству и большой активности его купцов, ещё долго принадлежало первенство на этом пути, хотя доля кёнигсбергских купцов в товарообороте после закрытия Орденского Торгового двора увеличилась, так как герцогская администрация самостоятельно торговлей не занималась. Ассортимент товаров также остался прежним, увеличился лишь ввоз леса из Литвы.　

Неоднократные попытки герцога создать прусский военный флот встречали упорное сопротивление купечества. Тот флот, что базировался в Кёнигсберге и в укреплённом с 1550 года Пиллау, состоял лишь из нескольких кораблей, выполнявших и торговые рейсы. Он никогда не участвовал в морских сражениях и бесславно пришёл в упадок.　

Ведущее место в прибалтийской торговле, наряду с купцами из Данцига, принадлежало голландцам. Тем самым мы затрагиваем тему, более двух веков вновь и вновь определявшую экономику Кёнигсберга: отношение местных купцов к приезжим. Эти приезжие, сначала голландцы, а затем англичане и французы, бежали от преследований за веру, но были не лютеранами, как кёнигсбержцы, а кальвинистами. Тот факт, что в силу своего кальвинистского мировоззрения они приносили с собой в Пруссию из своих экономически передовых стран новые, капиталистические методы хозяйствования, делало их в глазах местных купцов вдвойне подозрительными и ненавистными. Правда, действовал старый принцип — гость не торгует с гостем, но чужестранцам удавалось обойти его, пользуясь услугами фирм местных купцов, рассматривая их не в качестве партнёров, а в качестве посредников, так как им выплачивались комиссионные.　

Примерно в середине века из всех заходивших в Кёнигсберг торговых судов лишь четвёртая часть ходила под голландским флагом, однако на её долю приходилась почти половина обрабатываемого груза. Очень скоро голландские купцы стали жить в лучших домах Кнайпхофской Ланггассе. Герцог защищал их от всех нападок. Когда муниципалитет Кнайпхофа в 1538 году бросил нескольких голландцев в тюрьму, лишив их гражданских прав, герцог написал следующие слова: «Давайте жить с этой нацией, как и с другими, в равенстве, как это было с древних времён, с тем, чтобы не возникало разобщения наций». Но именно разобщения желало эгоистичное кёнигсбергское купечество, думавшее только о своей выгоде. Принципом же прусской государственной политики уже тогда, за 200 лет до Фридриха Великого и Лессинга, являлось равноправие наций.　

Помимо уже упомянутых голландцев при герцогском дворе, торговых представителей и самих купцов, в Кёнигсберге находилось также большое количество нидерландских ремесленников: бондарей, красильщиков, суконщиков, ткачей. Они привозили со своей родины разнообразные методы и навыки работы, не известные в Пруссии. Это являлось причиной многих ссор с местными мастерами. Удобным средством ведения борьбы с неугодными конкурентами было подозрение голландцев в ереси. Лёбенихтскому пастору, к общине которого принадлежали нидерландские купцы, жившие в Россгартене, в 1543 году вменили в обязанность проэкзаменовать их на предмет истинной веры. В случае выявления отклонений от верного учения и если они не отказывались от своих убеждений, купцов изгоняли. Ещё в 1559 году герцог запретил всем гражданам сдавать жильё голландцам, если президент консистории не удостоверил их истинной веры.　

Не случайно именно в Россгартене проживало множество голландцев: этот пригород заложили специально для них. Территории, примыкавшие к замку, имели ярко выраженный сельский характер. Россгартен, по свидетельству Хеннебергера, до 1539 года не застраивался; за исключением трактира и нескольких амбаров, здесь ничего не было. Начиная с 1540 года, герцог приступил к планомерной застройке пригорода, который сначала назывался «Нойе Хубен», а позднее получил название Россгартен. Участок за участком герцог отдавал придворной прислуге и свободным мастерам за воротами Кройцтор, разделявшими Россгартен и свободные земли замка. Уже в 1542. году он смог основать новую слободу, дав ей устав. Примерно в 1550 году в Кёнигсберг переселились сыромятники, принёсшие более тонкий способ дубления кож. Они поселились на склоне, тянувшемся от Россгартена к пруду Шлосстайх, и жили под герцогским покровительством. Их ремесло требовало много воды. Поэтому дубильни построили у пруда. Улица сыромятников Вайсгерберштрассе названа в их честь. Лишь после сооружения моста через пруд Шлосстайх в 1753 году она стала магистральной. В 1556 году Россгартен получил устав общины, а в 1576 году — печать с изображением белого коня, пасущегося на зелёной траве.

Значительно ниже голландцев в социальной структуре находились шотландцы. В качестве старьёвщиков, мелких торговцев и разносчиков они уже во времена Ордена давали в Пруссии повод для многочисленных инструкций. Шотландцы стали проникать в низшие слои населения Кёнигсберга, их презирали, питали к ним недоверие, но вынужденно терпели. Так как им не разрешалось покупать дома, то жили они в каморках и подвалах, поэтому их называли ещё «подвальными шотландцами». Если они продавали с лотка или вразнос, то их называли «пауделыноттен», т.е. шотландцы-коробейники. Эти люди, всеми презираемые и подозреваемые в ереси, держались особенно сплочённо.　

Улицы Кёнигсберга в эпоху герцога Альбрехта были, вероятно, такими же, как и столетием раньше. Но кроме восточного крыла замка и университета, в то время появилось много других зданий. Одни только разрушительные городские пожары вынуждали много строить. В 1539 году сгорели пригород Закхайм, его центральная площадь и дома у рынка Россгертер Маркт. Пожар перекинулся даже через пруд Шлосстайх на пригород Трагхайм. В 1544 году пожар уничтожил лавки около собора, и бушующее пламя поглотило и деревянные части его двух башен. Позже они были по чертежу придворного столяра Ханса Вагнера заново отстроены и пребывали в этой форме до 1944 года. Южная башня имела двенадцатиугольную надстройку под заострённой крышей, северная — обыкновенный фронтон.　

Альтштадт являлся настолько состоятельным городом, что мог позволить себе построить или модернизировать три общественных здания. Ратушу украсили в 1528 году двумя деталями, отвечающими вкусам эпохи: на одной башне — астрономические часы, на другой красовалась бородатая голова с короной. Когда каждый час раздавался бой часов, из головы высовывался язык. Ратушу в 1754 году из-за ветхости снесли. Альтштадтский юнкерхоф в 1544 году отстроили заново. В 1539 году значительно расширили и снабдили сводом Альтштадтскую церковь.　

Важнейшей новостройкой того периода являлся мост Хонигбрюке. Из-за особенностей взаиморасположения и взаимоотношений трёх городов Кёнигсберга каждый мост через Прегель всегда являлся вопросом не только техническим или транспортным, но и делом политическим. Это видно на примере уже описанных споров по поводу строительства моста Хоэ Брюке. После того, как данный спор решился в пользу Альтштадта, Кнайпхоф приложил все усилия к тому, чтобы с помощью моста между островом и рынком Линденмаркт заполучить доступ к новому торговому пути, ведшему по дамбе Вайдендамм и через мост Хоэ Брюке в Натанген. После того, как Кнайпхоф внёс деньги на строительство гимназии, герцог в 1542 году разрешил построить данный мост. Происхождение его названия «Хонигбрюке» (Медовый мост) неизвестно. Он был седьмым по счёту мостом через Прегель. Их количество на протяжении 300 лет оставалось неизменным. С тех пор излюбленной игрой горожан стала попытка перейти все семь мостов, не ступив ни на один из них дважды. Даже великий математик Леонард Эйлер занимался этой «Кёнигсбергской задачей» и доказал в 1763 году в отдельном труде, что она неразрешима. О численности населения Кёнигсберга, из-за отсутствия надёжных источников, можно лишь предполагать. Вероятно, Кёнигсберг в 1550 году имел 14000 жителей (в Риге проживало 8000, в Данциге — 26000, в Любеке — 25000).