Наука и образование

Реформация, Возрождение и эпоха Гуманизма составляли своим трёхзвучием аккорд времени. Все три направления получили своё развитие и в Кёнигсберге, особенно при дворе. Альбрехт не был учёным человеком, но относил себя к приверженцам гуманистической учёности и стремился до глубокой старости к знаниям. Гуманистами были реформаторы (за исключением неотёсанного Амандуса), духовные и светские советники герцога, университетские профессора и придворные врачи. Отношение Альбрехта к своим лейб-медикам Базилиусу Аксту, Иоганну Бреттшнайдеру, Андреасу Аурифаберу, Валериусу Фидлеру и Матиасу Стойусу основывалось на доверии. От случая к случаю герцог приглашал ко двору и не местных врачей. Так, в 1541 году Николай Коперник по просьбе Альбрехта несколько недель находился в Кёнигсберге для лечения герцогского советника Георга фон Кунхайма. Коперник в то время был широко известен и как врач, и как астроном.　

Придворного астролога Альбрехт при себе не держал. Но он проявлял живой интерес к зарождавшимся естественным наукам, к которым относилась и астрология. Состоявшие с ним в дружбе математики и астрономы снабжали его гороскопами и предсказаниями, в которые он, как и многие его современники, верил. Старейший кёнигсбергский календарь составил Иоганн Карион, придворный астролог курфюрста Бранденбургского, в 1537 году.　

У Альбрехта было открытое сердце для всех, кого преследовали как приверженцев учения Лютера, и предоставлял им убежище в своей стране. Особенно после Аугсбургского интерима^{43} в Пруссию перебрались профессора, священники и педагоги из многих земель Германии. Предпочтение отдавалось голландцам, которые по причине своего вероисповедания вынуждены были покинуть свою Родину. Хотя ревностные лютеране и подозревали их в ереси, герцог всё же брал их под защиту. Как купцы и ремесленники, они способствовали укреплению экономических связей, существовавших в то время между Нидерландами и Пруссией — голландцы стали преемниками ганзейских купцов на Балтике, — как гуманисты они стали гордостью двора и университета, как например, Вильгельм Гнафеус и Иоганн Кампинге. Беженцев из Польши и Литвы, покидавших свою Родину из-за веры, герцог также принимал и обеспечивал работой в своей стране. Обителью муз, как многие итальянские дворы того времени, Кёнигсберг не стал, хотя герцог стремился привлечь сюда поэтов и ораторов. Знаменитый гуманист Кротус Рубеанус всё же несколько лет состоял в должности герцогского личного секретаря, но вернулся потом назад в Германскую империю и в лоно католической церкви. После него самой яркой звездой на литературном небосклоне Кёнигсберга являлся Сабинус.　

Сам Альбрехт не был латинистом, но проявлял живой интерес к историческим и генеалогическим научным трактатам и книгам вообще. Он покупал много книг у кёнигсбергских книготорговцев, а также через своих агентов и в Германии, оказывая некоторым содействие, оплачивая затраты на печатание. Он основал две библиотеки: личную, разместившуюся в пристройке к воротам и насчитывавшую свыше 650 томов, и публичную в замке, имевшую 3400 произведений, для обслуживания которых принимал на службу библиотекарей. Известнейшими из них были Полифем из Голландии и географ Генрих Цель, составивший первую географическую карту Пруссии, напечатанную в 1542 году. Позднее герцогским библиотекарем стал Маттиас Мениус, составлявший календари и астрологические предсказания и бывший к тому же крупным астрономом. В дворцовом парке, на месте которого позже была площадь Парадеплатц, он в 1584 году вместе с помощником астронома Тихо Браге так точно определил широту Кёнигсберга в 54 градуса и 44 минуты, что Бесселю позднее понадобилось поправить её лишь на 70 секунд.　

Герцог хотел покупать столь любимые им книги не только за пределами Пруссии, но стремился их издавать в собственной стране. Он подтолкнул Ханса Вайнрайха к созданию первой кёнигсбергской книгопечатной мастерской. В 1524 году здесь из-под пресса вышло в свет первое издание; с тех пор Кёнигсберг слыл городом хорошего книгопечатания. Экономической базой типографии служили, конечно же, не только заказы двора, но в ещё большей степени это были потребности университета, городской администрации и церкви. Печатались государственные и церковные уставы, трактаты и проповеди, а также всякого рода евангелические сочинения. Особо следует отметить издание первого немецкого евангелического песенника в 1527 году. Значение типографии Вайнрайха для Реформации в Пруссии едва ли можно переоценить. И всё же она была не в состоянии удовлетворить все потребности. Поэтому знаменитейший печатник эпохи Реформации, Ханс Люффт открыл в 1549 году возле пруда Шлосстайх филиал своего всемирно известного виттенбергского предприятия, который выполнял функции придворной и университетской типографии. Привилегия перешла впоследствии от него к зятю, лейб-медику Андреасу Аурифаберу. В 1553 году обе типографии в результате волнений, вызванных учёным-теологом Осиандером, пришли в упадок. Вновь помог герцог. Он пригласил из Нюрнберга в Кёнигсберг печатника Иоганна Даубманна, который до своей смерти в 1573 году печатал книги на немецком, латинском, польском, литовском и прусском языках. Иноязычные издания в первую очередь предназначались для укрепления лютеранства в тех общинах Пруссии, где проповеди читались на прусском, мазурском и литовском языках. Одновременно они служили распространению евангелического вероисповедания в Польше и Литве. Что касается литовского, то кёнигсбергские издания вообще являлись первыми печатными публикациями на этом языке. Они решающим образом способствовали подъёму литовского языка на уровень письменного. Типографию Даубманна в наследство получил его зять Георг Остербергер из Франконии. Несмотря на то, что он был секретарём герцогской канцелярии, он всё же получил печатную привилегию. За исключением нескольких недолго просуществовавших непривилегированных, так называемых потайных печатен, типография Даубманна-Остербергера была единственной в герцогстве. Бумагу для нужд администрации и типографии необходимо было закупать за границей, сначала в Брюгге и Антверпене, а затем в Равенсбурге, Нюрнберге и Дрездене. Построенная в 1524 году у Виррграбена неподалеку от Кёнигсберга бумажная фабрика из-за частой нехватки воды была малопроизводительной.　

Нельзя считать, что придворное общество, состоявшее в основном из иноземцев, было занято лишь самим собой и не имело никаких дел с горожанами. Многие приближённые двора, привлечённые герцогом в страну, обрели в Кёнигсберге, как и сам Альбрехт, вторую родину, породнились с членами муниципалитета. Известными семьями патрициев того времени были семьи Плато, Нимтш, Гётц, Белер, Лохерер, Мараун и Фаренхайд. Можно предположить, что жизненный уклад состоятельных кенигсбергских коммерсантов не уступал придворному, к тому же многие из них являлись кредиторами двора, а герцог имел у некоторых из них большие долги.　

Три старые церковные школы Кёнигсберга были реформированы в духе Меланхтона и преобразованы в латинские школы. Между ними и церковью, как и прежде, существовала тесная связь — ведь большинство педагогов и все директора являлись теологами, — однако теперь муниципалитеты получили право назначать учителей и осуществлять контроль над школами. Основой образования служили лютеранство и гуманизм. А гуманистическое образование предполагало также инсценировки латинской школьной драмы. Почти каждый год одна из трёх школ ставила такую драму при дворе и, конечно же, в городских юнкерхофах. Меньшим авторитетом, чем латинские школы, пользовались немецкие, где латинский язык не преподавался.　

Искренним желанием Альбрехта было увенчать дело школьной реформы созданием университета. Этого он хотел прежде всего, как христианин, как покровитель науки и как правитель страны. Согласно такому трёхкратному желанию новая высшая школа была нацелена на три задачи. Первая — нести Евангелие за пределы герцогства, далеко на восток; вторая — быть питомником гуманистического образования; и третья — давать стране хорошо подготовленных проповедников, врачей и юристов. В 1536 году Альбрехт, находясь в Копенгагене по случаю коронации датского короля Кристиана, ознакомился с университетом, реформированным Бугенхагеном, и внял его наставлению сделать аналогичное в Кёнигсберге. В послании ландтагу в 1540 году герцог рекомендовал сословиям «в нашем княжестве Пруссия организовать христианскую школу». По совету Полиандера Альбрехт вначале удовлетворился созданием академической частной гимназии, в которой молодёжь готовилась бы для поступления в университет. После того, как сословия согласились с этой рекомендацией и решился вопрос финансирования, частная гимназия в 1541 году была построена. Так появилось первое в Кёнигсберге учебное заведение, которое должно было служить не городу, а интересам всей страны и поэтому должно было быть построено на герцогской земле. На первый взгляд наилучшим решением был бы выбор места на прилегавшей к замку территории Замковой слободы, но так как во многих других городах гимназии создавались на базе соборных капитулов, в Кёнигсберге так же последовали этой традиции, несмотря на то, что капитул прекратил своё существование уже два десятилетия тому назад. По договорённости с Кнайпхофом герцог получил часть владений соборного капитула, переданных им в 1528 году Кнайпхофу, обратно. Последний, в свою очередь, обязался предоставить большое количество строительных материалов и 5000 марок для возведения частной гимназии. В обмен на это город Кнайпхоф получил право на сооружение моста Хонигбрюке. Альтштадт, Лёбенихт и епископ Сам- ландский приняли участие в финансировании. Таким образом, герцогскую гимназию построили на том месте, где раньше жили каноники, севернее Кафедрального собора на берегу Прегеля. 11 декабря 1542 года состоялось её торжественное открытие.　

Меланхтон проявил к школе живой интерес и рекомендовал подходящих педагогов. Однако она не особо процветала, пока Меланхтон, хотя и не без сомнений, не предложил на пост директора своего зятя Георга Сабинуса (настоящая фамилия Шулер). Уже во время своего первого визита в Кёнигсберг Сабинус, благодаря своему красноречию, склонил герцога к тому, чтобы провести немедленную реорганизацию гимназии в университет, хотя это было запланировано на более поздний срок. Прежде, чем составили уставы и привлекли учителей, в июле 1544 года в специальном печатном издании торжественно объявили о создании университета. Там же высказывалось ожидание, «что наша академия принесёт пользу и многочисленным великим народам, живущим на Восток и Запад от границ Пруссии». Уже 17 августа герцог пышной церемонией открыл новую высшую школу. Альбертина, как назвали университет, являлась творением правителя страны и навсегда сохранила характер Королевского Альбертус-университета, как его называли впоследствии. На университетской печати, автором которой был Сабинус, изображён поясной портрет герцога без головного убора, в латах и с обнажённым мечом. Этот «Альбертус» в ⅩⅨ веке перекочевал на значок кёнигсбергских студентов. Даже имея неограниченные полномочия в собственном княжестве, ни один правитель той эпохи, однако, не мог основать университета. Для этого требовалось согласие императора и папы Римского. Так как от них бесполезно было ожидать каких-либо привилегий для Альбертины, то Альбрехт в конце концов в 1560 году, то есть через шестнадцать лет после основания университета, обратился к своему сюзерену, королю Польши, который наделил Альбертину правами Краковского университета и полным самоуправлением.　

На фоне яркой личности первого ректора университета Сабинуса другие профессора отходили на задний план, хотя и среди них было немало талантливых учёных. Их число возросло за счёт того, что герцог назначил главных пасторов трёх городских церквей профессорами теологического факультета, а позднее советников придворного суда возвёл в ранг профессоров юридического факультета. Эта связь науки и практики существовала в Кёнигсберге долго. В Альтштадте должность пастора отделили от совмещения с профессорской деятельностью лишь в 1897 году.　

Религиозные волнения, нанёсшие делу Лютера большой урон, привели и Альбертину спустя несколько лет после её основания к серьёзному кризису. Упрямо, с пристрастием спорили теологи в диспутах и проповедях, в своих рецензиях и в религиозных беседах об истинной вере. Поскольку протестантство в качестве высшей инстанции не имело ни папы, ни церковного Собора, то верховный правитель страны как summus episcopus^{44} персонально принимал те или иные решения по возникавшим проблемам.　

На три основные пасторские должности в Кёнигсберге Альбрехт назначил в это время изгнанников. Так, Иоганнес Функ из Нюрнберга стал главой церкви в Альтштадте, а вскоре и придворным проповедником, референтом по вопросам теологии и исповедником герцога, всецело доверявшего земляку. Иоахим Мёрлин, пылкий борец за веру, который в своём родном городе Виттенберге был капелланом у Лютера, стал пастором и преемником Брисманна в Кафедральном соборе. Франконец Андреас Осиандер, один из известнейших евангелических теологов, привлёкший на сторону Лютера тогдашнего гохмейстера, в 1548 году переехал в связи с интеримом из Нюрнберга в Бреслау и оттуда предложил герцогу свои услуги. Альбрехт с радостью согласился и доверил ему пасторат в Альтштадте и, несмотря на возражения профессоров, кафедру в университете.　

Если Альбрехт с приглашением Функа, Мёрлина и Осиандера рассчитывал углубить духовную жизнь Пруссии, то этого не произошло, или произошло во всяком случае не так, как Альбрехт себе это представлял. И по той простой причине, что эти теологи использовали свой арсенал знаний не для дела, а для споров между собой. Инициатором был очень самоуверенный и дерзкий Осиандер, питавший надежду стать епископом Самландским. Спор разгорелся, когда Матиас Лаутервальд из Эльбинга, ставший магистром в Виттенберге, ответил двенадцатью контрпунктами на тезисы Осиандера, которые тот выдвинул во время дискуссии при вступлении в должность 5 апреля 1549 года. Речь шла о центральном вопросе протестантства, а именно: о правильном понимании оправдания. Теологическая комиссия под председательством Сператуса высказалась против Лаутервальда, и тому пришлось покинуть Пруссию. Спор, однако, продолжался и привёл к расколу всего Кёнигсберга, как в среде духовенства, так и среди горожан, на две противоборствующие партии. На стороне Осиандера были герцог, его советники и придворные проповедники. Красноречивым представителем противоположной стороны являлся Мёрлин. Во время богослужений произносились ругательства в адрес друг друга, и когда Осиандер в 1549 году умер от чумы, его тело пришлось выставить в Альтштадтской церкви, чтобы все смогли убедиться, что чёрт не свернул ему шею, как утверждали слухи. Спор и после этого не утих, так как зятья Осиандера Андреас Аурифабер и Иоганнес Функ воспринимали его как завещание усопшего. Началом триумфа осиандристов явилось вступление Аурифабера в 1553 году в должность ректора университета. Правда, он едва не погубил молодой университет, так как известнейшие педагоги либо оставляли профессуру сами, либо принуждались к этому. Вместе с ними уходили многие студенты. В том же году изгнали из страны Мёрлина, а с ним и коллегию Соборной школы. Свою победу сторонники Осиандера увенчали отчислением в 1555 году Сабинуса. Он был последним профессором, назначенным в должность ещё при основании университета.　

Между тем дальнейший спор переместился из религиозной сферы в политическую. Оба прусских епископа скончались вскоре друг за другом: Поленц в 1550 году, Сператус в 1551 году. Герцог, желая укрепить свое суверенное могущество, заменил влиятельные (представленные в ландтаге) должности епископов на менее значимые функции консисторий, не представленных в ландтаге. Этим он погрешил против сословных привилегий. На одной стороне теперь стоял стареющий герцог со своими советниками, часто фаворитами, не всегда заслуженно пользовавшимися его милостью, а на другой — сословия, ревниво защищавшие свои привилегии от придворной свиты. Альбрехт, уставший от спора, занемогший от болезней и семейных неприятностей, всё больше и больше становился игрушкой в руках противобоствующих. За всеми этими конфликтами стоял вдобавок король Польши, желавший расширить свою власть сюзерена в Пруссии. Концовкой в споре стала катастрофа 1566 года. Прежде, чем обратиться к этой для истории Кёнигсберга важной сословной революции, следует несколько слов сказать об экономике и населении города.