Глава восьмая Продолжение Камелота Что, если бы Джон Ф. Кеннеди остался жив? Дайан Кунц

Скажи им напрямик,

На краткий, яркий миг

Был Камелот прославлен,

Был Камелот велик.

“Камелот”

Холодная война закончилась, памятники Марксу и Ленину упали на землю, но образ Джона Кеннеди остался невредимым, хотя немного и потускнел. После его гибели корни пустила легенда о Камелоте на Потомаке. Согласно этому мифу, во многом насаждавшемуся семейством Кеннеди и его окружением, Джон Ф. Кеннеди был своего рода королем Артуром в модном костюме. Его советники были современными рыцарями Круглого стола, а Жаклин Кеннеди – его благородной Гвиневрой. Позднее стало понятно, что частная жизнь Кеннеди была далека от артуровского идеала. Но его репутация публичной персоны – великого президента, убитого во цвете лет, – не подвергалась такому тщательному анализу.

Неудивительно, что прочнее всего из всех аспектов легенды Кеннеди укоренилось представление о том, что если бы он остался жив, Соединенные Штаты не завязли бы во вьетнамском конфликте. Далекая война в стране, о которой американцы почти ничего не знали, сильно ослабила влияние Демократической партии, заставив многих граждан Америки начать сомневаться в ценности демократии. Мало того, что это была первая война, которую США очевидным образом проиграли, – постыдные аспекты американского участия в конфликте и бесславное возвращение последних войск из Сайгона (Хошимина) весной 1975 г. способствовали подъему мощного движения против власти, которое привело к поляризации американского общества. Всем очень хотелось верить, что вьетнамское фиаско было не результатом несвоевременных и непродуманных американских идей, а виной одного-единственного человека – Ли Харви Освальда.

Этот миф нашел поддержку уважаемых людей. Бывшие советники президента, включая Макджорджа Банди и Роберта Макнамару, к примеру (еще в 1993 и 1995 гг.), выдвигали предположения, что Кеннеди прекратил бы американское вмешательство в войну после президентских выборов 1964 г.[996] Не имея такого авторитета, но оказывая гораздо большее влияние, режиссер Оливер Стоун в фильме “Джон Ф. Кеннеди. Выстрелы в Далласе” высказал мысль, что Кеннеди как раз собирался вывести войска США из Вьетнама, а потому производители вооружения и военная верхушка вступили в коварный заговор – возможно, при поддержке Линдона Джонсона – и организовали его убийство[997].

Миф Кеннеди включает и внутриполитический элемент, вдохновленный стойким расовым разделением американского общества. Считается, что Джон Кеннеди и его брат Роберт с исключительной симпатией относились к афроамериканцам. Разве не Джон в конце концов встал у истоков гражданско-правовой революции? Воспоминания о Марше на Вашингтон в августе 1963 г. были еще совсем свежи, поэтому американцы всех рас превозносили обоих Кеннеди. Считается, что если бы Джон остался жив, вторая американская реконструкция Юга могла произойти без кровопролития и расовых противостояний последних тридцати лет.

Сказки нужны детям. Историки должны быть объективнее. На самом деле Джон Ф. Кеннеди был посредственным президентом. Если бы он был избран на второй срок, федеральная политика в сфере гражданских прав в 1960-е гг. оказалась бы существенно менее продуктивной, а во Вьетнаме все сложилось бы точно так же, как сложилось в итоге. Трагическое убийство Кеннеди не было трагедией для курса американской истории.

Истоки мифа

Джон Фицджеральд Кеннеди родился 29 мая 1917 г. Имя отражало его ирландское происхождение. Отец его матери Джон Фицджеральд, в честь которого его и назвали, входил в первое поколение ирландских политиков, сумевших отобрать политические посты у белой англосаксонской протестантской элиты Новой Англии. “Добряк Фитц”, как его прозвали, был мэром Бостона, самого ирландского города мира, с 1906 по 1908 г. и с 1910 по 1914-й. Политик до мозга костей, он был вынужден отойти от дел после скандальной связи с 23-летней продавщицей сигарет по имени Тудлз[998]. Его дочь Роза была воспитана в католической традиции, чтобы стать домохозяйкой в мире уюта и благочестия.

Изначально Кеннеди стояли на нижней ступеньке бостонской социальной лестницы ирландских эмигрантов. Патрик Кеннеди родился в семье трактирщика, но впоследствии стал довольно влиятельным местным политиком. Его сын Джозеф П. Кеннеди даже смог пробиться в Гарвард, старейший университет США. Однако в годы учебы Кеннеди шел совсем другим путем, чем отпрыски белых англосаксонских протестантов вроде Теодора и Франклина Рузвельтов. Элитные клубы, о которых с таким восхищением вспоминали оба Рузвельта, рассказывая о своих студенческих годах, были закрыты для людей вроде Джо Кеннеди: ирландцев-католиков в их роскошных интерьерах не жаловали. Оба Рузвельта с раннего возраста проявляли политические амбиции. Кеннеди же, несмотря на то, что его отец и тесть были политиками, намеревался сколотить состояние. В течение двух десятилетий после выпуска в 1912 г. он двигался вверх – если не по социальной, то по финансовой лестнице: банкир, промышленник сталелитейной отрасли, киномагнат, бутлегер, биржевой спекулянт. Сообразив продать большую часть своих активов на Уолл-стрит весной и летом 1929 г., он не пострадал при крахе биржи и сохранил огромное состояние, которое, как он надеялся, поможет ему купить общественное уважение и государственное влияние. В 1920-х Джо показал нос бостонскому и нью-йоркскому обществу. Поддержав кандидатуру Франклина Рузвельта при выдвижении в качестве кандидата на пост президента от Демократической партии в 1932 г., он ожидал серьезного quid pro quo. На посту председателя только что организованной Комиссии по ценным бумагам и биржам Джо – переквалифицировавшись из нарушителя в блюстителя закона – ввел законы, запрещающие другим делать деньги нечестным путем, хотя совсем недавно сам этим занимался. Кеннеди несколько расстроило следующее назначение – на пост председателя Морской комиссии, но он все равно извлек максимум из своего положения на политической арене. Его успехи на поприще бюрократической перестройки в сочетании с пониманием, что гораздо важнее не чем ты занимаешься на самом деле, а что об этом думают люди, принесли ему непреходящее внимание общества.

Желая вознаградить Кеннеди за отличную работу (и отправить подальше от Вашингтона), в 1938 г. Рузвельт назначил его послом в Великобритании. С детства слыша презрительные шуточки англосаксонской элиты в отношении грязных ирландцев, Кеннеди был горд стать первым американским послом ирландского происхождения при Сент-Джеймсском дворе. Вместе с ним в Лондон отправились Роза и девять их детей. Старший из них, Джо-младший, ничуть не возражал пойти по стопам отца, который возлагал на него большие надежды: Джо предстояло построить политическую карьеру и оказаться на самой вершине. Джек, который был болезненной версией старшего брата, в семье был главным балагуром. Но всех детей Кеннеди воспитывали на одних принципах: победа важнее всего; цель оправдывает средства; не сотвори себе кумира, но ориентируйся на родственников – на семейство Кеннеди. Никто не задавался вопросом, почему положено желать политической власти: все признавали, что власть хороша сама по себе. Господствующие в семье настроения иллюстрирует сделанное Джеком в 1960 г. замечание, что Элеонора Рузвельт (вдова Франклина) ненавидела его, потому что “она ненавидела [его] отца и не могла смириться с мыслью, что его дети добились гораздо большего, чем ее собственные”. Ему никогда не приходило в голову, что Элеонора Рузвельт могла недолюбливать его из-за принципиальных политических разногласий[999]. Несомненно, почитать семью – большое благо. Но демократия основывается на приверженности идеям, а не братьям и сестрам. Хотя они и представляли себя наследниками Вашингтона, Джефферсона и Рузвельта, на самом деле Кеннеди оказались ближе к Медичи.

Карьера Джека отражала его воспитание. Гибель брата Джо на войне сделала его первым наследником. Заняв место Джо, он провел успешную кампанию по выборам в Конгресс в 1946 г., стал сенатором в 1952 г. и президентом в 1960-м. До сих пор ходят слухи, что Кеннеди “украли” голоса. Мэр Чикаго и глава мощной Демократической партии округа Кук Ричард Дейли якобы придержал голоса демократического Чикаго, пока не подсчитали республиканские голоса в остальном Иллинойсе. В итоге голоса, отданные за Кеннеди в Чикаго, перевесили, и победу в штате одержал демократический кандидат. Также не осталось незамеченным, что по итогам подсчета голосов в Техасе с минимальным перевесом победила пара Кеннеди – Джонсон: союзники кандидата на пост вице-президента Линдона Джонсона тоже контролировали ход голосования. Внешне каждая кампания выглядела “семейной”: Роза устраивала чаепития для женщин-демократок, брат Бобби руководил процессом, а Джо – что важнее всего – давал деньги. У Джека, как и у его отца, в жизни были два примерно равнозначных стремления – стремление построить политическую карьеру и стремление добиться расположения женщин. В списке побед Джо были как знаменитости, например кинозвезда Глория Свонсон, так и менее прославленные подруги его сыновей и дочерей. Сын добился большего, имея любовные связи с Мэрилин Монро, предполагаемыми нацистскими и восточногерманскими шпионками, женщинами мира мафии, женами друзей и подругами жены.

Вторая эмансипация

Годы президентства Кеннеди совпали с апогеем движения за гражданские права – борьбой афроамериканцев за предоставление юридических и конституционных прав, в которых им категорически отказывали на Юге после состоявшейся столетие назад Гражданской войны. В 1954 г. Верховный суд вынес вердикт по делу “Браун против Совета по образованию” и запретил сегрегацию в образовательных учреждениях, что привело к революции и контрреволюции в южных штатах. Ободренные решением суда, афроамериканцы сплотились, чтобы разрушить систему двойных стандартов и положить конец апартеиду в школах, парках, автобусах, жилых домах и общественных учреждениях – апартеиду, который характеризовал все штаты южнее линии Мэйсона – Диксона. В то же время белые южане сомкнули ряды, твердо вознамерившись отстоять “свой образ жизни”, несмотря на все трудности. В 1957 г. президент Дуайт Эйзенхауэр, которому пришлось не по вкусу решение Верховного суда о запрете поощряемой государством сегрегации, неохотно отправил федеральные войска в Литл-Рок, Арканзас, чтобы обеспечить там порядок при интеграции чернокожих в Центральную школу[1000]. Кеннеди, который в то время был сенатором, раскритиковал президента за отправку войск. Фотографии солдат, наставляющих винтовки на рассерженных матерей и отцов, тотчас были использованы пропагандой Советского Союза[1001].

Во время президентской кампании 1960 г. люди Кеннеди всячески старались не позволить вопросу о предоставлении гражданских прав выйти на первый план. Но 19 октября местный полицейский арестовал преподобного Мартина Лютера Кинга-младшего (который вскоре станет одной из самых влиятельных фигур движения), когда тот пытался десегрегировать универмаг “Рич” в Атланте. Других демонстрантов отпустили под залог, но шесть дней спустя судья приговорил Кинга к четырем месяцам тюрьмы. Были веские свидетельства, подтверждавшие широко распространившиеся страхи, будто Кинга в заключении убьют. Вице-президент и кандидат на пост президента от Республиканской партии Ричард Никсон, полагавший, что Кинг обвинен несправедливо, все же отказался вмешиваться в ситуацию, сославшись на юридические тонкости. Роберт Кеннеди, руководивший кампанией брата, сделал попытку вмешаться, а сам Джек позвонил миссис Кинг и попробовал ее успокоить. В результате Кинг, который в 1956 г. голосовал за республиканцев, и его отец, преподобный Мартин Лютер Кинг-старший, поддерживавший Никсона, пересмотрели свои симпатии. Кинг-старший заявил: “У меня целый чемодан голосов, и я принесу их мистеру Кеннеди и положу к его ногам”. Никсон рассчитывал на значительную поддержку афроамериканцев, по-прежнему благодарных партии Линкольна, но теперь его надежды рассеялись[1002].

В инаугурационной речи, прочитанной в необычно холодный день 20 января, Кеннеди призвал американцев “нести бремя долгой сумеречной борьбы” и “не спрашивать, что может предложить [им] страна, а спросить, что [они] могут предложить своей родине”[1003]. Хотя Мартин Лютер Кинг не получил приглашения на инаугурационные торжества, миллионы его сторонников восприняли высокопарные слова Кеннеди как призыв к действию. Весной 1961 г. члены “Конгресса расового равенства” (CORE) начали так называемые “рейды свободы”. Их целью было проверить исполнение вынесенного в декабре 1960 г. решения Верховного суда, который признал неконституционной сегрегацию общественных мест, обслуживающих путешествующих по междугородным трассам. Когда участники первого рейда добрались до Рок-Хилла в Южной Каролине, банда белых сильно избила 55-летнего активиста. В Аннистоне, штат Алабама, случилась настоящая трагедия. Группа белых подкараулила в засаде два автобуса, подожгла их и напала на участников рейда, которые отчаянно пытались выбраться из пламени. Фотографии этих злодеяний, разлетевшиеся по миру 15 мая, впервые поставили Кеннеди лицом к лицу с гражданско-правовым кризисом. Он злился, что не может контролировать участников рейда, которые дали почву для подъема коммунистической пропаганды. Посовещавшись со своим братом Робертом, который теперь занимал пост генерального прокурора США, Кеннеди сделал два вывода: что “все это и все стоящие за этим люди – большая заноза в заднице” и что федеральному правительству все же придется встать на сторону рейдеров – пускай и без особой охоты[1004]. В своей обычной манере Кеннеди пытался избрать срединный путь между двумя крайностями, как он их себе представлял: одной были демонстранты движения за гражданские права, а другой – противники уравнения в правах. Но больше всего президент хотел избежать любого столкновения по этому вопросу – хоть с афроамериканцами, хоть с белыми южанами.

Политические задачи лишь усилили нежелание Кеннеди вмешиваться в эту проблему. Наибольшим влиянием в Конгрессе пользовались южане-демократы, которые, опираясь на устоявшуюся на Юге однопартийную систему, имели большинство при контроле за основными комитетами Конгресса. Эти так называемые диксикраты могли заблокировать любой законопроект Кеннеди. Он предпочитал не спорить с ними, а покупать их расположение. К примеру, в федеральные суды Алабамы Кеннеди назначал непреклонных юристов-сегрегационистов, кандидатуры которых предлагали сенаторы-южане[1005]. Президенту очень не хотелось, чтобы какая-то из сторон пошла на принцип. Полагая, будто страна еще не готова смириться с программой лидеров движения за гражданские права, Кеннеди надеялся, что чернокожие согласятся на сдержанный, неторопливый подход[1006]. Афроамериканцы, по понятным причинам нетерпеливые после целого столетия ожидания равноправия, отказывались вписываться в президентскую программу, вынуждая Кеннеди снова и снова разрешать гражданско-правовые кризисы. В 1962 г. была сделана попытка зачислить ветерана ВВС Джеймса Мередита в Миссисипский университет. Годом позже добровольцы попытались провести интеграцию в Университете Алабамы. В обоих случаях президент сначала потворствовал играющим на публику губернаторам-сегрегационистам – Россу Барнетту в Миссисипи и Джорджу Уоллесу в Алабаме, – не отправляя туда войска. Он всячески юлил, пытаясь избежать необходимости взывать к народу с поста президента, как поступали другие представители власти. Не имея никаких принципов, он не мог навязывать принципы Америке.

Но проблема гражданских прав никуда не исчезала. Пока братья Кеннеди просчитывали варианты – решая, главным образом, следует ли администрации искать одобрения нового билля о гражданских правах в Конгрессе, – в стране использовалась удивительная система сбора информации. Глава ФБР Дж. Эдгар Гувер, якобы с целью проанализировать коммунистическое влияние на движение за гражданские права, установил прослушку на телефонные линии адвоката и советника Кинга Стенли Левисона. Когда Гувер предложил эту меру своему формальному начальнику, генеральному прокурору Роберту Кеннеди, тот не смог ему отказать: свидетельства о сексуальных похождениях Джека, которыми располагал директор ФБР, сделали президента и генерального прокурора его заложниками. Хотя братья Кеннеди не стали использовать сведения о сексуальной жизни Кинга (он разделял склонности Кеннеди), полученная информация усилила их нежелание иметь с ним дело[1007]. В конце концов обратиться с телеобращением к нации по вопросу о гражданских правах (чего так долго избегал Кеннеди) президента вынудил склонный к позерству губернатор Алабамы Джордж Уоллес. В эфире национального телевидения Кеннеди пришлось ответить на демонстративную попытку Уоллеса закрыть перед чернокожими студентами дверь Алабамского университета Тускалусе. В восемнадцатиминутном обращении, прочитанном 21 мая 1963 г., он воззвал к духу Линкольна и наконец озвучил бескомпромиссный призыв, игнорировать который американцы не могли. Через неделю Кеннеди обратился к Конгрессу с просьбой принять закон о гражданских правах, который должен был обеспечить десегрегацию государственного жилого фонда и ввести ответственность за неисполнение его положений. Цена этого сразу стала очевидна: 22 июня Палата представителей 209 голосами против 204 отклонила предложенное администрацией дополнение к Закону о развитии освоенных районов, касающееся финансирования. Решающими оказались голоса девятнадцати южан-демократов и двадцати республиканцев, которые проголосовали против законопроекта после речи Кеннеди о гражданских правах[1008].

Этот закон надолго застрял в Конгрессе и вступил в силу только в июле 1964 г. Его принятие обеспечила лишь гибель Кеннеди. Убийство убрало с поста президента человека, который не был привержен движению за гражданские права, и заменило его тем, который таким приверженцем являлся. Джонсон происходил из бедной техасской семьи и был всем сердцем предан беднякам любой расы. Он искренне верил в принципы, сформулированные в Законе о гражданских правах от 1964 г. и Законе об избирательных правах от 1965 г. Более того, Джонсон обладал законодательными навыками, которые помогли ему добиться принятия обоих этих законов. Джонсон не был наивен. Он понимал, что оба закона будут стоить демократам “целого Юга” – прежнего безоговорочного господства партии в этой части США. И все же он приложил все свои силы, чтобы превратить изначально предложенный Кеннеди проект закона о гражданских правах в закон 1964 г. Джонсон, которого называли самым талантливым сенатором своего поколения, то умасливал сенаторов, то давил на них и сумел-таки довести до конца парламентские слушания, продолжавшиеся восемьдесят дней. При поддержке значительного большинства, которую он приобрел на президентских выборах 1964 г., Джонсон пошел еще дальше. Во время своей кампании он начал войну с бедностью, дабы положить конец нужде и лишениям, “дав всем возможность вести порядочную и достойную жизнь”[1009]. На следующий год он добился от Конгресса принятия закона, который превратил программу в реальность. В то же время он предложил проект Закона об избирательных правах и также добился его принятия. Президент из Техаса проявлял к обделенным классам Америки такое сочувствие, какого нельзя было ожидать от богатого мальчика Джона Кеннеди. Последующая революция, перераспределившая богатства и права, стала возможна только при президенте, который на собственном опыте знал, что такое бедность и дискриминация, и готов был платить большую политическую цену за их сокращение.

В отличие от Джонсона, Кеннеди никогда бы не посвятил себя борьбе за гражданские права. Как мы увидим, скорее всего, в 1964 г. ему пришлось бы тяжелее, чем Джонсону. Даже если бы он вышел победителем из этой битвы, он не стал бы тратить политические очки столь щедро, как это делал Джонсон, чтобы только добиться принятия своей программы по обеспечению гражданского равноправия. Оценив все варианты, Кеннеди, вероятно, склонился бы к своему привычному modus operandi и отказал бы афроамериканцам в юридической, моральной и экономической поддержке, которая поспособствовала масштабным сдвигам в американском обществе, случившимся в 1960-е гг.

Самая долгая война Америки

Американское вмешательство в конфликт во Вьетнаме началось в 1945 г., когда Вашингтон решил не противиться британским тактическим решениям в пользу французского имперского господства в Индокитае[1010]. Оно закончилось тридцать лет спустя, когда последние американцы с позором бежали из Сайгона, занятого коммунистическими силами.

Этот конфликт стал третьей в ходе холодной войны конфронтацией американцев с коммунистами, произошедшей в Азии. В 1949 г. Мао Цзэдун сумел установить контроль над Китаем. Многие американцы долгое время верили в существование особых отношений между Китаем и США. Франклин Рузвельт даже поставил Китай в один ряд с Советским Союзом, Британией и Соединенными Штатами, назвав его одним из “четырех полицейских”, которые будут править послевоенным миром. Вопрос “кто потерял Китай?” преследовал Демократическую партию в течение следующих двадцати лет. В 1950 г. начался еще один конфликт на азиатской территории. Решение коммунистической Северной Кореи ввести войска в Южную вынудило администрацию Трумэна вступить в войну, которой в Америке не ожидал почти никто. В ходе кровопролитной борьбы американцы оказались в тупике и решили предоставить значительную поддержку Франции, которой все сложнее становилось сражаться за возвращение контроля над Индокитаем. Гибель 50 000 американцев во имя восстановления в Корее довоенного статус-кво стала еще одной черной меткой для демократических администраций, а бравые слова Трумэна об оттеснении коммунистических сил лишились всякого смысла, когда китайцы начали свой натиск, последовавший за продвижением генерала Дугласа Макартура на север.

Женевская конференция 1954 г., на которой председательствовали Британия и Советский Союз, признала Лаос независимой, нейтральной монархией. С тех пор страну терзала затяжная гражданская война между коммунистической организацией “Патет Лао”, нейтральной группировкой и проамериканскими военными. На Женевской конференции была также предпринята попытка разрешения вьетнамского конфликта. Франция отказалась от контроля над страной. Организация Вьетминь, возглавляемая Хо Ши Мином, который одержал победу над империалистическими войсками, получила временный контроль над северной частью страны. Южная часть Вьетнама не приняла власть императора провинции Аннам Бао-дая, выбрав республиканскую форму правления. Республика была провозглашена 26 октября 1955 г., и во главе ее встал Нго Динь Зьем. Женевская конференция призвала к проведению всевьетнамских выборов летом 1956 г. Понимая, что популярность Хо Ши Мина в качестве национального лидера и большая численность населения на севере обеспечивали победу коммунистам, Эйзенхауэр и госсекретарь Джон Фостер Даллес уговорили Зьема отменить выборы[1011]. Эйзенхауэр не хотел посылать во Вьетнам войска, однако американское правительство в период его президентства взяло на себя французские обязательства по обучению вьетнамской армии, а также финансированию вьетнамских нужд. К 1961 г. правительство Зьема заняло пятую строчку в списке получателей американской помощи, а американская миссия в Южном Вьетнаме стала крупнейшей в мире. Часть финансирования шла на поддержку переселения беженцев. Заручившись американской поддержкой, на Юг бежал почти 1 000 000 вьетнамцев с Севера. Преимущественно эти беженцы были католиками и поддерживали своего единоверца Зьема, который в благодарность предоставлял им преференции, игнорируя местное буддистское большинство[1012].

Зьему симпатизировали американское католическое сообщество и “китайское лобби”, обеспечивавшее мощную поддержку бывшему лидеру китайских националистов Чану Кайши после его побега на Тайвань в 1949 г. Важно отметить, что Джон Кеннеди входил в число основателей общества американских друзей Вьетнама и в 1956 г. сказал, что “Вьетнам представляет собой краеугольный камень свободы Юго-Восточной Азии, замковый камень арки, тот палец, который затыкает пробоину в дамбе”. Сын чиновника имперского двора Хюэ, Зьем разделял безграничную веру Кеннеди в семейные узы. Его склонный к паранойе, наркозависимый брат Нго Динь Ню руководил силами внутренней безопасности, включая грозную национальную полицию, другой брат, Нго Динь Тук, был католическим архиепископом Хюэ, а третий, Нго Динь Люнь, послом в Великобритании. Его невестка Мадам Ню, к великому сожалению американцев, стала главным рупором режима. Ее отец Чан Ван Чжан был назначен послом Южного Вьетнама в Вашингтоне[1013].

Господствующий антикоммунистический консенсус 1950-х гг. обязывал номинальных демократических кандидатов осуждать правое крыло внешнеполитического спектра в ходе президентской гонки. Кеннеди пылко критиковал внешнюю и оборонную политику Эйзенхауэра. Молодой сенатор от Массачусетса утверждал, что умудренный годами генерал, ставший президентом, допустил упадок американского престижа и ослабление национальной безопасности. В результате, по словам Кеннеди, Советский Союз оказался готовым к триумфу в холодной войне. В то же время Кеннеди использовал свои телевизионные дебаты с Никсоном, чтобы критиковать администрацию Эйзенхауэра за слабую позицию в отношении китайских коммунистов на островах Цзиньмынь и Мацзу и за сдачу Кубы коммунистам. Эта воинственная позиция нашла отражение в инаугурационной речи Кеннеди:

Пусть каждое государство, желает оно нам добра или зла, знает, что мы заплатим любую цену, вынесем любую ношу, преодолеем любую трудность, поддержим друзей и одолеем врагов во имя спасения и процветания свободы. Мы обещаем это – и гораздо большее.

После избрания Кеннеди узнал, что администрация Эйзенхауэра планировала выступление против Кастро – поддерживаемый Центральным разведывательным управлением переворот. Кеннеди разработал собственный план, хотя впоследствии и пожалел об этом. Провал операции в заливе Свиней, начатой 17 апреля 1961 г., оказался главной неудачей администрации Кеннеди. Соединенные Штаты во главе со своим лидером предстали беспомощными и некомпетентными. Шесть месяцев спустя Берлинский кризис подтвердил бессилие американцев. Решение первого секретаря Центрального комитета Коммунистической партии Советского Союза Никиты Хрущева и руководителя ГДР Вальтера Ульбрихта окружить Западный Берлин стеной бросило западному альянсу вызов, ответа на который найти не удалось. Очевидно, Хрущев, оценив своего оппонента на встрече в Вене, счел его достаточно слабым. Хотя теперь историки и пришли к выводу, что строительство стены на самом деле говорило о признании СССР американской силы, в то время оно стало символом американской слабости, как и решение Кеннеди принять предложение о перемирии в Лаосе.

Затишье в Лаосе сделало Вьетнам более уязвимым и в то же время более ценным для США в деле борьбы с международным коммунизмом. На последней встрече 19 января 1961 г. Эйзенхауэр сообщил Кеннеди, что ситуация в Лаосе ухудшилась и сменилась кризисом[1014]. Однако Кеннеди сказал своим чиновникам: “Если нам и придется воевать в Юго-Восточной Азии, то давайте воевать во Вьетнаме”[1015]. Ситуация в южной части страны постепенно ухудшалась с 1959 г., когда коммунистические партизанские войска, Вьетконг, получили разрешение правительства Хо Ши Мина начать кампанию против режима Зьема. В 1960 г. Партийный съезд Северного Вьетнама утвердил это решение. Два месяца спустя в Сайгоне начался военный мятеж[1016]. Политика Зьема облегчила повстанческую деятельность вьетконговцев. Уставшие от постоянного контроля крестьяне быстро переходили на сторону Вьетконга, а “автократические замашки [Зьема] и недостаточное информирование населения” отвратили от него даже тех, кто готов был поддержать антикоммунистическую борьбу[1017]. Зьем поставил чиновников с севера надзирать за сельским населением, в результате чего крестьяне вскоре снова оказались едва ли не в положении рабов, что претило им при французском правлении. Там, где пропаганда не справлялась, вьетконговцы охотно применяли менее мягкие способы убеждения, из-за чего контроль сайгонского правительства над сельской местностью стремительно ослабевал.

Запаниковав, чиновники администрации Кеннеди подготовили двухшаговый ответ. Когда в излишней мягкости по отношению к коммунистам президента обвинило такое авторитетное издание, как журнал Time, Кеннеди понял, что пора обозначить свою позицию во Вьетнаме – хотя эта страна сама по себе не представляла особенной важности, США не могли позволить себе потерпеть еще одно поражение в борьбе с мировым коммунизмом. Президент создал оперативную группу по вьетнамскому вопросу и отправил в Южный Вьетнам вице-президента Линдона Джонсона. В отчете оперативной группы, представленном 3 мая 1961 г., правительству США рекомендовалось “заключить военные соглашения, которые однозначно продемонстрируют наше намерение поддержать вьетнамское сопротивление коммунистической агрессии”. В то же время в отчете указывалось на необходимость ударной работы для укрепления экономической и политической жизнеспособности администрации Зьема[1018]. Неделю спустя Кеннеди одобрил Меморандум о национальной безопасности № 52, в который вошли многие идеи из отчета оперативной группы. В меморандуме подчеркивалось, что цель США состоит в том, чтобы не допустить господства коммунистов в Южном Вьетнаме посредством “серии действий, направленных на оказание взаимной поддержки военного, политического, экономического, психологического и правительственного характера”, а также предписывалось провести “полную оценку” численности и состава войск, которые потребуются в случае возможного ввода американского военного контингента во Вьетнам, силами Министерства обороны. В этих условиях крайне важной оказалась поездка Джонсона[1019]. Вице-президент – а не кто-то из членов ближнего круга Кеннеди – прибыл во Вьетнам 11 мая. Его визит продлился тридцать шесть часов. Как и большинство посещающих страну почетных гостей, Джонсон едва успевал вставить слово, когда Зьем подробно рассказывал об истории и невзгодах Южного Вьетнама. Главная мысль его монолога заключалась в том, что идеи Вашингтона куда менее важны, чем усиление американской поддержки. Хотя в Сайгоне Джонсон публично и назвал Зьема вьетнамским Уинстоном Черчиллем, он не питал иллюзий в отношении вьетнамского лидера. В самолете по пути из Сайгона репортер спросил вице-президента, говорил ли он искренне. “Черт, да у нас, кроме Зьема, там никого”, – ответил Джонсон[1020]. В своем отчете он выразил поддержку режиму, подчеркнув, что Соединенным Штатам необходимо оказать Южному Вьетнаму помощь в разработке многочисленных военных и экономических реформ[1021].

Весенние рекомендации вылились в принятые летом меры, но наиболее влиятельные американские чиновники, встревоженные ухудшением положения сил свободного мира, быстро начали требовать большего. Девятнадцатого июля успешные террористические действия вьетконговцев на юге Вьетнама вынудили помощника госсекретаря по дальневосточным вопросам Уильяма Банди рекомендовать председателю Объединенного комитета начальников штабов генералу Лайману Лемницеру приступить к “оценке военных мер, которые США могут принять против Северного Вьетнама”[1022]. Член Совета национальной безопасности Роберт Комер посоветовал своему коллеге Уолту Ростоу: “После Лаоса, когда на горизонте маячит Берлин, мы не можем позволить себе не провести полную зачистку Южного Вьетнама”[1023].

Однако единодушное согласие советников по вопросу о целях скрывало их разногласия о допустимой тактике. В поиске приемлемого решения Кеннеди в октябре отправил во Вьетнам возглавляемую генералом Максвеллом Тейлором специальную ознакомительную миссию, куда вошли Ростоу и эксперт по контртеррористическим операциям Эдвард Лансдейл. Среди прочего президент приказал Тейлору “оценить, чего можно достичь при введении во Вьетнам войск СЕАТО [Организация Договора Юго-Восточной Азии] или США”[1024]. В итоговом рапорте, представленном президенту 3 ноября, резко возросшие американские обязательства преподносились в оптимистическом ключе. Президентские посланники были уверены, что увидели одну из “хрущевских «освободительных войн»” в действии. Считая ситуацию “серьезной”, но “ни в коем случае не безнадежной”, авторы рапорта рекомендовали “в сфере отношений с Вьетнамом перейти от консультаций к ограниченному партнерству… американцам следует на всех уровнях в статусе друзей и партнеров – а не стоящих в стороне советников – показать им, как справиться с этой задачей”[1025]. Следующие двенадцать дней президент, его старшие советники и чиновники обсуждали будущее американской политики во Вьетнаме. Тейлор хотел отправить во Вьетнам американских солдат, к чему склонялся и Ростоу[1026]. Министр обороны Макнамара оказался сторонником жесткого курса и сказал, что “падение Южного Вьетнама под натиском коммунизма приведет к относительно быстрому распространению коммунистического контроля над остальной территорией материковой Юго-Восточной Азии до самой Индонезии”. Однако, настаивая на усилении американского вмешательства, министр обороны также сказал президенту, что “необходимо учитывать предел нашего военного вмешательства… Полагаю, мы можем сказать, что США понадобится не более 6–8 дивизий сухопутных войск, или примерно 220 000 человек…”[1027]

По своему обыкновению, Кеннеди обсуждал возможные варианты с различными посетителями, включая премьер-министра Индии Джавахарлала Неру, который прибыл с визитом в Белый дом 7 ноября. Восемью днями ранее президент созвал важнейшее заседание Совета национальной безопасности. Было очевидно, что он сомневается в необходимости американского вмешательства в ситуацию в Южном Вьетнаме, утверждая, “что мог бы даже привести достаточно веские доводы против интервенции в страну за 10 000 миль отсюда, где действует 16 000 партизан и имеется собственная армия численностью 200 000 человек и где были безуспешно потрачены целые миллионы”. Кеннеди также спросил генерала Лемницера, чем оправдать расширение военного присутствия во Вьетнаме, в то время как на Кубе сохраняется коммунистическое правительство. Лемницер “поспешил добавить, что Объединенный комитет начальников штабов полагает, что Соединенным Штатам и на этом этапе стоит ввести войска на Кубу”[1028]. Однако именно потому, что США не собирались вводить войска на Кубу, 22 ноября 1961 г. Кеннеди одобрил меморандум № 111. Узнав у советника Государственного департамента по правовым вопросам, что международное право не запрещает США отправлять войска во Вьетнам, Кеннеди частично удовлетворил содержащиеся в рапорте Тейлора запросы об увеличении численности американского военного контингента. В то же время он распорядился усилить американскую поддержку снабжения ВСРВ (Вооруженных сил Республики Вьетнам), а также отправить персонал и необходимую технику для улучшения “военно-политической разведывательной системы” и предоставить такую экономическую помощь, “которая позволит правительству Южного Вьетнама” запустить “программу реабилитации после мощного наводнения”[1029]. Президент отказался от двух крайностей – мирного разрешения конфликта путем переговоров и немедленной отправки американских боевых частей. Вместо этого, придерживаясь своей обычной практики, он избрал срединный путь: Америка перестала быть советником Вьетнама и стала его партнером в совместном предприятии. Поступив таким образом, Кеннеди американизировал войну и окончательно закрепил американское участие в конфликте. В будущем никто не станет обсуждать, не стоит ли Вашингтону бросить своего союзника. Американским чиновникам придется задаться вопросом: не стоит ли Соединенным Штатам признать свое поражение в борьбе с коммунистическим повстанческим движением? Это был поворотный момент: Кеннеди перешел Рубикон – теперь ни он сам, ни его преемники не могли выйти из этой битвы невредимыми.

Американские советники устремились во Вьетнам: в декабре 1961 г. их было 3205, а годом позже – более 9000. Расширенная программа борьбы с повстанцами, “Проект Импульс”, началась с прибытия бронетранспортеров и более чем 300 военных самолетов американского производства[1030]. Однако ни американские войска, ни вооружение ничего не изменили. К концу 1962 г. Вьетконг снова перехватил инициативу. На пресс-конференции 12 декабря президент смог лишь сказать: “Мы не видим света в конце тоннеля, но, должен заметить, он не кажется темнее, чем год назад. В некотором отношении он даже светлее”[1031]. Учитывая, что Карибский кризис уничтожил все шансы США свергнуть коммуниста Фиделя Кастро всего в девяносто одной миле от берегов Америки, эти слова прозвучали довольно мрачно. Вскоре после этого битва при Апбаке, состоявшаяся 2 января 1963 г., разрушила все остававшиеся американские иллюзии. Годами американская военная верхушка твердила, что если вьетконговцы откажутся от партизанской тактики в пользу классических сражений, то ВСРВ ждет триумф. Поступив именно так, вьетконговцы однозначно доказали свою стойкость. Вызванные американским советником Джоном Полом Ванном 1200 лучших солдат Южного Вьетнама были в несколько заходов переброшены на американских вертолетах в деревню Аптантхой, где находился вьетконговский радиопередатчик. В тот день погибли трое американских советников, а также 61 солдат ВСРВ. Но вьетконговцы, сбив пять американских вертолетов и повредив еще девять, сбежали из ловушки, забрав свой передатчик с собой. Хуже того, генерал ВСРВ отказался отдавать своим солдатам приказ о наступлении. Как написал репортер New York Times Дэвид Холберстам, такой поворот событий огорошил американских представителей в Сайгоне[1032].

Американцы все чаще ссылались на просчеты Зьема. Глава Южного Вьетнама решил, что его правительству не под силу нести политические издержки, которые возникнут, если командование ВСРВ прислушается к американским советникам и начнет активные, приводящие к большому количеству жертв операции против Вьетконга, и приказал своим военачальникам избегать расширенной конфронтации. Результатом стал разгром при Апбаке[1033]. Более того, формально согласившись провести политические, социальные и экономические реформы, на которых настаивали американцы, Зьем вместо этого начал в 1962 г. репрессии против своих критиков. По совету замкнутого и постепенно сходящего с ума брата Ню Зьем выслал из страны репортеров CBS и NBC, а также запретил продажу журнала Newsweek. Его действия вызывали недовольство, обнажая всю тщетность работы с ним. В ходе холодной войны США часто приходилось иметь дело с продажными союзниками, в то время как коммунистическая система растила суррогатов, грехи которых вполне можно было назвать смертными. В глазах Бога смертные грехи гораздо более тяжелы, но проводить совместные операции проще с преданными своему делу, идеологически настроенными убийцами, чем с продажными корыстолюбцами.

Внутренняя политика Южного Вьетнама решительно изменилась к худшему в мае 1963 г. Давняя вражда между католическим правительством меньшинства Зьема и возмущенным буддистским большинством, которое составляло около 80 процентов населения, вылилась в открытую конфронтацию 8 мая. Празднование дня рождения Будды обернулось кровавым мятежом, когда полиция Южного Вьетнама применила слезоточивый газ, дубинки и огнестрельное оружие, чтобы не позволить буддистам поднять религиозные флаги. Американские представители сообщили о гибели шестерых детей и двух взрослых[1034]. Карательные меры со стороны полиции лишь спровоцировали новые выступления. Хотя буддисты требовали лишь той же религиозной свободы, которая была дана католикам, Зьем настаивал, что “НФО и Вьетконг пользуются ситуацией”, и отказывался идти на уступки[1035]. Кульминация произошла 11 июня, когда 73-летний буддийский монах Тхить Куанг Дык совершил самосожжение на оживленном перекрестке Сайгона[1036]. Неожиданно местное противостояние превратилось в американский кризис. Сам Кеннеди считал, что “ни одна новостная фотография в истории еще не вызывала столько эмоций по всему миру”. Но куда хуже, с точки зрения Вашингтона, был отказ Зьема последовать американскому совету и пойти на уступки протестующим. Переговоры с буддистами завершились ничем, после чего самосожжение совершил еще один монах. Мадам Нго Динь Ню отреагировала на это 1 августа, заявив CBS News, что буддисты просто “поджарили бонзу [монаха] на импортном бензине”. Государственный департамент велел американскому послу Фредерику Нолтингу посоветовать Зьему выслать невестку из страны, поскольку сотрудники Белого дома потеряли последнюю надежду, что действующее правительство Южного Вьетнама сможет провести реформы, которые, по мнению американских советников, были необходимы для победы в войне[1037].

Американское решение было очевидно: нужно другое правительство. Когда Государственный департамент заключил: “Мы не знаем, сделает ли Зьем все то, что необходимо для выживания его режима”, – Вашингтон принялся обрубать все связи с семьей, которую так долго поддерживал[1038]. Американские дипломаты сообщили вице-президенту Южного Вьетнама Нгуену Нгоку Тхо, что Соединенные Штаты поддержат его, если Зьем лишится власти. Президент Кеннеди сыграл свою роль, подписав меморандум № 249, в котором снова выбрал срединный путь. Отказавшись от вывода войск и от полноценной военной кампании, он рекомендовал расширить военное присутствие и увеличить количество советников[1039]. Кеннеди также назначил жесткого республиканца Генри Кэбота Лоджа-младшего американским послом и личным представителем президента во Вьетнаме, сказав ему на встрече 15 августа, что “правительство Зьема, очевидно, вступило в терминальную стадию”[1040]. Решения Кеннеди сделали его предсказание реальностью. Само собой, режим Зьема давно одолевали попытки переворотов. Однако когда в августе провалилась самая серьезная из них и генералы Южного Вьетнама потеряли терпение, Лодж одобрил новый переворот.

Пытаясь разобраться в беспорядочных рапортах с места событий, в сентябре Кеннеди отправил в Южный Вьетнам две разведывательные миссии. Во вторую снова вошел Тейлор (который теперь был председателем Объединенного комитета начальников штабов), на этот раз сопровождаемый министром обороны Макнамарой. Они вернулись в приподнятом настроении и сказали президенту, что, если все пойдет хорошо, американских советников, число которых теперь достигло 16 000, в 1965 г. можно будет убрать из страны. Тейлор и Макнамара также рекомендовали до конца года вывести из Вьетнама строительный батальон численностью 1000 человек[1041]. Одиннадцатого октября Кеннеди одобрил внедрение рекомендаций Макнамары и Тейлора, но велел не делать публичных заявлений о выводе войск[1042]. Однако отношения со Зьемом продолжили ухудшаться. Теперь Ню во всеуслышание критиковала США, утверждая, что сокращение американской поддержки “запустило процесс дезинтеграции Вьетнама”. До Вашингтона дошли настойчивые слухи, что Ню общается с коммунистами. Генералы ВСРВ снова обратились к американским властям, надеясь выяснить, какой будет американская реакция на государственный переворот. Тем временем в Южном Вьетнаме Лодж, который считал себя скорее проконсулом, чем президентским посланником, организовал американскую поддержку диссидентам ВСРВ, обо всем сообщая президенту в частных телеграммах. К концу октября основная задача Кеннеди свелась к тому, чтобы сохранить “контроль и инициативу” – удержать власть над переворотом, не жертвуя возможностью сложить с себя ответственность, если все пойдет не по плану[1043]. Наконец 1 ноября, в День всех святых, ожидаемое случилось. Офицеры ВСРВ, следуя отредактированному американцами сценарию, свергли сайгонское правительство. Однако сценарий не предусматривал казни Зьема и Ню, неубедительно замаскированные под самоубийства. Эти смерти ужаснули президента, особенно когда он узнал, что Соединенные Штаты, вероятно, могли спасти чиновникам жизнь[1044]. И все же в речи, подготовленной для выступления 22 ноября 1963 г., президент намеревался предупредить американцев, что они “не посмеют отказаться от дела” поддержки Южного Вьетнама, каким бы “рискованным и затратным” ни оказалось это решение[1045].

Что, если бы Кеннеди остался жив?

Погибнув в тот самый день, Кеннеди оставил после себя страну, готовую почитать могилу президента, которого на самом деле не слишком уважали при жизни. Семейство Кеннеди всячески потворствовало мифологизации образа Джона, гибель которого родственники собирались использовать, чтобы обеспечить дальнейший карьерный рост его брату. Хотя фактически Роберт еще некоторое время после гибели брата выступал за продолжение войны, пиар-машина Кеннеди начала напускать туману на его политическое прошлое, как только в начале 1968 г. стало очевидно, что эскалация конфликта по инициативе президента Линдона Джонсона ослабила позиции последнего перед праймериз. К моменту убийства Роберта в июне успел укорениться миф, что Джон Кеннеди вывел бы войска из Вьетнама, если бы только остался жив.

И все же, как мы убедились, серьезных исторических свидетельств, которые подтверждали бы эту позицию, мало. К примеру, много выводов было сделано на основании интервью, которое Кеннеди дал в сентябре 1963 г. самому уважаемому тележурналисту Америки Уолтеру Кронкайту (интервью было организовано специально, чтобы отметить переход ТВ-сетей к ежевечернему показу получасовых выпусков новостей). Решив использовать это интервью, чтобы надавить на Зьема и его брата, Кеннеди пояснил: “В конечном счете это их война. Они должны победить в ней – или потерпеть поражение”. Затем президент обратился к Зьему на национальном американском телевидении и недвусмысленно объяснил, как тому следует поступать: прекратить репрессии против буддистов, провести реформы и кадровые перестановки – или забыть об американской поддержке. Подобным образом, 14 ноября, на своей последней пресс-конференции, президент заметил, что “наша цель” заключается в том, чтобы “вернуть американцев домой [и] позволить гражданам Южного Вьетнама сохранить свободу и независимость своей страны”[1046]. Однако всего двумя месяцами ранее он сказал в другом вечернем выпуске новостей, что “выводить войска не следует”. На самом деле это было более сообразно политике, которую он вел. Такие противоречивые заявления просто демонстрируют растерянность Кеннеди перед лицом того же выбора, который прежде стоял перед Эйзенхауэром, а впоследствии и перед Джонсоном и Никсоном. Во всех четырех случаях действующий президент счел невозможным вывести войска и открыто бросить Южный Вьетнам.

Погибнув, Кеннеди, так сказать, протянул Джонсону чашу с ядом. Лидеры бунта оказались еще более некомпетентными, чем Зьем. Двадцать девятого января мятежников свергли в результате второго переворота, поддержанного Центральным разведывательным управлением. Тейлор призвал Макнамару “отбросить множество самостоятельно наложенных ограничений, которые связывают нам руки, и предпринять более смелые действия, возможно, сопряженные с большими рисками”[1047]. Прекрасно понимая все опасности возможного провала усиления американского вмешательства, Джонсон тем не менее оказался вынужден пойти на эскалацию войны, которой он так боялся. Его опасения столкнуться с резко негативной реакцией на поражение в войне внутри страны и пылкая вера в эффект домино сделали эскалацию неизбежной: в 1964 г. Джонсон добился от Конгресса принятия Тонкинской резолюции, которая предоставила президенту неограниченные военные полномочия, в 1965 г. во Вьетнам прибыли первые американские боевые подразделения а к 1967-му число американских военнослужащих во Вьетнаме превысило полмиллиона.

И все же, если бы Джон Кеннеди остался жив, он испил бы того же отравленного вина. Именно он принял два решения, которые американизировали войну. В 1961 г. он существенно увеличил численность американских военнослужащих и количество военной техники, отправляемых в Южный Вьетнам, тем самым превратив консультационные отношения в партнерские. Два года спустя его решение активно поспособствовать свержению правительства Зьема показало глубину американского вмешательства и гарантировало его усиление. Преступлением, за которое Зьем поплатился жизнью, стало его уклонение от исполнения американских рекомендаций для победы в войне – войне, проиграть которую Кеннеди никак не мог. Гибель Зьема окончательно закрепила американские обязательства перед Южным Вьетнамом: запачкав руки в крови, Кеннеди не мог отступиться от конфликта, а решение остаться во Вьетнаме в 1963 г. подразумевало неизбежную эскалацию. Нерешительный президент, намеренный обезопасить политическое будущее для себя самого и для брата, Кеннеди никогда бы не посмел сделать шаг, на который не решился даже Ричард Никсон, а ведь он нередко совершал крутые повороты во всех остальных сферах.

Это приводит нас к важному гипотетическому вопросу, который редко задают поборники мифа Кеннеди: одержал ли бы Кеннеди победу на президентских выборах 1964 г., если бы остался жив? Вероятно, ответ здесь да (хотя перевес голосов и был бы меньше, чем при победе Джонсона), но только при условии сохранения преданности Вьетнаму. Антикоммунистическая борьба была приоритетом внутренней политики 1960-х: политики так и дышали ею. Часто забывают, что еще в 1968 г., когда число американских жертв достигло 36 000, а в университетских кампусах бушевали антивоенные демонстрации, половина опрошенных американцев по-прежнему полагала, что Соединенным Штатам следует активизировать свои усилия во Вьетнаме. Четырьмя годами ранее соперником Кеннеди почти наверняка стал бы Барри Голдуотер, предводитель правого крыла Республиканской партии. (Никсон исключил свое участие, закатив истерику после поражения на выборах губернатора Калифорнии в 1962 г., а главный кандидат истеблишмента восточного побережья Нельсон Рокфеллер стал политически нежелательным в глазах рядовых республиканцев после своего развода и поспешного нового брака.) Учитывая, что Голдуотер искал бы любые признаки излишней мягкости по отношению к коммунизму, Кеннеди пришлось бы подтвердить свою приверженность борьбе, хотел он того или нет.

Кажется маловероятным, что Кеннеди ослабил бы американскую поддержку Южного Вьетнама даже после победы на выборах 1964 г. Приняв те же решения, которые в тот год принял Джонсон (по совету людей Кеннеди), в 1965 г. он столкнулся бы с теми же проблемами, что и его преемник. Как и Джонсон, он неизбежно выбирал бы срединный путь на каждой развилке. Он отказался бы пойти на эскалацию таких масштабов, которых требовали военные, но не стал бы искать возможности заключить мир. Под его руководством боевые части действовали бы так же, как они действовали в период президентства Джонсона. Если уж на то пошло, он бы расширил американское присутствие даже сильнее. Кеннеди был склонен стать президентом внешней политики: в отличие от Джонсона, неуспех в реализации внутренней программы сделал его успех на международном уровне жизненно необходимым. Чтобы вписать свое имя в историю (а также построить политическую карьеру брата), он не мог рисковать политическими последствиями решения вывести войска из Вьетнама.

Тот факт, что Кеннеди время от времени рассматривал аргументы против идеи направлять американские войска во Вьетнам, нельзя назвать доказательством того, что он бы никогда не пошел на их отправку. Как и многие высокопоставленные чиновники, президент использовал посетителей, которые непрерывным потоком шли к нему в кабинет, в качестве резонаторов для тестирования различных стратегий. В результате среди заявлений Кеннеди можно найти слова поддержки всего спектра возможных американских политических шагов. Но факт остается фактом: как только конфликт во Вьетнаме обострился бы, он тоже не сумел бы выйти из него без потерь. Он никак не мог отказаться от господствующего в Америке мнения, что Соединенные Штаты должны вести холодную войну, ибо и сам разделял это мнение. Иначе говоря, Джон Кеннеди тоже пошел бы до конца.

Как говорится в стихотворении, пребывание Джона Ф. Кеннеди у власти точно было кратким, но ярким не было. Ничего не изменилось бы, даже если бы он остался жив и был избран на второй срок. Войска не вывели бы из Вьетнама раньше. Возможно, не было бы и “Великого общества”.

Бывший коммунистический мир потерял своих кумиров. Пора и американцам избавиться от одного из своих.