Глава 12. Как «несознательные» украинцы били Карла…

Сейчас «оранжевые» историки пытаются вдолбить малообразованным слоям населения миф о том, что-де гетман Мазепа поднял «антиколониальное восстание» против царя Петра. Однако все сохранившиеся документы показывают нам совсем иное.

5 ноября к Петру прибыли челобитные из Прилук, Лубен, Лохвиц и Новгорода-Северского, из сотен полков Прилуцкого (Варвинской, Сребненской, Иченской), Лубенского и Миргородского (тех полков, полковники которых ушли с Мазепой). Все эти челобитные содержали заверения в верной службы царю.

1 ноября в Богдановке[136] явились к царю полковники: стародубский — Скоропадский, черниговский — Полуботок и наказные: переяславский — Тамара и нежинский — Жураховский. Каждый прибыл с кружком сотников и войсковых товарищей своего полка.

3 ноября подавляющее большинство малороссийских полковников и старшины прибыло в город Глухов для выбора нового гетмана взамен Мазепы.

5 ноября 1708 г. по приказу царя в Глухове состоялась театрализованная церемония лишения Мазепы гетманства и его последующей заочной казни. На церемонии помимо старшины и рядовых казаков присутствовали многочисленные представители малороссийского и русского духовенства во главе с Феофаном Прокоповичем. На эшафоте была возведена виселица, к которой привязали куклу, изображавшую Мазепу в полный рост, в гетманском облачении и со всеми регалиями. Взошедшие на эшафот андреевские кавалеры Меншиков и Головнин разодрали выданный Мазепе патент на орден Андрея Первозванного и сняли с куклы андреевскую ленту. Лишенную «кавалерии» куклу палач вздернул на виселице.

На следующий день собралась Рада. После литургии и молебна в церкви Святой Троицы малороссийские полковники и старшины вышли на улицу, где уже стояла толпа казаков и посполитых. Князь Григорий Долгоруков произнес вступительную речь, а посольский дьяк Родостамов, встав на стол, прочитал царскую грамоту.

«Теперь, — сказал князь Долгоруков, — по древнему вашему обыкновению пусть все войско малороссийское и народ, съехавшийся на избрание гетмана, подают голоса, кому быть гетманом».

«Быть гетманом стародубскому полковнику Ивану Ильичу Скоропадскому! — провозгласили начальные люди. — Понеже он человек есть царскому величеству верный и в войске малороссийском заслуженный и в делах искусный».

Скоропадский долго отнекивался, но затем принял гетманскую булаву.

Малороссийские архиереи, черниговский и переяславский, издали от себя пастырское послание к народу о предании Мазепы проклятию и увещевали повиноваться новоизбранному гетману Скоропадскому. В тот же день по заранее присланному царскому распоряжению в московском Успенском соборе после литургии в присутствии царевича Алексея Петровича и царских вельмож духовные власти произнесли анафему над Мазепой.

Пребывая в Глухове, царь оказал милости тем, которые показали свою верность во время измены Мазепы. 14 ноября наказные полковники получили звание настоящих полковников и жалованные грамоты на разные села и маетности (поместья, угодья, имения). Ивану Носу, получившему прилуцкое полковничество, была дана похвальная грамота за содействие при взятии Батурина. Щедрее всех был тогда наделен черниговский полковник Полуботок — ему пожаловали маетности его шурина, бывшего гадяцкого полковника Михаила Василевича, которого когда-то так настойчиво преследовал Мазепа, и, кроме того, богатые маетности в Черниговском полку, — все это за верность к царю, как выражено в жалованной грамоте.

Переправившись через Десну, шведы сразу поняли, что Мазепа их попросту надул. Местное население не было расположено принимать их как своих избавителей. Напротив, все сельские жители разбегались при появлении незваных гостей. Исключение было в одной Атюше[137], где их встретили с хлебом-солью.

12 ноября (н.с.) шведы переправились через Сейм близ Батурина. И тут они вместо хорошо укрепленной гетманской столицы с сильным гарнизоном и мощной артиллерией, а главное, с магазинами, полными продовольствия, которого хватило бы их армии на всю зиму, нашли лишь развалины. Гарнизон и жители, как уже говорилось, были частично перебиты, а остальные разбежались.

На Мазепу развалины Батурина произвели страшное впечатление. «О, злые и несчастные наши початки, — говорил он своему писарю. — Вижу, что Бог не благословил мое намерение!»

Но вскоре гетман взял себя в руки и решил собрать совет своих сторонников в местечке Поросночка под Бахмачем, где у него был еще один дворец. Оттуда Мазепа рассылал свои официальные универсалы, а также приватные письма к старшинам.

16 ноября Карл XII выступил из Городищ на Голенки, откуда послал генерала Лимрота к своим войскам, шедшим позади, но малороссийские казаки напали на него на дороге. Были убиты Лимрот и весь конвой. К Карлу прискакал лишь один тяжело раненный швед.

Карл XII 17 ноября занял Дмитровку на реке Ромне в 44 верстах от Конотопа, а на следующий день перешел в местечко Ромен (Ромны).

19 ноября Мазепа с отрядом шведов под командой полковника Дальдорфа отправился к Гадячу. Они без боя овладели городом Мазепа оставил при Дальдорфе часть своих казаков и велел исправить укрепления городка, а сам отправился снова в Ромен, чтобы находиться при короле.

Шведская армия расположилась от Ромена и Гадяча до Лохвицы и Прилук на расстоянии десяти и двенадцати миль вокруг. Край этот был густо заселен, сел и хуторов было много. Поэтому шведы и надеялись получить столь необходимый провиант на зиму. Однако малороссияне в подавляющем большинстве были враждебно настроены к шведам.

Вот характерный пример. Отряд шведов подошел к городку Смелый на реке Бышкина и 2,5 верстах от Ромен. Однако жители закрыли ворота и отказались впустить шведов. А когда с другой стороны подошел отряд русских под началом генерала Рена, то их впустили в крепость. Под городом произошел бой, в котором два шведских полка были изрядно потрепаны и отступили. Взбешенный король послал на Смелый большие силы.

Петр I не желал пока устраивать большое сражение, и Рен отступил. В результате король захватил Смелый и велел его сжечь. Жители были убиты или разбежались.

А сейчас я сделаю маленькое отступление. Современные киевские историки всячески затушевывают участие украинцев в борьбе со шведами. Они утверждают, что полковники и старшина поддерживали Петра под дулами ружей и пушек русской армии.

По их версии, там, где были русские войска, население было вынуждено поддерживать царя. А где их не было, то там-то и должна была в полную силу развернуться «национально-освободительная борьба украинского народа против московской тирании».

Но как раз-то малороссийские казаки и били шведов в их тылу на Левобережье. А вот на Правобережье царских войск совсем не было, и шведов, кстати, тоже. Но правобережное казачество послало Мазепу… туда же, куда полвека назад Сирко послал турецкого султана. Правобережье горой стояло за Петра. Разумеется, о позиции правобережного казачества нет упоминаний даже в самых толстых незалежных учебниках истории.

Но вернемся к событиям 1708 г.

В Чигирине, в Корсуне, в Богуславе жители захватили мазепинцев, приезжавших туда с возмутительными посланиями, и доставили их в Киев. Тогда в белоцерковскую крепость была доставлена казна, которую туда заранее отправил для хранения Мазепа. Личные вклады Мазепы арестовал князь Голицын в Киево-Печерском монастыре. Царь издал манифест, которым повелевал отыскивать повсюду собственность Мазепы, и всем объявлял, где найдется что-либо принадлежавшее изменнику — половина указанного обещалась указателю, «понеже изменник раздает свои пожитки единомышленникам для возмущения народа».

Селяне под воздействием универсалов гетмана Скоропадского стали составлять партизанские отряды и нападать на шведов.

21 ноября из шведского стана бежали миргородский полковник Даниил Апостол и генеральный хорунжий Иван Сулима.

Царь потребовал Апостола в Лебедин, допустил его лично к себе, принял чрезвычайно ласково, объявил ему, что за ним остаются его прежний чин и маетности, и обещал в будущем царские милости.

Миргородский полковник сообщил, что Мазепа обещает предать в руки царя шведского короля со знатнейшими генералами, но просил непременно, чтобы договор с ним о его безопасности гарантировали иностранные дворы, им указанные. Головнин несколько затруднился относительно вопроса о гарантии, но Апостол сразу сказал, со слов Мазепы, что без этого условия ничего быть не может. Тогда Головнин объявил, что согласны будут и на гарантию, но все еще не показывал к этому делу полного доверия и не позволял Апостолу давать письменный ответ Мазепе.

Через несколько дней явился к Апостолу с письмами от Мазепы цирульник, служивший у Войнаровского, и тогда Апостол написал Мазепе — впрочем, в неопределенных выражениях — о принятии его предложения.

Вскоре явился еще один перебежчик из шведского стана — охотный полковник Игнат Калаган, который принес от Мазепы повторение прежнего предложения. Тогда уже Головнин написал Мазепе, что государь изъявляет полное согласие на его предложение с тем, чтоб он постарался «добыть главнейшую особу» или, по крайней мере, других знатных особ.

Апостол был хорошо поощрен. Ему, через гетманский универсал, не только возвратили все прежние маетности, но придали еще новые, принимая во внимание ущерб, понесенный от неприятельского вторжения. И Апостол, и его товарищи, возвратившиеся из шведского стана, подписались на «выборе» гетмана Скоропадского наряду с участвовавшими при избрании.

Шведы после побега миргородского полковника стали подозрительно относиться к малороссиянам. Так показывали лица, один за другим перебегавшие к русским и бывшие перед тем в Ромене.

За Апостолом хотел было уйти лубенский полковник Зеленский, но шведы узнали об этом и поставили во дворе его 50 караульных: одни стояли у ворот, другие в сенях, а третьи в доме. Под домашним арестом Зеленского держали до приезда в Ромен его жены, и только тогда он получил послабление. Генеральный есаул Максимович также находился под стражей за то, что хотел, по слухам, писать письмо к царю. И за другими старшинами был устроен караул по два человека шведских солдат за каждым. Больше доверия стали оказывать старшинам только тогда, когда их жены приехали к ним, но все-таки и после этого шведы наблюдали над теми и другими и не разрешали одновременно выходить из дома мужьям с женами.

У Мазепы всегда стоял почетный караул, как будто ради почета, а фактически гетман тоже находился под домашним арестом.

Зато теперь «оранжевые» историки возводят Мазепу в равноправные союзники короля Карла XII.

Домашний арест лишил Мазепу возможности вести дальнейшие секретные переговоры с Головниным.

Шведы повсеместно грабили местное население, а при малейшем сопротивлении прибегали к массовым репрессиям. Вот запись из дневника шведа Адлерфельда: «10 декабря полковник Функ с 500 кавалеристами был командирован, чтобы наказать и образумить крестьян, которые соединялись в отряд в различных местах. Функ перебил больше тысячи людей в маленьком городке Терее (Терейской слободе) и сжег этот городок, сжег также Дрыгалов (Надрыгайлово). Он испепелил также несколько враждебных казачьих деревень и велел перебить всех, кто повстречался, чтобы внушить ужас другим». Шведы придумали такой трюк: останавливаясь в деревне, давали за провиант деньги, а, уходя, отбирали их. «Таким образом, — пишет Адлерфельд, — мы постоянно находились в драке с обитателями, что в высшей степени огорчало старого Мазепу».

Лютеране шведы демонстративно оскорбляли православные храмы — заводили туда лошадей и кололи иконы штыками, а то и вообще разогревали пищу на кострах из икон. Храмы нещадно и методично грабились. На иконах Полтавского Крестовоздвиженского монастыря шведы вырезали шахматные доски.

Карл XII, лишившись Ромен, которыми овладели русские, расположил свою главную квартиру в Зенькове. Войско разместилось по окрестностям: генерал Спарре с шестью пехотными полками стоял в Лютенке[138], весь обоз с канцелярией находился в Гадяче. Там же король поселил и Мазепу. Но 13 января они перешли в Зеньков.

Побывавшие в шведском стане недоумевали, почему Мазепу и в Зенькове постоянно сопровождал шведский караул, тогда как взятым в плен русским в Веприке дозволялось ходить всюду без караула.

Была надежда прибытия короля Станислава с поляками. Для перехвата войск короля Стася в декабре 1708 г. в Речь Посполитую был отправлен русский отряд под начальством генерал-фельдмаршала Генриха Гольца. Русские нанесли полякам поражение и гнали их до самой границы с Венгрией.

Карл, не дождавшись войск короля Стася, посчитал необходимым выгнать русские войска из Гетманщины и перенести войну за ее пределы. Граф Пипер, всегда рассудительный и осторожный, а потому часто несогласный с планами своего взбалмошного короля, советовал уйти на Правобережье, то есть на территорию Речи Посполитой, и там установить надежные сообщения с панами, поддерживавшими Лещинского. По мнению первого министра, ресурсы Правобережья плюс поставки продовольствия польскими панами помогут шведам не только продержаться, но и переформировать армию. «Через это, — говорил он, — король умножил бы свои силы, тогда как теперь в чужой стране, отрезанные от Швеции, они беспрестанно умаляются и отнюдь не пополняются». «Нет, — отвечал Карл, — отступление за Днепр походило бы на бегство; неприятель станет упорнее и высокомернее. Мы прежде выгоним из козацкой земли русских, укрепим за собою Полтаву, а между тем наступит лето и тогда оно покажет нам, куда направляться».

Костомаров писал: «Мазепа со всех сил старался удерживать короля в Гетманщине и отклонить от совета переходить за Днепр. Это было естественно: переход на правую сторону Днепра показывал бы совершенное оставление той цели, с какой Мазепа затянул короля в Гетманщину, и его-то влиянию, главным образом, приписывали современники возникшее у короля желание во что бы то ни стало выгнать русских из Гетманщины и овладеть Полтавою»[139].

Хорош украинский патриот! На его родине идет кровавая война, обе стороны грабят (реквизируют) и используют тактику выжженной земли. Русские сжигают города, чтобы не достались шведам, а те — чтобы не достались русским. И вот возникает план увода шведской армии за Днепр в Речь Посполитую. Нетрудно догадаться, что большая часть русских войск последует за Карлом XII.

Ну а дальше население Гетманщины выигрывало бы в любом варианте. Устроит Карл Петру «Нарву», остатки царских войск бегом промчатся по Гетманщине в Центральную Россию. Получат шведы «Полтаву» — русские уйдут на северо-запад Речи Посполитой или в Германию.

В любом случае тысячи жизней малороссиян на Гетманщине были бы спасены, я уж не говорю об огромном экономическом ущербе, нанесенном Левобережью кампанией 1709 года.

Но Мазепе плевать на судьбы старшины, казачества и поселян, ему куда важнее собственные амбиции. Иван Степанович прекрасно понимает, что за Днепром его значение в глазах шведов упадет до нуля. И что если даже какое-либо местечко в Речи Посполитой станет второй Нарвой, то ему все равно не быть гетманом. На Левобережье немедленно вместо Скоропадского изберут нового гетмана, благо, желающих было более чем достаточно. И Карл захочет иметь дело с этим новым гетманом. А старика Мазепу пошлют куда подальше или, наоборот, будут держать под крепким караулом, дабы не вздумал мутить воду на Левобережье.

Вот таким был реальный Мазепа, нынешний герой «оранжевого» эпоса.

Серьезной политической неудачей Петра I стал конфликт с запорожским казачеством.

Запорожцы постоянно конфликтовали с Мазепой. Они неоднократно писали, что прежние гетманы были им отцами, а Мазепа стал отчимом. По словам известного украинского историка Д.И. Яворницкого, «идеалом простой казацкой массы было сохранить вольности предков, но под верховенством „доброго и чадолюбивого монарха российского“»[140].

Петр понимал это и 30 октября 1708 г. сразу после получения известия об измене Мазепы написал в Сечь на имя кошевого атамана Кости Гордиенко грамоту, в которой увещевал запорожцев пребыть верным русскому престолу и православной вере, за что обещал «умножить» к ним свою милость, которой они раньше были лишены из-за наветов на них со стороны коварного Мазепы, обвинявшего их в неверности русскому престолу.

12 ноября 1708 г. царь отправил в Сечь новую грамоту, в которой внушал запорожцам не слушать «прелестей» Мазепы, твердо стоять за православную веру и своего великого государя, слушать нового гетмана Ивана Ильича Скоропадского, о чем он будет по царским указам писать войску. И за это запорожцам посылалось царское жалованье «на каждый курень по 1500 золотых украинских на каждый год сверх прежнего настоящего годового жалованья».

Грамоту привезли царские стольники Гаврила Кисленский и Григорий Теплицкий. Также они привезли 500 червонцев для кошевого атамана, 2000 червонцев для старшины и 12 тысяч червонцев для куренных. Как особую царскую милость Петр через своих посланцев обещал прислать запорожцам войсковые клейноты — знамя, бунчук, литавры и трости — кошевому атаману и войсковому судье.

Вместе с царскими стольниками прибыл и посланник от гетмана Скоропадского — сотник Василий Савич, а от киевского митрополита — архимандрит Межигорского монастыря Ирадион Жураховский.

Возник раскол: старые казаки стояли за Петра, молодые же во главе с кошевым атаманом Костей Гордиенко были против. Молодость победила на Раде. Казаки отобрали у прибывших в Сечь царских послов деньги, а самих послов обругали. Архимандрита Жураховского обозвали «шпигом» (шпионом) и грозились сжечь его в смоляной бочке, а остальных посланцев грозились убить или утопить.

Надругавшись таким образом над царскими посланниками, запорожцы написали Петру письмо, в котором, «не щадя государя за прежние его к ним враждебные отношения, чиня досадительныя укоризны и угрозы, многие неприличные запросы, с нареканием и безчестием на самую высочайшую особу царя», предъявили к нему следующие требования:

«1) Чтобы всем малороссийским полковникам не быть, а быть бы на Украине вольнице, как и в Сечи. 2) Чтобы все мельницы по речкам Ворскле и Пселу, а также перевозы через Днепр у Переволочны, запорожцам отдать. 3) Чтобы все царские городки на Самаре и левом берегу Днепра у Каменного Затона срыть».

Таким образом, запорожцы предлагали провести кардинальные изменения в Малороссии, но они непосредственно не задевали интересов России, да и лично царя. Однако личные амбиции Петра не позволили ему принять предложение запорожцев или хотя бы взять его за основу для переговоров. Максимум, на что был готов царь — на подарки старшине и жалованье Войску Запорожскому. Русские войска начали занимать позиции для борьбы с запорожцами.

Понятно, что и Мазепа попытался привлечь запорожцев на свою сторону.

Как видим, запорожцы долго колебались. Спору нет, на Раде в Сечи много говорили о притеснениях царем малороссов и запорожцев. Но на самом деле это была сплошная демагогия. Тон задавали молодые казаки — «гультяи», как их называли. Они 9 месяцев назад порывались идти в поход с Булавиным, и, кстати, многие пошли с Кондратом на Дон. Так, может, Булавин и Некрасов тоже воевали за «незалежну Украину»? Понятно, что «молодым казакам» до смерти хотелось пограбить, а кого — это дело десятое.

Чтобы представить себе ситуацию в Сечи в конце 1708 г. — весной 1709 г., следует сказать пару слов о социальном расслоении запорожцев.

Запорожцы в XVI веке создали миф о равноправии и братстве всех запорожских казаков и старались поддерживать его в последующие века. Да, чисто формально все казаки были равны. Выборы атаманов и гетманов действительно были более демократичные, чем сейчас наши президентские и думские выборы. Однако реальная власть, большей частью скрытная, находилась в руках «знатных старых» казаков.

Древние мифы запорожского казачества крайне пригодились в XX веке как советским, так и националистическим историкам. Первые доказывали, что действия казаков были исключительно элементом классовой борьбы крестьян против феодалов, а вторые утверждали, что как запорожские, как и реестровые казаки представляли собой особый класс украинского народа, который боролся за национальную независимость «вильни Украины» в границах 1991 года. Как видим, цели у «совков» и националистов были разные, а мифологию они создавали примерно одинаковую.

Вопреки устоявшимся взглядам, многие запорожцы были… женаты и жили не в Сечи, а в зимовниках, то есть на хуторах, расположенных на Великом лугу. Жившие в зимовниках казаки занимались хлебопашеством, скотоводством, торговлей, ремеслами и промыслами и потому назывались не «лыцарями» и «товарищами», а подданными или посполитыми сичевых казаков, «зимовчиками», «сиднями», «гниздюками». Помимо этого сичевые казаки звали сидней в насмешку «баболюбами» или «грегносиями».

Тем не менее сидни, как писал Яворницкий, «несмотря на то, что были женаты, обязаны были нести воинскую службу беспрекословно; в силу этого каждому женатому козаку вменялось в обязанность иметь у себя ружье, копье и „прочую козачью сбрую“, а также непременно являться в Кош „для взятья на козацство войсковых приказов“; кроме воинской службы, они призывались для караулов и кордонов, для починки в Сичи куреней, возведения артиллерийских и других козацких строений. Но главною обязанностью гнездюков было кормить сичевых козаков. Это были в собственном смысле слова запорожские домоводы: они обрабатывали землю сообразно свойству и качеству ее; разводили лошадей, рогатый скот, овец, заготовляли сено на зимнее время, устраивали пасеки, собирали мед, садили сады, возделывали огороды, охотились на зверей, занимались ловлею рыбы и раков, вели мелкую торговлю, промышляли солью, содержали почтовые станции и т. п. Главную массу всего избытка зимовчане доставляли в Сичь на потребу сичевых козаков, остальную часть оставляли на пропитание самих себя и своих семейств»[141].

Итак, экономика Войска Запорожского держалась на тысячах гнездюков (сидней) и сотнях или тысячах чабанов.

Понятно, что старшина, то есть богатые запорожцы, могли безбедно жить и в мирное время, а каково молодым (бедным) казакам, жившим в Сечи в куренях-казармах? Питались они если не впроголодь, то весьма скудно. Женщин в саму Сечь (имеется в виду крепость, а не территория Войска Запорожского) действительно не пускали под страхом смертной казни. Так что молодым казакам (не по возрасту, а по положению) оставалось целыми днями слушать бандуристов, играть в карты, в кости и мечтать о походах, славе, а главное, богатой добыче.

С конца XV века главным источником добычи запорожцев были крымские татары и турки. Казаки регулярно грабили Крым и все Причерноморье — Сухум, Трапезунд, Синоп, Варну и т. д. Периодически они появлялись даже на берегах Босфора.

Но, заключив в 1700 г. мир с Турцией, царь Петр под страхом строжайших кар запретил казакам нападать на крымских татар и турок. И вот восемь (!) лет запорожские молодые казаки были без походов и добычи. Мелкие грабежи татар и проезжих купцов не в счет. Какое тут «антиколониальное восстание», оголодавшие гультяи были готовы идти в поход «за зипунами» с кем угодно — с Булавиным, Мазепой, Карлом XII, да хоть с самим Люцифером.

Ситуацию в Сечи понимали в ставке Петра. 21 февраля 1709 г. граф Шереметев «предписал гетману Скоропадскому послать в города и местечки по батальону от пехотных полков и при них „от кумпании“ по собственному рассуждению, а во все места, удобные для сооружения мостов и перевозов, велел отправить легкие партии за реку Псел для поисков над запорожцами»[142].

Колеблющуюся чашу весов перевесили деньги, привезенные в Сечь мазепинскими посланцами — генеральным судьей Чуйкевичем, киевским полковником Мокиевским и бунчуковым товарищем Федором Мировичем, сыном переяславского полковника.

В итоге кошевой атаман Костя Гордиенко написал к шведскому королю, что «все запорожцы на его стороне, испрашивают его покровительства, готовы на всякие усилия для восстановления своей свободы и молят Бога об успехах шведского короля»[143].

По настоянию кошевого атамана к шведскому королю была отправлена депутация из запорожцев с этим письмом.

А пока посланцы Гордиенко гостили у шведов, начались стычки русских с запорожцами. Так, у местечка Царичанки 800 запорожцев атаковали бригадира Кампеля, у которого было три полка драгун (три тысячи человек). Запорожцы изрубили 100 драгун и 115 захватили в плен, потеряв своих только 30 человек. Молодые запорожцы и примкнувшая к ним малороссийская вольница составили почти 15-тысячное войско. Запорожцы вскоре овладели городками по рекам Орели, Ворскле и Днепру и везде оставляли в них по сильному гарнизону.

26 марта прибыл к Будищам сам Костя Гордиенко с товарищами. За полмили до Будищ Мазепа послал к ним навстречу двух полковников с двухтысячным отрядом, чтобы провести их в Диканьку, куда Мазепа приглашал Костю на свидание. Костя Гордиенко вошел в дом, где уже находился Мазепа (вероятно, это был дом Кочубея). Запорожских гостей встретили мазепины старшины, и Костя Гордиенко в знак уважения склонил перед ними свой бунчук. В другой комнате стоял Мазепа перед столом, на котором лежали знаки его гетманского достоинства. Гордиенко поклонился ему, склонил перед ним свой бунчук и сказал: «Мы уверены, что с этой целью, а не для ваших собственных выгод, не из каких-нибудь приватных видов решились вы прибегнуть к протекции шведского короля. Мы хотим верно вам содействовать, мы разом с вами будем жертвовать и кровию, и жизнию своею, будем во всем повиноваться вам, лишь бы достигнуть желанной цели»[144].

«На другой день после того Гордиенко с 50 товарищами представлялся королю в Будищах. Все были допущены к королевской руке. Представили королю приведенных с собою 115 русских пленных, взятых в Цариченке. Гордиенко произнес речь, выражал благодарность королю за обещание покровительствовать им и всей Украине против общего врага. Государственный секретарь Гермелин от имени короля произнес им ответ на латинском языке, а комиссар Сольдан перевел его.

В этом ответе уверяли запорожцев в неизменной благосклонности к ним короля и поставляли им на вид, как много хорошего могут они получить, если воспользуются представившимися обстоятельствами, чтоб утвердить свою старинную вольность; воздали, наконец, запорожцам хвалу за их храбрость, оказанную в Цариченке. „Мы, — сказал Гордиенко, — уже послали с сотню москалей крымскому хану напоказ и надеемся, что когда их увидят татары, то станут с нами заодно“»[145].