Глава XXVIII НЕМНОГОЧИСЛЕННЫЕ ИНСТРУМЕНТЫ, КОТОРЫЕ ИНДЕЙЦЫ СОЗДАЛИ ДЛЯ СВОИХ РЕМЕСЕЛ

Поскольку мы уже говорили об изобретательности и о науках, которых достигли философы и поэты того язычества, будет правильно, если мы скажем о неумелости мастеров (oficiales) механиков в их ремеслах, чтобы было видно, в какой нищете и отсутствии необходимых вещей жили те люди. И, начиная с серебряных дел мастеров, мы скажем, что, несмотря на такое их количество и постоянный их труд в своем ремесле, они не умели делать наковальни из железа или другого металла: причиной тому было неумение выплавлять (sacar) железо, хотя у них имелись шахты [по его добыче]; на [своем] языке они называли железо килъай. Для них наковальней служили очень твердые камни зелено-желтого цвета; они делали их плоскими и шлифовали один о другой; они высоко ценили их, поскольку они встречались редко. Они не умели делать молотки с деревянной ручкой; работали они инструментами, которые делали из меди и латуни, смешивая одно с другим; молотки имели форму надолба со сбитыми (muertas) углами; одни — большие, насколько может охватить рука, чтобы сильно ударить; другие были средними и маленькими, а иные продолговатыми, чтобы ударять по вогнутой [поверхности]; они держат те свои молотки в руке так, чтобы ударять ими, словно булыжниками. Они не умели делать напильники и резцы; они не додумались до мехов для плавки; они плавили с помощью сопл (soplos) — трубочек из меди длиною с половину сажени; были и длиннее или короче для большой или маленькой плавки; трубочки закрывались с одного конца; они оставляли в них [лишь] маленькую дырочку, через которую воздух выходил быстрее и сильнее; собирались вместе восемь, десять или двенадцать [человек] — столько, сколько было нужно для плавки. Они ходили вокруг огня [и] дули через трубочки; и сегодня стоят на том же те, кто не хочет менять привычки. Они также не умели делать клещи, чтобы вынимать металл из огня: они вынимали его прутами из дерева и меди и бросали его на кучку сырой земли, которая имелась на этот случай, чтобы умерить огонь металла. Они несли его туда и переворачивали с одной стороны на другую, пока он не становился таким, что его можно было взять рукой. При всем этом неумении они создавали великолепные творения, в особенности в отливке одних предметов при [помощи] других, оставляя их полыми; о других восхитительных [вещах] мы расскажем дальше. При всей своей простоте они познали также, что дым от любого металла был вреден для здоровья, и поэтому они строили свои литейни, большие и малые, на открытом воздухе в своих дворах или загонах и никогда под навесом. Искусство плотников было не выше; пожалуй, оно было даже меньшим, ибо из тех инструментов, которыми пользуются здешние [испанские плотники] для своих ремесел, плотники Перу знали только топор и тесло, и эти инструменты были из меди. Они не знали пилы, сверла и рубанка или какого-либо другого инструмента для ремесла плотника и поэтому не умели возводить свод и двери, [а] лишь умели резать дерево и [готовить] штукатурку (blanguella) для зданий. Топоры, тесла и немногочисленные скребки (escardillas) выделывали серебряных дел мастера, а не кузнецы, ибо весь инструментарий, который они делали, был из меди и латуни. Они не пользовались гвоздями, ибо сколько бы дерева они ни использовали в своих зданиях, все оно было увязано канатами из дрока, а не сбито гвоздями. Точно так же каменотесы для обработки камней не имели другого инструмента, кроме черных булыжников, которые назывались ивана [и] которыми они не рубили, а раскалывали их. Для подъема и спуска камней у них не было никакого орудия; все делалось силою рук. И, несмотря на вое это, они создали столь огромные сооружения и с таким искусством и порядком, что они кажутся невероятными, за что их превозносят испанские историки, и как это видно по развалинам (reliquias), сохранившимся от многих из них. Они не умели делать ножницы ц иглы из металла; они делали [иглы] из длинных шипов, которые там растут, и поэтому они мало что шили, предпочитая латать (remendar), нежели зашивать, как мы дальше увидим. Из тех же шипов они делали гребешки, чтобы причесываться: они завязывали их между двумя тростниками, которые служили как бы хребтом расчески, а шипы выступали по одну и другую сторону тростника в виде гребня. Зеркала, в которые смотрелись женщины королевской крови, были из хорошо отполированного серебра, а у простых [женщин] — из латуни, ибо они не могли пользоваться серебром, как это будет сказано дальше. Мужчины никогда не смотрелись в зеркало, ибо это считалось позором, поскольку являлось женским занятием. Подобным же образом им недоставало многих других вещей, необходимых для человеческой жизни. Они обходились без того, что не умели делать, потому что были мало или совсем не изобретательными [в отношении] самих себя и, наоборот, они — великие подражатели тому, что увидят уже сделанным, как это подтверждается на опыте того, чему они научились от испанцев во всех ремеслах, которые они увидели у них, ибо в некоторых из них они сумели превзойти [своих учителей]. Ту же способность они проявляют в науках, если их обучают им, что подтверждается комедиями, которые представлялись в различных местах, ибо случилось так, что некоторые любознательные монахи из различных орденов, главным образом иезуитского, чтобы внушить любовь индейцам к таинствам нашего искупления (redencion), сочиняли комедии, чтобы их представляли бы индейцы, потому что они знали, что таковые представлялись во время их инков, королей, и потому что они видели, что они обладали способностью и талантом в отношении того, чему их хотели обучить, и поэтому один из отцов-иезуитов сочинил комедию, воспевавшую нашу госпожу деву Марию, и. он написал ее на языке аймара, отличном от всеобщего языка Перу. Ее содержание основывалось на тех словах из третьей книги [Моисея] о первопричинах: «Я посею вражду между тобой и между женщиной и т. д... и она сама разобьет твою голову». Ее представляли индейцы — дети и юноши в селении, которое называлось Сульи. А в Потоси был продекламирован диалог веры (dialogo de la fe), на котором присутствовало более двенадцати тысяч индейцев. В Коско представлялся другой диалог младенца Иисуса, на котором присутствовало все могущество того города. Другой [диалог] был представлен в Городе Королей Лиме перед канцелярией и всей знатью города и бесчисленным множеством индейцев, содержанием для которого послужило святейшее таинство; он был сочинен частями на двух языках — на испанском и на всеобщем [языке] Перу. Индейские дети представляли диалоги во всех четырех частях с таким изяществом и благородством, с такими движениями и благородными действиями, что вызывали восторг и удовлетворение, и с такой нежностью они [исполняли] песни, что многие испанцы проронили слезы радости и счастья, и, видя изящество и способности и замечательные таланты маленьких индейцев, они изменили свое мнение, которое до этого имели об индейцах, которых они считали тупыми, грубыми и бездарными.

Дети-индейцы, чтобы выучить наизусть текст (dichos), который они должны произносить и который им давали в написанном виде, шли к испанцам, умеющим читать, светским или священникам, вплоть до самых главных, и умоляли их прочесть им четыре или пять раз первую строчку, пока они не запомнят ее наизусть, и чтобы она не ушла от них, хотя они цепкие, они все же много раз повторяли каждое слово, обозначая его камушками или зернами одного плода (semilla) разных цветов, который имеется там; размер его с горошину [и] называется оно чуй; с теми знаками они запоминают слова и таким путем легко и быстро запоминают свой текст благодаря большой заботе и усердию, которые вкладывают в это [дело]. Испанцы, которых маленькие индейцы просят прочесть им [тексты], не пренебрегают ими и не раздражаются, сколь знатными они не были бы, [а] скорее приласкают их и встретят с радостью, ибо они знают, для чего это нужно. Таким образом, индейцы Перу, хотя и не были талантливы в изобретениях, обладали большими способностями подражать и воспринимать то, чему их обучали. Это проверил на долгом опыте лиценциат Хуан Куэльяр, уроженец Медины-дель-Кампо, который был каноником святой церкви Коско и преподавал грамматику метисам — детям знатных и богатых людей того города. Делал он это, движимый своим человеколюбием и по просьбе самих студентов, потому что пять наставников, которых они раньше имели, сменяли один другого по прошествии пяти или шести месяцев учебы, ибо они убеждались в том, что в других хозяйствах (granjeria) могут получать большую прибыль, хотя правда и то, что каждый студент давал им в месяц по десять песо, что равно двенадцати дукатам, однако в целом этого было мало, потому что [самих] студентов было мало; в лучшем случае [их число] доходило до дюжины с половиной. Среди них я знал одного индейца Инку по имени Фелипе Инка, и он принадлежал (era de) одному богатому и знатному священнику, которого звали отец Педро Санчес, который, видя способности индейца, проявлявшиеся им в чтении и письме, дал ему [возможность] учиться; он также успешно усваивал грамматику, как и лучшие студенты метисы. А эти, когда их покидал [очередной] наставник, возвращались в школу, лишь когда приходил другой [учитель], который преподавал на основе иных принципов, нежели предыдущий, и, если у них сохранялось что-либо от прошлого [учителя], он говорил им, чтобы они забыли это, поскольку оно ничего не стоило. Таким образом в мое время учились студенты, вводимые в заблуждение то одним, то другим наставником, без какой-либо пользы от них, пока добрый каноник не собрал их под своим крылом и в течение почти двух лет обучал латыни среди оружия и лошадей, среди крови и огня военных сражений, которые случились тогда, среди восстаний дона Себастьяна де Кастилья и Франсиско Эрнандеса Хирона, когда не успело затухнуть одно из них, как вспыхнуло второе, которое оказалось страшнее и длилось дольше [первого]. В то время каноник Куэльяр увидел большие способности, которые проявляли его ученики в грамматике, и их проворство в остальных науках, которых недоставало им из-за бесплодности земли. Переживая, что эти большие таланты пропадут, он очень много раз говорил им: «О, дети, как жалею я, что не могут увидеть дюжину из вас в том Саламанкском университете!». Обо всем этом было рассказано, чтобы показать способности, которыми обладают индейцы к [восприятию] того, чему их хотят обучить, что так же свойственно метисам, как их родственникам. Каноник Хуан де Куэльяр также не довел до совершенства латынь своих учеников, ибо он не мог проводить работу, давая [им] по четыре урока каждый день, и приходить в часы [занятий] своего хора, и поэтому [их знания] латинского языка остались несовершенными. Те, кто сейчас являются [студентами], должны долго благодарить бога за то, что он направил им орден иезуитов, благодаря которому имеется такое изобилие всех наук и всякого хорошего обучения для них, которым они располагают и наслаждаются. И на этом будет правильно, если мы вернемся к знакомству с наследованием [престола] королей инков и к их завоеваниям.