Глава XXXIX ЖЕСТОКОСТЬ ПЕРЕХОДИТ НА СЛУГ КОРОЛЕВСКОГО ДОМА

Возвращаясь к жестокостям Ата-вальпы, скажем, что, не удовлетворяясь теми, которые он приказал совершить над [людьми] королевской крови и над господами вассалов, капитанами и знатными людьми, он приказал перерезать слуг королевского дома, которые служили им на различных придворных службах и занятиях; слуги же, как мы рассказали в должном месте, говоря об их службах, были не частными лицами, а [жителями] селений, на которые были возложены обязанности направлять таких-то слуг и исполнителей, которые, сменяя друг друга по времени, несли свои службы; их ненавидел Ата-вальпа как за то, что они были слугами королевского дома, так и за то, что они носили имя инка по привилегии и в качестве милости, оказанной им первым инкой Манко Капаком. Кинжал Ата-вальпы вонзился в те селения с большей или меньшей жестокостью, соответствовавшей тому, служили ли они вблизи или в отдалении от особы короля; потому что тех, чья служба была приближена к ней, как-то: дверные, хранители драгоценностей, разносчики напитков, повара и другие подобные, их подвергли более строгому наказанию, ибо он не удовлетворился тем, что обезглавил всех жителей обоих полов и всех возрастов, но и сжег и разрушил селения, и дома, и королевские здания, находившиеся в них; те же, которые служили на большем отдалении, как-то: дровосеки, доставщики воды, садовники и другие подобные, пострадали меньше; однако, несмотря на это, в некоторых [таких] селениях подвергли наказанию каждого десятого, убив десятую часть всех жителей, взрослых и детей, а в других — пятую часть, а в других — третью часть; таким образом, ни одно селение из тех, что были расположены вокруг города Коско на расстоянии в пять, и шесть, и семь лиг, не оказалось без специального наказания той жестокости и тирании, и это, помимо общих преследований, которым была подвергнута вся империя, потому что всюду имело место кровопролитие, пожарища в селениях, грабеж, насилие, применение силы и другое зло, как случается, когда война. сама себе предоставляет свободу. Не избежали этих бедствий также селения и провинции, удаленные от города Коско, потому что сразу же после того, как Ата-вальпа узнал о пленении Васкара, он приказал начать войну в пламени и крови против соседних с его королевством провинций, особенно против каньаров, потому что в начале его восстания они не хотели подчиниться ему; после, ощутив свое могущество, он жесточайше отомстил им, как об этом также говорит Агустин де Сарате, глава пятнадцатая, этими словами:

«И придя в провинцию каньаров, он убил шестьдесят тысяч человек из них, потому что они были против него, и он придал огню и крови и стер с земли селение Тумибамба, расположенное на ровном берегу трех больших рек; оно было очень большим, а оттуда он пошел завоевывать земли, а те, кто сопротивлялся ему, он их всех до единого уничтожил», и т. д. То же самое говорит Франсиско Лопес де Гомара — почти одни и те же слова. Педро де Сиеса говорит об этом более подробно и более выразительно, потому что, рассказывая о нехватке мужчин и об избытке женщин, что имело место в его времена в провинции Каньари, и о том, что во время войн между испанцами вместо мужчин они давали индианок для переноски грузов войска, рассказывая, почему они так поступали, он говорит эти слова, глава сорок четвертая: «Некоторые индейцы хотят сказать, что поступают так больше из-за недостатка, который имеется в мужчинах, и изобилия женщин по причине великого зверства, учиненного Атабалипой над местными жителями этой провинции в то время, когда он в нее вошел после того, как в селении Амбато он убил и растерзал генерал-капитана Гуаскара Инки, своего брата, именовавшегося Антоко; они утверждают, что, несмотря на то что мужчины и мальчики вышли встречать его с зелеными ветвями и листьями пальмы, чтобы просить милосердия, он с лицом, налитым яростью, с великой суровостью приказал своим людям и капитанам войны всех их убить; и так было убито огромное число мужчин и мальчиков, как я об этом трактую в третьей части истории. По этой причине те, что живы сейчас, говорят, что женщин в пятнадцать раз больше, чем мужчин», и т. д. Досюда из Педро де Сиеса, и на этом будет достаточно сказано о жестокостях Ата-вальпы; большую их часть мы сохраним для должного места. Эта жестокость породила рассказ, который я предложил рассказать о доне Франсиско, сыне Ата-вальпы, а случилось так, что он умер за несколько месяцев до моего отъезда в Испанию;, на следующий день после его смерти, рано утром еще до его погребения, к моей матери пришли немногочисленные родичи, которые ее всегда посещали, и среди них пришел старый инка, о котором мы упоминали в других местах. Вместо того чтобы выразить печаль, поскольку умерший доводился племянником моей матери, сыном ее двоюродного брата, он выразил ей поздравления, сказав, что Пача-камак уже много лет поджидает его, чтобы увидеть смерть и конец всех своих врагов, и еще он сказал много подобных слов с великой радостью и ликованием. Не понимая причину праздника, я сказал ему: «Инка, как мы можем так радоваться смерти дона Франсиско, если он столь близкий наш родственник?». Весьма рассерженный, он повернулся ко мне, взял кончик пледа, который носил вместо плаща, укусил его (что между индейцами является знаком величайшего негодования) и сказал мне: «Ты хочешь быть родственником аука, сына другого аука (что означает предатель, тиран}, того, кто уничтожил нашу империю, того, кто убил нашего инку, того, кто сожрал и угасил нашу кровь и наше потомство, того, кто совершил столько жестокостей, столь чуждых инкам, нашим отцам? Дайте мне его такого, мертвого, как сейчас, и я съем его сырого и без перца; ибо тот предатель Ата-вальпа, его отец, не мог быть сыном Вайна Капака, нашего инки, а какого-нибудь индейца Киту, с которым его мать обманула нашего короля; ибо, если бы он был инкой, он не только не совершил бы жестокости и отвратительные мерзости, которые он совершил, но даже не сумел бы их себе представить, потому что учение наших предков никогда не [направляло] нас на причинение зла кому бы то ни было, даже врагам, и тем более родственникам, а только оказания множества добра для всех [людей]. Поэтому не говори, что наш родственник тот, кто оказался таким врагом всех наших предков; смотри, ты их, и нас, и себя самого тяжело оскорбляешь, называя нас родственниками жестокого тирана, который нас, немногочисленных королей, спасшихся от его жестокости, теперь превратил в рабов». Все это и еще многое другое сказал мне тот инка в ярости, которую порождало в нем уничтожение его [родичей], а воспоминания бедствий от причиненных Ата-вальпой мерзостей превратили радость, которую они ждали от смерти дона Франсиско, в нескончаемый плач; он же [умерший], пока был жив, ощущая эту ненависть, которую испытывали к нему инки и вообще все индейцы, не имел с ними никаких отношений и не выходил из дома; точно так же поступали две его сестры, потому что на каждом шагу они слышали эти слова аука, столь точно выражавшие тиранию, жестокости и злодеяние, оказавшиеся достойным именем и геральдическим знаком для тех, кто к ним стремился.