Социально-политический кризис и «отклонение» от Запада

Социально-политический кризис и

«отклонение» от Запада

Вскоре после смерти Матьяша была открыта Америка. Это совпадение можно считать символическим для судьбы Венгрии, а, по сути, всей Восточной и Центральной Европы (польский современник Матьяша король Казимир IV умер в 1492 г.). Этот период считается началом Новой истории, когда развитие торговли, финансов, промышленности, вооруженных сил, мореплавания и системы государственного управления постепенно стало придавать Западной Европе черты глобального превосходства, плодами которого она пользовалась в течение всего XVIII и XIX вв. В Центральной и Восточной Европе в то же время начинает проявляться тенденция к разукрупнению, считавшаяся «современной» по западным стандартам. Период относительного политического могущества региона подошел к концу. Долгосрочные перспективы экономического и социального развития его государств стали казаться не столь очевидными. Социальное расслоение общества, продолжавшееся несколько десятилетий, по сути, разрушило централизованные монархии. Хотя братья из династии Ягеллонов, казалось, реализовали мечту Матьяша о центральноевропейской «империи», поделив между собой все престолы в регионе, их государственные структуры, а также земельная собственность попадали под все более и более усиливавшееся влияние различных аристократических и дворянских фракций.

По иронии судьбы усиление власти дворянства в регионе обусловливалось процессом нового европейского «разделения труда», вызванного географическими открытиями. Освоение природных ресурсов Нового Света с неизбежностью превратило Западную Европу в торговый, промышленный и финансовый центр Старого Света, тогда как за странами Центральной и Восточной Европы закрепилась роль поставщиков сырья и сельскохозяйственной продукции. Происходившая в Европе XVI в. «революция цен», вызванная притоком из-за океана огромного количества золота и серебра, привела к постоянному и заметному росту цен на продукты питания. Столь благоприятное для помещиков-землевладельцев стечение обстоятельств подвигло их на борьбу за увеличение аграрного производства и рост экспорта, но, прежде всего, за укрепление своей власти над крестьянами. В парламентах именно они составляли подавляющее большинство, поэтому им не составило особого труда добиться принятия нужных законов. Во времена правления Владислава, Яна Ольбрехта и их потомков парламенты Богемии, Венгрии и Польши один за другим издавали эдикты, привязывавшие крестьян к земле, усиливавшие их правовую зависимость от помещиков, возрождавшие барщину (corv?e) в манорах. Это было т. н. «вторичное закрепощение»: прежняя тенденция замены барщины денежным оброком и превращения крестьянина в свободного арендатора изменилась на 180 градусов. Крестьяне оказались в положении, более похожем на полурабское существование русских крепостных, чем на жизнь независимых фермеров, которые уже в то время стали появляться на Западе. Это, разумеется, привело к крестьянским волнениям и к их подавлению силой, что весьма укрепило в дворянстве гонор и чувство самоуверенности, что, в свою очередь, подрывало политические устои централизованной власти, ослабляя ее и создавая благоприятные условия для нападения извне.

Социальные структуры венгерского общества в том виде, в каком они складывались на протяжении всего средневекового периода, оказались хорошо приспособленными для подобного хода событий при всей непредсказуемости новой ситуации. Около 60 % (а то и более) годовых доходов в казну при Матьяше поступало от сельского хозяйства. Выше уже говорилось, что основными статьями венгерского экспорта были скот (в XV в. его экспорт достигал 100 тыс. голов в год), вино и полезные ископаемые. Помимо золота и серебра, которыми Венгрия снабжала большую часть Европы до тех пор, пока на рынке не появились драгоценные металлы из Америки и Африки, к концу XV в. важное значение приобрела медь. Ее добыча была механизирована Яношем Турзо — дворянином, членом Краковского городского совета, венгром по рождению. Он вместе с Фуггерами[10] из Аугсбурга занялся монополизацией в этой отрасли металлургии. Таким образом, отсутствие готовой продукции в составе венгерского экспорта не было чем-то неожиданным для страны. С другой стороны, среди импортируемых товаров в сколь-либо существенных объемах фигурируют только ткани и кожи, поэтому можно предположить, что собственные ремесленные промыслы и внутренний рынок работали достаточно энергично. Однако «настоящих» городов — вольных королевских городов с фортификационными сооружениями и советами самоуправления — в конце XV в. (скорей всего, это был период их застоя или упадка) в стране насчитывалось всего три десятка. Их население в совокупности не превышало 90 тыс. человек, что совершенно не впечатляет, особенно при сравнении с численностью граждан благородного — дворянского — происхождения, почти ничего не имевших за душой, помимо врожденного высокомерия, подпитываемого правом на привилегии. Не обладая материальным достатком или интеллектуальным превосходством над окружающими, они, тем не менее, составляли группу с огромным политическим влиянием, которая сражалась за свои подлинные или мнимые интересы. Среди около 3,5 млн. подданных венгерской короны один из 20 или 25 был дворянином (во Франции этот показатель составлял 1:100), тогда как один свободный горожанин приходился на 40 человек (во Франции 1:10), и это в том случае, если согласиться с убедительной концепцией, согласно которой жители оппидумов, или торговых городков, по своему социальному статусу были ближе к сельскому населению, пользующемуся максимумом крестьянских «свобод», нежели к горожанам с минимумом городских прав.

Эти особенности социальной структуры отражались в общественных отношениях, институтах и обычаях страны, а они, в свою очередь, также оказывали влияние на социальную структуру. Так, ни в Англии, ни во Франции никому бы и в голову не могло прийти, что в парламентах может не быть представителей самоуправляемых городов. В Венгрии, напротив, мало кто даже догадывался о необходимости присутствия на заседаниях государственного собрания представителей вольных городов. И вполне закономерно, что там — в стране, где в конце XIII в. и с еще большей активностью после 1400 г. начала вызревать идея автономности «политического общества», стало принято считать, что депутаты от дворянства являются представителями «всего общества». На Западе в XIV–XV вв. монархи, сталкиваясь с политическими кризисами, в значительной мере, опирались на городскую экономику, тем более, что к тому времени дворянство ослабло, частично утратив влияние и власть над крестьянством. Оно само нуждалось в помощи государства, надеясь на получение должностей или на участие в войнах. Не имея над собой подобных сдерживающих начал, энергичное венгерское дворянство возложило все бремя разрешения политических и экономических кризисов на ту часть населения, которая за предшествующие столетия оказалась наиболее «продвинутой по-западному», — на крестьянство, которое теперь утратило все, что завоевало прежде, т. е. весьма ограниченные права и свободы. Таким образом, распад государственности, созданной Матьяшем, и перестройка европейской экономики привели к укреплению тех начал социального устройства, которые отличали Венгрию от западных моделей, и к подавлению тенденций, прежде способствовавших их сближению.

Парламентское заседание по избранию на престол наследника Матьяша было намечено на май 1490 г. В претендентах недостатка не было. Помимо Яноша Корвина, которого поддерживали все давние сторонники клана Хуньяди среди дворянства и который был сказочно богат, венгерского престола добивался Максимилиан Габсбург. Его право на это предусматривалось договором от 1463 г., подписанным Матьяшем и Фридрихом III. О венгерской короне мечтали также оба брата Ягеллоны, чья мать была внучкой Жигмонда и сестрой Ласло V. В довершение ко всему на наследие Матьяша претендовала даже его вдова — королева Беатриса.

Корвин (позднее он сумел это доказать) был хорошим воином (организовал оборону южных границ), но не имел дара политика. Во всяком случае, его кандидатуру отвергли самые влиятельные военные и государственные деятели времен Матьяша. Возможно, они считали, что, отказав всем иноземным претендентам, они заведут Венгрию в ситуацию с непредсказуемыми последствиями. Претензии Максимилиана были самыми обоснованными, и именно с ним можно было связывать надежды на помощь против турок (активизации которых ожидали сразу после смерти Матьяша), но господствующие сословия, прежде всего, хотели получить такого короля, контроль за которым находился бы в их руках. Этому требованию идеально соответствовал Владислав. Он был коронован как Уласло II, но при условии подписания предвыборных обещаний, в частности об отмене всех нерегулярных налогов, займов и других «вредных нововведений» Матьяша. Корвина попытались умилостивить титулом герцога Славонии и тем, что он оставался самым богатым магнатом страны. Такая к нему благосклонность осталась даже после того, как он взбунтовался и был разгромлен военачальником Кинижи, некогда служившим Матьяшу. В 1491 г. были также разгромлены войска Максимилиана и Яна Ольбрехта, брата Владислава. В боевых действиях против них использовали наемную армию Матьяша. Однако затем, когда наемникам не заплатили за несколько месяцев, они принялись грабить местное население, за что и были разогнаны в 1492 г. войсками Кинижи.

На первый взгляд, большая часть правления Владислава прошла спокойно как внутри королевства, так и на его границах. Борьба, связанная с наследованием венгерского престола, сначала разожгла аппетиты турок, которые предприняли несколько, правда неудачных, попыток захватить стратегически важные укрепления, но в 1495 г. был заключен мирный договор, продлевавшийся в течение нескольких лет. Не возобновлен он был только в 1501 г., когда Владислав присоединился к коалиции римского папы и Венецианской республики. Однако главной его целью было получение солидной субсидии, предложенной ему союзниками, и потому он уклонялся от решающих сражений или штурмов. Ситуация изменилась в 1512 г., когда более воинственный султан Селим I Грозный пришел к власти, низложив своего отца Баязида II, и боевые действия на южном фронте возобновились и велись с переменным успехом. В целом, за весь тот период к туркам отошел только боснийский банат Среберник. Тем не менее, общее соотношение сил было неблагоприятным для Венгрии; вылазки и набеги без объявления войны участились в окрестностях крепостей, возведенных Матьяшем, что нарушало коммуникации между ними, препятствовало бесперебойному снабжению гарнизонов. Сдерживать натиск турок становилось все труднее и труднее.

Единственным серьезным конфликтом между Венгрией и ее христианскими соседями стала война, объявленная Максимилианом в ответ на заявление венгерских сословий о том, что ни один иностранец не должен быть избран королем Венгрии в случае, если Владислав уйдет из жизни, не оставив наследника. Конфликт был улажен тайным договором о наследовании от 1506 г. В соответствии с ним внук Максимилиана должен был жениться на дочери Владислава, а сын последнего, если он родится, должен был взять в жены Марию — сестру Фердинанда. Когда условия этого тайного договора стали достоянием гласности, собрание представителей сословий Венгрии потребовало, чтобы король объявил императору войну, но Людовик, сын Владислава, родился через несколько месяцев, и вопрос о войне фактически отпал.

Если судить по хронике событий, в политическом отношении это был самый безмятежный период со времени правления Жигмонда; не было ни одной попытки низложить Владислава силой оружия либо искусной интригой. Однако истинной причиной стабильности являлось то, что магнаты нашли «законные пути» навязывания своей воли как правителю, так и другим сословиям. Они не предпринимали никаких мер по преобразованию институтов и стиля правления Матьяша. Они скорее экспроприировали их. Контроль полностью перешел к Королевскому совету, решения которого Владислав никогда не оспаривал. Отсюда его прозвище — Владислав Добже (что в переводе с польского означает «хорошо»). Канцлер стал чрезвычайно могущественной фигурой. В течение почти всего правления Владислава должность главы как большой, так и тайной канцелярий занимал Тамаш Бакоц, чья блестящая карьера началась при Матьяше с должности рядового чиновника. Когда Владислав взошел на венгерский трон, Бакоц был уже епископом Дьёра, затем Эгера и, наконец, архиепископом эстергомским. Став канцлером, он оставался в сане кардинала. Сохранилась даже практика сбора нерегулярных налогов или чрезвычайных займов. Только теперь, когда не стало «черного войска», они собирались самими баронами для укрепления их военных отрядов и комитатами для содержания наемников. Результаты были вполне предсказуемыми: численность армии в стране резко уменьшилась, а доход королевской казны упал до 200 тыс. форинтов и меньше, т. е. даже ниже того уровня, с которого Матьяш начинал.

Чтобы установить круг лиц, имеющих право собирать военные налоги и субсидии, государственное собрание на заседании 1498 г. приняло законы, закреплявшие процессы расслоения внутри самого дворянства. В законах были указаны имена 41 крупного землевладельца, имевшего право и обязанного содержать войско под собственным знаменем. Список этих лиц стал демаркационной линией между потомственной аристократией и теми дворянскими семьями, которые пришли к власти недавно. Он также сыграл роль поворотного пункта в истории превращения венгерского государственного собрания в двухпалатный парламент, каким со временем оно и стало. Помимо королевского двора, высшая аристократия, с одной стороны, и дворянство средней руки, с другой, стали полюсами, в силовых потоках которых разворачивались сложные политические баталии с частой сменой позиций и союзников на бурных парламентских заседаниях в период правления династии Ягеллонов. Состав группировок магнатов и баронов, а также их тактика менялись весьма часто. Поэтому лишь в ущерб исторической точности позицию аристократии часто характеризовали как «прогабсбургскую», тогда как среднему дворянству приписывалась «национальная» ориентация. Можно не сомневаться, полемика на парламентских заседаниях изобиловала патриотической риторикой по поводу венгерской доблести и заботами об общем благе. Все это подавалось в терминологии скифской концепции, освященной хроникой Туроци, но по иронии судьбы в действительности происходило на фоне явного ослабления обороноспособности страны и быстрого ухудшения ее стратегического положения с точки зрения противостояния Османской империи. Как и прежде, дворянство, ведомое патриотизмом и чувством благоразумия, нашло героя в собственных рядах. На сей раз им стал Янош Запольяи, воевода Трансильвании с 1510 г. Именно его имели в виду депутаты, когда в 1505 г. принимали декрет об иноземных и «национальных» королях.

Среднепоместное дворянство, для которого путь наверх становился все более и более затрудненным, постаралось отыграться на крестьянстве и оппидумах, которые получали большую часть прибыли от оборота сельскохозяйственной продукции. У них было немного крестьян, поэтому именно они страдали от свободной миграции земледельцев, которые, в целом, стремились попасть в услужение к более крупным помещикам, где повинности были менее тяжелыми, а товарооборот — более активным. Под массовым давлением со стороны среднепоместного дворянства парламент начиная с 1492 г. обязал всех землевладельцев (даже горожан, купивших маноры) собирать девятину натуральным оброком, затем уменьшил сумму штрафа, налагавшегося на помещика, не разрешавшего крестьянам уходить к другим землевладельцам, и, наконец, вообще отменил право крестьян на передвижение. Владельцы земли все активнее стали требовать от своих арендаторов отработки барщины (corv?e). При Матьяше даже один день барщины в неделю казался избыточным, а при Ягеллонах три дня в неделю на барщине стали вполне обычным явлением. Это наступление дворянства на права крестьян многими из них было встречено болезненно. Само крестьянство к тому времени было уже очень сильно расслоено. Одни из них благодаря своей экономически успешной деятельности за последние полвека стали весьма зажиточными, уверенными в своих силах, имеющими довольно широкий кругозор гражданами. Эти материально обеспеченные, а нередко и хорошо образованные арендаторы и жители торговых городков оппидумов (многие из них занимались прибыльным делом вроде торговли скотом или изготовлением вина) быстро отреагировали на брошенный им вызов. Отдельные акции протеста местного значения, не заставившие элиту образумиться, вскоре переросли в организованное крестьянское восстание, самое крупное в истории Венгрии.

В 1513 г. Бакоц был назван одним из кандидатов на папский престол. Выборы он проиграл, и, чтобы компенсировать ему это поражение, вновь избранный папа Лев X назначил его своим легатом, ответственным за организацию крестового похода против османских турок. Несмотря на предостережения тех, кто хорошо знал Османскую империю, соответствующая папская булла была оглашена в апреле 1514 г., и вскоре около 40 тыс. крестьян-крестоносцев были собраны в лагерях. Самый большой из них располагался в Пеште. Им командовал Дьёрдь Дожа, офицер-кавалерист с южной границы. Боевой дух добровольцев-крестьян вполне мог поддерживаться их ненавистью к туркам или же отпущением всех прежних грехов. Но главным в тот момент оказалось ощущение всеобщего беспокойства, глубокое недовольство своей жизнью и судьбой. Это недовольство росло по мере того, как дворяне, не желавшие расставаться со своими и без того немногочисленными работниками, а также обеспокоенные концентрацией неуправляемой массы, стали активно мешать своим крестьянам присоединяться к крестоносцам. В начале мая это привело к нескольким кровавым стычкам. В ответ Бакоц приказал отменить поход.

Однако крестьяне и Дожа, горя желанием идти в поход против турок, не подчинились, разгромили отряды, направленные для того, чтобы их остановить, и в течение двух месяцев предавали огню особняки помещиков, грабили замки и уничтожали документы, удостоверявшие права сеньоров. Их поддержали популярные в массах монахи-францисканцы самого строгого толка, которые обычно вели миссионерскую работу и которых давно уже тревожила несправедливость, творящаяся в селах и оппидумах, где они сами жили. Монахи и выработали особую идеологию «народных крестоносцев», которая основывалась на следующем: помещики, саботируя защиту королевства и мешая «святому воинству Христову» выполнить свою миссию, утратили права на свои привилегии, а крестьянство в случае успеха восстания должно получить все те свободы, которыми пользуются секеи в Трансильвании. К концу июня король и дворянство, выйдя из состояния первоначального шока, вызванного неожиданным развитием событий, подавили мелкие очаги бунта, а основная армия под предводительством Дожи 15 июня 1514 г. сдалась на милость Запольяи, пришедшего на помощь осажденным в замке Темешвар, гарнизон которого более месяца отражал атаки крестьян.

Дожа был казнен зверским образом — его поджарили на раскаленном железном троне, а соратников заставили съесть куски его плоти, после чего замучили насмерть. Однако, если не считать отдельных вспышек жестокости в первое время после подавления восстания, большинству его участников удалось избежать серьезных наказаний. Этому явно помогло понимание того, что рабочая сила еще понадобится. Конечно, крестьян заставили расплатиться за нанесенный ими ущерб. В качестве такого коллективного наказания государственное собрание в октябре 1514 г. приняло законы, согласно которым крестьяне подлежали «вечной зависимости» (perpetua rusticitas), т. е. им всем было запрещено переходить от хозяина к хозяину и иметь оружие. Кроме того, они были обязаны выполнять трудовые повинности. И хотя эти законы не всегда строго выполнялись, они в качестве юридической нормы действовали вплоть до 1848 г. На том же заседании государственного собрания депутатам был представлен знаменитый Трипартитум — объемный свод обычного права Венгерского королевства, составленный юристом Иштваном Вербеци по парламентскому поручению от 1498 г. Вербеци был юристом, рьяным сторонником Запольяи и дворянской фракции в государственном собрании, а потому настаивал на равенстве прав всего дворянства, как бы это ни противоречило реальному положению дел, и на том, что абстрактное понятие «власть короны» есть корпоративная, сословная власть всего дворянства. Эта идея была очень близка идее «дворянской республики», в том же веке получившей полное развитие в Польше. Неудивительно, что текст устава так и не был обнародован и не высылался Королевским советом в комитаты. Тем не менее, он был опубликован в Вене в 1517 г., стал широко известным и в течение трех столетий играл роль справочника, использовавшегося в судопроизводстве, особенно в местных комитатских судах.

Наиболее тяжелыми последствиями крестьянской войны стали вызванные ею разрушения. Совпавшие по времени с европейским экономическим кризисом, начавшимся в 1512 г., они усилили его воздействие на хозяйство страны в период, когда она более всего нуждалась в материальных ресурсах. Даже в конце XIV в., когда Османская империя по размерам не превышала территорию Венгерского королевства, она была значительно сильнее его в военном и стратегическом отношениях. Завоевания турецких султанов в XV в., особенно Мурада II и Мехмеда II Фатиха, на Балканах и Ближнем Востоке имели следствием то, что территориально империя в два раза стала превосходить королевство. Победы Селима I Грозного после 1512 г. в Сирии, Египте и Ираке довели это соотношение до трех к одному. Поскольку все остальные цели были менее соблазнительными или слишком далеко расположенными от Османской империи, вполне логично предположить, что теперь, с восшествием в 1516 г. на венгерский престол десятилетнего сына Владислава — Лайоша (Людовика) II, очередь дошла до Венгрии. Когда Селим умер и его место занял его сын Сулейман I (позднее названный Великолепным), бароны, управлявшие страной от имени еще несовершеннолетнего короля, почувствовали такое облегчение, что не удосужились ответить на предложение о мире, присланное новым султаном (более того, они посадили в темницу его посланника). Это был очень грубый просчет. Честолюбивый, оскорбленный Сулейман уже на следующий год повел войска на Венгрию. Шабац и Белград пали летом 1521 г., открыв с юга проход на венгерскую территорию.

Различные указы по организации южной обороны, рассматривавшиеся на парламентских заседаниях, были либо чистой говорильней, либо столь тесно связаны с фракционной борьбой, что, по сути, отменяли друг друга. В 1523 г. Лайош II, поддавшись на уговоры своей жены Марии Габсбург и последовав примеру своего шурина, Фердинанда Австрийского, попытался взять бразды правления в свои руки. Однако произведенные им перемены в правительстве, в целом, оказались неэффективными. Они лишь подлили масла в огонь усобицы и нестабильности, в результате чего политическая атмосфера в стране накалилась, как перед началом гражданской войны. Королю удалось несколько упрочить свои позиции лишь на государственном собрании в апреле 1526 г., когда его поддержала, как это ни парадоксально, тайная организация, созданная за год до того с целью защиты интересов дворянства. Не дали желаемого результата и мероприятия, которые при других обстоятельствах были бы разумными и взвешенными, как, например, отзыв контракта с Фуггерами на разработку северных шахт. Единственное решение, оказавшееся удачным, было принято в 1523 г. Оно было связано с назначением калочского архиепископа Пала Томори главным капитаном. Томори, как и Запольяи, сумел нанести несколько поражений туркам, которые, в свою очередь, сломали сопротивление первой линии южных укрепленных районов. В Западной Европе в это время разгорался конфликт между католическими и протестантскими государствами, а Германия стояла накануне страшной крестьянской войны. Парламент «Священной Римской империи» и император Карл V, второй шурин Лайоша II, занятые соперничеством с французским королем Франциском I, оставили без внимания многочисленные отчаянные просьбы венгерского государя о помощи.

В то время, когда в 1526 г. заседало государственное собрание, армия Сулеймана, значительно большая, чем в 1521 г., уже находилась на марше. Это была кампания, которая положила начало постепенному процессу расчленения средневекового Венгерского королевства. Вплоть до июня в Венгрии не проводилось никакой серьезной подготовки к отражению наступления, пока все же не началась мобилизация, и тогда даже церковная утварь и предметы богослужения из драгоценных металлов были экспроприированы для монетного двора. Армия, давшая, наконец, бой туркам 29 августа 1526 г. у города Мохач, состояла из войск южных гарнизонов под ко-