Анжуйская монархия

Анжуйская монархия

Карл Роберт Анжуйский, которого поддержали папа римский Бонифаций VIII и бароны из южных провинций, был приглашен в Венгрию еще при жизни Эндре III. Когда тот умер, Карла сразу же, еще до мая 1301 г., короновали. Однако в течение почти целого десятилетия после коронации ему пришлось бороться с другими претендентами на венгерский престол, а затем еще два десятилетия — с сепаратизмом местных олигархов. Сначала обе эти проблемы были взаимосвязаны. Под тем предлогом, что Карл был коронован «неправильно» (без Священной короны и, кроме того, в Эстергоме, а не в Секешфехерваре, как того требовала традиция), и понимая, что тут не обошлось без влияния Рима, большинство светских и церковных магнатов пригласили на царство богемского принца Вацлава (Венцель, Ласло Чех; позднее он стал последним государем Богемии из династии Пржемыслов). Этот претендент был коронован должным образом, но не получил никакой реальной власти, и поэтому в 1304 г. король Богемии Вацлав II увез сына из Венгрии вместе со Священной короной. В следующем году принц, заняв богемский престол, отрекся от прав на Венгрию в пользу своего родственника и союзника — баварца Отто Виттельсбахского, внука Белы IV. Не имея поддержки в Венгрии, Отто, короновавшийся в конце 1305 г., был обречен на неудачу. Он был изгнан войсками Ласло Кана, воеводы Трансильвании, который отнял у него необходимые для коронации королевские регалии, но отказывался предоставить их Карлу вплоть до 1310 г. Поэтому и вторая попытка Карла короноваться в 1309 г. была признана «неправильной», несмотря на то, что к этому времени он уже обладал реальной силой.

Его третья коронация в 1310 г. стала абсолютно законной как по месту проведения, так и по аксессуарам церемонии. Настораживало лишь отсутствие на ней наиболее могущественных из королевских подданных. Не было и самого сильного местного магната Матэ Чака. Все это предвещало еще одно конфликтное десятилетие, на сей раз — борьбу короля с олигархами. Как мы уже знаем, они вошли в силу не в результате падения династии Арпадов. Это был затяжной процесс, протекавший в последние десятилетия XIII в., когда власть короля была слабой. Источником власти магнатов являлись их личное богатство и высокие государственные должности (палатин, воевода, бан, ишпан), которые они номинально занимали от имени и во благо государя, а фактически часто использовали для открытого с ним противоборства. Это привело к тому, что противоестественно разросшиеся маноры магнатов стали питательной средой для формирования местного сепаратизма, стремившегося создать «государство в государстве» и освободиться от опеки центральной власти. Олигархи содержали собственные дворы и свиты, ничем не отличавшиеся от королевских; требовали, чтобы их называли princeps[5] или dux;[6] пытались завязывать родственные связи с чужеземными династиями, устанавливать дипломатические отношения и принимать участие во внешних войнах.

Чтобы бросить вызов олигархам и взяться за объединение страны, необходимо было иметь личное мужество; чтобы добиться успеха, нужно было обладать талантом государственного и военного деятеля. Обосновавшись на юге в Темешваре, где правил барон Угрин Чак из числа самых надежных его сторонников, Карл сумел поодиночке разгромить врагов, практически никогда не заключавших против него союза. Помогало и то, что Карл был моложе противников: контроль над Трансильванией и северными территориями был установлен им тотчас же после получения известия о смерти Ласло Кана и Матэ Чака в 1315 и 1321 гг. соответственно. Победа, одержанная им в битве при Розгони в 1312 г. над кланами Чака и Абы, владевших землями на северо-востоке страны, собственно говоря, ничего не решила. Скорее, именно с нее начался этап прямого вооруженного противостояния. Карлу понадобилось одержать еще много побед — над кланом Кёсеги (1316), над армией палатина Копаса Борши (1317), над войсками Шубичей и Бабоничей на юго-западе (1323), — прежде, чем стало возможно вернуться к мирным занятиям: укреплению государства и экономическим реформам, чему и была посвящена вторая половина правления Карла Роберта.

Идея консолидации страны получила символическое выражение уже в том факте, что в 1323 г. королевский двор перебрался в Вишеград — в самое сердце Венгрии. Здесь к 1330 г. у подножия местной крепости было возведено большое здание, ставшее постоянной королевской резиденцией вплоть до переезда в новый дворец Лайоша Великого, а позднее — во второй половине XIV в. — в роскошный дворец Сигизмунда Люксембургского. За двадцать лет борьбы Карл Роберт приобрел весьма значительный вес и авторитет, которыми он пользовался эффективно, но с большой предусмотрительностью. Ему хватало ума подчеркивать свое кровное родство с домом Арпадов (помимо всего прочего, элементы с фамильного герба Арпадов на равных с элементами герба Анжуйской династии сосуществовали на его новом королевском гербе). Кроме того, объединяя страну, он объявил, что своей главной задачей считает «восстановление доброго старого порядка», хотя, с великим трудом завоевав венгерский престол, он просто обязан был пойти на целый ряд важных перемен, а также создать новые принципы управления.

В ходе войн большая часть замков и имений перешла в другие руки. Король сумел многие из них сохранить за собой, чтобы, как и во времена первых Арпадов, пользоваться властью хотя бы на правах самого богатого землевладельца страны: к концу правления его преемника Лайоша Великого почти половина венгерских замков (около 150) и 15–20 % всех земель принадлежали королю. Остальная собственность была распределена среди дворян, с самого начала служивших Карлу верой и правдой. Из влиятельных родов предыдущих эпох мало кто сумел удержаться у власти, и теперь они полностью ассимилировались с новой придворной аристократией (которая, как это ни удивительно, была в основном местного, венгерского, происхождения) — с семействами Лацкфи, Сечени, Уйлаки, Гараи и др. Единственным иноземным родом, достигшим в тот период славы и величия, стали потомки Фюлёпа (Филиппо) Дрюже — француза родом из Южной Италии, который прибыл в Венгрию с составе свиты Карла, когда оба они были еще детьми. В ознаменование истинной солидарности короля со своей новой аристократией Карл в 1326 г. учредил орден Св. Георга — первый светский рыцарский орден в Центральной Европе (о деятельности которого, однако, мы не имеем никаких свидетельств).

Новые бароны были, безусловно, лояльны своему королю. Кроме того, их владения были недостаточно крупными, чтобы угрожать могуществу государя, даже с учетом доходов, которые они как комитатские ишпаны получали с королевских замков, находившихся в их управлении. Эту практику Карл Роберт ввел специально для того, чтобы восстановить престиж и силу старой территориально-административной системы в тот самый момент, когда основная ее единица, комитат, попадала во все возраставшую зависимость от местных олигархов, которые, пользуясь правом выбора членов комитатских судебных коллегий, выдвигали своих людей и значительно расширили их полномочия. Поэтому верная служба короне стала для высшей аристократии единственно возможным путем наверх по социальной лестнице, так же как служба влиятельным придворным вельможам предоставляла шанс дворянству — благодаря системе фамилиаритета — повысить свое общественное положение.

Все это прочно цементировало новую Анжуйскую монархию. Как только в полную силу заработала система «пожалованных должностей», или «служебных пожалований» (honor) (несмотря на свою старомодность, она вполне отражала недостаточное развитие рыночных отношений в Венгрии), Карл получил возможность пренебречь обязательством регулярно созывать государственное собрание (что он постоянно делал, хотя и не горя сильным желанием, до тех пор, пока его собственное положение не стало достаточно устойчивым). Это на время задержало развитие сословной идеологии, зародившейся в годы правления последних Арпадов. Карл, как и его преемник, часто заявлял, вполне в духе сицилийской традиции, восходящей еще ко временам императора «Священной Римской империи», короля Сицилии Фридриха II, что он царствует «полновластно» (plenitudo potestatis). Причем эти заявления все более и более соответствовали действительности по мере того, как осуществлялись указанные выше преобразования, дополненные реформой органов судебной власти и реорганизацией придворной канцелярии. Карл Роберт взял под полный контроль все территориальные королевские суды путем личного подбора верных ему судей. Ко времени правления Лайоша Великого даже верховный королевский судья — палатин — был вынужден отказаться от практики председательствовать на судебных заседаниях в комитатах или же участвовать в рассмотрении дел, если они касались его собственных владений. В 1317 г. глава придворного духовенства, ишпан капеллы (его несколько позднее стали называть «тайным канцлером»), являлся хранителем королевской печати, и, таким образом, было покончено с монопольным правом канцлера и канцелярии издавать королевские грамоты и указы. Кроме того, тогда же вице-канцлером был назначен близкий королю человек, его доверенное лицо.

Консолидация органов управления в Анжуйской монархии достигалась сочетанием искусной кадровой политики на основе сбалансированного использования механизмов власти. Структурная реорганизация управленческого аппарата играла лишь вспомогательную роль. Что касается королевских доходов, то тут дело обстояло несколько иначе. Введение указанной выше системы «пожалованных должностей» весьма сокращало поступления со всех огромных владений государя, делая их малодоходными, хотя политическое значение этой системы было велико. Чтобы пополнить казну, Карл Роберт упорядочил и реформировал систему регалий, состоявшую из прямых и косвенных налогов, податей и монополий. Открытые при Анжу соляные копи Трансильвании вскоре стали самой важной статьей доходов венгерских королей, имевших монопольное право на производство и торговлю солью. Налогом в «одну тридцатую», изредка упоминавшимся и в более ранних письменных источниках, теперь облагалась вся иностранная торговля, причем собирался он намного строже. Главной статьей венгерского экспорта, помимо крупного рогатого скота, были драгоценные металлы. Именно золото и серебро привлекали на венгерский рынок итальянских и южнонемецких купцов, завозивших сюда предметы роскоши. После открытия золотых месторождений в окрестностях Кермецбаньи (Кремница) и Надьбаньи (Байя Маре) в 1320-х гг. Венгрия стала крупнейшим производителем драгоценных металлов. Вероятно, вплоть до открытия Нового Света страна поставляла на мировой рынок одну треть всех драгоценных металлов: около 5 тыс. фунтов золота и 20 тыс. фунтов серебра ежегодно. Прежде местные землевладельцы не были заинтересованы в открытиях новых месторождений, так как монополией на разработку полезных ископаемых владела корона. С 1327 г. им было разрешено оставлять себе одну треть доходов от горнодобывающей промышленности, что значительно стимулировало ее рост, хотя большая часть шахт и находилась в королевских владениях. Да и обращение золота и серебра в слитках стало отныне королевской монополией. Собственно, забота о пополнении казны драгоценными металлами предопределила характер денежной реформы Карла: в 1326 г. по образцу флорентийского флорино им был выпущен венгерский золотой флорин (форинт), имевший постоянную стоимость и более или менее устойчивый обменный курс по отношению к серебряному динару. Ежегодное обновление денежного запаса (обязательная сдача монет на монетный двор для переплавки или перештамповки), позволявшее средневековым монархам «ухудшать» их, на этом наживаясь, было отменено. Чтобы обеспечить собираемость нового налога, т. н. «дохода казны» (lucrum camarae), ежегодной данью в 1/5 форинта были обложены все крестьянские хозяйства. В результате этих реформ в стране закончилась экономическая анархия, королевская казна пополнилась, возросли мощь и международный престиж государства.

Это были вполне ощутимые успехи, хотя по иронии судьбы они обусловливались относительной отсталостью Венгрии. Карл Роберт осознал, что из всех статей экспорта лишь производство драгоценных металлов помогло стране занять достойное место в международной торговле, и великолепно воспользовался этой возможностью. Тем не менее, Венгрия не имела никаких шансов на ведущую роль в мировой экономике, поскольку ее внутренний рынок наполнялся промышленными товарами и предметами роскоши исключительно западного производства, за которые она могла расплачиваться только золотом, серебром, крупным рогатым скотом и вином. Аналогичным образом Венгрию обошли стороной самые страшные для стран Западной Европы испытания того времени — эпидемии чумы («черной смерти») 1348–50 гг. исключительно потому, что Венгрия была «безлюдной» страной, как написал французский монах-доминиканец, путешествовавший по Восточной Европе в 1308 г. Несмотря на постоянную иммиграцию на незаселенные земли в восточной и северной частях Венгрии (ныне Словакия) славянских переселенцев из Моравии, Польши и русских княжеств, а также немцев и румын, иммиграцию, поощряемую Анжуйской династией путем раздачи различных привилегий, плотность венгерского населения даже к началу XV в. была менее десяти человек на один квадратный километр. В сети городов Венгрии имелись «широкие разрывы», особенно в восточных областях Среднедунайской равнины, однако и на юго-западе встречались комитаты, не имевшие ни одного вольного города. Большинство вольных городов были расположены во владениях самих королей, имевших достаточно здравого смысла для того, чтобы выводить эти тщательно отбираемые поселения из-под власти ишпанов и наделять их правом на самоуправление и другими привилегиями (правом организовывать всевенгерские ярмарки, правом собирать подорожные сборы за транзит товаров и пр.), а также подчинять их непосредственно юрисдикции королевского суда. Были, разумеется, и другие города, тоже лежавшие на перекрестках торговых путей или имевшие значение как центры епархий с престолами епископов, но, не имея городских привилегий и прав на самоуправление, они не принадлежали к бюргерскому, урбанистическому типу населенных пунктов. В качестве моделей общественного устройства и реальной политической силы венгерские города были еще очень слабыми и заметной роли не играли.

Можно не сомневаться, что налоги, выплачиваемые городами, прилично пополняли казну Анжуйской династии, нуждавшейся в содержании все более часто используемых вооруженных сил. Согласно преданию, Карл Роберт ввел в венгерской армии «бандерильную организацию» (banderium), т. е. систему, при которой каждый магнат возглавлял свое войско под собственным штандартом. На самом деле эта традиция сложилась за сто лет до него, когда группа баронов, имевших право на свой штандарт, была более многочисленной. Поэтому бандерилью в Анжуйской монархии организовывали по-новому: ее основой стала система пожалованных должностей. Придворные аристократы и ишпаны шли на войну под знаменем короля, во главе войск, содержавшихся за счет королевской казны. Все остальные крупные землевладельцы, как во времена феодальной вольницы, вели свои войска под своими знаменами, только теперь у них не спрашивали согласия воевать даже в захватнических кампаниях.

Объединение страны, казалось бы, подготовило почву для проведения экспансионистской внешней политики, тем более, что с 1323 г. Карл Роберт правил в ней почти безраздельно. Ни один король Венгрии со времен Белы III не обладал такой полнотой власти. Однако развить свои военные успехи в приграничных областях ему не удалось. С 1317 по 1319 г. он отвоевал у Сербии банат Мачо, но это был его первый и последний удачный военный поход. Босния оставалась вполне надежным вассалом, хотя за победу над могущественным южным кланом Шубичей Венгрия ничего не получила: союзники Карла бароны Хорватии поделили между собой захваченные замки и крепости клана, а города Далмации отдались под власть Венецианской республики. Попытка Карла подчинить себе Валахию (румынское княжество, появившееся в начале XIV в. на юго-восточной окраине Венгрии), сделав из нее вассала, закончилась почти трагически: в решающей битве (1330) против воеводы Басараба король чудом остался жив.

Значительно больше Карл преуспел в дипломатии, сконцентрированной в основном на отношениях с северными соседями Венгрии. Даже превратности их исторических судеб, казалось, обрекли три королевства Центральной Европы держаться друг за друга. Династии Пястов и Пржемыслов в Польше и Богемии прервались примерно в то же самое время, что и правление дома Арпадов в Венгрии. Карл Роберт, Владислав Локетек и — в определенной степени — Иоанн Люксембургский с самого начала оказывали друг другу помощь, утверждаясь на престолах своих новых королевств. Позднее Карл взял в жены Эржебет, дочь Владислава, а преемник последнего, польский король Казимир III (Великий), назначил короля Венгрии или его наследника своим преемником на троне Польши в случае, если он умрет без наследника. Наиболее крупным успехом внешнеполитической деятельности Карла считается его посредническая роль в примирении Иоанна с Казимиром. Иоанн отрекся от своих претензий на польский престол, а Казимир отказался от притязаний на Силезию. Это произошло на встрече в Тренчене (Тренчин) (1335), состоявшейся сразу за известным раундом переговоров трех монархов в Вишеграде. Здесь были заключены трехсторонний оборонительный договор и важное торговое соглашение. Оба они были направлены против Австрии. Целью соглашения стала организация новых торговых путей в Германию с тем, чтобы, миновав австрийскую территорию, лишить Вену ее транзитных, посреднических доходов.

Других столь же впечатляющих результатов внешняя политика Карла не принесла, хотя именно решительный и целеустремленный характер его дипломатии заложил основы того величия и той славы, которыми его сын, блестящий рыцарь-король Лайош Великий, на долгие времена затмил своего отца. Гордый, честолюбивый, набожный Лайош Великий, севший на венгерский трон в 1342 г. в возрасте 16 лет, во многих отношениях напоминал образ идеального средневекового государя. Политическая ситуация, доставшаяся ему от его расчетливого, трезвомыслящего отца, делала его положение столь прочным, что он мог, почти не рискуя, отдаваться своим страстям, разыгрывая пышные сцены собственного величия. Предания и ранняя историография представили его правление чередой блестящих побед, в результате которых родилась империя, «берега которой омывались тремя морями». На деле его завоевания оказались эфемерными. Польша, после смерти короля Казимира в 1370 г. на короткое время попавшая под власть венгерского монарха, едва ли в этот период имела выход к Балтийскому морю (не говоря уже о том, что Венгрия не правила Польшей, их договор был унией — партнерским союзом двух равноправных государств). Необременительный статус номинальных вассалов Венгрии, который имели Молдавия и Валахия (два румынских княжества, появившихся на территории бывшей «половецкой земли» после того, как ослабела и пала монгольская Золотая Орда), едва ли позволяет утверждать, что Черное море было «венгерским» во времена Лайоша Великого. И тем не менее, впечатление складывается такое, что он обладал талантом государственного деятеля и стал могучим правителем, при котором международный вес и значение Венгерского королевства не только сохранились, но и укрепились. Его царствование также стало временем, когда многие важные процессы, имевшие длительную историю в венгерском обществе, подходили к своему логическому завершению, кульминации и когда относительное экономическое преуспеяние и внутриполитическая стабильность явным образом благоприятствовали расцвету материальной и духовной культуры, развитию искусств.

В самом начале своего правления Лайошу Великому выпало добывать славу на сцене европейского театра военных действий в связи с убийством его брата Эндре в 1345 г. в Неаполе. Эндре, муж Иоанны, ставшей королевой Неаполя после смерти ее отца, короля Роберта, был убит придворными королевы вскоре после того, как Лайош и его мать, королева Елизавета, получили согласие римского папы на то, чтобы Эндре был коронован как король Неаполя. Неудовлетворенный ходом расследования убийства со стороны папской курии, Лайош решил сам отомстить за брата. После трудного, но энергичного марш-броска через Италию во второй половине 1347 г. его войска в феврале 1348 г. вошли в Неаполь, не встретив сопротивления. Иоанна со вторым ее супругом бежали во Францию. Лайош объявил себя королем Неаполя, расквартировал в замках венгерских рыцарей и немецких наемников, назначив на основные государственные должности своих итальянских сторонников. Однако вскоре началась эпидемия «черной смерти», заставившая его покинуть Италию. В его отсутствие Неаполь пал (июнь 1348), а Иоанна, теперь поддерживаемая папой (ему едва ли импонировала перспектива видеть, как венгерские представители Анжуйской династии захватывают плацдарм на итальянском побережье Адриатики), осенью вернулась в Неаполь. Напрасно армия под командованием трансильванского воеводы Иштвана Лацкфи в 1349 г. и еще одна армия, ведомая самим Лайошем, в 1350 г. пытались вновь занять Неаполь. И хотя его войска оставались в Италии два года, в мирном договоре 1352 г. не было никаких упоминаний о его претензиях на неаполитанский трон. Некоторым утешением Лайошу мог стать тот факт, что Карл Дураццо, юный итальянский принц, воспитанный при венгерском дворе, занял престол Неаполя под именем Карла III, после того как по его приказу Иоанна была задушена.

Лайош вполне мог рассчитывать на больший успех в более близких к Венгрии Хорватии и Далмации. Эти две провинции отстояли свою самостоятельность в прошлом, когда отец Лайоша стремился объединить все земли, принадлежавшие в прошлом венгерской короне. В 1345 г., введя войска на их территорию, Лайош без боя добился капитуляции хорватских баронов и даже сдачи порта Задар в Далмации. Однако уже в следующем году Венецианская республика, ревностно охранявшая свою гегемонию над всей Адриатикой, вернула себе Задар, нанеся серьезное поражение войскам венгерского короля, который смог переломить ситуацию в свою пользу лишь десятилетие спустя. Кампания, развязанная им против Венеции в 1356 г., оказалась безрезультатной, но в 1357 г. города Далмации восстали против Венецианской республики и признали Лайоша своим сюзереном, что и было закреплено мирным договором с Венецией в 1358 г.

Одновременно Лайош стремился покорить Балканы под официальным предлогом — необходимостью проповедовать Слово Божие, «схизматикам» (т. е. православным) и покончить с богомильской ересью. Он сам предводительствовал войсками в нескольких из более, чем дюжины походов на Сербию, Боснию и два румынских княжества. После смерти царя Душана Стефана в 1355 г. созданное им Сербское государство на Балканах распалось. Лайошу не доставило особых трудностей в ходе нескольких военных кампаний между 1359 и 1361 г. добиться от наследников царя клятвы вассальной верности. Босния также была подчинена им не столько благодаря победам венгерского оружия, сколько из-за внутренней междоусобицы, заставившей бана Твртко уступить требованиям Лайоша и признать себя его вассалом в 1365 г. Попытки вновь покорить «нелояльных вассалов» — воевод Валахии и Молдавии — велись венгерским королем с переменным успехом, а Видинский банат, основанный им в 1369 г. на развалинах средневекового Болгарского царства, оказался недолговечным. И хотя во всех этих боевых действиях военное преимущество венгерской армии представляется очевидным (ни один из противников не смог перейти в контрнаступление), политические цели этих балканских кампаний оказались либо недостижимыми, либо не имевшими будущего. Пока Лайош сражался, пытаясь подчинить правителей северных областей, в южных землях региона появилась новая сила, заполнившая тот вакуум, который возник после ухода отсюда дряхлеющей Византии и распада Сербии и Болгарии. Это были османские турки. На землю Венгрии они впервые ступили в 1375 г. как союзники валашского воеводы Влайку, отказавшегося признать власть Лайоша. Ужасные последствия этого непродолжительного рейда турок стали провозвестниками событий, которые в течение последующих десятилетий будут во многом определять историю пограничных венгерских территорий.

Ведя агрессивную политику на юго-восточном и юго-западном направлениях, Лайош сохранил и даже укрепил мирные взаимоотношения с северными и западными соседями Венгрии, установленные его отцом. Отношения с австрийскими Габсбургами были добросердечными, и, за исключением двух военных блиц-кампаний, Лайош поддерживал дружбу с Карлом IV, германским королем и императором «Священной Римской империи» (его тестем до смерти первой жены Маргариты). Самым близким другом и союзником Лайоша, однако, был его дядя по матери, король Польши Казимир. Их дружба была скреплена чередой взаимных визитов и совместных войн, которые в 1340–50-х гг. они вели против Литвы, восточной соседки Польши, в то время набиравшей силу и политический вес. Союз двух суверенных королевств, заключенный в 1370 г. после смерти Казимира, принес Лайошу больше проблем, чем славы. Его польские подданные были недовольны тем, что он «презирал» новое королевство, отдав его в управление своей матери Елизавете, которая, несмотря на то, что была сестрой Казимира, окружила себя венгерскими придворными.

Простая арифметика (за сорок лет своего правления Лайош Великий провел 30 заграничных военных кампаний, в 16 лично руководил войсками) убеждает нас в прочности его положения на престоле, в том, что общественная жизнь Венгрии в этот период была стабильной. Лишь в 1370-х гг., во время относительного затишья на полях сражений — в сравнении с предыдущими десятилетиями, — король провел серьезные реформы административного аппарата. Во-первых, им были реорганизованы канцелярия и судебная система. Юриспруденция стала более унифицированной благодаря созданию под началом ишпанов придворной капеллы, т. н. центральной аудиенции, службы, которая регистрировала жалобы и нарушения и назначала судей, помогая, таким образом, королю держать под контролем суды. Одновременно в судах и канцеляриях была повышена роль служащих без юридического образования. Они могли не иметь университетского диплома, но

В документах, подготовленных канцелярией Лайоша, часто указывалось, что решение было принято после консультации с прелатами и баронами, то есть на заседании Королевского совета. Бароны же составляли лишь ядро, малую часть придворной аристократии, которая теперь (в отличие от не имевших постоянного состава свит королей из династии Арпадов) представляла собой тщательно подобранное и вышколенное ближайшее окружение государя. При отсутствии настоящего бюрократического государственного аппарата оно, собственно говоря, и было призвано исполнять его функции. Играя роль телохранителей короля в мирное время и составляя костяк его гвардии и командования армии во время войны, рыцари, оруженосцы и пажи, т. н. aula regia,[7] фактически руководили страной, рассылая приказы Королевского совета в комитаты и провинции, производя расследования спорных ситуаций от имени короля, составляя иностранные посольства и т. п. Образ жизни, манеры и взгляды, которые эти вельможи приобретали при дворе, обеспечивали гибкость их мышления, приучали к конформизму и умению пользоваться предоставлявшимися благоприятными возможностями, что превращало их в «инопланетян» в глазах многих тысяч домочадцев дворянских семейств, поглощенных делами своего хозяйства и интересами своего комитата. Самыми яркими публичными событиями в их однообразной жизни становились заседания местного суда, и в душе они презирали придворных «ренегатов», забывших — в погоне за личной карьерой в услужении у монарха — о своей родне по патриархальному клану и о нравственных ценностях, связанных с понятием «дворянская свобода».

Таким образом, не успело господствующее сословие сложиться в более или менее однородный класс с единым юридическим статусом, как в нем самом начались трения и появились первые трещины. По западным меркам, господствующий класс Венгрии был слишком многочисленным (3–5 % всего населения). Он сложился из конгломерата, в который входили потомки ишпанов периода династии Арпадов, королевские сервиенты, воины замковых гарнизонов, а также различные группы подданных, имевших освобождение от повинностей и наделенных местными привилегиями. Дворянский статус и земельная собственность являлись взаимодополняющими факторами. Иными словами, такие явления, как раздача сеньорами ленных владений своим вассалам на срок их службы или странствующий рыцарь, безземельный дворянин, в Венгрии (как, впрочем, и в Польше) были неизвестны. С другой стороны, положение венгерского дворянства как замкнутой касты, интересы и статус которой защищались специальными привилегиями, ничем не отличалось от положения дворянства в любом государстве Западной Европы. В данном отношении законы 1351 г., которые были приняты единственным государственным собранием при Лайоше Великом (в тот критический момент, когда военные неудачи в Неаполе совпали с эпидемией чумы), приобрели прямо-таки символическое значение. В них подчеркивалось, что всякий «истинно» благородный дворянин, проживающий в стране, должен пользоваться равной степенью свободы. Таким образом, содержание Золотой буллы было вновь, в целом, подтверждено, не считая частностей, связанных с правом наследования. Свободное распоряжение завещателя своим имуществом было заменено законодательно установленным порядком наследования земельной собственности без права отчуждения (системой aviticitas). Земельные владения дворянина рассматривались как собственность семьи, передаваемая наследникам по мужской линии. Эта система действовала вплоть до 1848 г. Неотчуждаемость дворянской земельной собственности защищала мелкое дворянство от попыток урезать или делить его имения, служа в то же самое время интересам короны: король оставался номинальным собственником этих владений, и в случае, если мужская линия владельцев имений прерывалась, земельная собственность возвращалась королю.

Этим же государственным собранием были приняты законы, завершившие процесс превращения крестьянства в единую, более или менее однородную массу подданных. Причем разница в положении крестьянства в Венгрии и в Западной Европе была значительно меньше, чем в положении там и там дворянства. То разнообразие условий, в которых существовало крестьянство в период правления Арпадов, к началу XIV в. оказалось в прошлом. К этому времени подавляющее большинство венгерских крестьян осталось без земли, т. е. было исключительно «неблагородными слугами» (jobb?gy), обладавшими личной свободой, но обязанными платить помещикам — деньгами и натурой — за аренду тех наделов, которые им выделялись и на которых они работали в качестве самостоятельных земледельцев. Надел, участок (лат. sessio) был основной единицей в средневековой аграрной экономике. Он состоял из приусадебного участка, или двора (лат. porta — дверь, ворота), также ставшего одним из обозначений единицы измерения для средневекового хозяйствования и налогообложения, и дальнего надела, доли — части пахотной земли, расположенной за деревней. В зависимости от района средние размеры надела были в пределах 30–40 акров, однако «полные наделы» вскоре стали превращаться в условные единицы, фигурирующие лишь в юридической теории. Деление наделов на половинки, четвертушки и восьмушки началось в XIV в., и к началу XV в. уже существовало значительное число поселенцев (венг. zsell?r), вообще не имевших надела, а подчас и дома. Подобно дворянству, крестьянское сословие Венгрии также начало расслаиваться по своему имущественному положению, хотя общественно-правовой статус крестьян стал более единообразным. Какой бы надел крестьянин ни обрабатывал, он получал его и передавал по наследству, обладая единственным драгоценным даром личной свободы — правом на свободное перемещение. Одновременно законы 1351 г. отдавали крестьян под юрисдикцию помещика (венг. ?risz?k — хозяйская скамья) в том случае, если он был наделен данной прерогативой, и число таковых со временем стало неуклонно расти. Что касается повинностей, то следует подчеркнуть, что барщина — трудовая повинность (corv?e), одна из наиболее несомненных примет личной зависимости — в этот период становится минимальной. Зато растут подати и оброки как в королевскую казну, так и в закрома помещика. Это показатель роста экономических возможностей крестьянского хозяйства, несмотря на сравнительно примитивную агротехнику и на неэкономичность системы двупольного, а то и трехпольного севооборота. Помимо церковной десятины, крестьянин должен был выплачивать «доход казны» — стандартную подать, ежегодно налагаемую на каждый крестьянский двор по указу Карла Роберта 1336 г. Кроме того, иногда короной назначался нерегулярный «военный налог» в один форинт в год. Помещик должен был получать ренту деньгами и «подарки» в виде произведенных продуктов. В законах 1351 г. была предпринята не слишком удачная попытка привести натуральный оброк к какому-то общему знаменателю путем превращения девятины (венг. kilenced, т. е. девятой части от оставшегося после выплаты десятины) — оброка, которым облагались виноделы, — в обязательную подать для всех крестьян. Этой мерой хотели защитить мелкопоместных дворян, чьих крестьян часто переманивали в имения магнатов, предлагавших им более благоприятные условия, особенно в первые годы после «черной смерти», когда возросла стоимость рабочей силы. Несмотря на то, что крестьянские подати королю, помещику и церкви имели тенденцию увеличиваться, исторические свидетельства убеждают в том, что в XIV и XV вв. внутренний рынок продукции сельского хозяйства был на подъеме. Это значит, что бога-тевшие земледельцы увеличивали производство, превращая излишки продукции в товарную массу.

Экономическое процветание и общественно-политическая стабильность, достигнутые при Карле Роберте и сохранявшиеся, несмотря на частые военные кампании, при Лайоше Великом, не могли не оказать влияния на развитие культуры, науки и искусства. Городской, церковный и придворный быт, идеалы и взгляды, события и установления, равно как и памятники духовной и материальной культуры Венгрии XIV в., были вполне привычны и понятны западным европейцам того времени. Однако под знакомым им поверхностным слоем угадывались очертания какой-то иной сущности, иные закономерности, наделявшие столь странной своеобычностью всю картину в целом.

В искусстве — архитектуре, скульптуре, живописи — господствовала готика. К такому выводу можно прийти на основании того немногого, что сохранилось с тех времен, и того, что не смогло пережить двух разрушительных столетий османского ига. Это дома городских патрициев и дворцы феодальных магнатов в Буде и Шопроне, отличавшиеся строгой функциональностью; приходские церкви, строившиеся на деньги богатых городских коммун, например, храм Девы Марии, созданный для немецких бюргеров Буды; городские церкви в Кошице, в Клаузенбурге и Брашове. Все эти здания в готическом стиле построены по типу образцов, разработанных архитекторами монашеских орденов, как традиционных, так и нищенствующих. Последние в Венгрии появились очень рано. Доминиканцы, в частности, успели основать здесь 25 монастырей, пока не вызвали гнева короля Белы IV, посмев оказать помощь и предоставить убежище его дочери Маргит (Маргарите). Они спрятали ее в женском монастыре на Кроличьем острове (ныне остров Маргит между Будой и Пештом), когда она пошла против воли отца, не захотев вступить в брак, имевший важное значение с политической точки зрения. Несмотря на это, гораздо позднее, в 1304 г., доминиканцы основали в Буде — самом важном их центре — теологическую школу. Однако восстановить свое былое влияние они не сумели и в XIV в. окончательно уступили пальму первенства францисканцам, которые, пользуясь покровительством аристократии, создали в Венгрии свыше ста своих учреждений — со времени основания венгерского отделения ордена Св. Франциска в 1238 г. и вплоть до конца Средних веков. В XIV в. в Венгрии появился монашеский орден Св. Павла. Это был орден местного происхождения, вполне традиционный по организации. Назван он был в честь отшельника св. Павла и одобрен папским легатом в 1308 г. В течение двух последующих веков павликиане построили около сотни монастырей, уступая разве что ордену Св. Франциска. В церковной архитектуре того времени преобладало французское и немецкое влияние, тогда как светская архитектура его почти не испытывала. Главная деталь рукотворного пейзажа тогдашней Венгрии — новые замки, такие, как крепости-дворцы в Диошдьёре и Зойоме (Зволене). Они, скорее всего, воспроизводили итальянские образцы, но при этом являлись шедеврами самого высокого европейского уровня.

Если не считать прекрасных деревянных скульптур и резьбы из северных областей (Сепеш), в которых прослеживается немецкое влияние и влияние богемской и польской школ, венгерская скульптура, живопись и книжная графика в основном развивались в русле традиций итальянского искусства. Руины колодца в королевском дворце Анжуйской династии в Вишеграде, а также барельефы в капелле Секешфехервара, где похоронен Лайош Великий, являются памятниками архитектуры того времени. Скульптурные портреты, а также фигура человека в полный рост, найденные при раскопках в Буде и ранее датировавшиеся XIV в., теперь принято относить ко времени правления короля Жигмонда (Сигизмунда). Хотя бронзовые статуи св. Иштвана, св. Имре и св. Ласло, вылитые знаменитыми братьями Мартином и Дьёрдем Коложвари (1360–90-е гг.), были утрачены, ими же созданная скульптурная группа св. Георгия с драконом (1373, сейчас находится в Праге) доказывает, что даже в провинциальной, окраинной Трансильвании творили мастера европейского масштаба. То же самое можно сказать о

Несмотря на господство церковно-религиозного начала в венгерской культуре, в XIV в. появляются ростки светской образованности и искусства. Большинство служащих и чиновников королевского двора, разумеется, были священнослужителями, выпускниками итальянских университетов, однако часть чиновников канцелярии набиралась из грамотных мирян (венг. de?k), обладавших юридическими познаниями и обучавшихся в школах Венгрии. Как раз в это время по Центральной Европе волной прокатилась мода на создание собственных, национальных университетов, достигшая Венгрии после Праги (1348), Кракова (1364) и Вены (1365). Венгерский университет был основан в 1367 г. Лайошем Великим в Пече. Поскольку римский папа отказался дать санкцию на открытие богословского факультета, изучали там в основном искусство, право и, возможно, медицину. Его основной задачей, как представляется, являлась подготовка грамотных юристов для королевского двора, но, предположительно, в 1390-х гг. университет прекратил свое существование.

Два типичных для средневековой светской письменности жанра — рыцарская поэзия и исторические предания — появились и в Венгрии, но в весьма интересном и довольно противоречивом варианте. Атрибуты рыцарской жизни (ношение доспехов, геральдика, турниры) прижились и при дворе венгерских королей, особенно во времена Лайоша. С этим же был связан и культ св. Ласло, которого считали предшественником Лайоша в образе «короля-рыцаря». Венгерский перевод рыцарского романа об Александре, сделанный в XII в., при Лайоше был трансформирован — главный его герой приобрел черты несомненного сходства с королем Венгрии. В традициях рыцарского романа было создано и жизнеописание самого Лайоша Великого. Его автор Янош Кюкюллеи не пожалел эпитетов, изображая рыцарский характер, христианские и воинские добродетели, а также подвиги и деяния государя. Помимо этих произведений, от Анжуйской династии до нас дошла только одна «рыцарская легенда», имеющая историко-художественное значение, — сказание о Миклоше Толди. Реальный Толди был наемником и служил в Италии. В легенде он фигурирует как рыцарь Лайоша — честный, бесхитростный воин, сумевший расстроить козни и интриги своего брата-придворного и стать бессмертным благодаря эпосу Яноша Араня, написанному в XIX в. Лирической поэзии, по-видимому, в Венгрии тогда не существовало. Венгерские барды не стали трубадурами. Служа баронам, они воспевали хозяев и их предков, но не их дам. Несмотря на многообещающее начало (XII в.), рыцарство, куртуазная этика и менталитет, столь свойственные придворной культуре Запада, в Венгрии практически не прижились. Даже восприятие истории сохраняло исконно местные черты, обнаруживая внутреннюю противоречивость. Хотя почти все хроники и предания записывались клерикалами (исключением из этого правила может считаться лишь Кюкюллеи, мирянином начавший свою карьеру писаря королевской канцелярии, но закончивший ее в сане архидиакона), христианскую историю страны почти совсем затмили рассказы о племенных вождях и кланах, предания языческой старины, в которых подчеркивалось предполагаемое кровное родство современных венгров с гуннами Аттилы. Эта идея была впервые поднята в сочинениях уже упоминавшегося Анонима. Но по-настоящему популярной ее сделала хроника Шимона Кезаи (ок. 1285), который жил при дворе короля Ласло IV. В тот период идея родства венгров с гуннами слилась с концепцией особой роли дворянства в развитии общества и государственности и потому благополучно дожила до наших дней. Устное народное творчество создавалось и бытовало исключительно на местных диалектах и поэтому в памятниках письменности практически не отразилось. То немногое, что дошло до нас, является религиозной обработкой фольклорных произведений. Самое раннее из известных нам стихотворений на венгерском языке — «Плач Девы Марии» — было написано около 1300 г., и его утонченность позволяет полагать, что народная поэзия в этот период имела весьма широкое распространение.