Создание династий и христианство, святые и законодатели

Создание династий и христианство, святые и законодатели

Когда Такшоня похоронили по языческому обряду, а его сын, праправнук Арпада, Геза был поднят на щит как новый князь, что опять-таки было в духе древних племенных обычаев, политическая ситуация в Центральной Европе резко изменилась. Обитавшие здесь народы, прежде всего, венгры, оказались «зажатыми» между двумя сильными, стремящимися к экспансии империями христианского мира. Пока от границ империй ее отделяли буферные государства, давление, испытываемое Венгрией, было не столь сильным и прямым. Однако в 971 г. Византия аннексировала Болгарию, а на западной — баварско-венгерской — границе неспешно, но неумолимо шло немецкое наступление. Потенциальная опасность превратилась в реальную угрозу в 972 г., когда два императора заключили между собой союз, скрепив его династическими узами брака между сыном Оттона I и греческой принцессой. В этой критической ситуации венгров могло спасти только обращение в христианство.

Учитывая напряженные отношения, которые складывались в течение всего последнего десятилетия между Венгрией и Византией, и сравнительно нормальные контакты между Венгрией и «Священной Римской империей», вполне логичным представляется то, что Геза обратился именно к Оттону I. По распоряжению императора, бенедиктинский монах Бруно из Санкт-Галлена был посвящен в сан епископа и отправлен в Венгрию. Уже будучи крещеным, христианским князем, Геза послал в 973 г. своих представителей на ассамблею в Кведлинбурге с выражением дружеских чувств и намерений по отношению к императору. Следует, однако, отметить и то, что, в отличие от других новых династических правителей Европы (Харальд I Синезуб, король датский; чешский князь Болеслав II, а также Болеслав I Храбрый, сын поляка Мешко), посетивших ассамблею в качестве верных вассалов императора, Геза от поездки воздержался. Таким образом, он заложил основы внешней политики Венгрии на протяжении всего средневекового периода. Ее суть состояла в утверждении статуса Венгрии как равноправного члена христианского содружества народов, не признающего никакой иноземной власти. Христианская же благочестивость самого Гезы вызывает очень серьезные сомнения. По словам Титмара, мерзебургского епископа, он, поклоняясь Господу, продолжал чтить и старых языческих богов. Когда его упрекнули за это, ответил так: «Я достаточно богат и силен, чтобы позволить себе подобное».

Своим богатством Геза был обязан разного рода сборам, налогам, податям и повинностям, которые собирались по всей стране значительно более успешно, чем во времена правления его предшественников. Он сумел добиться этого безжалостным подавлением своенравных племенных вождей, а также всех остальных глав родов и кланов, которые не желали признавать его верховенство. Первый христианский правитель Венгрии, наделенный чрезвычайной политической проницательностью, все-таки оставался грубым полуварваром, «очень жестоким человеком, убившим многих людей в приступах внезапного гнева», по свидетельству того же Титмара. Подробности его борьбы за установление сильной централизованной власти в стране малоизвестны. Тем не менее, к концу его правления власть князя простиралась практически на всю страну, за исключением владений правителя Трансильвании Дьюлы (название наследственной должности стало родовым именем, сохранявшимся в течение жизни многих поколений).

Военные успехи Гезы объясняются рядом факторов. Он укрепил свои крепости и поместья, привлек на службу много рядовых воинов-иобагионов, которые ушли из племенных ополчений, как только закончилась эра грабительских набегов. Одновременно князь мог полагаться на свою элитную тяжелую кавалерию, состоявшую в основном из иностранных наемников (варяги, хорваты, болгары) под командованием немецких рыцарей-швабов, которые составляли ближайшее окружение — ядро свиты — Гезы наряду со священниками-миссионерами. И, наконец, последним, но весьма важным обстоятельством было умение и желание Гезы поддерживать мир и сохранять союзы с соседями, если не брать во внимание его затяжную вражду с Генрихом, герцогом Баварии. Благодаря этому он имел возможность сконцентрировать все внимание на внутренней политике, тем самым упрочив свою власть.

Своими успехами король Иштван, сын Гезы, затмил заслуги отца, хотя, в значительной мере, лишь завершил начатое им дело. И Макиавелли, и Руссо считали, что самое трудное в работе правителя-реформатора — это уничтожение старого, а не создание нового общественного порядка. Геза не только превосходно справился с первой задачей, но и построил полуварварское государство, в котором большая часть экономических ресурсов и военный потенциал уже были централизованы и сконцентрированы в руках правителя. Однако это было еще непрочное государственное образование, удерживаемое от распада исключительно сильной рукой, по локоть обагренной кровью, строившееся на не зависящих от личности монарха институтах светской и церковной власти и кодексе манориального права (что только и могло сцементировать новый порядок), находившихся еще в зачаточном состоянии. Кроме того, принятие западной модели общественного устройства подразумевало замену крещеного князя коронованным королем, ибо только коронация (деяние столь же сакральное, как и посвящение в сан) символизировала бы окончательное приобщение страны к государствам христианской Европы и гарантировала бы, что ее государь будет принят на равных монархами Запада.

Сын Гезы, рожденный около 975 г. под именем Вайк и получивший при крещении в новой княжеской столице Эстергоме имя Иштван, был коронован и принял знаки королевской власти из рук легата римского папы Сильвестра II. Фактически это означало, что король Венгрии не должен признавать над собой ничьей земной власти, конкретно — власти германского императора, поскольку он сам обладал самым высоким титулом светских правителей западного мира. Символическое значение факта возложения короны руками римского папы, а не светского правителя всегда очень высоко оценивалось в Венгрии. Это возвышало венгерских королей в их собственных глазах, как и во мнении потомков. Однако если посмотреть на это под несколько иным углом зрения, то едва ли случайной представляется почти одновременная коронация монархов Венгрии и Польши. Явным образом амбиции местных правителей совпали с генеральной стратегией расширения respublica Christiana, активными проводниками кото-

Помимо сложностей в международных отношениях, Иштвану, чтобы получить корону, необходимо было отстоять свое право на власть внутри страны. Стремясь унаследовать престол отца, он, по сути, был вынужден пойти на коренные преобразования в самой системе наследования, что на много столетий вперед предопределило ход развития венгерской истории. В Западной Европе к этому времени уже утвердился принцип первородства, который заменил принцип старшинства, в соответствии с которым наследником оказывался не старший сын усопшего, а старший мужчина рода. Когда умер Геза, старшим в роду стал его племянник, Коппань, лидер юго-западной области Шомодь, которую он получил за отказ от престола в пользу Иштвана, достигшего к тому времени совершеннолетия. Тем не менее, Коппань восстал сразу после смерти Гезы в 997 г. Однако решающая битва стала копией типичных сражений с немцами во время последних венгерских набегов: хорошо обученная и вооруженная по последнему слову военной науки тяжелая кавалерия Иштвана, подобно рыцарям Оттона под Аугсбургом, сокрушительным ударом обратила в бегство армию Коппаня. Сам Коппань пал на поле боя. Его тело четвертовали и повесили на воротах четырех замков: Веспрема, Дьёра, Фехервара и Дьюлафехервара — родового замка Дьюлы, дяди Иштвана и правителя Трансильвании.

Дьюла и его «сосед» Айтонь, землевладелец из долины Марош, несомненно, были в числе тех, кто не спешил присоединиться к дружным крикам: «Боже, храни короля!» на церемонии коронации, состоявшейся на Рождество в 1000 г. (либо на Новый год, 1 января 1001 г.). Их владения стали убежищем для всех сторонников старого порядка, при котором уважали кровные узы и чтили языческих богов. Свита Иштвана и его жены баварки Гизеллы казалась этим приверженцам старины чужой и рабской по духу, а латинское бормотание священников — богомерзким кощунством. Ни Дьюла, ни Айтонь не поднимали оружия против Иштвана, удовлетворяясь тем, что в качестве независимых владык могли вести собственную политику, мешая созданию государства нового типа. Их сепаратизм крайне раздражал Иштвана еще и потому, что они вдвоем контролировали производство и транспортировку очень важного для того времени продукта — соли — из Трансильвании, хотя она считалась монополией князей из дома Арпадов. В 1003 г. Иштван лично возглавил войско в походе против Дьюлы, который сдался без боя и впоследствии (возможно, не ранее 1018 г.) помогал королю подчинить Айтоня.

Сразу после коронации, ведя войны за объединение страны, Иштван параллельно начал создавать государственные структуры, необходимые для установления христианской монархии в Венгрии. В подготовке Иштвана к роли правителя основное значение имело его христианское воспитание, которое приучило его к самодисциплине, к умению повелевать и подчиняться, в отличие от отца, который не умел управлять своими страстями. Решительность, смягченная набожностью, превращала Иштвана в истинного Rex christianissimus, воина во славу Христа. Причем этим значение христианства для Венгрии не ограничивалось. Для правителя переходного периода, стремящегося создать общество, в котором уважают собственность и ценят безопасность, христианство не было исключительно метафизической доктриной или абстрактным кодексом верований. Десять заповедей отрицали деспотизм и произвол, запрещали воровство и убийство решительнее, чем все обычаи времен кочевничества. Заповеди защищали частную собственность как результат личного трудолюбия или же законного наследования, в то же самое время, упрощая и проясняя принципы наследования путем регулирования отношений полов. И, наконец, они побуждали людей смирять гордыню, уважать общество, подчиняться королям, их власти. Венгерское слово kir?ly, означающее «король» и заимствованное из славянского корня kr?l, восходит к имени Карла Великого. Согласно взглядам того времени, король по статусу, подобно своему великому предшественнику — императору франков, не имел над собой никакой земной власти и был ответствен только перед Господом.

Не в малой степени распространению христианства способствовало и появление в стране монахов, сопровождавших известных миссионеров (св. Адальберт Пражский и его соратник Радла; аббат Астрик, предположительно доставивший Иштвану корону из Рима; Бруно Кверфуртский, проповедовавший среди «черных мадьяр» во владениях Айтоня), которые были не только учителями новой веры, но также и знатоками важных «религиозных технологий». Орден бенедиктинцев, реформированный в X в. по рекомендациям, разработанным во французском монастыре Клюни, стал очень влиятельной в Европе того времени организацией. Он предотвращал и останавливал частые войны и конфликты проповедью Слова Божьего, став одновременно своего рода лабораторией, в которой создавалось сельское хозяйство нового типа. Монашеский завет жить «в молитвах и трудах» (ora et labora) превратил монастыри в настоящие агротехнические хозяйства со строгой исполнительской дисциплиной и высокой степенью разделения труда. Благодаря этому мужские и женские монастыри (вне зависимости от того, насколько они прониклись «духом Клюни») стали образцами западного образа жизни для населения только что обращенных земель, являясь в то же самое время и центрами создания письменной культуры. Не оставляя забот о душах своих прихожан, священники не считали ниже своего достоинства оказывать им и чисто светские бытовые услуги. Они, например, учили крестьян приемам обработки земли с помощью современных орудий труда и помогали им составлять различные грамоты и документы для нотариусов или для королевской канцелярии. Чанадский епископ Геллерт, умерший мученической смертью и впоследствии канонизированный, стал первым известным церковным писателем Венгрии. Да и сам Иштван не брезговал сочинительством, адресовав свои «Наставления» сыну — герцогу Имре. Латынь как язык письменности начала впитывать в себя различные элементы устной культуры, местного народного языка, хотя первое из сохранившихся произведений, написанных по-венгерски (погребальный плач), датируется не ранее 1200 г.

Таким образом, задача, стоявшая перед воителем Христа, определялась цивилизаторской и просветительской работой в самом широком смысле слова. И Иштван решительно взялся за ее решение, сразу после коронации написав письмо римскому папе, в котором обосновывал необходимость создания в Эстергоме архиепископства и смиренно просил содействия в этом. Архиепископ эстергомский и стал затем главой независимой венгерской клерикальной организации, куда входили также архиепископство в Калоче и восемь епископатов, каждый из которых к концу XI в. имел собственный кафедральный собор и собрание каноников. Особую известность приобрел собор в Секешфехерваре, избранном Иштваном в качестве личной резиденции и ставшем городом традиционной коронации венгерских королей. Важная роль собора определялась и тем обстоятельством, что в Средние века там хранилась корона Венгерского королевства. (Священная корона, символизирующая непрерывность существования венгерской государственности, свой нынешний вид приняла в XI и XII вв. По мнению большинства историков, она состоит из двух головных уборов: низ представляет собой «греческую» корону, полученную королем Гезой I от византийского императора в 1074 г., тогда как ее навершие является «римской» короной, скрепленной с низом во время правления Белы III в конце XII в.) Создав высшие органы церковной власти, Иштван тщательно следил за тем, чтобы церковь не жила своей обособленной от общества жизнью. Согласно приказу, изданному в самом начале его правления, каждые десять сел должны были построить одну приходскую церковь. В Паннонхальме, Печвараде, Залаваре и в других местах были созданы монастыри. Хроники Паннохальмы, начатые в 998 г., через два года после основания монастыря, являются первым письменным памятни-

Для материальной поддержки церкви Иштван издал указ о сборе церковной десятины, однако подлинной основой клерикального благосостояния и власти, как и повсюду в Европе, явились огромные земельные наделы, дарованные им и его преемниками епископатам, церковным советам и монастырям. Хозяйственно-политическое значение церковных земель по своему масштабу также превосходило собственно религиозное влияние духовенства. Манор — дворянское поместье — с характерными для него экономическими и производственными отношениями, в значительной мере, складывался как подражание подсобному хозяйству монастырей. Идея недвижимой, неделимой и неотчуждаемой собственности была настолько новаторской для венгерского общества, что светские землевладельцы не настаивали на письменной фиксации границ своих поместий вплоть до первых десятилетий XIII в., считая, что и без этого каждый хорошо знает, где его земля. Вследствие действий, которые стали именоваться процессом создания венгерского государства и привели к конфискации двух третей бывшей земельной собственности родов (как самих территорий, так и проживавшего на них населения) в пользу казны, король или, скорее, весь королевский дом Арпадов стал самым крупным землевладельцем страны. Король оказался собственником обширных владений, размерами подчас не уступающих официальным округам. Население каждого его владения обитало в маноре, в центре которого возвышался укрепленный господский замок или дом, достаточно большой для того, чтобы вместить весь двор короля. В течение года монарх со свитой переезжал из манора в манор, потребляя собранную там для них провизию и расходуя накопившиеся средства. Отождествление власти короля с положением крупнейшего землевладельца, сохранявшееся в течение всего периода царствования дома Арпадов, было основой установленного ими абсолютизма патриархально-деспотического толка. Латифундии светских владык, хотя они пока не играли той роли, которую будут играть позднее, в уменьшенных масштабах копировали быт королевского двора. Их владельцами были или вожди родов и кланов, достаточно рано перешедшие на сторону Арпадов, или же наконец-то смирившиеся противники (например, племенной вождь Кабар Аба, взявший в жены сестру Иштвана), но немало среди них было и иноземных рыцарей-наемников, щедро вознагражденных за помощь, которую они оказали королю в борьбе за власть.

Замки (v?r), представлявшие собой, как и большинство старинных венгерских городов, населенные пункты, укрепленные каменными или — чаще — кирпичными стенами, теперь оказались в руках короля вместе с окружающими их землями. Именно они превратились в центры военного контроля и светского администрирования, став основой нового политического строя. Иштван прекратил практику переселения воинов-иобагионов племенных ополчений в королевские крепости. Они оставались в замках на положении «замковых людей», несущих воинскую службу и ответственных за боеспособность замка и гарнизона, тогда как обработкой замковых пахотных земель должны были заниматься удворники — обычные землепашцы, которые хотя и считались юридически свободными, но должны были отрабатывать замковые повинности. Военный гарнизон замка состоял из сотен самостоятельных боевых единиц. Командовали гарнизоном особые военачальники (v?risp?n), по должности и обязанностям примерно равные «графу» в империи Карла Великого и других западноевропейских государствах. Они были обязаны управлять округом, или комитатом, т. е. землями, подчиненными замку, от имени самого короля, выполняя его основные функции: контролировать исполнение судебной власти в качестве верховного судьи, собирать налоги и повинности и формировать войско комитата под своим знаменем. В период правления Иштвана было создано до сорока пяти таких комитатов. В наместники выдвигались наиболее преданные и надежные из сподвижников короля. Имена некоторых из них остались в названиях комитатов, как, например, имя Саболча, одного из влиятельных вождей клана, швабского рыцаря Хонта или Чанада, победившего Айтоня.

Наряду с прелатами в состав Королевского совета — высшего органа государственного управления — входили ишпаны. Архиепископ Эстергомский и надор, или палатин (верховный судья, в чью компетенцию входили судебные разбирательства с членами королевской семьи и двора, как у мажордомов в империи Каролингов), являлись руководителями этого совета. Его существование нисколько не противоречило принципу единовластия, не ограничивало прерогатив короля. Напротив, разумный монарх с готовностью обращался к совету, прося его рекомендаций и, следовательно, получая согласие самых влиятельных граждан общества по любому сложному и важному вопросу. Именно благодаря сотрудничеству с советом Иштван смог на первом этапе своего правления издать две книги законов, которые касались в основном сферы церковной жизни и отношений собственности. Они обеспечивали исполнение христианской обрядовости и функционирование церковной системы в целом (включая указ о десятине); в них осуждались насилие и клятвопреступление; уточнялись все манориальные права и нормы (включая понятие личной земельной собственности и юридической зависимости крестьян от помещиков); защищались права вдов и сирот; содержались требования о наказании ведьм и колдунов.

Законодательная деятельность Иштвана явилась громадным шагом вперед по сравнению с практикой кровной мести и улаживания конфликтов путем переговоров, как это было при родоплеменном строе. Более того, она стала первой попыткой «новых варварских» народов Центральной и Северной Европы создать систему правосудия. Наказания были суровыми, но, в целом, не более жестокими, чем во всех кодексах того времени, и, по всей видимости, применялись с высокой степенью эффективности. В результате Венгрия, хотя она и отставала от Запада по уровню материального благосостояния и экономического развития, равно как и по социальной стратификации и организации (здесь политические решения и деятельность одного поколения никоим образом не могли уменьшить колоссального отставания, которое накапливалось в течение столетий), в области законодательства оказалась вполне на уровне самых развитых стран Западной Европы, к окраинам которой она и примкнула. Частично это объясняет популярность, которой Венгрия пользовалась в течение нескольких последующих веков среди многочисленных переселенцев, независимо от рода их деятельности и верований. Второй тому причиной мог быть открытый характер венгерского общества. Иштван в своих «Наставлениях» герцогу Имре высказывал убеждение, что одноязычные царства внутренне слабы и иноземцев следует приваживать и опекать. Конечно, слово «царство» в данном контексте, по-видимому, подразумевает не всю страну в целом, а лишь узкий круг лиц, допущенных к государственным делам, т. е. королевский двор. Следовательно, речь идет о практике набора гвардии и телохранителей королевской особы из иностранных рыцарей, а не о радушном отношении к иноземцам вообще. Однако, как бы там ни было, численность подданных Венгерского королевства к 1200 г. достигала примерно 2 млн. человек, что никоим образом не могло быть следствием только естественного прироста населения.

Королевство Иштвана, канонизированного в 1083 г., не только стало неотъемлемой частью христианской Европы, но и превратилось в наиболее уважаемое и, возможно, самое могучее из новых государств, образованных во второй половине X в. Кроме того, оно единственное среди них обладало совершенно уникальной привилегией: его церковь подчинялась непосредственно и исключительно Риму. Стабильность международного положения

Вскоре, однако, возникли обстоятельства, поставившие под угрозу все эти достижения. В 1031 г. единственный сын Иштвана герцог Имре трагически погиб во время охоты. На самого Иштвана было совершено покушение, и он чудом спасся. По приказу Иштвана его кузен Вазул был ослеплен и лишен слуха с помощью расплавленного свинца (обычный для того времени метод наказания за предательство, лишавший виновного всякой способности к общественной деятельности). Последовательность этих событий не вполне ясна. Однако, по всей видимости, они были взаимосвязаны между собой и наверняка имели отношение к проблеме наследования престола. Вазул как старший мужчина из рода Иштвана мог сам претендовать на трон или ходатайствовать в пользу одного из троих своих сыновей (бежавших из страны вскоре после описанных событий) на основании принципа старшинства — того самого, который был отвергнут Иштваном и его отцом, отказавшими Коппаню в правах на трон, а затем разгромившими его войска. К тому же в хрониках Вазул описывается как язычник. Таким образом, Иштван имел более, чем весомые основания расправиться с кузеном, предпочтя ему Петера Орсеоло, сына своей сестры от дожа Венеции. Однако передача престола наследнику по женской линии была также делом неслыханным. Даже те подданные, которые выиграли от проведенных преобразований, не чувствовали удовлетворения: бедные считали, что слишком тяжелы поборы, а богатые — что их чересчур ограничивают и стесняют. О тех же, кто остался у разбитого корыта, как, например, обедневшие главы родов и кланов или же свободные общинники, оказавшиеся в крепостной зависимости, и говорить не приходится. Они были против перемен, и интриги с наследованием власти дали им повод выразить свое недовольство новыми порядками, как только в 1038 г. основатель государства, крепко державший их в узде, скончался.

Петер был рыцарем без страха и упрека и отличался глубокой набожностью. Однако у него не было таких качеств, как умение приспосабливаться к обстоятельствам, терпимость и пр., которые, как уверял Иштван в своих «Наставлениях», лежат в основе политического благоразумия. Петер ввязался в бессмысленные авантюры в Польше и на Балканах. Щедро оделяя церковь дарами, он, тем не менее, умудрился перессориться с высшим духовенством, лично снимая епископов и пользуясь церковными сбережениями. Он повышал налоги. И, хотя свита Иштвана также в основном состояла из иноземцев, по-видимому, не случайно именно Петера стали открыто обвинять в том, что он окружил себя «тараторящими итальянцами» и «рычащими немцами». В 1041 г. восставшие магнаты изгнали его из страны, посадив на трон другого племянника Иштвана — загадочного Абу Шамуэля. Немногие начинали править при столь неблагоприятных обстоятельствах. Его предшественник нашел пристанище при дворе императора Генриха III, который вследствие этого получил прекрасную возможность вмешиваться в дела Венгрии, тем самым отомстив за поражения отца в 1030 г. Кроме того, сыновья Вазула — Бела, Эндре и Левенте, — также находясь за границей, ждали своего часа. Генрих III, как и можно было заранее предсказать, вторгся в Венгрию в 1042 г., лично восстановил на престоле в Фехерваре (1044) своего протеже Петера и взамен получил от него клятву в вассальной верности.

Петер был верен своей клятве, безропотно подчиняясь сам и позволяя грабить страну. Подданные не одобряли политику Петера, и маятник истории вновь качнулся в другую сторону. В 1046 г. восстали т. н. низы, движимые, прежде всего, желанием сохранить древние языческие порядки. Этим с готовностью воспользовались аристократы, чтобы избавиться и от Петера, и от его иностранной свиты. Они направили сыновьям Вазула приглашения вернуться на родину, однако корону Венгрии предложили не старшему из них — язычнику Левенте, а убежденному христианину Эндре, проведшему годы изгнания при дворе киевских князей и на личном опыте убедившемуся в том, сколь необходимо для политической стабильности государства наличие церковной власти. Все это позволяет сделать вывод о том, что магнаты не собирались разрушать то, что было создано Иштваном. Наоборот, они хотели восстановить христианскую монархию во всей полноте. Эндре, сделав вид, что симпатизирует восставшим (убившим многих епископов и священников до момента его прибытия; одним из них был и упоминавшийся выше Геллерт, сброшенный с горы в Буде, которая до сих пор носит его имя), разгромил войска Петера и приказал его ослепить, а затем подавил само восстание. Находясь на престоле, Эндре I (1046–60) считал своей главной задачей сохранение независимости Венгерского королевства и, пользуясь дипломатической поддержкой Киева и Византии, всегда ревностно наблюдавших за немецкой экспансией, в 1051 и 1052 гг. отразил две массированные попытки Генриха III вновь подчинить себе Венгрию.

Затем Эндре постарался упрочить свои позиции, добившись руки дочери Генриха III для своего малолетнего сына Шаламона, назначенного наследником престола. Не в первый, но и не в последний раз в ранний период венгерской истории это вновь привело к возникновению «синдрома Коппаня», а именно к схватке за трон между сыном короля и старшим в роду, т. е. к конфликту права первородства с правом старшинства, всегда чреватому междоусобицей и вмешательством извне во внутренние дела государства. До самого рождения Шаламона Эндре не возражал против того, чтобы престол перешел к его брату Беле, популярному в народе. Для него специально был учрежден титул герцога и отведены огромные земельные владения на севере и востоке страны. Теперь же (об этом мы знаем из летописей) он предложил Беле на выбор корону или меч — символы королевской и герцогской власти — со скрытым намеком на то, что умертвит его в случае «неверного» выбора. Белу предупредили, и он сделал «верный» выбор — взял меч. Однако вскоре он бежал в Польшу, чтобы вернуться оттуда во главе армии. Эндре, по иронии судьбы поддержанный германским императором Генрихом IV, братом его снохи, был убит и похоронен в знаменитом бенедиктинском аббатстве в Тихани, которое сам же помог основать. Главным событием короткого — всего тысячедневного — царствования Белы I (1060–63) стало второе восстание язычников в 1061 г.

Обстоятельства этого события весьма красноречивы. Как и пятнадцать лет назад, восставшие связывали свои надежды с новым правителем. Именно к нему в его резиденции в Фехерваре они обратились с просьбой изгнать христианских священников и вернуться к языческой вере отцов. Это подтверждает то, что к середине XI в. старая система кровной связи и основанная на ней клановая иерархия пришли в полный упадок. Низы уже не видели в своих более состоятельных родственниках, с кем они легко находили общий язык, подлинных представителей власти. Они полагали, что сила и влияние теперь сосредоточены в руках далеких от них аристократов, с санкции которых они считали правильным и необходимым апеллировать прямо к «доброму королю». При этом новый общественный порядок и его институты в обоих случаях доказали свою прочность. «Добрые короли» без проблем «разбирались» с восставшими, хотя их собственное положение было более, чем шатким.

Когда Бела в результате несчастного случая погиб, император Генрих IV уже начал широкомасштабное наступление на Венгрию с целью посадить на престол сына Эндре Шаламона, который в 1060 г. бежал в Германию. Это наступление стало одним из эпизодов борьбы за наследство между представителями ветви Вазула дома Арпадов. Пришла пора в изгнание отправляться сыновьям Белы. Вскоре, однако, им удалось примириться с Шаламоном (1063–74), а старший из них, Геза, даже получил герцогские владения, некогда принадлежавшие его отцу. Он активно помогал королю, ведшему войны с печенегами и с Византией, но ссоры из-за военной добычи и, возможно, придворные интриги привели к тому, что между ними разгорелась вражда. Победителем из нее вышел старший по возрасту и опытный Геза. Шаламон, которому в то время исполнилось лишь 22 года, опять бежал в Германию, на сей раз прихватив королевскую казну и предложив Генриху IV клятву вассальной верности в обмен на военную помощь. Прельщенный подобной перспективой, Генрих IV направил в Венгрию войска, но они были изгнаны. Со своей стороны Геза I (1074–77), став реальным властителем страны, долго не мог короноваться и, таким образом, узаконить свою власть. Когда в Риме началась процедура изучения его прав на венгерский престол, он надеялся (и имел на то основания), что папа Григорий VII, конфликтовавший с германским императором, поможет ему. Григорий, однако, стремился превратить папский престол в единственный источник политической власти в Европе. В качестве очередного шага на пути к достижению этой цели он видел лишь один вариант: Геза получает корону в обмен на положение вассала римской церкви. Это предложение было отвергнуто правителем Венгрии, и он принял корону из рук своего тестя — византийского императора Михаила VII, который не ставил никаких условий. (Эта корона была настоящим произведением искусства, которое сто лет спустя стало нижней частью той Священной венгерской короны, которую мы имеем сегодня.)

Преждевременная смерть Гезы положила конец нескольким десятилетиям беспрестанных конфликтов из-за престола, коротких царствований и слабых королей. Сыновья Гезы, Кальман и Альмош, были еще несовершеннолетними, и воцарение его брата, герцога Ласло, прошло без эксцессов. Правление Ласло I (1077–95), не оставившего наследника, и Кальмана (1095–1116), старшего сына Гезы, завершили собой процесс утверждения нового социального и государственного порядка, начатый князем Гезой и королем Иштваном I. В результате было создано Венгерское королевство — государство, обладавшее потенциалом и честолюбием одной из ведущих держав региона.

В личности Ласло, как и Иштвана I, счастливо сочетались черты воина, священника и государственного деятеля. Доблесть, проявленная им в схватках с печенегами в 1068 г., сделала его героем легенд. В 1083 г. он добился канонизации епископа Геллерта, короля Иштвана и герцога Имре, продемонстрировав свое незаурядное великодушие (не следует забывать, что он был внуком Вазула). По-рыцарски благородно поступил он и с Шаламоном, разрешив ему вернуться в страну. Шаламон был арестован лишь тогда, когда выяснилось, что он лично участвовал в заговоре против короля. (Сам Ласло был канонизирован в 1192 г.) Канонизация Иштвана, конечно же, являлась политическим актом, символом того, что Ласло предан делу сохранения и укрепления государственного здания, возведенного его предшественником. Занимаясь государственным строительством, он щедро одаривал церковь, вел законодательную деятельность и реорганизовал королевскую налоговую службу.

Ласло издал три книги законов и указов. Кальман дополнил их еще одной. Кроме того, при этих двух королях венгерский синод опубликовал два свода церковных уложений. Из всех этих кодексов до нас дошло свыше 250 статей и указов. Это все, что нам известно о законотворчестве в Венгрии со времен Иштвана I и вплоть до Золотой буллы 1222 г. Ясно, что это был чрезвычайно важный период в становлении нового государственного и церковного строя. Основное внимание в своем законотворчестве Ласло уделял частной собственности, гарантиям ее безопасности. Он стремился дать точное юридическое определение самому явлению частной собственности, понимая, что, несмотря на все старания Иштвана I, оно так и осталось нечетким, особенно в свете бурных событий в течение четырех десятилетий, прошедших с того времени. Более половины законов и указов Ласло прямо, а многие другие косвенно были связаны с защитой собственности. Нарушители карались очень жестоко. Воры, пойманные на месте преступления, должны были быть повешены. За меньшее преступление против чужой собственности виновный рисковал лишиться глаз или рук или же оказаться проданным в рабство. В последнем кодексе Ласло отменялось даже широко практиковавшееся в те времена право церкви предоставлять убежище преступникам, обвиненным в краже или грабеже. Если сумма украденного превышала стоимость курицы, осужденный приговаривался к смертной казни. Помимо работы над содержанием законов, Ласло занимался и организационно-процессуальными вопросами юрисдикции. В частности, при нем была введена доставка судебных уведомлений, или повесток, были предусмотрены санкции за неявку в суд, а также обоснована возможность перекрестного допроса свидетелей, находящихся под присягой. Он издал указы, регулировавшие выплату церковной десятины и защищавшие церковную собственность в целом. Реформы Григория VII привели к некоторому ужесточению церковной дисциплины, хотя обет безбрачия и нестяжательства по-прежнему соблюдался не очень строго. Учитывая «слабость человеческой природы», епископам и священникам было разрешено жить со своими женами (им лишь нельзя было жениться повторно). Монастыри, находившиеся в семейной собственности магнатов, по-прежнему оставались товаром, который можно было купить или продать. Ласло не вводил новых налогов, но добился повышения собираемости старых. Королевская казна пополнялась из различных источников: существенную прибыль давали чеканка собственных денег, налоги на все финансовые операции, таможенные сборы, а также плата за торговые места на рынках и ярмарках, за речные перевозки по всей стране. Кроме того, по-прежнему существовали королевская монополия на экспорт лошадей и на торговлю солью, налоги на иноземных купцов и т. д.

Спокойствие на границах, позволившее Ласло, не отвлекаясь, заниматься государственными делами, частично объяснялось тем, что соседям стало не до этого: они сами почти в то же время столкнулись с необходимостью решать свои внутренние проблемы. Обстоятельства также помогли Ласло во второй половине царствования проводить весьма активную внешнюю политику. Ему не надо было больше беспокоиться о Шаламоне как постоянном поводе для германского вмешательства во внутренние дела Венгрии. Поэтому он отказался от осторожной дипломатии, которая была характерна для князя Гезы и короля Иштвана I. Самым серьезным достижением того времени стало присоединение в 1091 г. Хорватии в открытом соперничестве с папским престолом. Эти земли (ныне территория к северу от реки Сава, историческая область Славония), по всей видимости, находились во владении мадьяр с тех пор, как они поселились в Карпатском бассейне. Известно, что Загребский епископат был основан во время правления Ласло. Маленькое славянское королевство, созданное в 920-х гг. к югу от венгерских владений, в отличие от своих православных соседей на Балканах, находилось под влиянием римской церкви начиная с VIII в., а в 1074 г. официально стало вассалом «церкви Св. Петра». Оно всегда поддерживало дружественные отношения с венгерскими правителями, которые рассматривали эти земли в основном как выход к Адриатике и потому защищали их от врагов. В 1090 г. трон Хорватии оказался свободным. Началась смута, и одна из баронских фракций обратилась к Ласло с просьбой занять хорватский престол. Аннексия Хорватии произошла в 1091 г. без какого-либо серьезного сопротивления. Однако необходимость защищать восточные земли Венгрии от половцев вынудила Ласло вернуться домой, поручив своему преемнику, младшему племяннику князю Альмошу, оккупировать Далмацию (историческая область на Адриатическом побережье и островах). Так началась историческая связь между королевствами Венгерским и Хорватским, которая продолжалась вплоть до конца Первой мировой войны.

Если доверять летописцам, то Кальман, преемник Ласло, во многих отношениях был прямой противоположностью своего дяди, нареченного «святым ко-

Ласло умер внезапно. Кальман еще не успел получить разрешения римского папы и сложить с себя сан епископа перед коронацией, как сразу оказался в самой гуще европейской политики. В конце 1095 г. папа Урбан II объявил о начале первого крестового похода. Но прежде, чем войско рыцарей под предводительством Готфрида Бульонского собралось, толпы фанатиков и искателей приключений с весны 1096 г. направились к Гробу Господню по маршруту, открытому через Венгрию Иштваном I в 1018 г. специально для христианских паломников. На самом деле многие из вооруженных путешественников искали лишь военной добычи. Их совершенно не волновало, кому принадлежали богатства: неверным или христианам. Ко времени прибытия войск Готфрида Кальман изгнал из страны два диких ополчения «крестоносцев»-грабителей. Регулярные войска Готфрида получили вежливый прием. Венгерская армия проводила их вплоть до южной границы, а родной брат Готфрида, ставшего в 1099 г. первым властителем Иерусалимского королевства, был оставлен при дворе Кальмана в качестве заложника и гаранта того, что крестоносцы не допустят никаких зверств. Дипломатическое мастерство, проявленное Кальманом в первой серьезной ситуации за время его правления, резко контрастирует с той необдуманностью, с какой он несколько лет спустя ввязался в междоусобицу киевских князей в Галиции. Достоин внимания такой факт: во время этих событий половецкие союзники противника разбили венгерскую армию с помощью тех самых тактических приемов, которые успешно использовались мадьярской конницей два века назад.

Урок не прошел для Кальмана даром. Его следующая и воистину самая значительная внешнеполитическая инициатива была куда лучше подготовлена и реализована. Дело касалось Далмации — процветавшей экономической и культурной зоны на восточном побережье Адриатики, центра древней городской цивилизации (города Задар, Сплит, Дубровник и др.). Ее население испокон веков занималось мореплаванием и заморской торговлей. Оно сохранило римскую культуру и почти поголовную грамотность, овладев при этом основами современного городского самоуправления. Все это разительно отличало Далмацию от внутренних территорий Хорватии, представлявших собой типичную глубинку с преимущественно славянским населением. Кальман имел возможность убедиться в этом сам. И тем не менее, две культуры весьма активно взаимодействовали друг с другом, создав особый этнический, экономический и социальный симбиоз. Далмация могла оказаться под властью Венгрии, однако все зависело от двух держав, боровшихся за нее. Речь идет о Византии, которая в то время являлась официальным, хотя и чисто номинальным сюзереном городов Далмации, и о Венецианской республике, в недавнем прошлом бывшей вассалом Византийской империи. Женитьба императора Византии в 1103 г. на Пирошке — сказочно красивой дочери Ласло — стала знаком благоволения империи и предупреждением в адрес Венеции. Кальман вошел в Далмацию, и после непродолжительного сражения под Задаром провинция капитулировала, смирившись с венгерским господством, несмотря на глубочайшую культурную пропасть, отделявшую ее от завоевателей. А объяснялось это тем, что завоеватели вели себя с удивительной сдержанностью. Они с уважением относились к местным обычаям, не требовали никакого выкупа, не назначали своих ставленников, попросив взамен лишь признания своего владычества и выплаты умеренной дани. Венеция, все более и более ревниво следившая за процветанием Далмации, несомненно, вела бы себя более радикально.

Таким образом, во время правления Ласло I и Кальмана международное положение Венгерского королевства и сам характер его внешнеполитических связей решительным образом изменились. Большую часть XI в. венгры отстаивали собственную независимость перед опасностью германской экспансии. С начала XV в. им пришлось отбивать натиск Османской империи. И лишь в течение трех столетий между этими эпохами, со времени завоевания Хорватии и Далмации, Венгерское королевство имело возможность расширяться, ведя активную внешнюю политику vis-?-vis со своими соседями. В этот период только в редчайших случаях (как, например, во время опустошительного монгольского нашествия 1241 г.) Венгерскому королевству приходилось думать о защите собственной земли. Это нельзя недооценивать, даже если в результате всех завоеваний, в большинстве своем спорных и недолговечных, Венгрии достались главным образом многочисленные новые титулы правителей.

В области экономики и законотворчества Кальман также продолжал политику Ласло, хотя рост доходов государственной казны, в значительной мере, объяснялся сокращением доходов церкви, что было невозможно при его предшественнике. Кальман также повысил налоги на торговлю, которая переживала тогда подъем в связи с наплывом еврейских беженцев, изгнанных из Богемии крестоносцами. Жестокие меры наказания, предусмотренные в законах Ласло, были несколько смягчены, тогда как процедурные формальности стали еще более строгими. Все это показывает, что Кальман действовал в ситуации уже сложившегося правопорядка, на стадии, если можно так сказать, отделочных работ. Поэтому он сумел реорганизовать армию и стимулировал расцвет культуры: в государственном управлении все чаще стала использоваться документация (хотя документы по-прежнему составлялись произвольно и нерегулярно), велись летописи и хроники, записывались легенды, а в архитектуре Венгрии появился романский стиль, распространенный тогда в Западной Европе.