КОМСОМОЛ — АКТИВНЕЙШИЙ УЧАСТНИК СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ ИНДУСТРИАЛИЗАЦИИ СТРАНЫ

КОМСОМОЛ — АКТИВНЕЙШИЙ УЧАСТНИК СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ ИНДУСТРИАЛИЗАЦИИ СТРАНЫ

Доклад об итогах апрельского пленума ЦК ВКП(б) па расширенном пленуме Ленинградского губкома ВЛКСМ 12 мая 1926 года

/Печатается по сокращенной стенограмме. — Ред. /

О ХОЗЯЙСТВЕННОМ ПОЛОЖЕНИИ СТРАНЫ

Товарищи, я думаю, что многое из того, что происходило на последнем пленуме ЦК нашей партии,

/С. М. Киров имеет в виду пленум ЦК ВКП(б) 6–9 апреля 1926 г. с участием членов Президиума ЦКК и членов Центральной ревизионной комиссии. Пленум особо тщательно обсудил вопросы хозяйственного положения и хозяйственного строительства, вопросы конкретного осуществления генерального курса на индустриализацию страны, провозглашенного XIV партсъездом. — Ред. /

вам в достаточной степени известно, поэтому я думаю, что нам придется останавливаться только на самых основных, характернейших вопросах, которые сейчас занимают всю нашу партию, весь рабочий класс и, я полагаю, всех тех, кто действительно серьезно работает над созданием социалистического строя в нашей стране.

Вы знаете, товарищи, что последний наш пленум носил в смысле своего содержания чрезвычайный характер. Можно без преувеличения сказать, что он будет иметь в работе нашей партии не меньшее значение, чем, пожалуй, любая очередная партийная конференция.

По существу оно так и было: основной вопрос — о положении нашего хозяйства, стоявший на последнем пленуме, предполагался к обсуждению на очередной партийной конференции, но так как вопросы нашего хозяйственного строительства буквально выпирают из всех щелей нашей повседневной работы, этот вопрос пришлось поставить во всей его полноте на последнем пленуме.

Вы, товарищи, вероятно, согласитесь со мной в том отношении, что наше государство сейчас переживает такую историческую стадию, в которой решение хозяйственных вопросов должно считаться самым основным и самым главным, и, конечно, с полной серьезностью товарищи осознают ту мысль, что все наше дальнейшее социалистическое строительство будет зависеть от того, в какой степени будет развиваться наше народное хозяйство.

Я не скрою, что в нашей партии, а особенно вне нашей партии, за последние месяцы очень внимательно дебатируется вопрос о том, что наше хозяйство вступило сейчас в полосу чрезвычайно тяжелых затруднений. В общем и целом это мнение, товарищи, правильно. Весь вопрос заключается только в том, какую глубину, какое содержание представляют собою эти затруднения: являются ли они настолько глубокими и серьезными, что возникает опасение — преодолеет ли партия эти затруднения, или эти затруднения такого порядка, как все бывшие затруднения, которые мы усилиями партии совместно с вами разрешали более или менее успешно.

Для того чтобы подойти к этому вопросу, необходимо сделать некоторое отклонение, некоторое отступление в небольшую историю этого вопроса.

Вы знаете, товарищи, что к строительству нашего хозяйства мы приступили вплотную сравнительно недавно. Только за последние годы мы получили возможность максимально, почти на все сто процентов, направить наши силы на эту сторону нашей работы. Можно сказать, что более или менее успешно и заметно наше движение пошло вперед с момента перехода к так называемой новой экономической политике. Память у вас моложе моей, и вы должны хорошо помнить, с каким недоверием, я бы сказал скептицизмом, некоторая часть нашей партии подходила к вопросу о новой экономической политике. Тогда некоторым казалось, что, несмотря на то, что новая экономическая политика была провозглашена вождем нашей партии товарищем Лениным, все-таки с применением этой новой экономической политики мы идем назад, а не вперед в деле социалистического строительства. Теперь мы уже имеем ряд лет практики новой экономической политики, которые дали нам возможность подытожить достаточно точно, с цифрами в руках, успехи в этой области.

Я не буду загромождать свое сообщение длинным рядом цифр, приведу самые основные, самые общие цифры, их, по-моему, необходимо запомнить. Эти цифры следующие. Накануне проведения новой экономической политики наша промышленность достигала примерно 18–20 % довоенного уровня. Как вы видите, наша промышленность достигала едва одной пятой того уровня, на котором она пребывала до войны.

Наше сельское хозяйство к тому времени достигало 48 %, в лучшем случае 50 % довоенного уровня. Вот это обстоятельство, товарищи, необходимо особенно запомнить. Что мы сделали на основе новой экономической политики? В данное время наша промышленность, как вы знаете, достигает почти что довоенного уровня. Мы достигли сейчас 95 % того уровня, на котором промышленность находилась в 1913 году; наше сельское хозяйство достигает 91 % довоенного уровня. Еще любопытнее то, что чем дальше мы отходили от первых лет новой экономической политики, тем быстрее развивалось наше хозяйство. Так, например, в прошлом году наша промышленность по сравнению с предыдущим годом продвинулась вперед на целых 64 %.

Мы видим прирост рабочих в индустрии за один только последний год почти на полмиллиона человек. Эти цифры говорят о том, что мы действительно проделали громаднейшую работу. В промышленности не хватает 5 %, в сельском хозяйстве 9 % для того, чтобы сравняться с довоенным временем, т. е. с 1913 годом.

Вы видите, что нет никаких оснований приходить в уныние. Если бы мы и впредь могли двигаться такими шагами, какими двигались до сих пор, — а вы видите, что эти шаги иногда достигали по сравнению с предыдущим годом 64 % прироста продукции, — то можно было бы опасаться, что у нас в известный период может начаться даже головокружение от тех успехов, которые мы имеем.

Для того чтобы резче оттенить вам то, чего мы сейчас достигли, я сошлюсь на практику западноевропейских стран. Мы все, товарищи, свыклись с тем, что мы страна отсталая, что нам, конечно, далеко до того, чтобы равняться с такими высокоразвитыми в техническом отношении странами, как, скажем, Англия, Франция, даже Италия. О Германии говорить не буду, ибо эта страна находится сейчас в очень серьезном международном ущемлении. Но посмотрите на так называемые великие державы-победительницы (которые вышли из войны победителями) — чего они достигли за время, прошедшее после окончания империалистической войны. Оказывается, что ни одна из этих стран — ни Англия, ни Франция, ни Италия, — ни тем более Германия после разорения, причиненного им во время империалистической войны, до настоящего дня не могут восполнить тех потерь, которые они понесли, т. е. они не могут до сих пор подравняться к довоенному уровню. Это звучит парадоксом, это кажется чем-то невероятным. В самом деле — гражданской войны они не переживали, затруднений внешних и внутренних в той степени, в какой испытывали мы, они не знали, и тем не менее, работая в установившихся буржуазных условиях, эти страны, казалось бы, имевшие все объективные условия для скорейшего излечения ран, которые им были нанесены во время войны, не находятся до сих пор в том хозяйственном состоянии, с которым они вступили в войну. Единственная страна, которая перешагнула довоенный уровень на десятки процентов, — Соединенные Штаты Америки. Вы знаете, что эта страна за время войны не столько потеряла, сколько заработала.

Для чего я вам это привожу? Для того, чтобы вы убедились, каких колоссальнейших успехов при всех затруднениях, внешних и внутренних, которые мы переживали, сумели мы достигнуть за восемь лет нашей с вами послеоктябрьской работы.

ОЧЕРЕДНАЯ И РЕШАЮЩАЯ ЗАДАЧА — СОЗДАНИЕ ТЯЖЕЛОЙ ИНДУСТРИИ

Как развивалось, товарищи, наше хозяйство? С момента введения новой экономической политики нужно считать, что мы пережили две полосы хозяйственного развития.

В первый момент мы под натиском голодовки, под натиском недостатка продовольственных продуктов большую часть нашего внимания сосредоточили на нашем сельском хозяйстве. Правильна ли была такого рода политика? В то время она была правильна. Каждый товарищ понимает, что если мы хотим построить социалистическое государство, то, переводя это на другой язык, нужно сказать, что в первую очередь нужно создать высокоразвитую промышленность. Если у нас не будет высокоразвитой промышленности, тo ни о каком социализме в нашей стране говорить не придется. Оказывается, однако, что мы начали это дело с восстановления сельского хозяйства. Несмотря на те сомнения, которые были в некоторых частях нашей партии, опыт показал, что мы поступали совершенно правильно: приступая к восстановлению нашей промышленности, нужно было подвести базу под эту промышленность, обеспечить рабочий класс в достаточной степени продовольствием. Для промышленности, развитие которой мы должны были поставить на очередь, необходимо было создать рынок, потому что внешнего рынка перед нами не было. Ввиду этого мы главное внимание сосредоточили на деле восстановления нашего сельского хозяйства. Мы поступили, как видите, совершенно правильно.

Построив базу для промышленности, восстановив сельское хозяйство, мы перешли к другой части работы — ко второму пункту нашей хозяйственной программы — к восстановлению легкой индустрии, т. е. такой, которая изготовляет средства потребления.

Наша легкая индустрия, в частности в Ленинграде, во многих частях перешагнула довоенный уровень. Таким образом, следующая наша задача — это переход к восстановлению и дальнейшему расширению нашей тяжелой индустрии. Это как раз, товарищи, та программа нашей хозяйственной работы, которую нам начертал в свое время вождь нашей партии товарищ Ленин. В самом начале нашей восстановительной работы он говорил:

«Спасением для России является не только хороший урожай в крестьянском хозяйстве — этого еще мало, — и не только хорошее состояние легкой промышленности, поставляющей крестьянству предметы потребления, — этого тоже еще мало, — нам необходима также тяжелая индустрия. А для того, чтобы привести ее в хорошее состояние, потребуется много лет работы» /Ленин, Соч., т. XXVII, стр. 349. — Ред. /

Вот та программа, которая была написана в двух словах товарищем Лениным и которая в общем и целом охватывает весь ход той хозяйственной работы, которую мы с вами проделали. И когда мы сейчас прикидываем эту программу к тому положению, которое мы имеем в настоящее время, тo выходит, что первые два пункта этой программы мы уже выполнили в достаточной степени и подошли к осуществлению третьего пункта этой программы, т. е. к созданию тяжелой индустрии, той отрасли нашей промышленности, которая должна будет дать нашей стране не предметы потребления, а, как принято выражаться в учебниках политической экономии, орудия и средства производства.

И когда вы, товарищи, посмотрите постановления XIV съезда нашей партии, вы увидите, что самым основным и самым ударным в решениях съезда является как раз тот вопрос, который характеризуется двумя словами: «индустриализация страны», как раз тот самый вопрос, вокруг которого скрестились все разногласия в нашей партии, как раз тот самый вопрос, от того или иного разрешения которого будет зависеть наше дальнейшее социалистическое строительство.

ДОГНАТЬ И ПЕРЕГНАТЬ КАПИТАЛИСТИЧЕСКИЕ СТРАНЫ

В чем наша основная задача? Эта задача выражается в организации социалистического общества. Что это значит? Это значит, что нам надо организовать наше промышленное хозяйство так, чтобы оно во всех отношениях превосходило современное капиталистическое хозяйство. Эта задача, если мы соразмерим ее с тем, что мы имеем сейчас в западноевропейских развитых капиталистических странах, представляется как будто бы буквально неосуществимой. Но, товарищи, надо смотреть на вещи совершенно прямо и трезво и надо сказать, что если мы не сумеем этого осуществить, если мы не сумеем поставить свое промышленное хозяйство на такой уровень, чтобы американское хозяйство осталось позади нас, то никакого социализма у нас, конечно, не будет. Это всякий должен понять. Только на основе высокоразвитой техники в нашей промышленности и в нашем хозяйстве можно будет говорить о преобразовании всех сторон нашей государственной, общественной и всякой другой жизни. Это бесспорная истина.

На словах это очень просто, а на деле это такая трудная, такая громадная задача, преодолеть которую нисколько не легче, а гораздо труднее, чем преодолеть те затруднения, которые мы имели на наших вооруженных фронтах. И поэтому, когда мы успокаиваем себя мыслью о том, что мы пребываем в мирном состоянии, что над нами не каплет, что мы ведь работаем в мирной обстановке, — это и верно и не верно. Верно это в том отношении, что мы не ведем открытой гражданской войны, но не верно потому, что мы ведем изо дня в день, из ночи в ночь, из часа в час войну на экономическом, на хозяйственном фронте и из этой войны мы должны выйти победителями в полном смысле этого слова, т. е. мы не только должны вызволить свою страну из разрухи, должны не только обеспечить страну в смысле восстановления нашего хозяйства, но должны построить такое хозяйство, такую промышленность, которые были бы буквально во всех отношениях выше любого хозяйства, выше промышленности любой из современных капиталистических держав. Вот какая задача, товарищи, стоит перед нами. Если это верно, — а я думаю, что этого оспаривать нельзя, — то должно быть верно и другое, а именно, что нам сейчас необходимо перейти к осуществлению того лозунга, который продиктован последним съездом нашей партии, — к индустриализации нашей страны. Надо под всю нашу промышленность, под все наше хозяйство мало-помалу подвести новую техническую базу, — вот как стоит вопрос, товарищи.

Степень завоевания социалистических начал будет зависеть прямым и непосредственным образом от осуществления этой основной задачи — индустриализации нашей страны. Я думаю, что эта мысль бесспорна. Во всех беседах, указаниях и печатных трудах Ленина она проходит красной нитью. Я думаю, что каждому члену партии и каждому комсомольцу эта истина в достаточной степени ясна и понятна.

Вопрос этот, казалось бы, бесспорный, а если посмотреть на последнюю дискуссию, если разобрать детально, вокруг чего вращалась эта дискуссия, то окажется, что она вращалась вокруг этого вопроса. Когда мы начинаем рассуждать вообще о новой технике, об индустрии, то все кажется бесспорным — ни один член партии не может возразить против этого, ибо это очевидно, бесспорно, ибо это аксиома, но когда подходим к вопросу, как нам дело делать, то тут начинаются разговорчики. Вот вокруг этого вопроса и началась тревога — не теперь, a ещё до съезда нашей партии. Вы помните, что раздались разговорчики, что хозяйственное дело зашаталось, что мы переживаем громадный кризис в смысле недостатка товаров, что ощущается недостаток в товарах в деревне, и т. д. Это заставило ЦК партии не отодвигать вопрос о нашем хозяйстве до очередной партконференции, а поставить его на апрельском пленуме ЦК партии. Вопрос этот не терпел никакого отлагательства, ибо вокруг хозяйственных затруднений, которые мы, несомненно, переживали и которые мы переживаем до сих пор, стали наслаиваться небольшевистские взгляды; были такие колебания и разговоры, — кое-кому казалось, будто мы скатываемся на другие рельсы. Нужно было под этот вопрос, который рассматривался на съезде, подвести практическую программу, чтобы уяснить, как поступать сегодня, завтра и т. д.

РЕОРГАНИЗОВАТЬ ПРОМЫШЛЕННОСТЬ НА ОСНОВЕ НОВОЙ ТЕХНИКИ

В чем выражались и выражаются наши затруднения?

Основное затруднение, которое мы переживаем, которое имеет место еще и сейчас, лежит в области нашей промышленности: соотношение между промышленностью и сельским хозяйством у нас таково, что мы сейчас не можем удовлетворить в достаточной степени всего того спроса, который предъявляет нам крестьянское хозяйство. Есть, конечно, много причин так называемого субъективного порядка, т. е. такого порядка, который целиком зависит от нас с вами. Здесь целый ряд недочетов, здесь неумение работать, неумение торговать, неумение изготовлять хорошую продукцию, вообще миллионы всяких других причин. Все это есть, и все это правильно, но все-таки самое основное — это, как у нас принято выражаться высоким стилем, — диспропорция между промышленностью и сельским хозяйством. Эта диспропорция практически, в обыденной жизни, выражается в том, что у нас продуктов промышленности меньше, чем спрос на эти продукты. Спрос превышает имеющееся количество промышленных продуктов. Отсюда получаются все те основные неувязки, которые мы сейчас имеем. Вот это — самое главное, это — самое отрицательное в нашем хозяйственном положении.

Для того чтобы мы могли полностью осуществить нужное соотношение промышленности и сельского хозяйства, нам необходимо реорганизовать всю нашу промышленную технику таким образом, чтобы она давала максимум продукции. А спрос на продукцию промышленности растет. Крестьянское хозяйство поднимается, рабочий класс также крепнет, потребности у него растут, растет и спрос на всякую продукцию. Словом, с какой бы стороны мы ни подошли к этому вопросу, нам надо начать создавать внутри нашей страны такие очаги, которые позволили бы нам реорганизовать нашу промышленность на новых началах. Что для этого необходимо? Для этого необходимо построить такие заводы, которые дали бы нам возможность своими собственными руками, своими собственными силами и средствами изготовлять машины, станки и все прочее, что необходимо для легкой индустрии, для крестьянского хозяйства и т. д.

Вот, товарищи, так стоит вопрос и только так могут быть разрешены все те основные затруднения в области нашей промышленности, которые имеют у нас место в данный момент. Когда вы поймете, как много нам нужно сделать для того, чтобы перевести все наше дело на новые рельсы, вы увидите, почему в свое время в некоторых слоях партии получилось такое недоверие к возможности выкарабкаться из того положения, в каком мы сейчас находимся, почему получилось недоверие к тому, что мы сами, без всякой посторонней помощи, сумеем справиться с этим делом.

Следом за этим у нас встает вопрос о том, каким образом мы можем это сделать. А сделать, товарищи, надо очень много, еще раз повторяю, как в общесоюзном масштабе, так, быть может, чуть ли не в первую очередь, у нас здесь, в Ленинграде. Если мы берем курс — а мы его берем — на индустриализацию нашей страны, нам надо на всех тех центрах, где сосредоточена тяжелая индустрия, — а Ленинград занимает первое место в нашем Союзе в этом отношении, — сосредоточивать максимум работы.

Мы здесь уже подошли к такому состоянию, что, например, в легкой индустрии у нас использован основной капитал, который имелся в нашем распоряжении, примерно на 95 %; имеется запасец всего в 5 %. Мы его используем, но наше дело должно застопориться, если пойдем дальше так, как шли раньше. В тяжелой индустрии мы использовали 75 % возможностей, которые имеются; остается небольшое звено, которое нам надо еще так или иначе использовать, а дальше нужно ставить дело на новые рельсы.

Это значит, товарищи, что если мы, например, подойдем к Путиловскому заводу, то нужно будет делать то, что частично и делается: нужно реорганизовать мастерские, нужно устанавливать новые станки и машины, — короче говоря, нужно ставить дело на совершенно иные рельсы; а то в некоторых мастерских, куда вы заходите, днем — ночь и ночью — ночь, там еще такая темень, которая пахнет десятилетней давностью. На основе старой техники поднимать индустрию не представляется никакой возможности, нужно дело реорганизовать.

МЫ ИМЕЕМ ВСЕ НЕОБХОДИМОЕ ДЛЯ УСПЕШНОГО СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО СТРОИТЕЛЬСТВА

Как это сделать, откуда почерпнуть необходимые средства и все остальное, что для этого нужно? Тут, конечно, ждать, что откуда-то на нас что-то свалится, что кто-то нам что-то подарит, — не приходится — вы ведь прекрасно все в этом разбираетесь. Единственный источник, на который можно рассчитывать, — это источники нашей собственной страны. Есть ли у нас какие-нибудь источники? Несомненно, есть. Уже один тот факт, что мы хозяева всех тех благ, которые имеются в нашей громадной, 150-миллионной стране, раскинутой на одной шестой части земного шара, хозяева колоссальнейших природных богатств, которых не имеет безусловно ни одна современная держава, уже одно то, что все это находится сейчас в наших рабоче-крестьянских руках, показывает, что это может и должно быть повернуто только в сторону производительного использования. Уже одно это дает материальную базу для того, чтобы мы на этой основе могли совершить эту новую промышленную революцию. Далее, в наших руках имеются не только материальные блага, но в наших руках имеются и государственные рычаги, а государственные рычаги измеряются не только количеством милиционеров, имеющихся в данной стране, — они измеряются и целым рядом других аппаратов, которые для государства и для государственного строительства имеют колоссальное значение. Возьмем такие организации, как банки. Банки, товарищи, вещь почтенная и полезная, нужно только их повернуть должным образом. Если банки находятся в руках государства, в руках рабочих, то при помощи этих банков при настоящей организации дела можно повернуть хозяйство так, что все средства, которые имеются не только у нас с вами, но которые имеются и в руках частного капитала, можно в значительной степени оборачивать на дело социалистического строительства. Путем банков можно громадные миллионы, которые имеются в нашем крестьянском хозяйстве, также поворачивать на дело нашего социалистического строительства. Словом, в наших руках имеется ряд могущественнейших возможностей, при помощи которых можно все имеющееся в стране направлять по совершенно определенному руслу, централизовать и целесообразно затем направлять это по расходящимся ручейкам, которые дадут возможность оживлять и реорганизовывать наше промышленное хозяйство.

Буржуазия, в частности английская, действует иначе, у нее дело обстоит проще. Если у них происходят какие-нибудь материальные затруднения в том или другом звене государственной машины, то они измыслят какую-нибудь авантюру: зажмут Индию, зажмут Китай. Ведь независимо от того, белый ли это народ, желтый ли он, из него можно выжимать при известной настойчивости достаточно серьезные ресурсы. Мы к такого рода нажиму прибегать не можем. Можно было бы похлопотать относительно займов. Всякая страна, кроме нас с вами, живет и работает в значительной степени за счет всяких займов. Даже Ротшильд, богатейший человек в мире, без кредита не обходится. Ни одно самое богатое государство без кредита не обходится. Только мы, единственная страна, лишены возможности работать с займами. В газетах часто мелькают сообщения о том, что там-то ведутся разговоры о займах. Разговоры-то мы ведем, — народ мы вообще разговорчивый и за словом в карман не лезем, благо за восемь с лишком лет революции нам уже приходилось разговаривать на всех языках, со всеми народами и со всеми расами, но все-таки до сих пор мы выговорили всего-навсего полтораста миллионов взаймы, и то у кого? — у немцев, которые сами, с позволения сказать, чуть ли не на ладан дышат в хозяйственном отношении, но от своей скудости они дали нам (и то о процентах до сих пор не договорились) 150 миллионов. Что же касается всех остальных держав, всех остальных народов, то тут дело обстоит из рук вон плохо.

Но допустим, товарищи, невозможное; допустим, что с завтрашнего дня все капиталисты под влиянием наших благих намерений в деле устройства социалистического государства прониклись бы такими добродетелями, что открыли бы перед нами свои кошельки: занимай сколько хочешь. А мы разослали бы своих гонцов во все концы света — с участием комсомола даже — и назанимали бы направо и налево. Конечно, на занятые деньги мы бы сумели сделать очень много, но вы понимаете, что деньги даром не даются. Деньги даются под известный процент, и чем больше ты занял, тем больше, конечно, ты платишь процентов, тем больше ты закабаляешься. Если хорошо нахватал, то приходится платить такой процент, от которого ты задохнешься. Тогда перед нами встала бы дилемма: не то проценты платить, не то индустрию строить. Так что мы непрочь брать в меру, но рассчитывать на рационализацию нашей промышленности, на развертывание у нас индустрии за счет внешних займов — это дело вредное и безнадежное. Это была бы кабала, а не индустриализация страны.

Значит, единственный источник, самый верный, самый надежный, — собственный советский карман. Когда мы говорим об этом вслух, — а мы говорим об этом вслух, печатаем в газетах, — то зубоскалы, которые, к великому сожалению, в природе еще остались, которые имеются среди русских эмигрантов, болтающихся за границей, вроде Милюкова, эсеров, меньшевиков, читая это, надрывают животики и говорят: «Какие молодцы! Ходят без штанов, а говорят, что за свои собственные средства поставят такую индустрию, на которую Форд американский будет смотреть с завистью». Действительно, выходит, что это как будто бы немного смешновато. Они говорят, что это — очередное большевистское очковтирательство, что люди зашли в тупик, дальше ехать некуда. Враги говорят, что это — очередное пускание пыли, на что большевики большие мастера, что рабочие-де им поверили, что, кстати, это дает возможность не повышать заработную плату, потому что, мол, поднимают индустрию, что это дает возможность увеличить и налоги, взимаемые с крестьян, потому что раз завтра мы дадим американскую технику, то почему сегодня не заплатить лишних 50 тысяч рублей. Есть и среди нас такие «товарищи», которые звонят: паровоз подошел к последней станции — стоп, дальше ехать некуда.

Конечно, можно посмеяться над всякой мыслью, но я думаю, что достаточно посмотреть серьезно, чем мы на самом деле располагаем, чтобы каждому грамотному человеку стало ясно, что можно увеличить собственные средства и осилить это дело собственными силами. Я приведу в пример такую страну, как Соединенные Штаты Америки. Этой страной стоит поинтересоваться: она интересна нам не только потому, что там есть сногсшибательные миллиардеры, а потому, что Это единственная страна, которая живет главным образом и преимущественно своим собственным рынком, своими собственными внутренними ресурсами. Английские лорды страдают теперь главным образом потому, что все хозяйство у них построено на вывозе, в частности на вывозе угля, на тех угольках, которые так горячо разгорелись и которые потихоньку поджаривают лордов.

/Намек на забастовку углекопов в 1926 г., переросшую во всеобщую стачку (с 4 по 12 мая), дезорганизовавшую всю хозяйственную и политическую жизнь Англии. — Ред. /

В Америке такого положения нет и не может быть, потому что в смысле самостоятельности Америка — единственная в своем роде страна: громадная территория, громадные внутренние богатства, которые дают возможность поворачивать дело как угодно.

Если поковырять на нашей грешной советской земле как следует, вооружившись наукой, конечно, не эксплоататорской, не капиталистической, а трудовой наукой, то можно найти величайшие богатства. Если принять во внимание, что эти богатства находятся в наших с вами руках, в руках трудящегося народа, то можно совершить колоссальные дела. Это можно не только мыслить теоретически, но все это можно осуществить на практике при известной выдержке, напористости, нажиме.

Вот на этом, товарищи, и построены те решения, которые вынесены нашим последним пленумом в развитие решений XIV съезда нашей партии. Я думаю, что эти решения целиком и полностью должны будут оправдаться нашей жизнью.

Если мы, действительно, сумеем воспринять эти решения так, как их надо воспринять, разжевать их так, чтобы в каждую, даже пионерскую, печенку эти решения залезли соответствующим образом, мы сумеем продвинуть это дело. Но надо помнить одно, надо помнить, что это — дело трудное, что это — дело тяжелое, что мы на этом деле набьем шишек сколько угодно.

Что значит построить индустрию? Это значит использовать основной капитал, доставшийся нам от капиталистов, и создавать новый основной капитал на новых началах. Возьму, к примеру, Путиловский завод. Я на-днях справлялся, во что оценивается Путиловский завод. Я получил справку, что Путиловский завод оценивается в 45–46 миллионов золотых рублей. Вот и подумайте, почесав в комсомольских затылках, сколько десятков миллионов рублей надо для того, чтобы построить такие новые заводы. Возьмем текстильную фабрику: казалось бы, не такое уж сложное дело, — а чтобы построить даже скромненькую фабрику, с небольшим числом рабочих, но которая отвечала бы последнему слову техники, надо миллиончиков 7–8—10. Это в достаточной степени говорит о том, как много надо поработать.

Мы все-таки думаем, что мы не напрасно поставили эту задачу. Она не упала нам, как снег на голову, мы подошли к ней в процессе нашей хозяйственной работы.

И вот теперь, ставя перед собой эту задачу, мы говорим: первое, что нам надо сделать, — это поставить по-настоящему накопление средств внутри нашей страны. Это не значит, что, разойдясь с сегодняшнего собрания, вы должны откладывать в кубышку по копейке. Не об этом речь идет, а речь идет о государственном накоплении, речь идет о том, что надо стараться организовать наше хозяйство таким образом, чтобы по возможности все сто процентов ресурсов, стекаясь по разным каналам, сосредоточивались в нашем государственном кошельке. Тут должны быть не только одни «казенные» деньги, выражаясь по-старому, они всегда у нас, а надо привлекать и нэпманские капиталы, и крестьянские капиталы, и страховые капиталы, привлекать через банки, всякими другими путями, и все это накапливать в общей государственной кружке. Для чего нам нужно это накопление? Во-первых, для того, чтобы производить обновление старого основного капитала, заменять его новым основным капиталом, более стойким в техническом отношении, и, во-вторых, необходимо наряду с этим создать некоторые резервы, некоторые страховые суммы во всех областях нашей жизни, нашей государственной, хозяйственной и всякой другой работы.

СДЕЛАТЬ НАШ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ И ХОЗЯЙСТВЕННЫЙ АППАРАТ ПРОЩЕ, ДЕШЕВЛЕ, ДОСТУПНЕЕ

Вот отсюда, товарищи, и возникает тот модный вопрос, который сейчас фигурирует везде и всюду, а именно, режим экономии. Ну, о нем, я думаю, вам говорилось достаточно много, достаточно подробно, каждый это понимает, и я о нем говорить не буду, я только хотел бы сказать одно. У нас режим экономии понимается недостаточно хорошо. Часто товарищи понимают режим экономии как работу, которая дает непосредственно копеечку. Скажем, на заводе нужно произвести какой-нибудь расход. И вот смотрят, нельзя ли тут сэкономить. Конечно, это правильно, но, товарищи, режим экономии надо понимать гораздо шире. Вы меня уж извините за те горькие слова, которые я скажу дальше. Под режим экономии, безусловно, надо подвести, — а, по-моему, об этом мало говорят и пишут, — борьбу со всем этим проклятым бюрократизмом. Мы это дело приняли как будто бы к исполнению, но что мы его не исполнили — в этом нет сомнения; что мы эти заветы не выполнили — об этом никто спорить не имеет права. Чему учил Ленин? Прочитайте его огненные слова, они должны обжигать совесть каждого коммуниста. Он говорил, что наше пролетарское государство надо организовать так, чтобы весь аппарат был как можно более дешев, как можно более прост, как можно более доступен для всякого трудящегося. Вот три основные требования, которые он предъявил нашему государству.

Разберем по совести, что представляем мы собой, что представляет собой вся наша государственная машина: правительственный аппарат, хозяйственный и прочие, которые у нас имеются. Если говорить по совести, — а тут мы люди свои и втирать очки друг другу нет необходимости, — то нужно сказать прямо: наше несчастье, наше коммунистическое несчастье, особенно ответственных людей, заключается в том, что мы перестали чувствовать ту государственную сложную бюрократическую махину, которую мы вырастили за 8 лет. И действительно, когда попадаешь в среду не совсем подходящую, то в первый день чувствуешь себя несколько неловко, но проходит неделька, месяц, смотришь — попривык и думаешь, что так и должно быть. Вот и теперь мы думаем, что так и должно быть, а давайте проделаем для опыта такую махинацию: возьмем любого из нас, скажем, меня, почтенного человека, обратим в беспартийное состояние, сделаем просто гражданином, дадим в руки какую-нибудь бумагу, ходатайство по какому-нибудь законному делу, по самому простому вопросу, и скажем ему: «Иди и ходатайствуй». И вот, товарищи, я ручаюсь своей головой, что Амундсен, вылетевший вчера на Северный полюс, скорее откроет полюс, который он обещался найти, найдет и благополучно вернется, чем мы добьемся толку с этой бумагой. (Смех.) Это факт, подлинный факт, и над этим следует подумать — и вот почему: у нас членов партии больше миллиона, комсомольцев — 2 миллиона, в общем семья в 3 миллиона, а всего у нас народу живет 150 миллионов. Построить социалистическое государство мы, 3 миллиона, не сможем, нам нужно включить в эту государственную работу всю эту громаду, без этого никакого социализма и коммунизма нам не увидеть, это вы знаете из того, что писал Ильич. Это верно, а раз это верно, то верно и другое. Когда кто-нибудь из вас, комсомольцев, носящих комсомольский значок, приходит в учреждение, к совбарышне, то она, увидев, что это комсомолец или комсомолка, иначе к вам относится, разговор другой, маленько вас боится: «Это такой народ, с которым только свяжись — греха не обобраться». Если приходит партийный человек, скажем, я — почтенная особа, секретарь губкома, то дело идет еще лучше на лад — все стоят, руки по швам, в два счета можно добиться чего угодно. А когда приходит гражданин, советский работник, служащий, но беспартийный, то он будет ходить из лабиринта в лабиринт, не поймет, куда и итти. Мы расплодили столько этажей, столько учреждений, что очень сложно разобраться, куда надо по какому делу ходить, и получается бесконечное хождение. Я даже рассказываю вам еще не все. Мы испытали это на своей собственной шкуре. Если у нас дело не вышло, мы сейчас же в райком, поставим вопрос так, что только, держись. По совести говоря, так бывает. А куда пойдет гражданин? В лучшем случае он вернется, выйдет из учреждения, подойдет к дежурному милиционеру и спросит: «Не знаешь ли, дескать, как пойти в такой-то трест, в такой-то главк» и прочее. Походит, походит, плюнет и скажет: «Да ну вас ко всем чертям». О чем это говорит? Это говорит о том, что наша машина, наш аппарат слишком тяжел, слишком сложен, слишком малодоступен.

Какое отношение это имеет к режиму экономии? Самое непосредственное и нисколько не меньшее, а может быть и большее, чем простое сбережение копейки. Потому что аппарат очень сложный, работает очень медленно, колеса вертятся страшно тяжело, скрипят — и смазал бы, да не найдешь, где скрипят, где надо смазать, потому что столько деталей, подшипник на подшипнике, и какого механика ни посади, все равно ничего не выйдет до тех пор, пока мы не упростим эту машину. Чтобы вы отчетливо поняли, я приведу вам пример из области промышленной практики и на этом примере покажу, к чему приводит эта бюрократическая система.

Я был на пленуме Московско-Нарвского райкома и слышал там, что на «Треугольнике» отчетность измеряется 28 пудами бумаги. Вот теперь и дайте самому бойкому из вас, даже целой комиссии, эти 28 пудов. Попробуйте поднять их — тяжеловато, а как разобраться, что написано в этих 28 пудах? Ведь это все надо прочитать. Очень ошибаются те, кто говорит, будто все равно эти отчеты никто не читает. Если бы не читали, я бы сказал: ну, пропали 28 пудов бумаги. Но в том-то и дело, что читают, в этом-то весь вопрос. Там все размежевано: здесь калоши, здесь шины, здесь то-то, здесь это. И все это будет сосчитано. Будут эти чудаки сидеть над счетами, будут все высчитывать, выкладывать. И пусть бы они считали, и на это можно согласиться, но ведь они считают и наш хлеб кушают и наши советские ставочки глотают, да еще и по приличному разряду, да еще и всякие другие требования предъявляют. И пока они все это высчитают, пока они эти ставочки используют, да пока эти 28 пудов придут с выводами обратно на «Треугольник», оказывается, что все это сделано впустую. Вот это и есть бюрократизм, самый безобразный, самый бесшабашный, самый отчаянный бюрократизм. Спросите любого хозяйственника, как он ходит с разными своими проектами, с разными своими планами по плановым органам и как они там проводятся. Действительно, иной раз легче достать снежок будущей зимы, чем получить во-время утверждение планов и ходатайств.

Когда мы говорим о режиме экономии, надо расширять это понятие и надо сюда включать и борьбу с этим проклятым бюрократизмом. Ведь здесь и время даром теряем, и людей лишних держим, и хлеб наш они зря едят, а в результате все делается так, чтобы так или иначе затормозить, осложнить работу нашего хозяйственного восстановления. Разбух наш аппарат, слишком много всяческих надстроек. Он еще насчитывает только 9-й год своего существования, еще пионером должен был бы быть (если перевести на наш язык), а на самом деле это уже старик. Сейчас полезно сосредоточить все внимание практической и научной мысли на том, чтобы омолодить наш государственный аппарат, — вот задача, которая стоит перед нами самым неотложным образом. (Аплодисменты.)

Не буду приводить примеры того, что могла бы дать борьба за экономию в другом отношении, в смысле бережливого обращения с копейкой, правильного направления и употребления этой копейки и т. д. и т. п. Этих примеров вы наслушались, они ходят как анекдоты. Не везет например «Треугольнику»: во вчерашней или сегодняшней «Правде» появилось сообщение о накладных и других непроизводительных затратах. Там есть механик или мастер — приведена его фамилия. Механик этот служит на «Треугольнике». Подсчитали, что он 31 день находился на «Треугольнике», а 470 дней числился в командировке — вот какие штуки у нас бывают. Когда стали разбирать это дело, то оказалось, что он был в командировке в Москве, что-то там собирал, но во всяком случае это стоило государству 5 тысяч рублей. О таких случаях вы можете прочитать в любой газете.

Теперь подходим к тому, чтобы это дело борьбы за режим экономии оформлять и обобщать. Например, в Ленинграде, когда мы подводим итог возможного сокращения всяких расходов в наших трестах, трестовских управлениях, не касаясь заводов (я беру эти данные из сведений Промбюро), то оказывается, что они могут дать в год около 2–2 % миллионов рублей чистеньких, а когда мы всерьез захотим провести режим экономии, то, как утверждают, мы можем сэкономить, как одну копеечку, 10 миллионов рублей. Что значит экономия в 10 миллионов рублей в нашей ленинградской практике? Это значит разрешить в этом году основной вопрос в области ленинградской промышленности, который мы не можем разрешить до сих пор из-за отсутствия средств. У нас была составлена программа по новому строительству, по восстановлению и изысканию новых средств. На это дело не хватает 20 миллионов рублей с лишним. Вот если мы сможем сэкономить 10 миллионов в год, то, принимая во внимание, что наш капитал в промышленности оборачивается два раза с лишним, у нас получается 20 миллионов рублей с лишним. Что это значит? Это значит, что нам нужно пошевелиться, порастрясти кое-кого в Ленинграде, чтобы сэкономить 20 миллионов рублей для промышленности. Мы можем найти их в Ленинграде, и мы можем их найти, коснувшись только наших правлений трестов, не касаясь даже ниже стоящих аппаратов и организаций. А если мы просмотрим все организации в области промышленного хозяйства и все советские аппараты и прочее, то вы должны согласиться, что мы сумеем тут сберечь громадные средства.

Я думаю, товарищи, что вы согласитесь со мной, что если в этой области нужно проводить большую работу, то нужно большую работу проводить и в области борьбы с излишествами. Не будем каяться, но грехов здесь хоть отбавляй. Дайте какого угодно исповедника, а этих грехов он отпустить не сумеет. Нужно подходить к этому делу вплотную и выжигать безобразия самым решительным образом. У нас наблюдаются позорные явления — казнокрадство, хищения, воровство, растраты, расточительность. Это дело приобрело такие права гражданства, что куда ни кинь — везде на эти дела натыкаешься. Вы знаете, как это дело поставлено у хозяйственников, но мы уж на чужих не будем пенять. В комсомоле у нас это тоже есть, в профсоюзах у нас это имеется, в партии у нас это тоже налицо. И что еще, товарищи, опасно, так это то, что мы так привыкли к расточительству, к растратам и воровству, что начинаем смотреть на это дело спустя рукава. Мне пришлось делать доклад недалеко отсюда, в Пскове. Я говорил о том, что нам необходимо бороться с растратами самым беспощадным образом. Люди, конечно, соглашались, как всегда. В этом вопросе у нас как будто разногласий нет. Но после меня выступил губернский прокурор, конечно, член нашей партии, и говорит: «Киров, конечно, прав, что с растратами надо бороться, но только он забывает одно, что в нашем советском законодательстве растрата это есть такое понятие, что надо доказать, что человек растратил государственные деньги со злым умыслом. Если это будет доказано, то его за эту штуку можно расстрелять, а уж изоляцию можно прилепить какую угодно. Но ежели злостность умысла не доказана, то это выходит как упущение, и тогда, принимая во внимание пролетарское происхождение, комсомольский стаж и все такое прочее, полагается ему выговор, перевод на менее ответственную работу и т. д.». Я на это ответил на том же самом собрании, что если перевести это не на юридический язык, а на наш простой человеческий язык, то получится такая вещь: если я завтра пропью губкомовские деньги, то вы должны будете доказать, что я это сделал со злым умыслом, обозлился на 40-градусную — дай-ка я тебе покажу с губкомовскими-то деньгами. И если вы не докажете злого умысла, я скажу: шел я с губкомовскими деньгами, комсомольцы встретились, ребята хорошие, пошли и выпили, — то, «принимая во внимание мое губкомовское происхождение и все прочее. .» (Смех.) Это не так смешно, товарищи, как грустно. Это говорит о том, что даже наши советские законодатели не могут иначе мыслить. Если гибнут кровные советские, рабоче-крестьянские миллионы, то надо доказать, что тут злой умысел, что тут контрреволюция, а если не доказал — то и взятки гладки.

Если вспомните то, что я говорил с самого начала, то вы должны будете со мной согласиться, что, кончивши гражданскую войну на военном фронте, мы не кончили еще войны за завоевание социализма в нашей стране. Мы эту войну ведем на хозяйственном фронте. Как поступают с красноармейцем, если он в боевой обстановке покидает фронт? Его за это расстреливают, не спрашивая, почему он покидает боевой фронт. Когда этот же красноармеец расхищает в период гражданской войны военное достояние, что ему за это бывает? Если, скажем, исчезли патроны, которыми уничтожаются враги Советской власти, что ему за это делают? Его предают за это военно-полевому суду. Когда мы ведем сейчас войну на фронте восстановления нашего хозяйства и когда здесь глотают, расхищают миллионы, что это такое? Иначе, как изменой социализму, это назвать нельзя. Если говорить по-настоящему, говорить по-большевистски, по-коммунистически, иначе Это квалифицировать нельзя. Вслед за пленумом и Центральный Комитет всячески нажимает на эту сторону дела и заставляет нас мобилизовать все свое внимание и сосредоточить все силы вокруг этого вопроса.

Я думаю, что изложенного мною для вас достаточно, чтобы понять, что мы поставили перед собой задачу, безусловно разрешимую. Объективные условия, чтобы разрешить эту задачу, перед нами налицо, и все будет зависеть лишь от того, насколько мы с вами сумеем эту задачу воспринять так, как это подобает воспринять ленинцу, большевику, комсомольцу, а все остальные условия есть, несмотря на все трудности, которые стоят перед нами. Если мы сумеем мобилизовать все общественное мнение — и партийных и советских учреждений и т. д. — вокруг всех тех вопросов, которые я поставил, то, несомненно, мы эту задачу сумеем разрешить!

РОЛЬ КОМСОМОЛА НА ФРОНТЕ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО СТРОИТЕЛЬСТВА

Я не хочу говорить вам комплиментов, но должен сказать (это мой личный взгляд), что комсомол может сыграть тут гораздо большую роль, чем кто-либо другой, и вот почему: у вас есть большое желание, у вас есть большие возможности, у вас есть большая восприимчивость, большая чуткость, большая энергия, большой пыл; а здесь нужно все приложить: здесь нужен и холодный рассудок, здесь нужна и выдержка, здесь нужен и темперамент, здесь нужен революционный пыл, иначе эту задачу не выполнить, иначе вопрос, который стоит перед нами, не разрешить.