ЛЕНИНГРАДСКИЙ КОМСОМОЛ ПОД РУКОВОДСТВОМ ЛЕНИНСКОЙ ПАРТИИ БУДЕТ ПО-БОЛЬШЕВИСТСКИ ОТСТАИВАТЬ ЗАВЕТЫ ЛЕНИНА

ЛЕНИНГРАДСКИЙ КОМСОМОЛ ПОД РУКОВОДСТВОМ ЛЕНИНСКОЙ ПАРТИИ БУДЕТ ПО-БОЛЬШЕВИСТСКИ ОТСТАИВАТЬ ЗАВЕТЫ ЛЕНИНА

Доклад на собрание комсомольского актива Выборгского района 15 января 1926 года

Товарищи! Мне поручено сделать вам доклад о работах XIV съезда нашей партии. Я должен заранее оговориться, что я остановлю ваше внимание только на самом главном и самом основном, что было на последнем нашем партийном съезде.

Вы не сомневаетесь, конечно, в том, что наш съезд имел исключительное значение. Вы знаете, что мы впервые получили возможность заняться строительством нашего государства без прямых, непосредственных помех со стороны наших врагов, и поэтому эти последние полтора года, прошедшие со времени XIII съезда, во многих отношениях являются для нашей партии экзаменационным периодом. И когда мы подводим — что и было сделано на съезде — общие итоги нашей работы за эти полтора года, мы должны с полной уверенностью сказать, что даже при самой строгой оценке всего того, что сделано нашей партией, — пусть эту оценку производят не только наши друзья, но даже наши враги, — и те должны будут признать, что у нас позади остался кусок времени, заполненный очень большим содержанием.

Я думаю, что едва ли есть необходимость подробно характеризовать состояние страны и прежде всего нашего хозяйства. Ведь основной работой, основным углом зрения нашей партии за последние полтора года было именно восстановление экономического состояния нашей страны. И я думаю, что каждый член партии, каждый комсомолец, по-моему, каждый здоровый человек, у которого голова на плечах и который способен разбираться в том, что он видит, всякий такой человек должен сказать, что мы действительно за последнее время совершенно» определенно шагнули вперед. У нас принято сейчас, подводя итоги нашему промышленному хозяйству, говорить, что мы подошли почти что к довоенному уровню. Цифра — 95 процентов довоенного уровня — сейчас как будто никем не оспаривается можно сказать, что как раз к XIV съезду нашей партии мы закончили восстановительный период работы в области нашего промышленного хозяйства. Все то, что мы получили в наследство, все то разорение, всю ту разруху, вокруг которой мы ходили, временами чуть ли не предаваясь отчаянию, — все это мы сумели залечить, и сейчас, вступая в новый год, мы должны уже себе ставить задачу иного порядка — задачу не равнения по довоенному уровню, а задачу реорганизации нашей промышленности и дальнейшего развертывания ее, о тем чтобы более или менее быстро превзойти все то, что было сделано до сих пор.

Если мы посмотрим на наше сельское хозяйство, то и здесь мы тоже уже сошли с мертвой точки, на которой стояли. Правда, у нас имеется еще много препятствий, начиная с того, что наша многомиллионная крестьянская масса, еще отсталая, находится на довольно низкой ступени культуры, что мы еще подвергаемся различным стихийным невзгодам, что мы в отношении усовершенствования нашей сельскохозяйственной техники отстаем, что мы находимся в условиях, когда перед нами стоят чрезвычайно серьезные и острые затруднения, не дающие возможности сельскому хозяйству развиваться так быстро, как нам хотелось бы. Но, несмотря на все это, нельзя отрицать того, что и в этой области наша партия, наша власть сделала, как я говорил, очень заметные, совершенно реальные успехи. Я думаю, что каждый из вас — не нужно для этого обращаться к каким-нибудь статистическим и прочим скучным исследованиям — что каждый из вас, просто наблюдая окружающую жизнь, видит, что имеется определенная разница между тем, что у нас было два года тому назад, и тем, что мы имеем сейчас.

Даже самые заскорузлые люди, которые думают, — правда, не совсем серьезно — притти в ближайшие годы на наши похороны, — и эти люди, несмотря на большую ненависть к нам, несмотря на то, что они нас обвиняют в тысяче смертных грехов, все же признают, что большевистская, коммунистическая партия показала себя не только в области разрушения, но и в области созидания, что большевики умеют не только сокрушать то, против чего они борются, но они умеют и созидать, возглавлять государственную власть в многомиллионной стране, окруженной со всех сторон врагами, готовыми каждую минуту воспрепятствовать мирному существованию этого многомиллионного народа, большевики и при этих условиях мало-по-малу, потихоньку создают государство, прочное государство, прочное, которому, даже по мнению врагов, могут позавидовать наши недоброжелательные соседи.

Вот с каким примерно, говоря в общих чертах, балансом мы подошли к отчетному периоду нашей работы, т. е. к XIV съезду нашей партии. И вот с первых же дней работы съезда, как вы теперь все: знаете, у нас в жизни партии обнаружились такие явления, которые заставили наш съезд, всю партию в целом чрезвычайно серьезно задуматься над тем, что мы имеем. Всем товарищам, которые стояли близко к нашей партийной жизни, было известно, что еще задолго до съезда у нас в партии намечались отдельные течения, которые в общем и целом отходили от основного русла движения нашей партии; но так как мы давно условились, чтобы нам не особенно роскошествовать по части развертывания разногласий, по части того, чтобы без особой нужды не выносить отдельных вопросов, имеющих спорный характер, на широкую дискуссию, то ЦК поступил совершенно правильно, когда всячески старался эти отдельные разногласия, отдельные недомолвки в нашей партии изживать, ликвидировать внутри Центрального Комитета партии.

Вы помните, что Владимир Ильич неоднократно предупреждал нас о том, что увлекаться дискуссиями наша партия сейчас не может. Мы понимаем, что каждая дискуссия имеет свои положительные стороны. Каждый член партии откроет лишнюю книжку, внимательнее следит за газетами, внимательнее слушает, что говорится на собраниях. Словом, всякая дискуссия помогает каждому члену партии лучше усваивать основы марксистско-ленинского учения. Но наряду с этим дискуссия имеет и много отрицательного, и бывают дискуссии, которые в отрицательном смысле могут сыграть большую роль, чем в смысле их положительной стороны. И вот, исходя из этого, Центральный Комитет партии — я думаю, вы согласитесь со мной — поступал правильно, когда старался изживать появившиеся разногласия внутри ЦК — верховного органа партии.

Вы знаете, что разногласия были по вопросу, который вам очень близок. Разногласия были по вопросам комсомола и особенно, я бы сказал, по вопросу о комсомоле в деревне. Я не думаю, что вам надо разъяснять, какое значение имеет комсомол для партии, для государства и т. д. Мы уже давно условились, что комсомол есть в известном смысле «приготовительный класс» нашей партии. Если в этом «приготовительном классе» дело обстоит благополучно, то завтра и в партии дело будет обстоять также благополучно. Но если в комсомоле дело будет обстоять так, как оно обстоит здесь, в Ленинграде, на некоторых фабриках и заводах (например, вчера на фабрике «Скороход» я наблюдал это), то тогда и в партии дело будет неважно. Если мы в этом «приготовительном классе» не произведем соответствующей работы: во-первых, если мы не подтянем самих учащихся; во-вторых, если мы не обеспечим их добропорядочным педагогическим персоналом, если мы не примем всех мер для того, чтобы поставить это дело как следует, то ясно, что последствия для партии получатся нежелательные. Это, товарищи, в городе.

Что же касается деревни, то вы, конечно, знаете, что там дело обстоит еще более сложно. Ведь в городе у нас есть фабрики, заводы, партия, профсоюзы, вообще всякие такие атрибуты нашего с вами существования, благодаря которым мы на это самое подрастающее поколение влияем с самых разнообразных сторон и подчас незаметно можем очень быстро охладить горячие головы молодого поколения и повернуть их в определенное русло. В деревне не то. В деревне все разбросано на десятки тысяч верст, раскидано бог знает как: пространства колоссальные, темнота местами невероятная. Там даже в «старших классах» и то дело, можно сказать, на все ноги хромает, а что же сказать о «приготовительном классе»? И тут мы были свидетелями таких явлений, — об этом вы тоже слыхали, — когда у нас стихийно создавались разного рода организации молодого поколения в деревне, когда это подрастающее поколение, вырвавшись из-под влияния всяких наших органов, государственных, партийных и прочих, создавало свои самочинные организации, ничего общего ни по духу, ни по задачам с нашей партией не имеющие. И если бы они получили достаточное развитие, то это были бы как раз противодействующие нам организации, которые противоборствовали бы нам на местах. Все это свидетельствует о чем? Прежде всего о той сложности обстановки, которая у нас в деревне имеется.

Вы помните, что у нас очень пространно одно время дебатировался вопрос о том, как же нам быть с деревенским комсомолом, как нам сделать, чтобы не вышло так, что у нас зажиточные слои — вернее, дети зажиточных слоев — не захватили бы все влияние в деревне и не повели бы за собой всю эту громадную молодую деревенскую массу. Стоял вопрос о приеме в комсомол в деревне. Это вы все хорошо знаете. Особенно много у нас возникало разговоров по вопросу о том, не создать ли, дескать (было такое предложение со стороны некоторых), такие организации в деревне, на манер, скажем, женских делегатских собраний, которые впитывали бы в себя, организовали бы вокруг себя эту самую молодую, подрастающую массу, стоящую вне комсомола. Вопрос с внешней стороны как будто бы не бог весть какой, — на самом деле, при тех условиях, о которых я вам говорил, именно в деревне он имеет, конечно, громадное значение. Само собой понятно, что мы относительно незначительную часть деревенской молодежи объединяем в нашем комсомоле, громадные же массы ходят мимо. Они ко всему приглядываются, кое-что видят, кое-что понимают или стараются понять, словом, так или иначе, у них возникают соответствующие запросы. И тут, конечно, нужно очень крепко подумать, прежде чем решиться на то или другое мероприятие. Поэтому большинство Центрального Комитета нашей партии решительно восстало против создания всякого рода дополнительных организаций молодежи, помимо тех, которые существуют у нас в деревне. Если бы мы встали на путь создания такой дополнительной организации (каково будет ее название, дело, конечно, не в этом), находящейся вокруг комсомола, получившей известные легальные формы своего существования, тем самым мы дали бы своими собственными руками кулацкой молодежи легальный выход, легальный способ борьбы с нашим комсомолом в деревне. Вопрос этот у нас стоял, и было решено так, как настаивало большинство нашего Центрального Комитета. /По указанному вопросу XIV съезд ВКП(б) в своей резолюции «О работе комсомола» вынес следующее решение: «При этом необходимо всемерно избегать мероприятий, могущих разорвать связь между пролетарской и крестьянской частью союза. С этой точки зрения съезд считает нецелесообразной предлагавшуюся некоторыми товарищами особую от РЛКСМ организацию середняцкой беспартийной крестьянской молодежи вокруг комсомола в виде постоянных делегатских собраний. Такие организации неизбежно развивали бы тенденцию превращения в другой, чисто крестьянский союз, в противоположность РЛКСМ и партии» («ВКП(б) в резолюциях», ч. II, стр. 77, изд. 5-е). — Ред. /

Перед съездом партии мы имели дискуссию по вопросу о том, каким образом пополнять нашу партию. Этот вопрос был поднят, как вы, вероятно, слышали, некоторыми из членов Центрального Комитета как раз здесь у вас, в Ленинграде. Был выдвинут проект развернуть партийные ряды так, чтобы вовлечь в партию к следующему — XV — съезду нашей партии примерно 90 процентов рабочих от станка. Но пока считали, основываясь на жизни ленинградских фабрик и заводов, получался более или менее подходящий вывод — действительно здесь есть фабрики, где в коллективах громадный процент рабочих от станка, — но, когда прикинули эти 90 процентов в союзном масштабе, то получилась такая арифметика, что по ней нам нужно было бы иметь в партии вместо нынешнего миллиона — миллионов пять человек. Само собою разумеется, что так поставить дело ни ЦК, ни партия, ни съезд не могли. Съезд поступил совершенно разумно, когда указал, что в этом отношении нам пересматривать нашу политику нет никакого основания. На XIII съезде мы так и записали, что нужно вовлекать как можно меньше интеллигентского, чиновничьего, буржуазного и другого элемента, других групп и брать как можно больше рабочих, главным образом рабочих квалифицированных. Мы прекрасно это понимали, и едва ли курс нашей партии мог заслужить какой-нибудь упрек. Никогда нельзя было указать на злоупотребления с нашей стороны в смысле привлечения нерабочих элементов в наши организации. При известной строгости можно сказать, что кое-какие плевелы нужно выбрать из нашей партии; мы выбирали-выбирали, просеивали-просеивали, но эти плевелы, конечно, еще имеются. Сказать, что их большой процент, который может повлиять на нашу партию, внести мелкобуржуазный, нэпманский дух и другие вредоносные течения, — для этого нет никаких оснований, так как все-таки основной стержень, основной кадр, основной актив нашей партии, конечно, преимущественно рабочие.

Вот со всеми этими вопросами и с рядом других, о которых буду говорить дальше, мы подошли к съезду нашей партии.

На съезде прения вокруг этих вопросов развернулись так, как они, пожалуй, не развертывались никогда. Достаточно указать, что прения по отчету о работе ЦК нашей партии заняли круглым счетом недельку. Обычно было так, что весь съезд заканчивался в течение недели, а тут семь дней и семь ночей, говоря по-библейски, ходили около основного вопроса — отчета ЦК партии. И это одно уже свидетельствует, что мы подошли, видимо, к такой полосе, когда у нас в партии накопилось кое-что нездоровое. И это, товарищи, не случайно.

Я уже вам указывал, что за последние полтора года наша работа стала очень богата содержанием. Надо сказать, что несмотря на все наши успехи, несмотря на то, что мы достигли очень многого, нас, в свое время, Владимир Ильич, неоднократно предупреждал, что в партии могут возникнуть разного рода болезни, разного рода недомогания не только в тот период, когда партия живет в полосе военного коммунизма, но могут возникнуть такие вопросы, которые могут поставить партию в гораздо более трудное положение, чем то, в каком она находилась, когда решала военные задачи, И каждый с этим согласится. Ведь в военный период нашей работы перед нами лицом к лицу стоял наш враг. Каждый из нас, начиная с маленького и кончая большим, видел этого врага, видел его совершенно отчетливо, знал откуда он идет и какими способами ему надо сопротивляться. Сейчас совершенно другое дело. Сейчас обстановка как будто бы мирная, но хозяйственный и другие переплеты такие сложные, что здесь враг может подстеречь нас гораздо успешнее, чем в военное время. Мы сейчас вступаем в полосу великого строительства, в полосу, которая наряду с успехами создает в очень большие затруднения, выдвигает большие вопросы.

Громадное место занимал до съезда и занимает сейчас вопрос о возможности строительства социализма в одной стране. Этот вопрос принял такую жгучую форму не случайно. Со стороны может показаться, что этот вопрос больше теоретический, чем практический. Но это неверно. То, что он принял такой жгучий характер, объясняется тем, что строительство социализма в одной стране принимает реальную форму. Это не просто спор, как мы спорили в старое время — можно или нельзя принимать участие в министерствах, а мы тогда еще и в министерских передних не бывали, нас туда еще не приглашали, обычно посылали куда-нибудь-подальше. Тогда это был на 70 процентов теоретический спор, а вот сейчас вопрос о строительстве социализма в одной стране приобретает насущный интерес для сегодняшней нашей работы. Если не ответить на этот вопрос с полной определенностью, то вся наша работа в значительной степени затруднится. И вот, к великому сожалению, в рядах нашей партии оказались люди, которые выразили на этот счет совершенно определенные сомнения.

Вы, конечно, понимаете, что просто выйти на кафедру и сказать, что «я не верю в строительство социализма в одной стране», — так просто не скажешь, таких чудаков нет. Но вот, например, мы в Центральном Комитете нашей партии решаем вопрос о монополии нашей внешней торговли. Обсуждаем этот вопрос всесторонне, и вот, предположим, что я вношу предложение о том, что монополию внешней торговли надо отменить и дать возможность вести за границей частные обороты, как у нас здесь, ввести своего рода нэп во внешней торговле. Всякий из вас догадается, что это вопрос не только внешней торговли, а это вопрос в конечном счете как раз тот, о котором я вам только что говорил, — это вопрос с возможности строительства социализма в одной стране, потому что прежде всего надо, подводя итоги, ответить на следующий вопрос: что мы имеем в нашем с вами советском отечестве? Ведь социализм можно строить только тогда, когда действительно у нас что-то такое социалистическое есть, а если, подытожив всю нашу работу за восемь с лишним лет с Октябрьской революции, мы скажем, что у нас социализмом даже не пахнет, тогда, конечно, вопрос о строительстве социализма в одной стране отпадает.

И вот отсюда вытекает другой вопрос — вопрос о том, что такое представляют собой наши государственные предприятия. Большинство Центрального Комитета, а теперь и весь съезд и вся партия, как вы знаете, стоят на той точке зрения, что наши государственные предприятия являются предприятиями последовательно социалистического типа. Но, к великому сожалению, опять же были у нас и, кажется, даже до сих пор остаются, такие люди, которые думают, что, пожалуй, скорее наши предприятия — госкапиталистические, чем предприятия последовательно социалистического типа. Вот теперь представьте себе на минутку, что наши государственные предприятия действительно являются предприятиями госкапиталистическими, следовательно, капиталистическими в конечном счете. И если мы посмотрим под этим углом на все «стальное, что мы имеем в нашей стране, то получится: мы имеем частного собственника-крестьянина в деревне, в руках государства у нас предприятия госкапиталистического характера, следовательно, где же говорить о возможности строительства социализма в одной стране? Оказывается, социализм у нас только в наших коллективах, в наших ячейках, а дальше никакого социализма реального у нас нет, потому что, за что ни возьмись, в лучшем случае имеется госкапитализм. Если это так, — а некоторые утверждали, повторяю, что наши промышленные предприятия, железные дороги, банки и прочее, что это предприятия государственно-капиталистического типа, — если так, тогда, конечно, всякий вопрос о строительстве социализма в одной стране отпадает. А если он, товарищи, отпадает или если он даже не отпадает, а у нас только зарождаются сомнения в том, что наши государственные предприятия являются предприятиями социалистического типа, тогда, предположим, вам, ставшим на такую точку зрения, завтра предлагают отправиться на фабрики и заводы и вести, скажем, агитацию за поднятие производительности труда. Приходите вы, предположим, на «Красный выборжец», собираете там беспартийное собрание и с присущей вам, комсомольцам, горячностью и настойчивостью начинаете «разоряться» среди рабочих на тему о том, что вот, мол, ребята, надо поднять, нажать, навалиться и прочее, и прочее, и в то же время рассказываете им, что «вы работаете на госкапиталистическом предприятии». И сами рабочие — допустим — так понимают. Что бы из этой работы у вас вышло? Если грубо говорить, послали бы вас ко всем чертям с этой фабрики, ибо ни один рабочий, ни один понимающий человек никак не мог бы воспринять вашей агитации. Если я работаю на предприятии госкапиталистическом, то, следовательно, есть какой-то капиталист, который является хозяином этой фабрики. С какой же стати я, рабочий, буду принимать ваши советы на тему о поднятии производительности труда? Конечно, в программу рабочего это не входит. Это было бы то же самое, что было у нас в старое время, когда мы приходили к рабочим, работающим на капиталистических фабриках. Тогда никому не могло притти в голову говорить о поднятии производительности труда; наоборот, мы говорили тогда, что нужно волынить, бастовать, итальянить — слово «бузить» тогда не было известно, а то сказали бы, что нужно бузить вокруг и около каждого мастера, инженера и прочее и прочее, т. е. мы делали как раз обратное тому, что делаем сейчас.

Однако никто из наших беспартийных рабочих, даже отсталых рабочих, которые иногда по адресу нашей власти и нашей партии отпускают, под тем или другим влиянием, слова не совсем приемлемые, все-таки никогда не скажет, что он работает на фабрике, которая ничем не отличается от фабрики, находящейся в руках капиталистов, — он все-таки это понимает. Правда, он пожалуется на то, что ему плохо платят, что расценки низки, что вообще то или другое нехорошо, что есть та или другая прореха, но основной вопрос он понимает: как бы он ни жаловался и ни грустил, какие бы крепкие слова он по нашему адресу ни отпускал, он знает, что он работает не на капиталиста, и мы все это знаем. Таким образом, в этом вопросе как будто бы у подавляющего большинства не может быть никаких разноречий.

Однако перед съездом партии, так же как и после съезда, обсуждение этого вопроса у нас развернулось очень широко. В частности тут, в Ленинграде, мне приходилось слышать от очень ответственных товарищей: «Конечно, нельзя назвать наши предприятия капиталистическими, но они и не совсем социалистические». — Почему? — «Потому, что есть разница в оплате труда, есть директор фабрики, есть рабочие, есть сдельщина и прочее и прочее». Но разве этим определяется сущность социалистического или капиталистического предприятия? Нужно понять одно, понять, что мы начали управлять предприятиями, сделали их последовательно социалистическими в течение нескольких лет, предварительно разрушив старое, а нужно сказать, что разрушение было колоссальное. Когда мы пришли и создали новое наше государство, то мы за восемь лет не смогли его изменить настолько, чтобы всякому рабочему, всякому трудящемуся человеку жилось бы много лучше, чем при капитализме. Мы изменили условия, но количество наших материальных благ далеко не то, которое было в старое время. Но сейчас вопрос измеряется не этим, а тем, на кого сейчас работает рабочий класс — работает ли он на себя, на государство, которым управляет рабочий класс, работает ли он на все миллионы народа, находящиеся под руководством рабочего класса, или он работает на другой класс, который пользуется плодами труда рабочего класса. Двух ответов на этот вопрос быть не может.

Следующий вопрос, который вызвал большие разговоры, — вопрос о нэпе. Этот вопрос точно так же имеет самое непосредственное отношение ко всему тому, что у нас происходит.

Вы понимаете, что наряду с положительными успехами в области нашего хозяйства на почве нэпа растут и отрицательные моменты. Все это мы прекрасно понимали, но мы также хорошо знали, что на основе нэпа, несмотря на его отрицательные стороны, нашему хозяйству будет дана возможность развить производительные силы нашей страны гораздо полнее, чем это было в период военного коммунизма. И вот здесь возникает уже новый спор о том, что представляет собою наша новая экономическая политика. Были люди, которые определяли новую экономическую политику одним словом — «отступление». Что в самом деле выходит с нэпом, что лучше развивается — элементы ли социализма или элементы капитализма? Тут надо взять большой промежуток времени для того, чтобы проследить систему нэпа, проследить, что она нам дает. Ведь мы имеем четырехлетнюю практику. Если нэп является отступлением, то надо проследить за эти четыре года практики нэпа, что случилось с хозяйством в нашей стране. Я думаю, что не надо терять времени, чтобы доказывать вам, что за четыре года мы сделали очень приличный шаг вперед.

Есть очень интересные цифры, — вы, вероятно, их видели, — цифры нашего Госплана, которые впервые подводят итоги тому, что мы сейчас имеем в нашем хозяйстве. Правда, наши статистики еще не совсем хорошо научились считать, так что ошибки у нас иногда бывают, иногда и очень серьезные, но все-таки эти цифры кое-что говорят, и, как строго ни подходи к этим цифрам, как их ни проверяй, прямо или косвенно, все-таки выходит, что элементы социализма за эти годы растут быстрее, чем элементы капитализма.

О чем это говорит? Прежде всего это говорит о том, что на основе новой экономической политики, несмотря на те отрицательные стороны, которые она несет с собой, мы все-таки сможем защищать совершенно точно и определенно наше социалистическое преуспевание. Успех, значит, на нашей стороне. Таким образом, та формула, которую нам дал в свое время товарищ Ленин, провозглашая новую экономическую политику: «кто кого» — мы капитализм или капитализм нас, «чья возьмет», — сейчас разрешается совершенно точно и определенно: взяла наша. Несмотря на то, что развиваются разные отрицательные стороны, все-таки мы имеем рост социалистических элементов гораздо больший, чем рост элементов капиталистических. О чем это говорит? Это говорит, что определять нэп только как отступление ни в коем случае нельзя. Новая экономическая политика — очень сложная система, которую Владимир Ильич в первый период ее введения определял так: сейчас, говорил он, мы подошли к такому рубежу, что нам надо немножко отойти, передохнуть и снова пойти вперед. Тут сидят товарищи военные, которые знают, что когда борешься с кем-нибудь, как мы боремся с капитализмом, то не всегда надо бить в лоб; иногда надо брать обходом, обойти, а бить прямо в лоб иногда бывает очень опасно. Несмотря на очень почтенные и серьезные силы, если не сделаешь это обходное движение, можно растерять все на свете.

Вот такой план — план не только движения в лоб, но и более сложных обходов, которые дали бы отдельным частям передохнуть, избрать новый путь, новую дорожку, — определяет сущность новой экономической политики. Между тем у многих из наших товарищей это преломляется совершенно иначе. Новая экономическая политика изображается ими так, как будто бы растут только отрицательные элементы нэпа: частная торговля, нэпман бухнет так, что не сегодня-завтра все задавит. Одним словом, все то, что есть отрицательного, заслоняет в глазах этих товарищей те общие достижения, которые мы на почве этой системы нэпа имеем.

Наконец, товарищи, последний существенный вопрос, который занимает нашу партию, — пожалуй, не менее серьезный, чем все остальные вопросы, — это вопрос о нашей деревне. Вы, конечно, достаточно знаете о том, что есть у нас бедняк, середняк, кулак. Это теперь как будто и есть те три сосны, в которых некоторые, по-моему, заблудились. Новая экономическая политика — это же ведь основа смычки рабочего класса с крестьянством. Конечно, она сыграла свою роль и в нашей деревне. Деревня оживилась, появились те успехи, о которых я вам говорил, деревня подняла свое хозяйство. Конечно, на этой почве усилились те самые социальные брожения, которые у нас в деревне имеются. И вот наша оппозиция обвиняла большинство Центрального Комитета в том, будто наш Центральный Комитет маленько кулацкий уклон взял. Так оно выходило. Правда, вслух этого твердо не говорили. Говорили только о том, что появился в природе такой популярный человек — теперь это уже европейская знаменитость — «профессор» Богушевский, который написал какую-то очень страшную статью, — это вы все наверное слышали, — и что, дескать, Центральный Комитет партии допустил это, что это написано в центральном органе и что Богушевский-де дал новую директиву партии. Помаленьку некоторые стали рассказывать разные вещи на тему о том, что действительно мы, большинство Центрального Комитета, начинаем уклоняться, и не только относительно Богушевского, а что по целому ряду мероприятий Центральный Комитет как будто недостаточно отчетливо ведет ленинскую линию, недостаточно мы защищаем бедноту, недостаточно внимательно относимся к интересам бедных слоев и слишком уж широко распахиваем двери для развития этого самого кулака. А тут еще на грех в этом году у нас произошел весьма серьезный просчет в деле хлебозаготовок. Это тоже поставили в вину нам, большинству ЦК, и сказали: видите, вы не замечаете, что в деревне кулак расцвел таким пышным, махровым цветом, что он забрал все на свете, что у него 60 с лишком процентов хлебных излишков и что благодаря вашему попустительству кулак не хочет этот хлеб продавать. Одним словом, все стало складываться в такую сторону, что у нас среди большинства членов Центрального Комитета якобы получился крен в кулацкую сторону, и пошли маленькие — правда, шепотком вначале, но достаточно отчетливо слышные — предупреждения о том, что у нас вообще начинается какое-то перерождение Центрального Комитета партии. Словом, обвинения были совсем нехорошие, и все это главным образом на почве будто бы нашей неправильной политики в деревне.

Наша политика в деревне, как вам известно, определена особенно отчетливо XIV партийной конференцией1. /XIV конференция РКП (б) происходила 27–29 апреля 1925 г. «Главное теперь состоит в том, чтобы сомкнуться с основной массой крестьянства, поднять ее материальный и культурный уровень и двинуться вперед вместе с этой основной массой по пути к социализму». — Так сформулировал товарищ Сталин центральную задачу партии в тот период (см. доклад товарища Сталина «К итогам работ XIV конференции РКП(б)». «Вопросы ленинизма», стр. 128, изд. 9-е). Конференция осудила капитулянтские «теории» открытых и скрытых оппозиционеров и утвердила установку партии на победу социализма в СССР, приняв соответствующую резолюцию. — Ред. /

Мы там этот вопрос обсуждали самым подробнейшим образом. На этой самой конференции были впервые разобраны очень отчетливо те процессы, которые происходят в деревне за последнее время; было указано, что беднота попадает в сугубо тяжелое положение вследствие развития определенных течений в деревне, что кулачок воспользуется всеми благами свободного товарооборота; было указано, что в партии может создаться таким образом два уклона: одна сторона будет как будто бы забывать рост кулака и его влияние в деревне, а другая может забыть основное звено, на которое мы опираемся в деревне, — того середняка, о котором так много спорили. На октябрьском пленуме мы еще отчетливее отчеканили наше отношение к бедняку и пути помощи ему со стороны государства. И вдруг после этого нам преподнесли такую вещь, что наш ЦК приобрел кулацкий уклон.

/Октябрьский пленум ЦК происходил 3—10 октября 1925 г. В своем докладе на XIV партсъезде товарищ Сталин отмечал: «Основная задача, стоявшая перед нами на октябрьском пленуме Центрального Комитета, состояла в том, чтобы не дать сорвать ту политику, которую мы выработали на апрельской конференции, политику прочного союза с середняком, не дать эту политику сорвать, так как у нас наметились в партии настроения, которые считали, что политика прочного союза с середняком неправильна или неприемлема. Наметились также настроения, что политика прочного союза с середняком означает будто бы забвение бедноты, что будто бы через голову бедноты старается кто-то устроить прочный союз с середняком. Это глупо, товарищи, но это факт, ибо такие настроения были» («Стенографический отчет XIV съезда ВКП(б)», стр. 44–45.). — Ред. /

Еще задолго до съезда мы у некоторых наших ответственных работников видели некоторую забывчивость по части основного звена, которое мы имеем в деревне, — середняка. Многие из очень ответственных работников, уделяя много внимания кулаку, его росту, опасности этого роста, стали совершенно забывать об основном звене, на котором сейчас строится наша деревенская политика. Смешно, конечно, говорить, что вдруг наша коммунистическая партия забыла бедняка, — это сплошной вздор, но нужно помнить еще другое: мы вступаем в полосу, когда приходится сказать, что если на нашей стороне не будет подавляющего большинства крестьянства, то погибнет революция.

Приведу очень простой и, на мой взгляд, очень показательный пример. Возьмите сейчас состав нашей вооруженной силы. В подавляющем своем большинстве — это крестьянство и в очень большой части — середняцкое крестьянство. Возьмите экономическую сторону: подавляющее большинство деревенской продукции находится в руках середняка. Таким образом, с какой бы стороны мы ни подошли — с количественной ли стороны или с качественной, — вы видите огромное значение группы середняцкой. Когда часть товарищей стала об этом забывать, то вокруг этого вопроса поднялись очень большие разговоры. Мы вынесли эти вопросы на съезд, и на съезде развернулись дебаты по этому поводу. Вы знаете, до каких размеров они дошли. Оппозиция приписывала нам целый ряд смертных грехов, но от этих обвинений в конечном счете она должна была сама отказаться.

Вот примерно в кратких чертах те разногласия, которые были у нас до съезда и которые в основном развернулись у нас на съезде.

Приехали мы на съезд. В первый же день съезда уже обнаружилось нечто такое, что говорит не о кулацком или бедняцком уклоне, а о том, что у нас в отдельных звеньях партии определенный крен.

После отчета ЦК мы заслушали, как вы знаете, содоклад Зиновьева, которого «уполномочила» на это ленинградская делегация и еще два-три делегата из других мест. Вот тут два слова в разъяснение оппонентам. Нас все время спрашивают: «С каких пор в партии, на партийном съезде, нельзя говорить откровенно, что думаешь?» Мы отвечаем: «Можешь говорить все, что тебе угодно, никто тебе не помешает; можешь говорить с утра до ночи, если красноречиво говоришь, съезд и это вынесет, а вот содоклада мы никак не можем принять». По какому вопросу мы выслушали содоклад? По отчету Центрального Комитета партии за полтора года совместной работы. Одно требование этого содоклада показывает, что имеется оппозиция, имеется совершенно другая линия, чем та, которую выдвигает генеральный секретарь Центрального Комитета партии. И это тогда, когда мы на всех конференциях, по всему лицу нашей советской земли приняли резолюции, что мы приветствуем генеральный штаб, что мы за единство и прочее. Ведь всякий понимает, в чем тут дело. И мы, конечно, были тысячу раз правы. Теперь на всех империалистических колокольнях звонят во все колокола, что у большевиков трещина, и т. д.

Кончился содоклад, и дальше — знаменитое голосование против резолюции по отчету Центрального Комитета партии. Теперь все это уже начинает покрываться временем, хотя бы двух-трехнедельной давностью. Теперь уже начинают объяснять это другим. Один из делегатов съезда, с Гвоздильного завода, говорил мне, что они голосовали против потому, что так вышло технически. «Мы, — говорил он, — были поставлены в такие условия, что должны были голосовать против». Но это не объяснение: вышло «против». Технически ли, механически или еще как-нибудь, но получилось «против». (Голос: «Химически».) Вот тут подсказывают: химически. Может быть и так, но как ни поверни — выходит «против», «за» никак не получается. Как было дело, товарищи? Имейте в виду: вначале мы руки подняли кто «за», кто «против», но так как это вопрос колоссальной важности, это не то, что бюро коллектива переизбрать, так мы решили поименно каждого человека переспросить: «Иванов, ты «за» или «против»?» Терпеливо сидели несколько часов, нас 665 делегатов было, и мы каждого по фамилии выкликали и спрашивали, и он говорил — «за» или «против». И здесь ленинградские делегаты говорили «против». Руки, значит, поднимали «технически», сказали «против» потом тоже как-то случайно, и теперь приехали сюда, в Ленинград, и говорят: «У нас времени не было, не успели, не обсудили, перерыва не сделали, по частям не голосовали, за основу не голосовали, а в целом сразу приняли». Одним словом, как-то не выходит никак «за», а все-таки выходит «против». (Смех.) Ну, товарищи, хотя я и назвал вас «приготовительным классом», но все-таки вы люди взрослые, — если вам предложат резолюцию, в которой вы, предположим, не разобрались, толком не прочитали, просто не сумели разобраться, времени нет, надо через две минуты голосовать, — скажите: будете вы голосовать или нет. Ведь закричите, как вы умеете это делать (смех) — дайте прочитаем, переговорим с активом, как это у нас делается, и только, дескать, после этого голоснем. Это так и бывает. Как можно навязать голосование, да еще на съезде партии, по столь серьезному вопросу, кого можно заставить крикнуть «да» или «нет» механически или технически? Никак это не выйдет.

Таким образом, имея налицо все эти разногласия, оппозиция, видимо, имела в виду дать свою платформу. Мы, грешные люди, глубочайше убеждены в том, что они хотели в этом содокладе развернуть свою платформу. Когда мы предложили резолюцию, оппозиционеры внесли некоторые «поправочки» такого характера, что они ставили на дыбы всю нашу резолюцию. Мы тогда сказали: вы эти поправки положите в карман, вот вам резолюция, желаете — голосуйте «за», не желаете — голосуйте «против», как хотите. Ну, это у них не вышло. Просчет получился.

Теперь съезд кончился — как же быть? Оппозиционеры остались в меньшинстве. Кроме той делегации, которая явилась уже с готовым мнением по всем вопросам, никто к ним не присоединился, ничего у них не вышло. И вот дальше мы видим, уже после подведения итогов работы съезда, заявление о том, что, дескать, съезд партии кончился, решения съезда для нас обязательны, мы их проводить будем и прочее. Казалось бы, не о чем и разговаривать. Но я думаю, что вы согласитесь со мной, что разговаривать все-таки есть о чем. Разговариваем мы тут до двух часов ночи иногда, а иногда и маленько позже, и никак не можем договориться. Дело изображают так, что как будто за спиной ленинградских делегатов стоит Ленинградская организация. Так дело изображали — что, дескать, «нас послали», «мы уполномочены заявить», «мы имеем право предложить», и т. д. и т. п. Когда мы на съезде произвели это голосование, тогда половина ленинградской делегации вернулась сюда обратно и здесь заручилась свежими мандатами на крупных предприятиях. Им удалось изобразить дело так, — как нам теперь на заводах рассказывали, — что «Ленинград бьют», «надо нам подтянуться, плечом к плечу, надо гамузом нажать» и прочее и прочее. А вы знаете, что у нас в партии — народ артельный: «Если наших обижают, то давайте подмахнем». Вынесли резолюции на Обуховском заводе и других, хотя в это время решение съезда по отчету ЦК уже было принято. Вынесли такие резолюции: «Мы целиком и полностью поддерживаем нашу делегацию, которая отражает наше, мол, мнение», и т. д. и т. п. Оппозиционеры опять в Москву приехали и привезли делегатов от заводов с «приветствиями» — вы это читали в газетах, — где говорится, что «мы, ленинградцы, за них».

Когда мы приехали сюда, то застали здесь двойную бухгалтерию. Может быть, вам тут тоже откроют страничку из этих бухгалтерских книг, скажут: «Мы стоим за резолюцию, но мы стоим и за ленинградскую делегацию; съезд поступил правильно, но и ленинградская делегация поступила правильно, защищая. .» и прочее. Товарищи, согласитесь, что если дело пойдет так, что в одном месте одно будет правильно, в другом — совсем другое, а завтра — что-нибудь третье, то получится, что у нас будет не партия, а какой-то базар. Нужно все-таки помнить, что, несмотря на все эпитеты, которыми нас награждают, называя нас чуть ли не полуварварами, нет ни одного серьезного человека, который пытался бы опровергнуть, что более сильной, сплоченной, могущественной партии, чем ВКП(б), во всем мире не найдешь. Это знают все. (Бурные аплодисменты.) Все прекрасно понимают нашу роль в международном революционном движении. Если бы действительно обнаружилось то, что наметилось, то ни один достопорядочный член партии не мог бы спать ни одной ночи спокойно на тех угольках, которые подогрели оппозиционеры к XIV съезду партии. Вот почему с таким жаром и настойчивостью, в частности, сторонники большинства съезда, которые признают и разделяют до последней запятой то, что было принято съездом, защищают свои позиции.

Если, товарищи, мы действительно с завтрашнего дня хотим наметить новые вехи нашей дальнейшей работы, новые вехи нашего движения вперед по пути к социализму, хотим действительно итти по этому пути успешно, то ведь главное и основное условие заключается в том, чтобы ряды нашей партии не были расстроены ни в одном месте, так как малейшая заминка, сбивчивость, сдвинутость наших стройных рядов повлечет за собой глубоко отрицательные моменты в нашей работе и в нашей жизни. Вот почему ЦК партии так внимательно и настойчиво добивается того, чтобы выслушать подлинный голос Ленинградской организации. Мы на съезде, до съезда и после съезда, мы, большинство ЦК, ни на одну минуту не сомневались в том, что подавляющее большинство испытаннейших революционеров Ленинграда, лучших членов нашей партии, несомненно, находится в заблуждении, а не разделяет тех ошибочных взглядов, которые развернула оппозиция на съезде. (Аплодисменты.)

Теперь, товарищи, несколько слов о нашем комсомоле. Тут греха таить нечего и скрывать ничего нельзя. Мы знаем, что то, что происходило в рядах нашей партии, перекочевало явным образом и в наш комсомол. Если мы со стороны ряда взрослых товарищей, членов нашей партии, встречаем такое поведение, то в рядах комсомола мы сплошь и рядом видим прямо бесшабашные настроения. За последние десять дней мы наблюдали колоссальнейший переворот в стотысячной организации Ленинграда. Не подлежит никакому сомнению, что как бы ни были разгорячены головы у известной части ленинградского комсомола, но все-таки он найдет в себе мужество и спокойствие для того, чтобы действительно от доски до доски разобраться во всем том, что происходит, и он не замедлит последовать за лучшими, испытанными отрядами нашей партии. (Аплодисменты.)

Еще два слова, товарищи, на тему о том, что нам всюду и везде говорят: «Вот вы, ответственнейшие товарищи, приехали сюда и разрушаете Ленинградскую организацию». Товарищи, поймите, съезд кончился, 665 делегатов сейчас находятся в разных уголках нашего советского отечества, и все с трепетом ждут голоса Ленинградской организации, с трепетом ждут ответа на вопрос — действительно ли все 100 тысяч ленинградских коммунаров идут целиком и полностью за теми 65 делегатами, которые представляли собою на XIV съезде партии оппозицию. Поэтому мы говорим: «Правда, здесь происходит много болезненных явлений, но всякий честный коммунар, всякий, кто искренно стремится объединиться вокруг Центрального Комитета и съезда нашей партии, должен прежде всего стараться стать в одни ряды со всей ВКП(б)». (Аплодисменты.) Если мы, товарищи, этого достигнем, если каждый из ленинградских коммунаров действительно проникнется сознанием этой необходимости, не страшны никакие надрывы в отдельных частях нашей великой миллионной семьи коммунаров. (Аплодисменты.) Мы видим, что ленинградский пролетариат и ленинградские коммунары пошли уже по этому пути, и немного дней пройдет, товарищи, до того, когда вся стотысячная Ленинградская организация в унисон со всем миллионом членов партии, объединенная вокруг Центрального Комитета нашей партии, с решениями XIV съезда в руках, пойдет смело вперед и будет действительно по-настоящему, по-большевистски, по-революционному отстаивать заветы товарища Ленина, а за нею пойдет и комсомол. (Бурные аплодисменты. Собрание стоя приветствует товарища Кирова.)