ВЕРНОСТЬ ЛЕНИНСКОМУ ЗНАМЕНИ — КЛЮЧ К ПРЕОДОЛЕНИЮ ВСЕХ ТРУДНОСТЕЙ
ВЕРНОСТЬ ЛЕНИНСКОМУ ЗНАМЕНИ — КЛЮЧ К ПРЕОДОЛЕНИЮ ВСЕХ ТРУДНОСТЕЙ
Из доклада на заседании коммунистической фракции съезда председателей уездных, волостных и городских исполкомов Ленинградской губернии 19 января 1926 года /Печатается по сокращенной стенограмме — Ред./
ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ЗАДАЧИ
Товарищи! Мне поручено сделать вам отчетное сообщение о работе XIV съезда нашей партии, но я думаю, что было бы более целесообразно, если бы мы прежде, чем перейти к общему обзору нашего съезда, остановили свое внимание, хотя бы на короткое время, на общей обстановке, в которой находится СССР. Эти оба вопроса, на мой взгляд, связаны между собою самым непосредственным, самым тесным образом, и, если не дать себе точного отчета о том положении, которое занимает сейчас наш Союз, будет до некоторой степени трудно разобраться в тех основных вопросах, которые стояли в порядке дня недавно закончившегося XIV партийного съезда.
Несколько недель тому назад наше правительство в лице такого органа, как Госплан, сумело подытожить в цифрах то хозяйственное положение, которое сейчас занимает наш Союз. Эти знаменитые цифры Госплана обошли сейчас всю нашу печать, они еще до сих пор дебатируются во всей европейской печати как на страницах газет наших друзей, так и наших врагов. Я думаю, что для многих даже живущих в Советском Союзе эти цифры являются в достаточной степени неожиданными. Ведь надо сознаться, что до самого последнего времени у нас в некоторых слоях населения имеется еще некоторого рода скептицизм, неверие в те действительные успехи, которых мы достигаем. У нас еще в оценке нашего внутреннего и особенно хозяйственного положения часто исходят из того, что мы имели примерно два-три года тому назад, когда мы еще не могли достаточным образом связать концы с концами, привести нашу хозяйственную систему в более или менее единое, связное, стройное целое. Вот эти самые последние цифры Госплана как раз и делают первые попытки представить все наше хозяйственное положение в такой стройной, выдержанной системе. Я не берусь утверждать, что эти цифры совершенно точны. У нас на этот счет очень много еще прорех; вы все знаете, что мы даже в отдельных ячейках нашего хозяйства сплошь и рядом не можем подсчитать точно, что мы имеем; мы сплошь и рядом не можем свести концы с концами, порой не можем этого сделать с достаточной точностью в каком-нибудь небольшом сельском кооперативе. Этот же недостаток имеется у нас и в общегосударственной хозяйственной системе, но все-таки, несмотря на отдельные возможные неточности, «в общем и целом» нужно признать, что эти цифры с достаточной отчетливостью, с достаточной полнотой дают характеристику того, что мы имеем. О чем говорят эти цифры, товарищи? Я не буду приводить вам этих цифр подробно, я укажу только на самые главные. Все эти цифры сводятся в конечном счете к одному — рассматриваем ли мы состояние нашего сельского хозяйства, исследуем ли мы на основании этих цифр нашу промышленность, мы приходим к одному и тому же выводу: и в сельском хозяйстве и в нашей городской промышленности мы к концу прошлого и началу текущего года уперлись в так называемый довоенный уровень. Вы помните, что годика два тому назад мы выдвинули лозунг: восстановить наше хозяйство во что бы то ни стало до довоенного уровня, — и вот как раз в канун 1926 года мы можем уже смело утверждать, что и в области нашего сельского хозяйства и в области нашей промышленности мы к этому уровню подошли. Нехватает у нас очень немного процентов для того, чтобы та или иная отрасль поравнялась полностью с довоенным уровнем. Конечно, с точки зрения тех задач, которые мы ставим перед собой, с точки зрения того, что мы еще восемь с лишком лет назад поставили себе задачей строить социалистическое общество, — эти достижения не могут считаться головокружительными, ибо каждый из нас помнит и должен помнить в данном случае, что довоенный уровень, уровень сельского хозяйства и нашей промышленности, который мы имели накануне свержения царского самодержавия, — этот уровень в общей системе мирового хозяйства считался и не мог не считаться в полном смысле слова нищенским.
Можно утверждать, что если царское самодержавие, а затем и буржуазно-помещичий строй пали, то одной из основных причин их падения явилась нищета страны, огромная отсталость как нашей деревни, так и нашего города. Так что с точки зрения тех задач, которые мы ставим перед собой, эти достижения не бог весть какие. От этих достижений голова кружиться не может ни у какого здорового человека. Но если мы сравним эти достижения с тем, что нам досталось в наследство после того, как мы сумели с оружием в руках отстоять свое советское отечество, — тогда каждый сознается, что эти достижения имеют огромное, колоссальное значение. Ведь у всех в памяти тот период времени, когда мы находились буквально в какой-то хозяйственной трясине. Ведь если взять период нашего существования, скажем, три, три с половиной года тому назад, то, я думаю, каждый из вас, если покопается в памяти, должен будет вспомнить, что едва ли нам верилось в возможность того, что через три года мы будем говорить о довоенном уровне нашего хозяйства. Я полагаю, что три года тому назад мы думали совершенно иначе. Мы думали о том, как бы нам расползавшееся по всем швам наше хозяйство хоть как-нибудь немножко связать, чтобы выбиться из периода систематической голодухи, систематических недостатков во всех областях нашего хозяйства. И вот, несмотря на это, подходя к 1926 году, мы видим, что наше положение в этом смысле меняется очень резко, и особенно в этом отношении характерны последние полтора года. Тут мы можем с полным правом утверждать, что мы переживаем буквально бурный период расцвета нашего сельского и городского промышленного хозяйства. Я не буду брать отдельных отраслей нашего хозяйства, но скажу, что мы сейчас имеем такие отрасли хозяйства в нашей промышленности, которые уже перерастают довоенный уровень. Я думаю, что все-таки для вас не подлежит никакому сомнению, что мы вступили сейчас в очень бурную полосу интенсивного восстановления нашего хозяйства.
Что касается нашего деревенского хозяйства, то я думаю, что вы могли бы поделиться гораздо более подробными данными, чем те, которыми я располагаю. Я хотел бы вам только указать на одно, что если мы возьмем развитие сельского хозяйства по нашему Союзу, то мы здесь наблюдаем чрезвычайно интересное, чрезвычайно ценное явление для нашего хозяйства — явление, заключающееся в том, что наше сельское хозяйство восстанавливается не только в количественном отношении, не только в том отношении, что увеличиваются запашки, увеличивается количество собираемого хлеба, но у нас, особенно в тех местах, где земля представляется очень ценной, наше крестьянство под влиянием той огромной культурной работы, которую ведет Советское государство, постепенно переходит от отсталых к более ценным культурам. Если вы посмотрите на южные волости, то вы увидите, как с каждым годом, из года в год вытесняются те отсталые культуры, которые заполняли наши советские поля в прошлом; наше крестьянство помаленьку, но совершенно закономерно переходит на более ценные, на более необходимые для нашего государства культуры. Такие культуры, как хлопок, которые представляют собою огромнейшую ценность, такие культуры, на которые мы до сих пор еще тратим громаднейшие деньги, — их закупают для наших текстильных фабрик за границей, мы не имеем возможности пополнять наши фабрики своим сырьем. И вот такие большие, такие ценные культуры начинают в жизни нашего сельского хозяйства занимать все больше и больше места. Нельзя также не заметить, — каждому из вас это видно, а в нашей черноземной полосе этого абсолютно нельзя не заметить, — как быстро крестьяне начинают переходить к более совершенным, к более современным способам обработки земли.
Ведь надо, товарищи, сознаться, что, несмотря на высокую задачу, которую мы ставим перед собой, несмотря на колоссальнейшую революцию, которую мы с вами проделали, все-таки еще и до сих пор подавляющее большинство крестьянских хозяйств у нас работает таким орудием, как соха времен святого Владимира. Каждый из вас понимает, что при этих орудиях производства свершить промышленную революцию в нашем хозяйстве — задача абсолютно невозможная. Если несколько лет тому назад товарищ Ленин бросил громадного значения лозунг о необходимости электрифицировать нашу страну, то это, товарищи, надо понимать в самом широком смысле слова. Электрификация заключается не только в том, что мы построим такое-то количество Волховстроев или еще какие-нибудь такого же рода гиганты. Электрификация нашего хозяйства должна заключаться в техническом переоборудовании как нашей промышленности, так и нашего сельского хозяйства — в самом широком, в самом обширном смысле этого слова. Электрификацию отнюдь нельзя понимать в том смысле, что в один прекрасный момент даже в наших захудалых деревушках в хатах крестьян вместо лучины будет гореть электрический свет. Дело не только в этом и даже, пожалуй, не столько в этом, а главным образом в том, чтобы путем вот этих новых технических основ нам перевернуть всю нашу технику не только в области промышленности, но и в области нашего сельского хозяйства.
И вот сейчас, несмотря на все еще громадную отсталость нашей деревни, мы все-таки мало-помалу начинаем переходить к новым, более усовершенствованным способам обработки. Тут надо сказать, что те достижения, которые мы имеем, являются, конечно, очень заметными в жизни нашей страны, но ни в коем случае нельзя себя обольщать мыслью, что мы здесь находимся накануне такого преуспевания, что можно спать спокойно. Это, конечно, неверно. Впереди у нас в этой области еще колоссальный кусок работы. Нам нужно дойти до довоенного уровня в общей системе нашего хозяйства, нам нужно дальше совершенствовать ту работу, которая в сельском хозяйстве в ближайшие пять лет должна привести нас к «обновленной земле», очень красноречиво описанной в одной книжке, которую неоднократно хвалил наш великий учитель товарищ Ленин /Имеется в виду книжка Гарвуда «Обновленная земля». — Ред. /
Это, конечно, не та обетованная земля, о которой пишется в библейских книжках, а это та обновленная земля, которая имеет место здесь, на грешной планете, и которая называется Соединенными штатами Америки. Владимир Ильич всегда настойчиво рекомендовал эту книжку, в которой описана вся современная сельскохозяйственная американская техника. Когда мы сравним то, что имеем сейчас, с тем, что имеет сейчас американское сельское хозяйство, то между нами и ими получится, конечно, громаднейшая пропасть. И вот нам эту пропасть нужно заполнить во что бы то ни стало. Но если мы согласимся на том, что мы сейчас не только сдвинулись с той мертвой точки, на которой стояли три года тому назад, если мы действительно согласимся с положением, что наше хозяйство, в том числе и сельское, переживает, как это всем заметно, бурный период своего развития, то, я думаю, что при прочих необходимых для созидательной работы условиях мы, крепко напрягая наши силы, несомненно сумеем перешагнуть и через эту полосу и пойдем еще дальше.
Я думаю, что наше государство и наша партия сумеют повести работу в области революционизирования нашего хозяйства. Все это, конечно, будет возможно, при непременном условии, если нам, паче чаяния, не учинят помехи какие-нибудь из многочисленных наших недругов, это — с одной стороны; с другой стороны — если наша партия сумеет и впредь вести достаточно определенную и достаточно понятную для каждого рабочего и для каждого крестьянина работу и политику, вокруг которой мы могли бы и впредь так же успешно объединять миллионы населения нашей огромной страны.
Вот если эти два условия будут соблюдены, то, очевидно, не будет никаких оснований сомневаться в том, что, несмотря на предстоящие впереди серьезные трудности, мы сумеем перейти в дальнейшем в полосу уже подлинного, настоящего великого строительства нашего социалистического государства.
ВНЕШНЕЕ ПОЛОЖЕНИЕ СОВЕТСКОГО СОЮЗА
Трудно, конечно, строить это государство, находясь восемь с лишним лет в полосе железного окружения со стороны империалистических держав. Делали мы разного рода попытки, чтобы как можно полнее, как можно ближе связаться с западноевропейскими странами. Вы помните, что мы переживали полосу усиленных попыток привлечения иностранного капитала, в форме ли концессий или в другого рода формах, чтобы восполнить те недостатки, которые имеются сейчас в нашем хозяйстве, но в общем вся наша политика, вся наша работа в этом направлении до самого последнего времени принесла очень ограниченные результаты: мы все еще с этой стороны в достаточной степени изолированы.
И вот, несмотря на то, что мы не имеем никакой материальной, осязаемой помощи извне, несмотря на то, что империалисты попрежнему продолжают окружать нас китайской стеной, мы все-таки имеем возможность восстанавливать с достаточным успехом наше хозяйство, Это говорит, конечно, не только о нашем умении, не только о нашей большевистской дерзости, — это говорит о таких богатых объективных условиях, в которых находится наша страна.
Я думаю, что каждый из вас понимает, что страна протяжением от Ленинграда до Владивостока, от Архангельска до Эривани, страна с колоссальными, далеко еще не использованными природными богатствами, страна, имеющая громадный внутренний рынок, дает возможность нашему правительству и нашей партии без внешней помощи, без внешнего рынка поднимать и развивать наше хозяйство. Поэтому, несмотря на отсутствие какой-нибудь заметной поддержки, несмотря на то, что нам чинят всякого рода препятствия в деле нашего преуспевания, наш Союз окреп настолько, что он занял совершенно определенное, по праву ему принадлежащее место в семье всех народов.
Если мы три-четыре года тому назад занимали на земном шаре совершенно нелегальное положение, если мы еще четыре года тому назад жили в своего рода подполье, если человек, выехавший с советским паспортом, скажем, в Европу, должен был претерпевать самые невероятные затруднения, то сейчас, в тот период, который мы с вами переживаем, уже нет ни одной страны, ни одного государства, где бы на наш 150-миллионный Союз смотрели как на какую-нибудь нелегальную организацию, — теперь, я говорю, таких государств и таких народов в природе уже не существует. Мы, благодаря тем успехам, о которых я говорил вкратце в начале доклада, заняли совершенно законное, совершенно определенное место в семье всех народов. Теперь самым высоким представителям современного империализма приходится скрепя сердце входить во взаимоотношения с нашим Союзом. О чем это говорит? Прежде всего не о том, что сердца империалистов, наших врагов, под влиянием восьмилетнего нашего существования стали мягче. Нет, их сердца какими были зверскими в отношении к нам, такими и остались. Но правильным является то, что наш Союз, которым можно было несколько лет назад пренебрегать совершенно безнаказанно, теперь, в силу всех обстоятельств, на которые я указывал, является такой единицей на мировых весах, которую просто так не скроешь, мимо которой не пройдешь, не заметив ее, а, наоборот, проходя мимо которой приходится очень внимательно, очень тщательно задуматься над всем тем, что создавалось на этой самой шестой части земного шара. На этой частичке всего мира постепенно, понемногу за восемь лет создалось такое государство, которое приобрело совершенно твердый, совершенно определенный вес во всей системе мирового хозяйства.
… Газеты пестрят изо дня в день известиями о непрекращающемся движении на Востоке. Я думаю, что не каждый даже из товарищей коммунистов отдает себе отчет в том, что происходит сейчас на Востоке. Еще к великому прискорбию, некоторые относятся к восточным народам с известным недоверием к их революционному настроению, к их революционной настойчивости и последовательности, между тем это совершенно неверно. Дело не в том, товарищи, как мы можем отнестись к тому или иному восточному народу, а дело в той объективной обстановке, которую ни один народ в мире не сможет отрицать в том положении, которое сейчас создалось. Во всех восточных колониях, среди восточных народностей положение такое: что бы ни сделали, что бы ни предпринимали империалисты, — все это в конечном счете поворачивается против них же самих, и как бы они ни изощрялись в отношении восточных колоний, — ничего кроме разжигания революционных страстей и освободительных войн они вызвать там не могут. Временно, правда, как в Персии, англичанам удалось заглушить не только революцию, но даже демократическое движение, и после той бескровной революции, которая там была совершена несколько недель тому назад, когда был свергнут шах персидский, — англичанам удалось через несколько дней посадить в Персии другого шаха. Но все Это является только кратковременным эпизодом, в результате которого революционное движение должно будет только усилиться и только обостриться. И тут, товарищи, основное заключается в той объективной обстановке, которая там создалась. Если бы нужно было грубо выразить те соотношения, которые существуют между восточными колониями и западноевропейскими государствами, то надо было бы уподобиться железнодорожникам и сказать, что западноевропейские государства — это современные тяжелые, усовершенствованные паровозы, а восточные колонии — это тендер, который питает паровоз, и для всякого не только стрелочника, но и для всякого человека понятно, что если мы паровоз от тендера отделим, то никакое сколько-нибудь продолжительное движение паровоза невозможно. Вот, грубо говоря, точно такие же соотношения существуют между современными капиталистическими государствами и восточными колониями. Восточные колонии представляют те источники питания для европейского империализма, которые представляет тендер для паровоза. Именно поэтому с таким остервенением западноевропейские державы подавляют всякое движение в восточных колониях.
Тут дело, товарищи, не только в кровожадности; мы это опишем как угодно, и как мы умеем это делать, но дело в том, что объективно у них нет решительно никакого другого выхода. Они должны делать все, употребить всякие способы для того, чтобы эти колонии удержать в своих собственных руках. Отсюда те непрерывные войны, которые мы наблюдаем на Востоке. Войны не только среди таких народов, как, скажем, 400 с половиной миллионов китайского народа, но даже у такой горсточки людей, как, скажем, рифы, о которых вы Знаете, и войну, с которыми ведет Франция на протяжении очень долгих месяцев и которая все еще не может кончиться ничем. Чем объясняется та напряженность борьбы, которую мы видим со стороны народов, населяющих колонии? Она объясняется тем, что эти народы сейчас подошли к такому рубежу своего существования, что приходится отстаивать уже не только ту или иную часть своих политических прав, но они сплошь и рядом становятся на грани необходимости защищать свое физическое существование. Именно поэтому, если вы своим взором обойдете по всему огромному Востоку, вы не встретите ни одного уголка, где бы было тихо, спокойно и где были бы совершенно мирные взаимоотношения между эксплуататорами и эксплуатируемыми. Нет ни одного уголка на этом огромном, подавляющем, в смысле количества населения, всю остальную часть земного шара, Востоке, где бы не наблюдался в том или ином виде и размерах революционный огонек. Поэтому тысячу раз был прав Владимир Ильич, который при всяком случае обращал наше внимание на те гигантские, колоссальные возможности революционных освободительных войн, которые могут развернуться на Востоке. Подумайте хотя бы над одним только движением, которое мы сейчас видим в Китае.
Правда, я соглашусь с вами, что разобраться в этом движении очень трудно. Эти многочисленные генералы, носящие очень сложные, трудно выговариваемые имена, еще больше запутывают положение и дают еще меньше возможности разобраться по существу происходящего там движения, но я думаю, что каждый из вас признает одно, что в общем и целом можно всех этих генералов наемных и ненаемных расставить по 2 шеренгам — одна шеренга: те, которые борются за независимость, освобождение многомиллионного китайского народа; другая часть делает все для того, чтобы этому освободительному движению противопоставить замыслы империалистов, замыслы угнетателей, противопоставить все то, что было до сих пор в Китае.
Война продолжается с огромнейшим ожесточением. Временами наступает как будто бы затишье, но все это затишье напоминает затишье перед бурей при малейшей новой перестановке сил, при ближайшей новой возможности там снова и снова должна будет развернуться война в самом широком, жестоком смысле этого слова. Вся временная передышка, которую там дают, характеризуется тем только, что во время этой передышки втягиваются все более и более широкие массы китайского народа в это движение. Многомиллионный китайский народ в общей своей массе сейчас все более и более сознает необходимость во что бы то ни стало сбросить империалистическое иго. Многомиллионный китайский народ, как и наш народ в свое время, понял значение своих собственных сил, уверовал в собственные свои силы и он все более и более становится твердым в том отношении, что знает, что без всякой империалистической помощи, без всяких внешних угнетений он сам выйдет из того, временами первобытного. состояния, которое представляют из себя китайские провинции. Так или иначе, товарищи, это движение на Востоке в истории освободительного движения человечества будет зачтено и сыграет, несомненно, одну из первейших ролей. Вот это обстоятельство дает новые силы, новые возможности и наш Советский Союз все больше и больше укрепляет свое положение.
Если мы, товарищи, как я уже говорил, не имеем реальной помощи извне, со стороны западно-европейских государств, то мы имеем громадное моральное сочувствие со стороны трудящихся, со стороны западно-европейских рабочих. Можно смело утверждать, что если бы не громадные волны, не широкое движение среди трудящихся, среди широких масс Западной Европы, то неизвестно — пользовались бы мы и теперь той мирной передышкой, которую мы сейчас с вами имеем. Не подлежит никакому сомнению, что в отношении сдерживающих моментов для западно-европейской буржуазии, все еще лелеющей надежду посчитаться с нашим Союзом, — западноевропейские рабочие играют далеко не последнюю, чтобы не сказать первую роль. Я не буду напоминать вам о тех успехах, которых нам удалось достигнуть в смысле более тесных взаимоотношений с английскими тред-юнионами и т. д. Я об этом сейчас не распространяюсь, но скажу одно — вы знаете, что мы являемся виновными во всякого рода пропаганде, агитации и проч.: достаточно вспыхнуть где-нибудь забастовке — виноваты большевики; если провалится потолок в соборе и задавит несколько сановников — виноваты русские большевики, — словом, что бы ни случилось — во всем виноваты большевики; что бы, где бы ни случилось — обвиняли наших агитаторов. Теперь помаленьку как будто бы эта сплетня начинает затихать и затихать под влиянием одного, на мой взгляд, очень многозначительного факта.
УКРЕПЛЕНИЕ СВЯЗЕЙ С МЕЖДУНАРОДНЫМ ПРОЛЕТАРИАТОМ
Вы знаете, что за последний год мы с вами наблюдали громаднейшее паломничество со стороны европейских рабочих в Советский Союз. Мы несколько десятков западноевропейских делегаций пропустили по нашим городам и деревням — делегаций, пожелавших воочию убедиться в том, что собою представляет Советский Союз. В составе этих делегаций мы видели не только членов коммунистических партий, не только представителей желтого Интернационала, — мы видели там и просто беспартийных рабочих. За самым ничтожным исключением, за исключением лишь тех, которых может, очевидно, как горбатого, только могила исправить, подавляющее большинство из них, посмотрев на все, что они видели в Советской стране, возвращались к себе на родину полнейшими нашими друзьями. Всякому рабочему, который честно, попросту смотрел на работу трудящихся нашего Союза, становилось совершенно очевидным, что действительно рабочие и трудящиеся Советского Союза не на словах, а по-настоящему, на деле, строят социалистическое государство, что те трудящиеся, которые восемь лет назад разрушали дворцы и поместья феодалов, оказываются способными не только разрушать, не только сокрушать, но умеют и строить. За короткий промежуток времени европейские рабочие увидели, что у нас проделана колоссальнейшая, совершенно невиданная работа. Европейские рабочие увидели, какие огромные творческие возможности открывает в себе рабочий класс, когда он становится господином положения, диктатором в государстве. Эти рабочие увидели, что свершается то, о чем они читали лишь в полулегальных книжках, именно — что настанет когда-нибудь счастливый период, когда власть в государстве будет в руках рабочих, когда каждый из угнетенных будет принимать непосредственное участие в государственном строительстве, когда в эту работу будут вовлечены огромные миллионы людей и будет положено основание тому великому будущему, которое называется социализмом. Об этом европейские рабочие только мечтали, читали в книжках, а здесь они, приехав, увидели это на деле, увидели реально, что действительно изо дня в день, понемногу, кропотливейшим образом это совершается. Действительно, это может произвести переворот в голове не только беспартийных, но даже и представителей желтого Интернационала. То, что видишь, — от этого не уйдешь, не отмахнешься. Это движение, это паломничество в Советский Союз сыграло и играет колоссальную роль в деле укрепления наших взаимоотношений с трудящимися Западной Европы. В самом деле, представьте себе, что ваш покорнейший слуга рассказывал бы где-нибудь, — если бы представился случай, на широком собрании, например, в берлинских кварталах, — какие мы с вами хорошие люди. Конечно, я был бы последним дураком, если бы не похвалил всех нас. Я глубочайше, как и вы, убежден, что самая лучшая порода людей на свете — это, конечно, большевики. В этом нет никакого сомнения, хотя бы судя по пословице, что «всяк кулик свое болото хвалит». Но представьте себе положение европейского рабочего, который вас слушает. Когда я ему разведу все эти Волховстрои и всякие такие вещи, он скажет: «Хорошо поешь, но неизвестно, где сядешь, ничего этого я не видел и не знаю, как это есть на самом деле». Совершенно другое дело, когда рядом со мной выступит воспитанник «почтенного» предателя социализма Карла Каутского и начнет рассказывать то же, что мы с вами рассказываем. Как вы думаете, какое это впечатление произведет на европейского рабочего? Я думаю, что если он нам с вами не совсем поверит, то, когда он послушает этого «желтого» человека, он сделает выводы гораздо большие и скажет: «Если этот «желтый» человек, который вчера воевал с большевиками и вешал всех собак на Советский Союз, теперь, побывав там, рассказывает, что там дело делается не плохо, а даже совсем подходяще, то наверное, он, мерзавец, еще не все рассказывает. Наверное на самом деле там еще лучше, чем он говорит, потому что вчера только этот человек говорил, что там, кроме крови, кроме того, что живых людей глотают, ничего больше нет, а теперь говорит, что там есть социалистическая промышленность, что там — полнейшая свобода рабочего класса, что там — громаднейшая восстановительная работа, что там — теснейший союз между рабочими и крестьянами» и прочее и прочее. Рабочий слушатель сочтет необходимым сделать из этого естественный и логический вывод: «Не все он говорил, что-нибудь да скрывает; было бы хорошо, если бы я сам съездил туда и посмотрел, что там делается». Отсюда мы видим следующее: не успеет вернуться домой одна делегация, как к нам стучат: «Не можете ли принять еще человек пятьдесят, которые едут из разных весей и градов?» Как в Мекку — священный город мусульман — круглый год шагают длинными вереницами верующие мусульмане, так теперь идут к нам; мы сами превратились, как бы в эту самую Мекку, куда идут с горячей надеждой посмотреть и научиться, как надо создавать социалистический строй, как надо создавать социалистическое государство.
Если взвешивать общее соотношение сил, которое имеется, то как будто бы мы и впредь можем с достаточной уверенностью, с достаточной надеждой продолжать строить наше социалистическое государство, но только при одном, товарищи, условии, о котором я хочу сказать в заключение. Трудности, как я говорил вначале, огромны. Ведь шутка сказать, товарищи, — пусть каждый всерьез задумается над задачей, которую мы сейчас поставили, — уже одно то, что мы сокрушили, разбили старую царскую и буржуазную Россию, является невиданным в истории человечества. Это такой след, о котором тысячелетиями будет помнить человечество, оно будет помнить, что в великую Октябрьскую годину победа угнетенных рабочих и крестьян в одном из уголков земного шара перевернула вверх дном все их государство. Это является величайшим, небывалым в истории человечества актом. А какую задачу, товарищи, мы должны разрешить в конечном счете? Ту задачу, которую конкретно, ярко, наглядно трудно еще себе представить. И понятно, что трудности впереди колоссальные. Нам, которые являются воспитанниками старого строя, нам, которые сплошь и рядом проникнуты многочисленнейшими предрассудками, нам — людям, которые еще далеко не со всей кожей и костями проникнуты тем, что называется настоящим социализмом, нам, которые будут иметь в дальнейшем еще тысячи всевозможных препятствий, — обольщаться тем, что мы вышли на дорогу, на которой не будет ни одного ухаба, нельзя. Но можно сказать одно: черновую работу мы несомненно закончили, основные вехи, основные столбы установлены, стены здания, которое мы строим, поставлены, и как будто бы общая объективная обстановка складывается таким образом, что и впредь мы можем камень за камнем воздвигать это здание, но, как я сказал, при одном очень серьезном условии — при благополучии нашего внутрипартийного положения.
ПО КАКИМ ВОПРОСАМ СПОРИЛА ОППОЗИЦИЯ С ПАРТИЕЙ
Мы только несколько дней назад подытожили на XIV партсъезде всю ту огромную работу, которую мы проделали, и мы постарались проанализировать, проверить наше внутрипартийное положение. На вопросах, которые стояли перед съездом партии, я подробно останавливаться не буду. Остановлюсь только на самом основном и главном. Вы знаете, что у нас на съезде развернулись довольно широкие разногласия по разного рода вопросам.
К числу этих вопросов относится прежде всего вопрос о возможности построения социализма в одной стране.
Второй вопрос — о том, как нам дальше относиться и как расценивать новую экономическую политику.
Следующий вопрос, вызвавший разногласия (я останавливаюсь только на самых главных вопросах), — это вопрос о нашей деревне.
Все эти три вопроса имеют очень существенное, очень крупное значение для всей нашей дальнейшей работы. Взять хотя бы вопрос о возможности построения социализма в одной стране. Может показаться, что этот вопрос имеет только теоретическое значение. На самом деле это, конечно, не так, и далеко не случайно, что именно через восемь лет после Октябрьской революции этот вопрос встал на нашем партсъезде и принял такую острую форму. Восемь лет мы строим наше социалистическое государство. Восемь лет мы работаем в деле воссоздания и дальше будем говорить уже о пересоздании нашей хозяйственной системы, и все-таки не случайно, что именно сейчас у нас встал вопрос о том, возможно или невозможно построить социализм в одной стране. Когда мы совершали с вами Октябрьскую революцию, казалось бы, тогда и нужно было поставить этот вопрос. Когда после свержения капиталистической системы мы провозгласили социалистическую революцию, тогда, казалось, и надо было спросить себя: а что же дальше, сможем ли мы дальше построить социалистическое хозяйство? Тогда этот вопрос в такой степени как сейчас не стоял. Тогда вообще обстановка была совершенно иная. Едва ли не каждый из нас верил в возможность на завтра революции на Западе. А вот теперь пришла полоса, когда западноевропейская революция, как вы знаете, запаздывает и неизвестно, в какую годовщину нашей революции нас поддержит. Тем не менее мы все-таки существуем. Тем не менее мы как будто бы что-то строим, и вполне естественно задать себе, вопрос: что же мы строим? Строим ли мы действительно социалистическое государство или, быть может, какое-нибудь другое государство, ничего общего с социализмом не имеющее? Таким образом, вопрос о строительстве социализма в одной стране сейчас для нас имеет самое непосредственное, прямое, практическое значение.
Каждый из трудящихся должен сейчас действительно ответить себе на вопрос: а что же дальше? В первые годы нашей революции мы были заняты обороной государства, защищали каждую пядь земли, отстаивали независимость нашей страны. Теперь эта полоса прошла. Теперь мы занимаемся в полном смысле слова строительством. Мы сейчас вступаем в полосу великого строительства. Позволительно задать себе вопрос: во что же выльется это самое строительство? Возможно ли строительство социализма в одной стране? Нет никакого спора о том, что окончательное торжество коммунистического строя возможно только в мировом масштабе. Спор идет не об этом, а о том, возможно ли вести успешное социалистическое строительство в одной стране, притом такой стране, как наша, стране отсталой и на девяносто процентов сельскохозяйственной, можно ли строить и построить социалистическое государство в капиталистическом окружении? Подавляющее большинство на съезде отвечает на этот вопрос положительно. Прошедший период нашей работы и те грядущие перспективы, которые мы намечаем на ближайшие годы, говорят о том, что это строительство возможно. Когда мы анализируем проблему создания нашего государства сейчас, то видим, что несомненно элементы социализма в нашем государстве крепнут гораздо быстрее, чем элементы капитализма… Вы понимаете, что охарактеризовать наш строй одним словом нельзя; нельзя сказать, что мы живем в социалистическом государстве, но нельзя сказать и того, что мы живем в государстве капиталистическом, а можно сказать, что наше государство находится в переходном периоде: от капитализма мы отплыли, а к социализму мы еще не приплыли; мы находимся где-то на перепутье, и чем дальше по времени мы будем уходить от великих Октябрьских дней, при условии если у нас будут крепнуть элементы социализма, — тем самым мы все дальше будем отходить от капитализма и приближаться к социализму. Вот какой период мы сейчас переживаем.
Поэтому необходимо проверить, что растет быстрее — элементы социализма или элементы капитализма. Это решает дело. Если элементы социализма растут медленнее, а элементы капитализма быстрее, то настанет такая минута, когда у нас элементы социализма замрут и будет процветать без помех капитализм. Отсюда идет спор о том, что представляет собою наша государственная промышленность. Мы считаем, — и съезд тоже так считает, — что наша государственная промышленность, фабрики, заводы, железные дороги, находящиеся в руках государства, представляют собою предприятия последовательно социалистического типа, что эти предприятия находятся в руках самого рабочего класса, что хозяином этих фабрик, заводов, железных дорог является рабочий класс, следовательно, здесь налицо элемент социализма. В основе именно эти предприятия являются социалистическими, а все окружающее — наше сельское хозяйство как частное хозяйство, имеющаяся у нас частная промышленность, частная торговля и прочее и прочее, представляют собою капиталистические элементы или среду, питающую эти капиталистические элементы. Теперь нужно взвесить, какие из этих элементов растут быстрее.
Когда я в начале своего доклада говорил вам о знаменитых цифрах Госплана (очень рекомендую их просмотреть), то нужно сказать, что они говорят о том, что те элементы, та часть хозяйства, которая целиком находится в руках рабочего класса, растет быстрее, чем растет частное капиталистическое хозяйство. Да, растет нэпман в городе и кулачок в деревне, увеличивается частный оборот — это верно, но если взять в общем и подсчитать, то окажется, что частное капиталистическое хозяйство растет медленнее, чем растет хозяйство социалистическое, а это решает дело, решает дело в том отношении, что нам нужно и впредь навалиться так, чтобы еще быстрее развивались наши социалистические элементы, чтобы они не могли увядать под влиянием развивающихся капиталистических элементов. Если мы на этом условимся, то увидим, что строительство социализма в одной стране возможно, и это мы доказываем на практике, а также путем подсчета, который мы производим /По контрольным цифрам Госплана доля обобществленных фондов равнялась в тот период 11,7 млрд. (в червонных рублях), а у частных владельцев капитальных фондов насчитывалось не более 7,5 миллиарда. См. доклад товарища Сталина на XIV съезде партии («Стенографический отчет XIV съезда ВКП(б)», стр. 34, Гиз, 1926 г.). — Ред. /
Но были люди, которые в этом отношении выражали сомнение по многим основаниям. Эти основания заключались в том, что страна наша слишком бедна, у нас отсталое сельское хозяйство, нет большой промышленности, нет десятка миллионов рабочих. Эта техническая отсталость и прочие элементы становятся поперек дороги возможности строить социализм в одной стране. Но после тщательного обсуждения всех этих вопросов на съезде подавляющее большинство съезда пришло к заключению, что строительство социализма в одной стране несомненно возможно. Отсюда вытекает и наше отношение к новой экономической политике.
Вы все, конечно, знаете сущность нашей новой экономической политики. Некоторые, наблюдая за тем, как проводится нэп в городе и деревне, пришли к выводам такого порядка, что, дескать, новая экономическая политика это есть отступление, как, мол, в свое время говорил Владимир Ильич, и здесь поставили точку. Мы, большинство съезда, считаем, что это безусловно заблуждение. Ленин действительно говорил о первом этапе новой экономической политики, что это отступление. Вы, может быть, помните его слова о том, что сейчас наступил такой период, когда нам надо несколько отступить, а потом, разбежавшись, снова шагнуть вперед. Ленин это говорил в момент, когда мы с вами, увлекшись военным коммунизмом, с трудом поворачивали на всякого рода новую экономическую политику. Вспомните, с каким сопротивлением на местах встречали этот самый нэп. Многим казалось, что это сдача всех позиций, что мы идем назад, что ни о каком социализме не может быть и речи. Но вот теперь, товарищи, прошло четыре года проведения новой экономической политики, и мы можем проверить: что мы — отступали за эти четыре года или нет? Если бы новая экономическая политика была только отступлением, — очевидно, мы бы в лучшем случае топтались на месте, но не было бы тех плюсов, которые мы несомненно сейчас имеем. Значит нэп не есть только отступление, как думают некоторые. Это есть очень сложный стратегический маневр, при котором временами мы отступаем, временами перестраиваем наши ряды и снова наступаем. Словом, это целая система, при помощи которой мы развиваем наши производительные силы в таком направлении, что, давая выход частному капиталу, мы в то же время в гораздо большей степени развиваем наши социалистические элементы, и я уже сказал, что наша практика говорит о том, что социалистические элементы у нас растут быстрее, чем элементы капиталистические.
Наконец, последний вопрос, имеющий связь со всеми остальными, — это вопрос о крестьянстве.
У нас на съезде и до съезда развернулась дискуссия на тему о том, как же на основе нэпа, на основе целого ряда мероприятий, которые мы провели за последние годы, как то: допущение аренды земли и наемного труда в деревне, — как на этой основе изменяются классовые отношения в деревне.
Некоторые считают, что на основе всех наших мероприятий в деревне замечается слишком быстрый, слишком заметный рост кулака, что кулак, пользуясь своими экономическими преимуществами, помаленьку начинает захватывать под свое влияние все отрасли деревенской жизни, что дело дошло до того, что кулак начинает вносить поправки не только в работу председателей волисполкомов, но чтo он начинает вносить поправки во всю нашу государственную работу. В качестве иллюстрации указывают на то, что кулак якобы «регулирует» заготовки (которые у нас потерпели очень заметный изъян в этом году). Вы знаете, что в области хлебозаготовок мы не выполнили плана, который наметили, — мы не смогли вывезти того количества хлеба, которое предполагалось. Действительно, товарищи, был такой просчет, огромный и болезненно сказывающийся до сих пор на нашем государственном организме, но некоторые объяснили этот просчет тем, что громадное количество излишков находится у кулака, что кулак встал в оппозицию к государству и что тем самым создались эти недочеты. Мы полагали, что то обстоятельство, что растет кулак, это ни для кого, так сказать, не должно являться новостью. Нэп совершенно неизбежно должен был к этому привести. Усиление товарооборота между городом и деревней, оживление частных хозяйственных отношений — все это в конечном счете должно было вызвать соответствующие социальные изменения в деревне. Когда мы вводили нэп, то знали, что в городе должен возникнуть нэпман. Никто не должен удивляться тому, что прошел, предположим, год нэпа и в городе вырос нэпман, — это было неизбежно. Но, если поставить вопрос: в угоду ли нэпману был введен нэп? — я думаю, что ни один из вас не ответит положительно на этот вопрос. Что нэпман извлекает выгоду из той хозяйственной обстановки, которая есть, в этом нет сомнения, но что мы будто бы провозгласили нэп в угоду нэпману — это вздор. Мы провозгласили нэп ради развития производительных сил страны, а что на этой почве могут произрастать известного рода отрицательные явления — в этом нет сомнения.
На съезде задавали такой вопрос: а аренда земли в деревне и наемный труд — это уступка кулаку или нет? Мы отвечаем, что нет. Как нэп не есть уступка нэпману, так и аренда земли и наемный труд в деревне не есть уступка кулаку, а это — мероприятие, направленное к развитию производительных сил в деревне. Что на этой почве может подработать кулак — это другой вопрос, но все эти мероприятия в деревне исчерпать тем, что сказать, что это делается в угоду кулаку, — это полнейший вздор. Это значит сказать, что наша партия и ЦК в области нашего сельского хозяйства становятся на точку зрения интересов кулака. Этого ни один здоровый человек в мире не может сказать. Если мы действительно завтра в городе возьмем курс на нэпмана, а в деревне — на кулака, то о каком социализме можно разговаривать, а тем более о строительстве соцализма в одной стране? Это сплошной вздор. Ни один здоровый человек этого утверждать не может.
Вопрос о строительстве социализма в одной стране, вопрос об отношении к нэпу, к кулаку — все это явления одного и того же порядка, проистекающие из того, о чем предупреждал Владимир Ильич, когда он говорил, что перед нашей партией в период восстановления нашего хозяйства после военного коммунизма могут встать такие задачи, которые партии придется решать с гораздо большим трудом, чем все задачи, стоявшие в период военного коммунизма. И это, товарищи, как нельзя больше правильно. То, что было в период военного коммунизма, — в этом разбирался каждый из рядовых членов партии. Враги у нас были перед лицом. Каждый из нас видел — где мы и где враги. Каждый в то время отстаивал судьбы диктатуры рабочего класса. Не то сейчас. Сейчас борьба далеко не прекратилась. Мы переживаем полосу так называемого «мирного» строительства. Но это именно так называемое мирное строительство в кавычках. На самом деле борьба продолжается, как было и прежде, денно и нощно, но только ведется в других формах — в формах более сложных и более скрытых. Взять хотя бы тот же самый нэп. Это, товарищи, не есть только накопление нашего национального богатства, — это новая форма борьбы, о чем нам говорил в свое время товарищ Ленин.
Товарищ Ленин ставил вопрос так: «кто кого» — чья возьмет: мы ли возьмем капитализм или капитализм возьмет нас? Каждый день нашей работы в кооперации, в совете, в каком угодно нашем учреждении — все это есть не просто организационная работа, а все это борьба, отстаивание наших социалистических позиций. Вот как стоит вопрос.
И, когда сейчас мы перешагиваем за довоенный уровень, эта борьба все более и более усложняется, и поэтому естественно, что в такой сложной обстановке вырастает очень много и отрицательных явлений, которые подействовали определенным образом на известную часть нашей партии. Это мы видели на нашем съезде. Отсюда все те разногласия, которые перед нами развернулись. Нам говорили об опасностях растущего кулака, нам намекали на тo, что мероприятия наши в деревне на руку кулаку, являются уступкой кулаку. Нам выражали сомнения в возможности строительства социализма в одной стране. Нам указывали на то, что трудно утверждать, будто наши государственные предприятия являются предприятиями последовательно социалистического типа. О чем это говорит? В конечном итоге о том, что затруднения, которые мы перед собой имеем, у некоторых создают ложную перспективу, закрывают перед их глазами дорогу действительного нашего движения вперед, по социалистическим, ленинским рельсам. Отсюда та дискуссия, которая с таким ожесточением и оживлением развернулась на нашем партсъезде. Вопросы, как вы видите, не только чистой теории, но и живой практики. Вопросы такие, от правильного разрешения которых зависит вся наша дальнейшая работа.