Глава I ЭВОЛЮЦИЯ ГОСУДАРСТВА В СРЕДНЕВЕКОВОЙ ЕВРОПЕ ДО КОНЦА XV в.

Глава I

ЭВОЛЮЦИЯ ГОСУДАРСТВА В СРЕДНЕВЕКОВОЙ ЕВРОПЕ ДО КОНЦА XV в.

В государственной жизни средневековой Европы, как и во всем экономическом и социальном развитии, проявились и общие для континента черты, и значительные региональные особенности. Первые были связаны прежде всего с формационным единством стран и народов, населявших Европу в средние века, которое позволяет выделить в развитии государства сходные этапы, а также общие предпосылки и закономерности становления феодальной государственности. Особенности же формирования политической власти в отдельных регионах и странах определялись их спецификой, которая часто усугублялась воздействием событийного фактора, особенно заметным в политической сфере.

Для раннего и развитого феодализма историческая наука выделяет три основных этапа в истории государства: зарождение и становление раннефеодального государства, которое совпадает с периодом генезиса феодализма; второй этап, когда феодальное государство в условиях уже созревших феодальных отношений переживает состояние феодальной раздробленности; и третий этап, когда в условиях денежной экономики складываются более централизованные формы феодального государства.

РАННЕСРЕДНЕВЕКОВОЕ ГОСУДАРСТВО

Развитие государственности в раннее средневековье проходило в условиях глубокого социально-экономического переустройства общества, суть которого составило формирование феодальных отношений. Поэтому именно генезис феодализма, его своеобразие в различных регионах явились решающим фактором эволюции государства на этом этапе.

Появление классовых и социальных противоречий в обществе, рождавшее потребность в государстве как аппарате насилия господствующего класса и формирование самого этого государства во многом зависели от того, имел ли место в данном обществе синтез разлагающихся рабовладельческих и первобытнообщинных отношений и в каком соотношении находились между собой эти исходные элементы феодального строя. Однако и в том, и в другом случае возникало новое по своей социальной сущности и политической структуре раннефеодальное государство, отличное как от рабовладельческой Римской империи, так и от военной демократии варварских племен. Развитие государственности у всех народов Европы в раннее средневековье прошло два этапа: первый, когда раннефеодальное государство только зарождалось внутри предшествующих политических структур, выступая в форме «варварских королевств», и второй, когда государство сложилось как новая политическая система, отличная от прежних. Каждый из этих этапов во многом различался в разных регионах.

У тех народов, которые развивались бессинтезным путем или со слабыми элементами синтеза, феодальная государственность рождалась непосредственно из политической системы военной демократии. Ее основными элементами были: народные собрания и полноправие всех свободных, могущих носить оружие, в решении вопросов управления; совет старейшин, избранных народом, с правом предварительного рассмотрения дел и правом суда; выборные военачальники (военные вожди) с постоянной дружиной; и наконец, постепенно формирующаяся власть короля, которая была ограничена народным собранием и подчас распространялась только на часть племени (внутри этого же племени могли быть и другие короли) и не обладала дисциплинарными средствами принуждения. Заторможенность процесса классообразования в таких обществах и отсутствие в них классов позднеримского типа обусловили замедленные темпы становления в них раннефеодального государства, а затем и длительное сосуществование органов новой государственности с пережитками военной демократии. При таком бессинтезном развитии окончательное складывание раннефеодального, уже классового государства относится к сравнительно позднему времени — к IX в. в Дании, Древней Руси, Англии, Великоморавской державе, к X в. — в Норвегии и Швеции.

В странах синтезного развития феодальное государство строилось на двойной основе: под воздействием не только пережитков военной демократии, но в той или иной мере остатков римской государственности, которую варвары полностью не уничтожили, столкнувшись здесь с классами и социальными группами, сохранившимися от рабовладельческого строя. В этих случаях элементы позднеантичной политической надстройки, такие, как налоговая система (налоги с земли, на содержание войска, с торговых операций), таможенная и монетная системы, территориальное, а не родоплеменное деление, остатки государственного аппарата, римское право, христианская церковь, служили первым варварским королям дополнительными рычагами усиления их власти. Если в синтезном процессе варварские начала играли значительную роль, их взаимодействие с остатками римской политической системы ускоряло складывание раннефеодального государства, как это было у франков, где оно оформилось уже к VII в. Там же, где с момента завоеваний превалировала римская политическая система, как это было, например, в Остготской Италии, ее наличие ускоряло разложение строя военной демократии у завоевателей, развитие у них государственности, но замедляло ее превращение в собственно раннефеодальную. Уже первый остготский король Теодорих, почти полностью сохранивший римский государственный аппарат, выступает как правитель, облеченный высшей законодательной, судебной, административной, военной и финансовой властью. Но раннефеодальное государство в Северной и Средней Италии оформляется только при лангобардах, в Вестготском королевстве — в течение VII в., у славянских народов Юго-Восточной Европы — к VIII—IX вв.

В Византии, где синтез происходил при наличии сильной позднеримской государственности и реликты первобытнообщинного строя не оказывали существенного влияния на политическую структуру, развитие раннефеодального государства происходило в ходе постепенной эволюции рабовладельческого уклада. Поэтому оно формировалось более медленными темпами (в VIII—XI вв.) и сложилось как новая политическая система только в XI в. при сохранении до конца существования Византии форм античной государственности.

При бессинтезном пути развития варварские королевства имели своей основой только разлагающийся первобытнообщинный строй и военную демократию, постепенно эволюционировавшие в сторону феодального общества и государства; при синтезном же — варварским королевствам была свойственна двойственная природа. У франков, бургундов, вестготов, остготов, вандалов, свевов, а также булгар и сербско-хорватских племен в одном государстве сосуществовали доклассовая структура германских и славянских племен с классовой позднеантичной, догосударственные органы варварского управления с большими или меньшими остатками государственного аппарата бывшей Римской империи. В этих королевствах имели место различия в характере права (обычное — варварское и римское), религии (язычество, арианство и католичество), неодинаковые повинности в пользу государства (германский элемент освобождался от налогов за землю, полученную при первом делении земли, местные жители платили налоги, но не могли служить в войске). Вместе с тем эти две части населения были связаны хозяйственными, правовыми и политическими узами, составляя единое общество.

Обращает на себя внимание важная роль общинной организации в рождении раннефеодальной государственности не только в бессинтезном, но и в синтезном варианте развития. Правда, в последнем случае влияние общинных порядков варваров-победителей оказалось менее заметным и более быстротечным. У вестготов вплоть до середины V в. народные собрания продолжали обсуждать вопросы войны и мира, а войско играло важную роль в избрании короля. Следы народных собраний не исчезают и при короле Эйрихе, хотя тот уже обладал римским титулом «rex» и располагал не только высшей военной и административной, но судебной и законодательной властью. В римском территориальном делении готского государства, основу которого составлял городской округ, еще в VI в. прослеживаются готские военные подразделения — сотни и тысячи, с определенными правами (получение штрафа за проступки воинов, например). У франков и вестготов сохраняются судебные собрания сотен и графств с институтом соприсяжничества, практикой участия в выплате вергельдов родственниками и общинной ответственностью за преступления. Лишь постепенно пробивает себе дорогу тенденция к устранению свободных германцев от судебных заседаний, а родственников и соседей от уплаты и получения вергельда или ответственности за преступления. В начале VI в., согласно Салической правде, народ франков еще участвовал в законодательстве.

Даже в Византии значительную роль в социальной и государственной истории в раннее средневековье сыграла местная община (митрокомия). Усиленная благодаря влиянию на нее общины, принесенной славянами, она в известной мере замедлила процесс социального расслоения крестьянства и, следовательно, процесс формирования феодальных отношений. Она послужила основой для попыток крестьянства добиться самоуправления во время движения павликиан и стала базой фемной военной организации.

Длительное сосуществование органов государственности с элементами управления родоплеменного строя особенно очевидно в случае бессинтезного развития. По словам хрониста Адама Бременского, например, могущество шведского короля еще в XI в. зависело от решения народа. Датский король Кнут, вторгшийся в 1028 г. в Норвегию, был вынужден для утверждения его королем созвать тинг (народное собрание), обладавший законодательной и судебной властью. По законам Гулатинга (одна из областных записей обычного права в Норвегии), король избирался из числа членов королевского дома высшим духовенством, представителями свободных общинников-бондов и дружины. Еще в XI в. областные тинги организуют активное сопротивление внедрению христианства. В XI и XII вв. на тингах, уже попавших под влияние зажиточных бондов и родовой знати, играли известную политическую роль и свободные общинники. Общинные принципы управления в Норвегии сохранят определенное влияние и позднее, когда для большинства стран Европы общинный элемент ограничится только низшим уровнем сельской общины. В Англии в X—XI вв. функционировали собрания свободных жителей сотен и графств, в том числе крестьян, основную военную силу составляло пешее крестьянское ополчение.

Сохранение общинных традиций свидетельствует о сравнительно широкой социальной базе не только варварского, но и раннефеодального государства. Последнее выражало интересы не только складывающегося класса, но отчасти и свободных общинников, иногда опираясь на них в своей политике, в частности, по отношению к завоеванному местному населению. Военная добыча долгое время являлась достоянием всех свободных участников похода, а не только королевской дружины.

Отсюда противоречивость политики государства на ранних этапах генезиса феодализма. Так, у лангобардов, в законодательстве Айстульфа (середина VIII в.), содержались запреты превращать свободных общинников в альдиев и сервов. Они явно контрастировали с законодательством Луитпранда начала этого же века, которое закрепляло поземельную и судебную зависимость обедневших общинников. Аналогичные противоречия обнаруживаются в политике каролингских королей. Они заметны отчасти и в законодательстве македонской династии в Византии.

Изживание общинного начала имело существенное значение в процессе формирования королевской власти, в котором можно отметить некоторые общие черты: в первую очередь, тенденцию к замене выборной власти наследственной, с помощью которой короли стремились устранить свою зависимость не только от свободных общинников, но и от знати. Король вандалов Гейзерих утвердил порядок престолонаследия, который исключал избрание короля, но в 530 г. в нарушение этого порядка и по решению войска король Хильперик, потерпевший поражение от мавров, был замещен новым — Геммером.

Определилась также тенденция к изживанию патримониального характера королевской власти. Государство в раннее средневековье рассматривалось как личное имущество короля, которое он мог дарить частным лицам или делить между наследниками. Служебный персонал дворца (aula regia, palatium) сосредоточивал в своих руках все высшие государственные функции. Сильное воздействие на структуру государственного аппарата оказывали королевские дружинники. Статус короля сохранял черты статуса частного лица. В Норвегии, например, король был обязан платить штраф за нанесение раны свободному человеку; общинники имели право выступить против короля, если тот совершил убийство. Однако постепенно король становится главой не только господствующей этнической группы, но юридически определенной территории. Он перестает рассматриваться как частное лицо, формируется понятие священной природы королевской власти, понятие государственной измены.

Король постепенно приобретает не только высшую судебную и военную, но и политическую и административную власть. Будучи на начальных этапах становления раннефеодального государства ограничен обычным правом, король сам теперь становится источником права. Запись обычного права дополняется и формируется под влиянием государственного законодательства и римского права, часто даже в областях, где отсутствовал прямой синтез.

Королевская власть в раннее средневековье сначала не располагала правом получения постоянных налогов. Ее доходы ограничивались поступлениями с имений королевского домена, судебных штрафов, «кормлений» (упорядоченной формы даннических отношений — полюдье в Древней Руси, гафоль у англосаксов и др.). Даже в тех варварских королевствах, где сохранилась римская налоговая система, она вначале применялась только к местному населению. Лишь со временем германских общинников начинают облагать земельным налогом. Появление постоянных налогов оказывается связанным с развитием именно публичных основ власти, в частности с необходимостью защиты государства (датские деньги в англосаксонских государствах, лейдинг — выкуп воинской повинности в Норвегии). Только в Византии римская система обложения сохранялась в полном объеме и все более развивалась и совершенствовалась.

Особенно живучи были остатки догосударственной системы в организации войска. Долгое время оно представляло собой, и в синтезных и в бессинтезных вариантах государственного развития, ополчение, состоявшее из свободных общинников, дополняемое личной дружиной короля. Постепенно появились специальные должностные лица для сбора ополчения, гарнизоны, расположенные в укрепленных центрах, и т.д. В Византии начиная с VII в. основу армии также составляли свободные крестьяне-стратиоты, которых государство наделяло землей для обеспечения их военной службы.

Уже при переходе от варварского к раннефеодальному государству король становился собственником всех земель (которые ранее считались принадлежавшими народу) — в бессинтезной зоне практически всей территории страны, в синтезной — земель королевского фиска, общинных земель, пустошей. Королевская власть выступает, таким образом, в роли первого крупного феодального собственника земли. В этих условиях налоги, в основном собиравшиеся с крестьянского населения, принимали форму феодальной эксплуатации крестьянства государством, которая повсюду в Европе опережала частносеньориальную. Особенно долго, вплоть до конца раннесредневекового периода эта централизованная форма эксплуатации сохраняла приоритет в регионах бессинтезного развития — в Центральной и Северной Европе, в Древнерусском государстве и даже в Англии. В Византии, где государство было особенно сильным, частносеньориальная эксплуатация в раннее средневековье во много раз перекрывалась государственной. Даже способствуя развитию частной власти и частного землевладения, государство не освобождало попадавших в зависимость крестьян от своих налогов (телос и др.).

Отмеченное обстоятельство определяет важную особенность народных выступлений этого периода: крупные восстания носили ярко выраженную антигосударственную направленность. Против государственной эксплуатации крестьяне часто выступали и в повседневной борьбе. В источниках имеется много свидетельств об отказах от уплаты государственных повинностей и штрафов или участия в походах. В записях обычного права, в том числе Правде Ярослава, Ярославичей и Уставе Владимира Мономаха на Руси, особо тяжкими штрафами предупреждается возможность насилия над должностными лицами. Самые суровые меры наказания предусматривает законодательство за участие в мятежах, причем в вестготском, бургундском и франкском государствах они несут следы прямого воздействия жестоких римских законов. В рамках раннефеодальных государств, в регионах синтезного развития раньше (в VIII—IX вв.), бессинтезного — позже (в IX—XI вв.), формировалась феодальная земельная собственность частносеньориального характера, чему немало способствовала королевская власть.

Хотя раннефеодальное государство имело относительно широкую социальную базу, оно отражало в своей политике в первую очередь интерес формирующейся феодальной знати. Направленность его политики в ее пользу по мере продвижения общества по пути феодализации становилась все заметнее. Это проявлялось во всех регионах, но приобрело особенно выраженные формы в условиях замедленного генезиса феодализма при наличии крепкой общины и преобладании свободного крестьянства. Именно практика королевских земельных пожалований ускорила формирование аллода и крупной земельной собственности, разрушая препятствия, которые ставила этому процессу большая семья или община. Ускоряли рост феодальной земельной собственности церковных и крупных светских землевладельцев также иммунитетные пожалования, закреплявшие их частную власть и право собирать налоги с определенной территории. Иногда подобные права передавались вместе с земельным пожалованием, например, бокленд в Англии. Иногда они принимали форму «кормлений» — на Руси, в Центральной Европе, «вейцлы» — в Норвегии. В других случаях судебные и фискальные привилегии жаловались отдельно на уже находившиеся в частном владении земли (иммунитет во франкских государствах, «сока» в Англии и др.).

Организующую роль государства в генезисе феодализма отразило королевское законодательство, которое фиксировало и закрепляло зависимое положение обедневших ранее свободных общинников и охраняло крупную земельную собственность: запрещало уходы свободных людей, находящихся под покровительством феодала или в вассальной зависимости от него (законы VII в. в Англии, капитулярий 787 г. и постановления IX в. у франков). Таким образом, политика раннефеодального государства стимулировала процесс возникновения частносеньориальной феодальной собственности, а вместе с тем и рост частной власти крупных феодалов — магнатов, прелатов. Тем самым оно одновременно как бы создавало себе в их лице все более усиливавшихся политических противников. В связи с этим уже на стадии раннего феодализма зарождается характерная для него дисперсия, или дуализм, политической власти: власть в центре и власть отдельных феодалов на местах, в их вотчинах и сеньориях. Наличие синтеза ускоряло развитие этого дуализма тем более, что позднеримский патроциний в известной мере предвосхищал раннесредневековый иммунитет, хотя здесь нельзя проследить прямого континуитета.

Рост крупной земельной собственности и политического влияния магнатов отразился на структуре раннефеодальных государств. Ослабели их финансовые возможности в силу изъятий обширных территорий из сферы налогообложения, сократились судебные права, кардинально изменилась организация войска. В странах синтезного развития раньше, бессинтезного позже — свободные крестьяне-аллодисты постепенно отстраняются от участия в ополчении: сначала несут службу не с каждого, а сообща с нескольких хозяйств, затем если и выполняют ее, то в войске своих сеньоров. Единицей комплектования военных сил постепенно становятся не территории сотен и графств, но владения магнатов, которые ведут за собой основной контингент войск, состоящих из их дружин, в которые входили вассалы, а также зависимые люди.

На более позднем этапе истории раннефеодальных государств организация войска приобретает еще более выраженную феодальную основу. Это связано с появлением условных держаний за военную службу и созданием на этой основе вассально-ленной системы, которая закрепляла исключительное право быть воином за феодальными землевладельцами, лишив его крестьян. Раньше всего эта система была введена в начале VIII в. во Франкском государстве Каролингов реформой Карла Мартелла, создавшей первый тип условного держания — бенефиций.

В IX—X вв. условные держания мелких и средних феодалов (тэнов) появляются в Англии. В XI в. в Византии практикуются условные пожалования за военную и другую службу. Значительно позднее условные держания и связанные с ними формы организации войска возникают в Скандинавских странах, в Центральной Европе, на Руси.

Повсеместно активную роль в этих изменениях играло государство, для которого при резком сокращении слоя свободного крестьянства и росте значения тяжеловооруженного конного войска в VIII—X вв. пожалования такого рода стали необходимыми, чтобы сохранить свою военную силу. Поскольку такая практика очень быстро была заимствована крупными феодалами, она, хотя временно и укрепляла позиции центральной власти, затем быстро привела к росту политической самостоятельности крупных феодалов.

Отмеченный дуализм политической власти в раннефеодальных государствах в перспективе вел к их распаду и феодальной раздробленности, в Византии — к заметному ослаблению центральной власти (в XII в.). Однако до полного утверждения феодализма, пока сохранялся значительный контингент свободного крестьянства и независимых от магнатов мелких феодалов, центральная власть сохраняла свои позиции, а в отдельные моменты проявляла тенденции к временному расширению не только своей компетенции, но и подвластных ей территорий. Это приводило к возникновению в ряде регионов Европы многоэтнических раннефеодальных политических образований, которые нередко назывались современниками «империями» (и обычно называются так в историографии).

Это империя Каролингов (конец VIII—IX в.), Великоморавская держава (IX в.), так называемая «Римская империя», созданная германскими королями (X в.), скрепленное личной унией государство датского короля Кнута, включавшее Данию, Швецию, Норвегию, Англию (первая половина XI в.), Древнерусское государство — Киевская Русь (X — середина XII в.). Такие внешне централизованные, но обычно аморфные и легко распадающиеся государства рождались обычно в процессе завоевания новых территорий в интересах центральной власти и складывающегося класса феодалов, а иногда одновременно и в целях обороны от внешних врагов, например от степных кочевников на Руси. Однако в подобных империях под покровом внешнего единства шел процесс феодализации, обособления отдельных феодальных владений, а также разных этнических общностей, который иногда в течение нескольких десятилетий (империя Карла Великого, государство Кнута), иногда медленнее (империя Оттонов, Киевская Русь) приводил к их политическому распаду. Раннесредневековые империи были высшим пиком централизации раннефеодального государства, который обычно предшествовал периоду феодальной раздробленности.

Дуализм политической власти в раннее средневековье проявился в частых столкновениях между центральной властью и крупными феодалами, а также в том, что последние постепенно начинали играть все большую роль в управлении государством. Иногда раннефеодальное государство называют «демократией знати». Власть последней осуществлялась через участие светских и духовных магнатов в Королевском совете, дворцовом и государственном управлении, а также в более многочисленных «советах магнатов», обычно собиравшихся несколько раз в год. Они пользовались законодательными, а иногда и судебными правами, давали согласие на налоги («совет магнатов» Франкского королевства, заседавший два раза в год, «совет мудрых» в англосаксонской Англии, тулузские соборы у вестготов, совет магистров и высшего духовенства в королевстве Леон в VIII—X вв., который избирал королей, осуществлял законодательную власть, давал разрешение на чеканку монеты).

Важным фактором развития раннефеодальных государств были войны и завоевания. Выше уже отмечались агрессивные устремления государств, связанные с незавершенностью феодализации. Влияние оказывала также крайняя неравномерность в развитии отдельных народов, населявших в то время Европу. Для многих племен, находившихся на стадии военной демократии или складывания государственности, военные походы были формой существования. Крайним примером в этом смысле для Европы в целом были завоевательные походы кочевых народов (гуннов, авар), позднее — норманнов в VIII—XI вв. и тюркских кочевников Восточной Европы (печенегов, половцев), а также венгров в Центральной Европе. Опасность со стороны этих народов иногда способствовала укреплению центральной власти (например, в Древнерусском государстве). Вместе с тем завоевания со стороны сильной, более развитой в экономическом и политическом плане страны, стимулируя процесс феодализации, подчас могли помешать самостоятельному государственному развитию завоеванного народа. Так произошло с саксами в IX в., с Сербией, в истории которой были приостановлены две попытки образования самостоятельного государства в X и XII вв. — под ударами Византии, а затем Венгрии. В ожесточенной борьбе с Византией пало Первое Болгарское царство (681—1018).

Складывание раннефеодальной государственности сопровождалось общей ярко выраженной тенденцией к централизации религиозных, вначале языческих представлений, а затем — к принятию христианства там, где раньше его не было. Распространение и победа христианства на европейской территории на первых порах, очевидно, были связаны с влиянием, прямым или опосредованным, римских традиций (в Западной Европе и Византии), получивших благодатную почву в среде земледельческого общества. Затем укреплению христианства в немалой степени способствовало стремление вновь возникших государств в восточной, юго-восточной и юго-западной части Европы сохранить свою независимость и противостоять языческому, мусульманскому или иудейскому активному окружению. В районах замедленного генезиса феодализма государству принадлежит особая роль и во внедрении христианства, вплоть до карательных жестоких мер (Скандинавия, Русь). Таким образом, христианская религия служила орудием укрепления раннефеодальных государств, их территориального расширения и объединения.

В качестве специфической особенности раннефеодального государства исследователи отмечают тесный союз между церковью и государством, постепенное вхождение церкви в управление и политическую организацию общества. Эта общая для всех регионов черта не исключала известных различий в роли, которую играла церковная организация в том или ином государстве. Различия определялись конкретно-историческими условиями, в которых развивалась церковь и складывалась ее организация. Наиболее сильными и независимыми от государства позиции христианской церкви были на территории бывшей Западной Римской империи, где она сумела укрепить свое положение еще до возникновения здесь раннефеодальных государств и имела общего главу в лице римского папы. В зоне бессинтезного развития феодализма или развития со слабым синтезом, где светской власти принадлежала активная роль в насаждении христианства среди язычников, государство занимало более выгодные позиции в отношении церкви. В Византии, где сохранилась сильная государственность, христианская церковь не располагала подобными возможностями для собственного усиления и противостояния светской власти и больше зависела от государства.

ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭВОЛЮЦИЯ СТРАН ЕВРОПЫ В ПЕРИОД РАЗВИТОГО ФЕОДАЛИЗМА

С установлением феодальных отношений в Европе сложился новый тип государственной организации общества, который характеризовался рассеянием политического суверенитета и получил в литературе название государства периода феодальной раздробленности. На данном этапе борьба центральной власти с крупными земельными собственниками в силу дуализма социально-политической структуры государства, ранее шедшая с переменным успехом, кончается убедительной победой последних.

Время возникновения новой формы политического устройства не совпадало в разных частях континента. Для северной и центральной части Франции, где ранее, чем в других регионах, сложился феодализм, политическая раздробленность определилась уже к началу XI в. В регионах бессинтезного развития позднее — в XII—XIV вв., в Англии — в XI—XII вв. политическая раздробленность была выражена несколько слабее. Не знала такой формы государства в этот период только Византия, хотя и там в связи со складыванием феодализма тоже наметились децентрализаторские тенденции. Устойчивые традиции сильной государственности, заинтересованность крупной знати в сильном государственном аппарате для эксплуатации многочисленных еще лично свободных крестьян, борьба между столичной и провинциальной знатью, почти постоянная угроза извне (арабов, потом печенегов, сельджуков, крестоносцев), — все это позволяло Византии в целом успешно преодолевать децентрализаторские тенденции и опережать по уровню консолидации другие современные ей государства.

Политическая раздробленность (там, где она существовала) могла быть прикрыта монархической формой правления с выборной, как правило, властью короля. При этом и король, и территориальный владыка, князь или граф, реализовывал по существу один и тот же тип управления в своих владениях, в котором монархический принцип выступал в форме сеньориальной власти. Иными словами, с победой феодализма в большинстве стран центральная власть уступает позиции земельным собственникам, не будучи в состоянии ни удержать власть над ними, ни обеспечить необходимое им внеэкономическое принуждение по отношению к зависимому теперь классу крестьянства. Эту функцию должен был почти целиком взять на себя класс феодалов в лице его наиболее крупных представителей. Названное явление находит яркое материальное воплощение в процессе возникновения по всей Европе феодальных замков-крепостей как центров реализации постоянного и относительно прочного сеньориального принуждения. Полнота иммунитетных прав у разных феодалов была неодинакова и при определенных обстоятельствах могла увеличиваться или сокращаться. Король в этих условиях действовал не столько как суверен, сколько как сюзерен, верховный сеньор своих самостоятельных вассалов.

Экономической основой политической раздробленности служило господство в Европе XI—XII вв. натурального хозяйства с характерной для него замкнутостью хозяйственных единиц, которая делала возможной и их политическую изолированность. Одну из важных предпосылок децентрализации власти составляло исчезновение или резкое сокращение слоя свободных крестьян-общинников, сужавшее социальную базу королевской власти.

Тем не менее идея центральной власти не исчезает: крупные феодалы ведут борьбу за королевский трон, представители правящих династий пытаются отстоять наследственный принцип, коронуя наследника при живом отце, как это было во Франции. В Древнерусском государстве, распавшемся с начала 30-х годов XII в. не менее чем на полтора десятка самостоятельных княжеств, делаются неоднократные попытки отдельных князей выступить объединителями земель, объявив себя великими князьями.

С дальнейшим развитием феодальных отношений и изменениями в социальной жизни феодального общества в период расцвета государство могло развиваться либо в сторону упрочения локального суверенитета, либо в направлении общегосударственной централизации и усиления королевской власти. Там, где проявилась вторая тенденция, для этого существовали предпосылки разного рода. Среди них можно назвать обстоятельства конкретно-исторического, так сказать, преходящего характера: материальные возможности и база правящей династии (размеры домена); структура земельных владений крупных феодалов (их разбросанность или компактность, создающая наиболее благоприятные условия для политической автономии); специфика вассальной системы (ее большая или меньшая централизованность). Имело значение и наличие у короны дополнительных социальных резервов (свободного крестьянства в Англии, Швеции, Испании или черносошного крестьянства в России, мелкого рыцарства, недовольного самовластьем крупных феодалов), а также военная опасность (как на Руси) или завоевание (консолидация английского государства после нормандского завоевания). Однако наиболее активным фактором централизации в средневековой Европе была эволюция самой феодальной формации, которая в XI—XIV вв. шла под знаком возникновения и развития товарно-денежных отношений и городов.

Развитие городов и товарной экономики сделало возможным оформление экономического единства каждой страны — необходимого условия политического объединения на том или ином уровне. Оно облегчалось в тех случаях, когда выделялся единый экономический центр страны, постепенно превращавшийся в столицу государства (Париж, Лондон, Москва, Прага).

Развитие городов вызвало оформление в обществе новой социальной силы — сословия горожан, заинтересованных в усилении королевской власти, ликвидации феодальной анархии, обеспечении внутреннего мира, создании благоприятных условий для торговли (устранение таможенных границ, единство монеты, мер и весов, защита от конкуренции иностранных купцов и внутренних поборов). Все это горожанам могла дать только более или менее сильная центральная власть. Таким образом создавались предпосылки для политического союза городов с королевской властью, который, однако, не всегда мог реализоваться.

Наиболее полно он реализовался и приобрел исключительное значение в централизации лишь некоторых стран: во Франции, где королевская власть не располагала дополнительным резервом в виде свободного крестьянства и мелкого рыцарства (подобно английскому монарху) и долгое время видела в городах главного союзника в борьбе с крупными феодалами; в Англии, где союз городов с королевской властью тоже состоялся, хотя и не имел столь большого значения для централизации; в Кастилии, где этот союз опосредовался Реконкистой. В славянских странах на Балканах и в Центральной Европе, в Скандинавии и на Руси из-за слабости городов и большой политической активности феодалов союз городов с центральной властью был выражен слабее и имел меньшее значение для процесса централизации. В Византии такой союз не получил развития, поскольку сильное централизованное государство особенно не нуждалось в поддержке политически слабых городов. То же можно сказать о Сицилийском норманнском королевстве в Южной Италии.

Даже там, где такой союз реализовался наиболее полно, города всегда занимали в нем положение подчиненного и неполноправного партнера, который платил налоги, покупал привилегии в виде хартий, предоставлял государству займы, обычно безвозмездные. Король получал от городов военную, денежную и политическую помощь в борьбе с внешним врагом и крупными феодалами. Но в любой момент города могли быть лишены своих привилегий. Позиция королевской власти при этом была очень непоследовательной; союз мог нарушаться ради сохранения отношений короля с церковными или светскими феодалами. Поощряя борьбу городов на землях феодалов, вплоть до установления самоуправляющихся коммун, центральная власть, стараясь не допускать серьезного усиления городов, пресекала подобные вольности на территории своего домена. Усилившись, она пыталась вообще ликвидировать коммунальные вольности (во Франции в начале XIV в., на Руси, где в XV в. московские князья лишили независимости Новгородскую и Псковскую республики).

Другим не менее важным для многих стран фактором централизации служили изменения в расстановке сил внутри господствующего класса под воздействием товарно-денежных отношений. Этот класс в целом, несмотря на постоянные политические конфликты с монархией, составлял ее главную социальную опору. Однако взаимоотношения внутри класса феодалов и их отношения с центральной властью отличались большой сложностью. Наличие внутриклассовых неантагонистических противоречий определяло политику лавирования, которую осуществляла монархия, вступая в борьбу с одной группой феодалов и поддерживая другую. При этом наиболее верной и последовательной опорой монархии служили мелкие и средние феодалы, которые сами страдали от притеснений магнатов и, будучи ограничены в средствах, искали материальной помощи короны, а также ее содействия в конфликтах с крестьянами. Изменения в положении феодалов в условиях развития товарной экономики способствовали сплочению класса феодалов в целом вокруг королевской власти. Потребность в более эффективных средствах внеэкономического принуждения ощущали как те феодалы, в чьих землях в связи со сменой форм ренты и личным освобождением крестьян в XIII—XIV вв. укрепилась самостоятельность крестьянского хозяйства, так и господствующий класс тех областей Европы, где складывались крупные барщинные хозяйства, ориентированные на рынок, и определялась тенденция к укреплению личной зависимости крестьян (Центральная и Восточная Европа). Поэтому централизация шла, хотя медленнее, и там, где города были слабы, а их союз с короной выражен нечетко.

Усиление роли государства в укреплении средств эксплуатации зависимого крестьянства было связано также, как отмечалось, с обострением классовой борьбы и необходимостью ее централизованного подавления. Влияние этого фактора в период развитого феодализма росло благодаря усложнению и углублению классовой борьбы на новом этапе. Подавление крестьянских восстаний в некоторых случаях стимулировало консолидацию господствующего класса и сплочение его вокруг королевской или великокняжеской власти.

Существенное значение в становлении централизованных государств в Европе имел также фактор внешней опасности. Наиболее яркие примеры его действия дали: Реконкиста в истории государств Пиренейского полуострова; Столетняя война во Франции, народно-освободительная борьба на Руси XIV—XV вв. сначала с Золотой Ордой, затем с Казанским, Крымским и Астраханским ханствами, с Литвой и Польшей; борьба швейцарских кантонов против Габсбургов. В отдельных случаях действие военного фактора приводило к тому, что политическая централизация могла опередить экономическое объединение (например, при образовании в ходе Реконкисты Арагоно-Каталонского королевства, в котором каждая из областей сохранила свою социально-экономическую и политическую индивидуальность).

От собственно процесса централизации следует отличать тенденцию к созданию в период развитого феодализма многоэтнических политических объединений (Германская империя в X—XIII вв., попытки английских королей создать универсальную англо-французскую монархию в XII—XV вв., временное объединение Скандинавских государств — Кальмарская уния в XIV—XV вв., польско-литовская уния XIV в.). Временные объединения такого рода, как правило, были связаны с феодальной экспансией и с недостаточной внутренней целостностью объединявшихся стран. Обычно они были слабо консолидированы и неустойчивы.

Европа знала и «обратный» вариант политического развития — с сохранением и углублением политической раздробленности, в условиях которой вообще не сложилось единого государства в масштабах целой страны. Так было, например, на Апеннинском полуострове, где на юге с 30-х годов XII в. существовало относительно централизованное Сицилийское королевство, в центре — государство пап, а в Северной Италии и Тоскане — множество политически обособленных городов-государств. Германия. Так обстояло дело и в германских землях, где централизация носила территориальный характер и сложившиеся в ее ходе княжества претендовали на государственную самостоятельность. Политическая раздробленность Германии на ранних этапах развития — в XII—XIII вв. — уходила своими корнями в замедленность процесса феодализации. Несложившаяся монополия класса феодалов на землю и его стремление компенсировать недостаточные доходы от зависимого крестьянства военными походами определили агрессивность внешней политики средневековой Германской империи, которая оказалась существенным препятствием для внутреннего единства Германии. Не стали здесь фактором централизации и города, хотя многие из них достигли высокого уровня развития. Наиболее влиятельные из них ориентировались на внешнюю торговлю и не были особенно заинтересованы в развитии внутреннего рынка и в объединении страны. Интересы остальных городов ограничивались, напротив, только местным, региональным уровнем централизации и были использованы для этой цели территориальными князьями. Кроме того, так называемые имперские города Германии обнаружили тенденцию к чрезмерной политической самостоятельности, которую не смогла преодолеть слабая королевская власть. Союз городов и королевской власти в Германии не состоялся. Не были здесь фактором централизации и мелкие рыцари, также тяготевшие к поддержке территориальных князей.

В итальянском варианте тенденция городов к политической самостоятельности приобрела еще большее значение. Крупные города севера и Тосканы превратились в самостоятельные города-республики, подчинившие себе не только сельскую округу, но и близлежащие мелкие городки. Центральная власть, даже такая, как в Германской империи, здесь вовсе отсутствовала. Носителями децентрализаторских тенденций являлись города-республики Новгород и Псков на Руси.

На втором этапе развитого феодализма в эволюции политических форм заметны значительные региональные различия. В Византии, где с конца XII в. и затем в XIV—XV вв. после крушения Латинской империи (1261 г.), хотя и росли владения крупных феодалов на местах (провинциальная знать), широко распространялись условные держания и фискальные иммунитеты (экскуссии), нередки были случаи борьбы за престол разных группировок феодалов и государственные перевороты, тем не менее сохранялось централизованное государство. Оно было еще столь сильным, что не нуждалось в каких-либо совещательных представительных собраниях. Император по-прежнему считался единственным носителем государственной власти, дуализм, характерный для феодального государства, не получил здесь политического и юридического выражения. Не успела сложиться сословно-представительная система и в славянских государствах Балканского полуострова. В XIII—XIV вв., в связи с завершением процесса феодализации, в Болгарии наметилась тенденция к феодальной раздробленности; в Сербии, после временного усиления центральной власти при короле Стефане Душане (1331—1355), также наступил политический распад, феодальные междоусобицы, которые не были пресечены даже турецкой угрозой.

Своеобразным было политическое развитие итальянских городов-государств. Здесь в XIV—XV вв. тоже укреплялась центральная власть в каждом из них. Но это не сопровождалось созданием каких-либо сословных или представительных собраний. Напротив, государство эволюционировало от республиканского строя «синьории» к более авторитарному режиму «тирании», при котором формально сохранялись городские советы и другие формы самоуправления, но реальная власть была сосредоточена в руках одного человека — диктатора, «тирана». В торговых городах-республиках (Венеция, Генуя) вся полнота власти все более сосредоточивалась в руках дожей.

Для остальных регионов было характерно появление новой формы феодального государства — сословной монархии или феодальной монархии с сословным представительством, которая стала важным этапом на пути государственной централизации. Не было исключением и Русское государство, где сословная монархия сложилась, правда, несколько позднее — в XVI в. Эта форма государства возникла под влиянием уже отмеченных выше сдвигов, которые произошли в феодальном обществе в период его расцвета и значительного развития товарно-денежных отношений. В образовании новой формы государства можно выделить две существенные стороны. Содержание одной из них составило усиление королевской власти и дальнейшее укрепление ее публичноправовой основы. Теперь она выступала в качестве выразителя «общей воли» (volonte generate) и претендовала на то, чтобы обеспечивать «общее благо» всего общества. Подобное превращение совершалось в ходе преобразований более или менее общих для всех стран Европы. Их результатом было зарождение бюрократического аппарата. Его важнейшую и, так сказать, исходную часть составили органы центрального управления, выросшие из королевской феодальной курии, — узкий королевский совет, верховный суд, финансовое ведомство. Местный аппарат, занимавший авангардную позицию в столкновении с сепаратизмом крупных феодалов, складывался параллельно или с некоторым отставанием от центральных органов. Главной и наиболее перспективной для центральной власти линией в эволюции аппарата управления являлась постепенная замена феодалов, в качестве королевских должностных лиц, специально обученными людьми на оплачиваемой государственной службе — «легистами» (знатоками законов), часто неблагородного происхождения. На этом этапе отчетливо проявились и попытки монархии ограничить прямое участие церкви в управлении государством.