2. СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ ТРУДЯЩИХСЯ

2. СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ ТРУДЯЩИХСЯ

Экономическое положение рабочего класса. Буржуазные преобразования происходили в империи Габсбургов, как указывал В. И. Ленин, «…вопреки интересам рабочих, в самой невыгодной для рабочих форме, с сохранением и монархии, и привилегий дворянства, и бесправия в деревне, и массы других остатков средневековья»[299]. Все это ухудшало положение широких масс трудящихся на западпоукраинских землях.

Продолжительный рабочий день, низкий уровень заработной платы, отсутствие техники безопасности на предприятиях, высокий уровень травматизма, произвол предпринимателей, ужасные бытовые условия — характерные черты жизни рабочих Австро-Венгрии, особенно Восточной Галиции, Северной Буковины и Закарпатья. Рабочий день на предприятиях западноукраинских земель, как правило, длился дольше, чем на предприятиях других провинций Австро-Венгрии.

На рубеже XIX и XX вв. на лесопильных и кирпичных заводах, мельницах и на других мелких промышленных предприятиях Буковины и Закарпатья рабочий день часто длился 16–18 час.

Но в результате настойчивой забастовочной борьбы под влиянием революционного движения в России рабочим многих предприятий в Восточной Галиции в 1905 г. удалось добиться установления 10–часового рабочего дня.

Вследствие отсутствия техники безопасности на предприятиях были частыми несчастные случаи. В июне 1902 г. на одной из шахт в Бориславе в результате взрыва метана, по данным буржуазной периодической печати (австрийские власти утаили подлинные цифры), погибли 19 рабочих и 4 получили тяжелые ранения. Взрыв произошел из — за преступных действий администрации шахты, с целью экономии отключившей вентиляцию за три дня до катастрофы. По официальным статистическим данным, только в течение 1902–1904 гг. на предприятиях Галиции произошло около 8,5 тыс. несчастных случаев, повлекший гибель 537 рабочих. В обрабатывающей промышленности Восточной Галиции в первые годы XX в. число несчастных случаев в 3–5 раз превышало их среднее число в Австрии. В последующие годы смертность рабочих в результате несчастных случаев не только не уменьшилась, а, наоборот, возросла: в 1908–1910 гг. погибло 638 рабочих. Такая же безрадостная картина отмечалась на предприятиях Буковины и Закарпатья. Так, в Береговской, Ужанской и Мармарошской жупах (округах) в 1902 г. произошло 129 несчастных случаев, в 1903 г. — 182, а в 1904 г. — 331. Владельцы предприятий всячески уклонялись от выплаты компенсации пострадавшим рабочим и их семьям.

Заработная плата западноукраинских рабочих была самой низкой в Австро-Венгрии и не обеспечивала им прожиточного минимума. Если средняя дневная заработная плата венских рабочих в 1901 г. составила 3,28 кроны, а в 1911 г, — 3,99 кроны, то Львовские рабочие в те же годы и тех же отраслях производства получали соответственно 1,68 и 2,39 кроны. К 1914 г. на основных промышленных предприятиях Галиции заработная плата была уже в 2 раза меньше, чем в Австрии, а на деревообрабатывающих достигала лишь 42 % ее. Подобная политика в оплате труда являлась одной из форм неприкрытого колониального угнетения и национальной дискриминации.

К тому же и свою мизерную заработную плату рабочие не получали полностью в результате злоупотреблений предпринимателей, проводившихся с разрешения правительства. В частности, широко процветала система оплаты труда не деньгами, а талонами в лавки при предприятиях, где товары, как правило, продавались по более высоким, чем на рынке, ценам. Из заработка рабочих предприниматели принудительно вычитали достаточно крупные суммы на строительство костелов, требовали покупать за собственные деньги инструменты, за малейшее нарушение налагали на них штрафы и т. п. Все это приводило к тому, что зарплата рабочих не обеспечивала им необходимых средств к существованию. Сопоставление заработной платы рабочих и цен на продукты питания во Львове в начале XX в. показывает, что денег у рабочего могло хватить лишь на хлеб для семьи.

В Закарпатье предприниматели с помощью штрафов лишали рабочих половины, а иногда и большей части заработной платы, сбывали им некачественные товары в своих лавках. Закарпатский рабочий, получавший в среднем 3–4 форинта в неделю, не мог свести концы с концами. Голод был нередким гостем в семьях закарпатских рабочих.

В таком же положении находились рабочие и на Буковине. Они получали в среднем от 8 до 16 крон в неделю. Особенно тяжелыми были условия труда и жизни рабочих — гуцулов на сплаве леса и лесоразработках, на предприятиях пищевой и других отраслей промышленности. Их заработки нередко не покрывали затрат на питание. Рабочие на буковинских спиртоводочных заводах использовали для еды брагу, предназначенную на корм скоту.

Еще более тяжелым стало материальное положение рабочих в годы экономического кризиса начала XX в., когда в Дрогобыче, Бориславе, Львове и других городах началась массовая безработица. Очень высокой была плата за квартиру, составлявшая до 30 % зарплаты рабочих. Это вынуждало их жить в подвальных помещениях, бараках, сараях. В условиях нищеты жили рабочие Борислава, что ярко отразил в ряде своих произведений И. Я. Франко. Страдали рабочие и от грубого произвола предпринимателей и их приспешников. Чиновники и надзиратели издевались над ними, унижали их человеческое достоинство, нередко прибегали к физическим расправам.

Экономическое положение крестьянства. Невыносимым было положение широких трудящихся масс западноукраинского крестьянства, которому постоянно угрожало разорение. Усиливалась их эксплуатация и угнетение помещиками, церковью, кулаками и ростовщиками, произвол и безнаказанность которых поддерживало и оберегало австро — венгерское чиновничество. Наряду с помещичьим землевладением все большие размеры приобретало землевладение кулаков, у которых земли было столько же, сколько у огромной массы мелких крестьянских хозяйств.

Малоземелье или безземелье основной части крестьян давало возможность помещикам, церкви и кулакам эксплуатировать крестьян с помощью отработок. Эти остатки крепостничества в Восточной Галиции особенно проявлялись в Бобрковском, Яворовском, Коломыйском, Львовском, Толмакском, Самборском и Тернопольском уездах. В целом отработки в Галиции были распространены в 30 уездах из 50.

Отработки за аренду земли, за взятые в долг деньги, за продукты питания, за пользование пастбищами, дорогами, за вязанку хвороста из помещичьего леса стали массовым явлением и на Буковине. Причем помещики, как правило, принуждали должников отрабатывать весной, т. е. тогда, когда крестьянам необходимо было обрабатывать свои собственные клочки земли. Местная буковинская пресса (газета «Буковина» за 26 мая 1909 г.) признавала, что отработки — та же «барщина, хоть и без кнута, но тем хуже, так как голод и холод бьют больше, чем кнуты».

Наличие на западноукраинских землях огромного рынка дешевой рабочей силы делало безвыходным положение сельскохозяйственных рабочих. Пользуясь этим, помещики устанавливали для них почти нищенскую плату. Так, в имении князя Сапеги в с. Гаи на Львовщине крестьяне зарабатывали в день летом 16–30 крейцеров, а зимой — 12–20 крейцеров. В с. Бабинцы Борщевского уезда в имении помещика крестьяне работали за 14–й сноп ржи, 15–й сноп пшеницы. Зимой дневного заработка галицийского сельскохозяйственного работника едва хватало на покупку 2 кг хлеба, а заработка женщины-работницы — на 1,5 кг.

Значительные остатки феодально-крепостнических отношений сохранялись и в Закарпатье. Большинство середняков, не говоря уже о бедняках, шли в кабалу к помещикам, кулакам и священникам. Нередко они вынуждены были обрабатывать и засевать своим зерном землю помещика, получая за это половину урожая. Если же крестьянин, не имея зерна для посева, брал его у помещика, то получал только треть урожая.

Не отставала от помещиков и церковь. Так, в с. Перечни в Закарпатье 142 крестьянские семьи со своим рабочим скотом ежегодно отрабатывали бесплатно для местного священника в среднем по одному дню, столько же хозяйств, но без рабочего скота — по два дня, 56 батраков — по одному дню, шесть крестьян, не имевших своего жилья — также по одному дню. Венгерские чиновники принуждали крестьян собирать урожай на землях духовенства, в то время как на их собственных лоскутках земли зерно высыпалось.

Налоговое бремя. Положение трудящихся ухудшалось вследствие роста прямых и непрямых налогов. Прямые налоги крестьяне платили за землю, дом, скот, проезд через мосты и др. При определении суммы налогов чиновники прибегали к различным злоупотреблениям, в частности завышали качество крестьянской земли. Поэтому крестьяне в Галиции платили поземельных налогов в 3 раза больше, чем помещики. На Буковине помещики и духовенство, владея почти таким же количеством, земли, как и крестьяне, платили 301 тыс. крон поземельного налога, а крестьяне — 581 тыс. крон. Сумма прямых налогов помещиков составляла 444 тыс. крон, а крестьян — 4,4 млн. крон. В Закарпатье 50–60 % нищенского дохода крестьян шло на покрытие налогов. Только церковь ежегодно взимала с крестьян больше 100 тыс. крон, что составляло 89 % прямого налога.

Характеризуя налоговое бремя западноукраинского крестьянства в начале XX в., ленинская «Искра» 15 октября 1902 г. писала: «…галицийский крестьянин является собственником только по названию. Освобожденные от крепостной зависимости в 1848 г., галицийские крестьяне за огромный выкуп получили ровно столько земли, сколько необходимо было, чтобы гарантировать правильное поступление платежей и налогов. Так как все леса и выгоны отошли к помещикам, то крестьяне лишены были возможности вести сколько — нибудь правильное хозяйство. Бремя налогов бросило их в объятия ростовщика, и скоро весь доход со своего жалкого участка стали они делить между кулаком и казной. Им самим и их семьям не оставалось ничего, и чтобы хоть как — нибудь прокормиться, пришлось прибегнуть к продаже своей рабочей силы».

Кроме прямых налогов трудящиеся платили большие косвенные налоги в виде повышенных цен на товары широкого потребления. Например, в 1904 г. в Северной Буковине косвенные налоги втрое превышали размер прямых. К началу XX в. большинство крестьян уже было не в состоянии оплачивать все подати, налагавшиеся властями, а также поборы, взыскивавшиеся местными помещиками и буржуазией. В связи с этим из года в год возрастала их задолженность.

Массовым явлением в начале XX в. на западноукраинских землях стала продажа имущества трудящихся с аукциона за долги. Только во Львове в 1900 г. через аукцион местные власти взыскали с населения около 46 тыс. крон. С молотка продавались ежегодно десятки тысяч крестьянских хозяйств. Если в 1900 г. в Галиции за долги было продано 14,6 тыс. хозяйств, то в 1910 г. — уже 27,2 тыс. На Буковине в связи с неуплатой долгов в течение 9 лет (1903–1911) 10 тыс. крестьян лишились земли.

Не последнее место в распродаже крестьянских хозяйств занимали кредитные учреждения, которыми заправляла украинская буржуазия. На Буковине ? крестьянских земель были заложены и в любой момент могли быть распроданы с аукциона. Аналогичное положение сложилось и на других западноукраинских землях. Правительство Австро-Венгрии, страшась возникновения волнений трудящихся, вызванных тяжелым материальным положением и голодом, направило в 1900 г. в Закарпатье чиновника министерства земледелия Э. Эгана для ознакомления с условиями жизни населения. В своем докладе он вынужден был отметить массовое безземелье местных крестьян, а закарпатских украинцев прямо назвал «вымирающим народом». «Русский (т. е. украинский. — Ред.) крестьянин, — писал Э. Эган в 1901 г., — не видит целый год ни мяса, ни яйца, разве что выпьет несколько капель молока, а в пасхальный день съест кусок ржаного или пшеничного хлеба. Повседневное его питание — овсяная лепешка и, когда есть, картофель».

Бедственное положение трудящихся усугублялось отсутствием на западноукраинских землях какой — либо системы охраны здоровья. Плохое питание, ужасные жилищные условия, отсутствие медицинской помощи были причинами высокой смертности населения. В Восточной Галиции она была самой высокой среди всех провинций империи. Особенно возрастала смертность среди трудящегося населения в неурожайные годы, во время сильных наводнений и страшных эпидемий, уносивших сотни, тысячи, а иногда и десятки тысяч людей. Очень высокой была детская смертность. Даже по далеко не полным официальным данным, каждый пятый ребенок галицийского рабочего или крестьянина умирал в возрасте до одного года.

Смертность достигла огромных размеров и на Буковине, где свирепствовали туберкулез и пеллагра. Не лучшим было положение и в Закарпатье, где население повально болело дифтеритом, скарлатиной, трахомой, дизентерией, тифом, туберкулезом, холерой. По статистическим данным того времени, средняя продолжительность жизни западноукраинского рабочего была такой же короткой, как и у рабов в колониях Африки и Азии.

Политический и национальный гнет. Клеймя Австро-Венгерскую империю как тюрьму народов, разоблачая угнетательскую политику ее правительства, революционер — демократ Иван Франко с гневом писал:

О Австрия! Ты — страшный символ гнета,

Где станешь ты ногой — там стон народа,

Там с подданных сдирают третью шкуру.

Ты давишь всех, крича: «Несу свободу!»

И грабишь с воплем: «Двигаю культуру!»[300].

Свою колонизаторскую политику на западноукраинских землях правительство Габсбургов осуществляло в различных формах: установлением административно — территориального деления, не отвечавшего ни этническим, ни хозяйственным особенностям края; введением избирательной системы в государственные учреждения, направленной против трудящихся; разжиганием межнациональной вражды и беспощадным подавлением национально — освободительного движения.

Постоянно руководствуясь принципом «разделяй и властвуй», австро-венгерское правительство проводило Коварную политику по отношению к угнетенным народам, прикрывая зачастую свои действия различными лицемерными конституционными актами.

Ликвидировав в 1907 г. куриальную систему и введя всеобщее избирательное право, правительство Австро-Венгрии сохранило ряд цензов (возрастной, оседлости и др.), ограничивающих права трудящихся. От выборов в австрийский парламент, галицийский и буковинский сеймы народные массы фактически отстранялись еще и установлением высокого имущественного ценза. При такой системе в списки избирателей не могли быть включены рабочие и бедняцко — середняцкие массы. Женщины вообще не имели права голоса.

В начале XX в. в Галиции в выборах фактически принимало участие лишь около 7, а на Буковине—4,9 % населения. Новый избирательный закон не ликвидировал старой системы дискриминации украинского населения. Так, немцы избирали одного депутата от 40 тыс. человек, а украинцы — от 102 тыс. Поэтому в рейхсрате и местных сеймах фактически хозяйничали австрийские, венгерские, немецкие, польские, румынские помещики, капиталисты и чиновники.

Угнетательская политика правящих кругов Австро-Венгрии по отношению к украинскому населению проявлялась также в попытках задушить в нем чувство национального единства со всем украинским народом, чувства близости к русскому народу. Осуществляя политику ассимиляции украинцев, монархия Габсбургов опиралась в Галиции на польские, на Буковине — на румынские, в Закарпатье — на венгерские правящие классы. Украинская культура и язык беспощадно притеснялись в школах, учреждениях, даже в быту. Чиновники своевольно зачисляли украинцев к другим национальностям, заменяли украинские названия населенных пунктов немецкими, венгерскими и польскими.

Одним из показателей национального угнетения и дискриминации украинцев на западноукраинских землях был уровень занятости украинского населения в промышленности, на транспорте, в торговле и правительственных учреждениях, где украинцев работало значительно меньше, чем немцев и поляков.

Основная цель эксплуататорских классов и их партий на западноукраинских землях состояла в том, чтобы препятствовать росту классового сознания и единства трудящихся всех национальностей в борьбе за социальное и национальное освобождение.

Украинская буржуазия, помещики, кулачество, духовенство, буржуазная интеллигенция на западноукраинских землях экономически и политически были слабее польских, венгерских и румынских правящих классов. Не полагаясь на собственные силы в сохранении и укреплении капиталистических порядков, украинские буржуазно — националистические партии («национально — демократическая» — в Галиции, «прогрессивная» — на Буковине), как и польские, румынские, венгерские, сионистские, действовавшие в то время на западноукраинских землях, выступали верными союзниками сильной власти австро — венгерской монархии.

Антинародную политику проводила и клерикально — консервативная партия, созданная при активном участии митрополита униатской церкви А. Шептицкого — одного из лидеров реакционного лагеря, а также «москвофилы», действовавшие на всех западноукраинских землях. Являясь по существу агентурой царизма, «москвофилы» не признавали права украинского народа на самостоятельное национальное существование. И хотя между «москвофилами», «национально — демократической» партией в Галиции и «прогрессивной» на Буковине велась ожесточенная полемика на страницах периодической печати, всех их объединяло враждебное отношение к освободительному движению трудящихся масс.

Правительство Австро-Венгрии поощряло услуги украинских националистов. Оно предоставляло субсидии «Просвите», где заправляли предводители украинских буржуазных националистов К. Левицкий и Ю. Романчук. Добившись депутатских мест в рейхсрате и сеймах, украинские буржуазные националисты обращались к правительству с различными несущественными запросами, оставляя в стороне насущные потребности украинских трудящихся и тем предавая их коренные интересы.

Лагерю реакции на западноукраинских землях противостояли классово сознательные рабочие и крестьянские массы, выразителями интересов которых выступали революционер — демократ И. Я. Франко и его соратники — прогрессивные деятели украинской культуры О. Ю. Кобылянская, О. С. Маковей, Л. С. Мартович, М. И. Павлик, В. С. Стефаник и др. Они решительно разоблачали колониальную политику Габсбургов, вели борьбу против антинародной деятельности буржуазных националистов, католической и униатской церкви, выступали за дружбу между украинским, русским, польским и другими народами. От имени всех своих многочисленных единомышленников И. Я. Франко в период первой российской революции публично заявил: «Мы все русофилы… Мы любим великорусский народ и желаем ему всяческого добра, любим и изучаем его язык и читаем на этом языке… Мы считаем себя солидарными с лучшими сынами русского народа, и это крепкая, прочная и ясная основа нашего русофильства»[301].

Большое и благотворное влияние на творчество И. Я. Франко и других передовых западноукраинских писателей оказала ленинская «Искра» и другие революционные издания, воспитывавшие и укреплявшие у трудящихся западноукраинских земель чувство единства со всем украинским народом и исторической близости с русским народом. Пламенные интернационалистские призывы партии большевиков сплачивали всех трудящихся во главе с рабочим классом на революционную борьбу против эксплуататоров и эксплуатации.

Массовая эмиграция западноукраинского населения. Одним из характерных явлений социально — экономической жизни западноукраинских земель в конце XIX — начале XX в. стала массовая эмиграция трудящегося населения. «Нет сомнения, что только крайняя нищета заставляет людей покидать родину»[302], — писал В. И. Ленин, определяя причины массовой эмиграции из стран Южной и Восточной Европы, в частности Австро-Венгрии. Главными причинами эмиграции крестьян и рабочих западноукраинских земель были безземелье, голод, жестокая эксплуатация со стороны помещиков, кулаков, буржуазии, церкви, безработица, произвол австрийской бюрократии, национальное угнетение.

Все попытки крестьян облегчить условия своего существования на западноукраинских землях оставались безрезультатными. Так, жители с. Требуш в Закарпатье неоднократно обращались к органам власти с просьбой предоставить им право пользоваться государственными пастбищами. «Если наша последняя просьба, — писали они в 1899 г., — не будет удовлетворена, мы выедем из села и родины, потому что, к сожалению, непереносимое положение вынуждает нас сделать это». Крестьяне с. Буковинка заявляли: «Бремя налогов, постоянно возрастающее, истощает всю нашу силу, и под этим бременем мы не сегодня — завтра упадем с ног или вынуждены будем покинуть нашу родину и выехать на чужбину».

Эмиграции западноукраинских трудящихся активно содействовала многочисленная агентура иностранных промышленных и транспортных компаний, специально созданные эмиграционные бюро, заинтересованные в поставке дешевой рабочей силы преимущественно для капиталистических стран американского континента. Агитировали за выезд даже местные войты, писари, жандармские и другие чиновники, получавшие за каждого завербованного «комиссионные». Пользуясь неопытностью крестьян, их неосведомленностью с правилами оформления документов — паспортов и «шифкарт» — корабельных билетов, агенты всячески обманывали эмигрировавших.

С начала XX в. эмиграция стала массовой. Общие масштабы ее, даже по неполным данным тогдашней официальной статистики, характеризуются такими цифрами: только с 1900 по 1910 г. из Галиции и Буковины эмигрировало почти 300 тыс. человек, Закарпатье за период с 1905 по 1914 г. покинуло свыше 40 тыс. человек. Наряду с этим в 1900–е годы около 200 тыс. крестьян — западноукраинцев ежегодно уезжали на сезонные работы в соседние европейские страны. Переселенцы в основном выезжали в Соединенные Штаты Америки, Канаду, Бразилию, Аргентину, а сезонные рабочие — в Германию, Россию, Румынию и другие страны.