Глава третья
Глава третья
1
Тичфильд. Зимний вечер. В гостиной граф Саутгемптон, Джон Флорио, Шекспир и гости, среди них три юные дамы Анжелика, Франсис и Молли.
Уилл ( как бы про себя)
Заботливо готовясь в дальний путь,
Я безделушки запер на замок,
Чтоб на мое богатство посягнуть
Незваный гость какой-нибудь не мог.
А ты, кого мне больше жизни жаль,
Пред кем и золото – блестящий сор,
Моя утеха и моя печаль, –
Тебя любой похитить может вор.
В каком ларце таить мне божество,
Чтоб сохранить навеки взаперти?
Где, как не в тайне сердца моего,
Откуда ты всегда вольна уйти.
Боюсь, и там нельзя укрыть алмаз,
Приманчивый для самых честных глаз!
48
Флорио, переглянувшись с графом:
– Все чаще мы слышим сонеты, обращенные к леди. Ах, кто же это, Уилл?
– Зачем вам знать?
Генри, поглядывая вокруг свысока и по росту, и чувства собственного достоинства:
– Ну, хотя бы для того, чтобы нечаянно не выступить вашим соперником. Ведь ваша тайна – от досужих глаз и мнений, а не от нас, ваших друзей, которые будут рады, вместе с вами, привечать вашу избранницу. Позвольте нам угадать, кто она?
Уилл смеется:
– Хорошо. От вас-то тайн у меня нет и не может быть.
Граф Саутгемптон приглядывается к дамам, словно раздумывая, какая из них ему больше нравится.
Анжелика оживляясь:
– Что с ним? Он, кажется, впервые нас заметил? А то все заглядывался на Уилли, вслед за Шекспиром, который влюблен в юношу.
Молли с улыбкой:
– Как Венера в Адониса?
Франсис уверенно:
– Наш Уилли, конечно, сойдет за Адониса, но он явно неравнодушен к женщинам, и проводит с нами время куда более охотно, чем в окружении графа Саутгемптона и Шекспира.
Молли негромко:
– С Шекспиром ясно. Он поет платоническую любовь. А граф Саутгемптон еще молод. Это он-то и есть Адонис, которого Шекспир устами самой Венеры… приучает к мысли о женитьбе, по просьбе графини. Отказываться от помолвки с внучкой первого министра короны – случай небывалый.
Анжелика с надеждой:
– Мне кажется, я знаю, что у графини на уме. Она будет рада, если Генри влюбится в меня.
Франсис с вызовом:
– Нет, в меня!
Молли решается:
– Вряд ли ваше соперничество между собою вскружит голову графу Саутгемптону. Придется мне за него взяться.
Анжелика с мольбой:
– Но ты же замужем, Молли!
– Может, это и лучше. Надо, чтобы Адонис возжаждал любви и женитьбы, а для этого все усилия, доступные любви, хороши. Я буду наперсницей вас обеих, если вы поведете себя соответственно.
Анжелика с любопытством:
– Что это значит – соответственно? Прилично – или наоборот?
Молли смеется:
– Как! Не понимаете? Вы ссоритесь между собою вместо того, чтобы сообща вести осаду крепости, бросая через стены неотразимые стрелы Амура.
Анжелика простодушно:
– Но это же у Амура золотые стрелы, а у нас?
Молли со знанием дела:
– Влюбленные взгляды – это и есть неотразимые доводы любви. Хоть вы сами-то влюблены в нашего Адониса? Или просто хотите выйти за него замуж? Ждете любви от него? Таким образом ничего не дождетесь.
Мэри Фиттон и граф Саутгемптон – они у всех на виду, как на сцене, поскольку это был редкий случай, когда граф разговаривал с молодой женщиной.
Молли, поднимая голову:
– Ах, граф, по вашему совету я перечла поэму нашего Шекспира «Венера и Адонис».
Генри улыбается сдержанно:
– Браво, браво! Читали с удовольствием?
– Скорее с досадой.
– С досадой? Отчего же, Молли?
Мэри Фиттон растроганно:
– Молли! До сих пор я слышала от вас лишь миссис Фиттон.
– Ох, что же удивительного в том?
Мэри Фиттон, бросая на него влюбленный взгляд, а голос ее звучит взволнованно-нежно:
– Когда вы здесь, как принц, наследный принц, при этом вы прекрасны, как Адонис, не смею и подумать я о счастье привлечь вниманье ваше к моей особе, поэтому я тронута до слез. Простите!
Генри с изумлением, про себя:
– Вправду тронута до слез? И взгляд влюбленный, как стрела, пронзила и впрямь до судорог наслаждения, а очи черные сияют светом, пленительным до неги и любви.
Молли, торжествуя про себя:
– Что с вами, граф? Иль в самом деле вы Адонис, чья душа с таким трудом выносит любовь самой Венеры?
Генри выпрямляется:
– Я – Адонис, а вы Венера? Вы это разыграть хотите здесь и на виду у всех? Мысль хороша, но я плохой актер. – Оглядывается, ищет кого-то глазами. – Шекспир же, молодой душой, для роли Адониса, конечно, староват. Но есть у нас Уилли, вот кому роль эта впору. С ним сыграйте пьесу, которую Шекспиру сотворить с поэмой под рукой – пустяк.
Мэри Фиттон, слегка смущенная:
– Но, граф, я вижу в вас Адониса. Венера недаром же в него влюбилась страстно, совсем, как смертная, а не богиня, поэтому беспомощнее нас.
– И в самом деле!
– Нам справиться с Адонисом нетрудно, и жив остался бы, а уж как счастлив!
Генри, уводя в сторону Молли:
– Вы знаете, я, как Шекспир, восхищаюсь красотой Уилли, при этом вовсе неравнодушен к женщинам, я не Адонис…
Мэри Фиттон, оглядываясь:
– Шекспир?
Генри, лукаво взглядывая на Мэри Фиттон:
– Я скажу больше, он страстно влюблен в одну даму.
Молли быстро, страстным полушепотом:
– Откуда вы знаете? Неужели он выбрал вас в наперсники?
– Нет. Он поет любовь, из его сонетов.
– Вы знаете, кто она?
– Кто бы она ни была, поэт обессмертил ее.
– Значит, вы не знаете, кто она?
Генри смеется:
– Никто не знает. Шекспир держит имя своей возлюбленной в тайне, по ее просьбе или приказанию. Я думаю, она просто замужем, и связь с поэтом, конечно, должна хранить в тайне от света. Но, кажется, я начинаю догадываться, кто она.
– Кто же?
Граф Саутгемптон, взглядывая вдоль анфилады комнат, видит, как в сторону поспешно уходит Шекспир. А Мэри Фиттон останавливается у зеркала.
Звучит музыка. В просторном зале танцы. Граф Саутгемптон, которого не оставила в покое Мэри Фиттон, танцует с нею.
Генри восклицает:
– О, боги! От любви твоей, ну, кто бы смог отказаться? И старец полумертвый, помолодев, вернулся б к грешной жизни.
Молли в восторге:
– Ах, вы заговорили, как Шекспир!
Генри, покачав головой:
– Но тут одно лукавство, как я вижу, не без участья матери моей. Признайтесь!
Мэри Фиттон продолжает игру:
– В чем? Что я в вас влюблена?
– Я говорю: лукавство ваше мило, но от него страдает наш Шекспир, достойнейший из смертных среди нас.
– Актер?
– Поэт! Он в вас влюблен и любит вас, не так ли?
– Он вам сказал?
– О том поет в сонетах, о чем вы лучше знаете меня.
– Нет, он поет в сонетах вас с Уилли.
Генри решается высказаться прямо:
– То отголоски песен о любви, любви к прекрасной даме… И я, признаюсь, по-прежнему, как в юности, влюблен, вот почему я не хочу жениться и предаваться у себя страстям, что лишь уводит от мечты моей о совершенном счастье.
Мэри Фиттон, с изумлением оглядываясь вокруг:
– Кто она?!
– Увы! Ее здесь нет, иначе был бы я счастливейшим из смертных.
Граф Саутгемптон прикладывает палец к губам и, поклонившись даме, удаляется, не очень довольный тем, что раскрыл свою тайну. Мэри Фиттон явно озадачена.