Рубенс. Истории любви и творений .

Рубенс. Истории любви и творений .

В Эрмитаже есть большой зал, весь заставленный картинами Рубенса, самый светлый, сияющий по живописи, с пышнотелыми фигурами обнаженных женщин, ничего подобного нет и в залах итальянского искусства эпохи Возрождения, не говоря о полотнах Рембрандта и малых голландцев, мимо которых идешь, чтобы попасть на пиршество великого фламандца.

Одна его картина «Персей и Андромеда» – это невероятное нагромождение мотивов и тем, с головой горгоны Медузы на щите Персея, с крылатым конем, которого удерживает не то Амур, не то ангелочек, Персей в римских доспехах, обнаженная Андромеда, она прикрывается одной рукой, которой и касается Персей, точно это миг свидания, а его голову сверху венчает венком женщина, видимо, олицетворение славы, – все сияет блеском жизни и искусства.

Откуда это великолепие, превосходящее по свободе и размаху картины первейших гениев Ренессанса в Италии? Говорят о барокко и «духе Фландрии». А Ренессанс в Нидерландах связывают с творчеством Яна ван Эйка, Иеронима Босха, Питера Брейгеля, что скорее похоже на проторенессанс в живописи, с преодолением готики у Рубенса, с формированием у него классического стиля, как у Пуссена и Веласкеса, к чему они стремились осознанно, дыша дивным воздухом Высокого Возрождения в Италии, пусть оно стало уже воспоминанием.

Жизнь свою в ее самых сокровенных переживаниях и устремлениях Рубенс, как никто из художников, воспроизвел в своем творчестве. «Автопортрет с Изабеллой Брант. Жимолостная беседка». (1609-1610). Можно ничего не знать о тех, кто изображен на картине, которая называлась «Жимолостная беседка», и недаром, но ясно: перед нами влюбленная пара, возникает невольно ассоциация – «Адам и Ева», только в одеждах современных, тщательно выписанных, драгоценных по изяществу, фактуре, цвету, а в позах, как женщина сидит внизу, а мужчина чуть выше, проступает невыразимая грация, руки не соединены, она просто положила свою на его руку, у нее ясный взгляд, у него томный, как и должно быть у влюбленного до самозабвения Адама.

Это поэма о любви к женщине, к жизни и к живописи в их превосходной степени. По сути, это претворение чудесного идеала в жизни и в искусстве, к чему лишь стремились Боттичелли, Леонардо и Рафаэль. Это венец Ренессанса. Если угодно, северный венец.

Рубенс волей судьбы сформировался как человек и художник эпохи Возрождения. Он родился при весьма удивительных обстоятельствах и рос в условиях первой буржуазной революции в Европе – в Нидерландах (на территории современной Бельгии, части Франции, Люксембурга и Голландии). Отец Рубенса, Ян Рубенс, юрист, получивший образование в Италии, был вынужден как протестант бежать вместе с семьей из Фландрии при вступлении в Южные Нидерланды испанского герцога Альбы. В Кельне он стал адвокатом Анны Саксонской, супруги Вильгельма Оранского, главы нидерландской оппозиции к Испании, и случилось так, что за деловыми отношениями обнаружилась интимная связь, и Яну Рубенсу грозила смертная казнь. Его жена, дочь антверпенского купца, Мария Пейпелинкс, – у них было четверо детей, – вступилась за мужа, когда другая на ее месте могла бы отвернуться от него, ценой своего состояния она вызволила мужа из крепости, с разрешением поселиться всей семьей в маленьком городке Вестфалии. Это было изгнанием в изгнании.

Сохранилось ее письмо мужу, которое характеризует вполне эту удивительную женщину: «Разве я могла бы быть настолько жестокой, чтобы еще более отягощать Вас в Вашем несчастии и в Вашем одиночестве, в то время как я охотно, если бы это только было возможно, спасла Вас ценой моей крови… И неужели же после столь длительной дружбы между нами возникла бы ненависть, и я считала бы себя вправе не простить Вам проступок, ничтожный в сравнении с теми проступками, за которые я молю ежечасно прощения у всевышнего отца?..

Дай бог, чтобы мое прощение совпало с Вашим освобождением – оно бы вновь даровало нам счастье. Моя душа настолько связана с Вашей, что Вы не можете не испытывать никакого страдания без того, чтобы я не страдала в такой же мере. Я уверена, если бы эти добрые господа увидели мои слезы, они имели бы ко мне сострадание, даже если бы у них были деревянные или каменные сердца… Я сделаю все от меня зависящее и буду просить за Вас заступничества перед богом, и это же будут делать наши детки, которые Вам кланяются и так страстно желают Вас видеть, как и я. И никогда больше не пишите «Ваш недостойный супруг», так как все забыто».

Такое событие в изгнании несомненно отразилось на характере Марии Пейпелинкс, вместо потерь, высшее развитие личности женщины, которая родила еще двух сыновей – Филиппа в 1574 и Петера Пауля Рубенса в 1577 году в немецком городке Зинген. После смерти мужа она вернулась в Антверпен, приняла католичество и определила младшего сына, вероятно, и Филиппа, в латинскую школу, в которой преподавали ученые иезуиты. Языки, теология, античная мифология – Рубенс еще в школе получил прекрасное образование, и в это же время он проявляет природное дарование к живописи, чему всячески содействует его мать, тем более что Филипп идет по стопам отца. В 1598 году Рубенс был принят в антверпенскую гильдию св. Луки с правом быть свободным художником. «Портрет мужчины 26 лет» (1597) свидетельствует о близости молодого художника к нидерландской школе живописи, прославленной Яном ван Эйком, что естественно. Но также естественно для того времени и особенно для Рубенса его жизнь в Италии – с 1600 по 1608 гг.

Он прямо направился в Венецию, очевидно, сознавая свое родство с венецианской школой живописи. Он копирует Тициана, но это не было ученичеством, он будет изучать и копировать Тициана в течение всей своей жизни, – это было для него, как перечитывание классики. Рубенс окунулся в эпоху Возрождения не только как художник, но и как личность, а именно ренессансная личность с ее деятельной волей и разносторонними интересами.

Он изучает памятники античности и Высокого Ренессанса и как теоретик искусства, он поступает на службу к герцогу Винченцо I Гонзага в Мантуе – не просто в качестве придворного художника, а дипломата; он проводит многие месяцы в Риме, во Флоренции, в Венеции и Генуе, а в 1603 году едет с поручениями и подарками от имени герцога в Испанию ко двору короля в Вальядолиде. Разумеется, при дворах правителей Рубенс исполняет и заказные работы, как впоследствии при английском и французском дворах. В Испании Рубенс познакомился с Веласкесом, который по его совету посетит Италию (а Пуссен – он почти всю жизнь провел в Италии).

В 1608 году Рубенс получает известие о болезни матери и возвращается в Антверпен. Он не застал мать в живых, но она, умирая, знала, что ее сын в Италии обрел как художник всеевропейскую известность. Многолетняя борьба против владычества Испании привела к разделению южных и северных провинций Нидерландов; в 1609 году северные обрели независимость в результате перемирия между Испанией и Голландией, а южные провинции, с Фландрией, став самостоятельным государством, фактически остались под властью испанского короля.

Рубенс по возвращении на родину, видимо, вновь ощутил себя фламандцем; принятый на службу при дворе эрцгерцога Альберта и эрцгерцогини Изабеллы в Брюсселе в качестве придворного художника, а когда нужно и дипломата, он оговаривает для себя право постоянно жить в Антверпене и начинает новую жизнь женитьбой на Изабелле Брант, дочери юриста восемнадцати лет.

Если Рубенс писал в Италии и Испании парадные портреты в стиле барокко, то «Жимолостная беседка» возвращает художника 32-33 лет к истокам фламандской школы, но уже на высоте Тициана и Рафаэля, только во Фландрии, отныне заключающей в себе чудесный мир мировой живописи в его ярчайших проявлениях.

«Автопортрет». (1625-1628).

«Четыре философа» (1611-1612), «Портрет камеристки инфанты Изабеллы» (Середина 1620-х), «Портрет Изабеллы Брант» (Около 1626) – это ренессансные шедевры, высокая классика, когда о барокко или «духе Фландрии» не приходится говорить, поскольку здесь торжествует эстетика Ренессанса.

«Елена Фоурмент в свадебном наряде». Деталь. (Около 1630-1631).

Но и Фландрия не отпускает Рубенса. После смерти Изабеллы Брант в 1626 году художник писал своему другу Пьеру Дюпюи: «Поистине я потерял превосходную подругу, которую я мог и должен был любить, потому что она не обладала никакими недостатками своего пола; она не была ни суровой, ни слабой, но такой доброй и такой честной, такой добродетельной, что все любили ее живую и оплакивают мертвую. Эта утрата достойна глубокого переживания, и так как единственное лекарство от всех скорбей – забвение, дитя времени, придется возложить на него всю мою надежду. Но мне будет очень трудно отделить мою скорбь от воспоминания, которое я должен вечно хранить о дорогом и превыше всего чтимом существе. Думаю, что путешествие помогло бы мне, оторвав меня от зрелища всего того, что меня окружает и роковым образом возобновляет мою боль…».

Здесь удивительны и глубина переживания, и сила мысли, подвергающая анализу состояние души. Рубенс недаром изобразил себя и своего брата Филиппа, гуманиста, среди четырех философов, при этом бросается в глаза: он выглядит старше своего старшего брата, стоик по своему миросозерцанию, а по внешнему впечатлению – величайший жизнелюб, но здесь нет противоречия, такова эстетика Ренессанса. Путешествия Рубенса связаны с его активной дипломатической деятельностью; после заключения мира между Англией и Испанией в 1630 году он был возведен в дворянское достоинство испанским и английским королями; правда, достичь мира между Южными и Северными Нидерландами ему не удается, и он снова возвращается в Антверпен, с решением жениться.

Рубенс писал своему другу Пейреску: «Правда, я был в великой милости у светлейшей Инфанты (да дарует ей Господь райское блаженство) и первых Министров Короля, а также завоевал расположение тех, с кем вел переговоры в чужих краях. Вот тогда-то я и решился сделать усилие, рассечь золотой узел честолюбия и вернуть себе свободу, находя, что нужно уметь удалиться во время прилива, а не во время отлива, отвернуться от Фортуны, когда она еще улыбается нам, а не дожидаться, когда она покажет нам спину…

Теперь, слава Богу, я спокойно живу с моей женой и детьми (о чем господин Пикери, вероятно, рассказал Вашей Милости) и не стремлюсь ни к чему на свете, кроме мирной жизни. Я решил снова жениться, потому что не чувствовал себя созревшим для воздержания и безбрачия…

Я взял молодую жену, дочь честных горожан, хотя меня со всех сторон старались убедить сделать выбор при Дворе… Я хотел иметь жену, которая бы не краснела, видя, что я берусь за кисти, и, сказать по правде, было бы тяжко потерять драгоценное сокровище свободы в обмен на поцелуи старухи».

«Сад любви». (1631). В этой большой аллегорической картине, которая отдает скорее классицизмом, чем барокко, что естественно для Рубенса, поскольку он осознанно придерживается эстетики Высокого Ренессанса, мы узнаем в правом углу входящих в Сад любви художника и его молодую жену.

«Портрет Елены Фоурмент с ее старшим сыном Францем». (1634-1635). Здесь та же тема мадонны с младенцем, обретшая чисто светский и даже бытовой характер, но сохраняющая возвышенность и сокровенность женской красоты и материнства.

«Вирсавия». (Около 1635). Библейская история, по эстетике Ренессанса, предстает как вневременное событие, которое смыкается с настоящим, перед художником его модель, он должен воспроизвести красавицу, она, как нарочно, обнажает ее прелести, не смущаясь ни слуг, ни царя Давида в отдалении, ведь все происходит сейчас – и в вечности. В вечности мифа и искусства.

«Шубка». (Около 1638-1640). В последние годы правая рука отказывалась служить художнику, говорят, из-за подагры, а скорее из-за непрерывных усилий, и ему пришлось приручить левую руку владеть кистью с такой же легкостью и точностью, как он владел правой смолоду. «Шубка» – одна из последних работ Рубенса. Ничто не говорит об осени, но о ночи любви у порога бессмертия.