Глава 25 ПРОБЛЕМЫ И ТРУДНОСТИ ПРАВИТЕЛЬСТВА РАДЖИВА ГАНДИ

Глава 25

ПРОБЛЕМЫ И ТРУДНОСТИ ПРАВИТЕЛЬСТВА РАДЖИВА ГАНДИ

Новые веяния в социально-экономической политике

Раджив Ганди, знакомый с историей погромов после убийства Махатмы Ганди, в своем первом обращении к нации в качестве премьер-министра предупредил своих соотечественников: «Ничто так не может причинить боль душе любимой нами Индиры Ганди, как насилие в любой части нашей страны». Несмотря на это, 1 ноября в Дели начались массовые избиения сикхов под лозунгами «кровь за кровь», «смерть сикхам», «покончим с предателями» и т.п. 2 ноября в другом обращении Раджив Ганди сказал: «В то время как миллионы индийцев скорбят по трагической смерти их лидера, некоторые люди пытаются очернить ее память ненавистью и насилием… С этим надо покончить»[891]. Но правительство, по существу, не предприняло мер для того, чтобы остановить погромы. Полиция бездействовала. Армия была приведена в состояние готовности, но не получила приказа остановить массовые беспорядки. Только в Дели было убито около тысячи сикхов, преимущественно мужчин, сожжены их дома, лавки, магазины. Подвергались осквернению сикхские храмы и священные книги. В целом по стране четыре тысячи сикхов были убиты, около 50 тыс. остались без крыши над головой. Некоторые индийские политики объясняли случившееся «аморальной» позицией правящей партии Конгресс и ее правительства в центре и на местах. Единственным крупным городом, в котором сикхи почти не пострадали, была Калькутта с ее 50 тыс. сикхов, многие из которых были таксистами и, конечно, легко узнаваемыми по тюрбанам и бородам. Правительство Левого фронта во главе с главным министром Джьоти Басу (1915–2010) отдало четкие распоряжения полиции не допустить возникновения каких-либо беспорядков[892].

Раджив Ганди пришел к власти в чрезвычайно сложной и даже взрывоопасной обстановке. К тому же всего через один месяц после того, как он стал премьер-министром, в стране произошла крупнейшая в ее истории техногенная катастрофа. В г. Бхопал (Мадхъя-Прадеш) на химическом заводе, принадлежавшем американской фирме Union Carbide, 3 декабря 1984 г. произошел гигантский выброс ядовитого газа в атмосферу. В течение нескольких часов погибло более 400 человек, а в конечном итоге число жертв достигло 14 тыс., и десятки тысяч (по некоторым оценкам, до 50 тыс.) получили поражения жизненно важных органов. В страхе жители бросились из города. Председатель Union Carbide Уоррен Андерсон прибыл в Индию, был арестован властями штата, но через несколько дней выпущен на свободу и выехал в США. Таким образом он избежал обвинений в индийском суде[893].

В этих условиях началась кампания по выборам в парламент. Конгресс проводил ее под лозунгом единства страны: «...нет ничего более важного, чем единство и целостность нашей нации. Индия неделима»[894]. В предвыборном манифесте партии подчеркивалось, что над страной «нависает серьезная угроза ее безопасности и целостности. Силы дестабилизации развили необычайную активность»[895].

По актуальному вопросу об отношениях между центром и штатами Конгресс заявлял, что его «главный принцип» состоит в том, что штаты должны быть достаточно сильными, чтобы эффективно выполнять свои обязанности в деле социального, экономического и культурного развития общества. В то же время «сильное центральное правительство» необходимо, чтобы защитить единство и целостность страны, обеспечить успех «процесса планирования» и направлять усилия всей страны в интересах поддержания социального и экономического порядка на основе принципов социализма[896].

Победа Конгресса под руководством Р. Ганди на выборах была ошеломляющей. Он получил почти 50% голосов избирателей и 401 место в парламенте (около 80% депутатских мандатов) – значительно больше, чем этого когда-либо добивался Конгресс при Неру или И. Ганди. Едва ли не главным фактором такой победы была реакция избирателей на пролитую Индирой Ганди кровь. Среди них было заметно больше женщин. Все партии правого спектра индийской политики потерпели сокрушительное поражение. Крупнейшая из них Бхаратия джаната парти получила 7% голосов и лишь два депутатских мандата в парламенте.

После выборов Р. Ганди подтвердил первоочередность задачи укрепления единства страны. В своем обращении к народу 5 января 1985 г. он говорил, что единство Индии имеет определяющее значение, все другое отходит на второй план. Позже в документах юбилейной сессии Конгресса, посвященной 100-летию партии (декабрь 1985 г.), отмечалось, что Конгресс ответил «демократическими и мирными мерами» на «вызов единству и целостности страны». Одновременно указывалось на то, что «между сильным центром и сильными штатами нет противоречий. Фактически обе стороны взаимно поддерживают и укрепляют друг друга... Для Конгресса политический плюрализм, успешно функционировавший под эгидой конституции, воплощает в себе мечты основателей Республики».

Р. Ганди подчеркивал, что социализм является подлинно индийской идеологией, уходящей корнями в историю страны. Он провозгласил задачей правительства экономическое развитие на основе социальной справедливости при «ограничении игры рыночных сил и свободы частного корыстолюбия и жадности». Правительство Конгресса вновь объявило в качестве своего главного приоритета «войну нищете», сокращение разрыва в доходах богатых и бедных и устранение социального и экономического неравенства[897].

Однако вскоре в деятельности правительства Р. Ганди в экономической сфере начались серьезные изменения. Социалистическая риторика Конгресса все больше стала уступать место рассуждениям о новой технологической революции, «прыжке в XXI век». Подготавливалась почва для более широкого внедрения рыночных отношений в индийскую экономику и большей открытости страны внешнему миру. По существу, был взят курс на либерализацию экономики и ее интеграцию в мировое хозяйство. Основой новой промышленной политики правительства стали ослабление государственного контроля над производством и распределением продуктов, сокращение промышленного лицензирования, смягчение ограничений на импорт, поощрение независимости предприятий, входивших в государственный сектор экономики. Такая политика дала определенные результаты, в том числе увеличение роста промышленного производства до 5,5% в год. Быстрыми темпами рос средний класс, численность которого, по некоторым оценкам, достигла 100 млн. человек[898].

В этот период расцвел крупный бизнес, особенно те предприниматели, которые были тесно связаны с правительством. Происходило слияние интересов бизнесменов и крупных чиновников. А на этой основе росла коррупция и взаимное обогащение и тех и других. Эта политика правительства подверглась критике со стороны левых интеллектуалов, которые обвиняли Р. Ганди в поощрении богатых и растущей зависимости от иностранного капитала[899].

Поменялся жизненный стиль многих политиков. Если раньше для них хорошим тоном была скромность в быту и поведении, простая национальная одежда, путешествия третьим классом в поезде и т.п., то теперь они жили в больших и богато обставленных домах, ездили в роскошных заграничных автомобилях, останавливались в пятизвездочных отелях и т.д. Их стали называть «новыми махараджами»[900].

В то же время большая часть Индии продолжала испытывать нищету и лишения. Осенью 1985 г. в ряде районов страны наблюдались засуха и неурожай. Сообщалось о смерти более 1000 человек от голода только в двух дистриктах штата Орисса. В 1987 г. в результате еще более жестокой засухи пострадало, по некоторым оценкам, около 200 млн. человек. Все это привело к массовому недовольству и антиправительственным выступлениям крестьян. В Махараштре их возглавил бывший чиновник Шарад Джоши, в Харьяне и Панджабе – фермер из джатов Махиндра Сингх Тикаит.

Джоши и Тикаит утверждали, что граница главного конфликта в Индии пролегает между деревней и городом, между городским средним классом и землевладельцами. Для разрешения этого конфликта необходимо повысить цены на продукцию сельского хозяйства и понизить тарифы на электричество для нужд деревни. Эти требования объединили десятки тысяч фермеров, которые в течение длительного времени выступали с демонстрациями и протестными маршами. Однако это движение не затронуло огромную массу деревенской бедноты – издольщиков и сельскохозяйственных рабочих, в основном из низших каст[901].

Примирение центрального правительства с конфликтующими штатами

Убедительная победа Конгресса на выборах позволила Р. Ганди обратиться к решению панджабской проблемы. В результате переговоров с лидером партии Акали дал Лонговалом в июле 1985 г. было подписано соглашение, по которому центр шел на уступки. Он согласился передать г.Чандигарх штату Панджаб, удовлетворить требования штата в перераспределении вод из рек для орошения, пересмотреть в пользу Панджаба отношения центра с ним. Президентское правление было отменено и началась подготовка к выборам в законодательное собрание штата.

На одном из массовых митингов Лонговал был убит двумя молодыми людьми, которые обвиняли его в предательстве «дела сикхов». Это вызвало волну сочувствия и поддержки в пользу Акали дал и осуждения действий экстремистов. В сентябре 1985 г. впервые за всю историю штата на выборах победила Акали дал[902].

Почти в то же самое время центральное правительство заключило соглашение в Ассаме с Всеассамским студенческим союзом (ВАСС) на следующих условиях: «чужаки», прибывшие в Ассам после 1 января 1966 г., но до 25 марта 1971 г. (когда началась война в Восточном Пакистане), получили разрешение остаться в штате без права гражданства. А тех, кто прибыли позже, следовало депортировать. Так же, как и в Панджабе, было отменено президентское правление и принято решение провести выборы в законодательное собрание штата. ВАСС преобразовался в политическую партию Ассам Гана паришад (Ассамский народный совет – АГП) и на выборах в декабре 1985 г. нанес поражение Конгрессу. Главным министром стал 32-летний Прафулла Маханта[903].

Процесс примирения со штатами был продолжен. В июне 1986 г. центральное правительство подписало соглашение с лидером Национального фронта Мизо Лалденга. Впервые Мизорам получил статус штата Индии, а Лалденга возглавил его правительство. В свою очередь, повстанцы сложили оружие и были амнистированы[904].

В этот период Р. Ганди пользовался большой популярностью, особенно среди молодежи. Он не был вовлечен в какие-либо скандалы. Его открытые, мягкие манеры, приятная внешность вызывали одобрение в народе. Именно тогда его прозвали «г-н Чистый» – большая похвала в обществе, уставшем от коррупции. Его непосредственное окружение и министры, такие же молодые люди, как правило, не традиционные политики, были хорошо знакомы с современными технологиями. Они заявили о намерении перенести Индию «из XVI в XXI в.», из эпохи «воловьей упряжки в век персонального компьютера».

У одной части общества это вызывало удивление и недоумение. Этих молодых министров насмешливо называли «компьютерными мальчиками Раджива». Другой, более молодой частью населения, Раджив воспринимался как символ «молодости и надежды нового поколения». Он много ездил по стране, «открывал» для себя Индию и встречал благосклонное к себе отношение, чему немало способствовало государственное телевидение (иного просто не было).

«Дело Шах Бано» и обострение религиозно-общинных отношений

Во время пребывания правительства Р. Ганди у власти ему довелось столкнуться с еще одним кризисом, который в конечном итоге сводился к вопросу об отношении государства к двум крупнейшим религиозным общинам – индусской и мусульманской. Он вызвал дискуссию в стране, в которую были вовлечены как широкая общественность, так и политики. Суть проблемы состояла в следующем.

В 1981 г. мусульманин А.М. Хан обратился в Верховный суд Индии с протестом против решения одного из местных судов, по которому он должен был выплачивать своей разведенной жене, 70-летней Шах Бано, пожизненное пособие. Хан настаивал на том, что он уже выплатил ей положенное трехмесячное содержание и, таким образом, у него нет перед ней каких-либо иных обязательств в соответствии с частным мусульманским правом, которое было сохранено и в независимой Индии.

В апреле 1985 г. дело Шах Бано начал рассматривать Верховный суд, который подтвердил правильность вердикта местного суда. В ходе процесса главный судья подчеркнул, что в вопросах алиментирования преимущество отдается Уголовно-процессуальному кодексу, а не частному праву, и женщины из мусульманской общины после развода так же, как и женщины из всех других религиозных общин, имеют право на содержание от бывшего мужа. После чего он заявил о назревшей необходимости провести через парламент Индии закон о едином гражданском кодексе для всех религиозных общин и что мусульманская община должна заняться вопросами реформирования ее частного права.

Мусульманские клерикалы восприняли решение Верховного суда как вмешательство в дела их общины и наступление на ислам. Но наиболее продвинутая мусульманская интеллигенция поддержала это решение суда, ссылаясь на авторитетные исламские источники, которые свидетельствовали о том, что после развода муж должен материально поддерживать бывшую жену вплоть до ее повторного замужества или смерти.

Дискуссия вокруг этого решения Верховного суда быстро приобрела политическую окраску. В июле 1985 г. один из членов парламента предложил законопроект об освобождении мусульман от ответственности по Уголовно-процессуальному кодексу в отношении брака и семьи. Против этого законопроекта выступил министр правительства Ариф Мохаммед Хан, который пользовался поддержкой премьер-министра Р. Ганди. При голосовании в парламенте законопроект был отклонен. Таким образом, правительство и парламент, по существу, выступили в поддержку решения Верховного суда по делу Шах Бано.

Однако на этом дело не завершилось. Дискуссия вышла за пределы парламента – на улицы. Вокруг судебного вердикта началась острая политическая дискуссия. Мусульманские ортодоксы требовали отмены решения Верховного суда, ссылаясь на преимущество мусульманского частного права над Уголовно-процессуальным кодексом. В мечетях раздавались голоса, осуждавшие решение Верховного суда и поведение Шах Бано. Ее называли «неверной». Напуганная таким поворотом дела, Шах Бано была вынуждена отказаться от решения Верховного суда и заявила, что выступает против судебного вмешательства в частное мусульманское право[905].

Личное дело Шах Бано на этом закончилось. Но начались его политические последствия. В конце 1985 г. Конгресс потерпел поражение в ряде дополнительных выборов в Северной Индии. Противники Конгресса использовали религиозные настроения мусульман в районах с их преобладающим населением. Они осуждали решение Верховного суда и поддержавший его Конгресс.

Отход части мусульман от Конгресса встревожил правительство Р. Ганди. В результате оно полностью пересмотрело свою позицию. Более того, правительство выступило с осуждением вердикта Верховного суда по делу Шах Бано, назвав его «дискриминационным и полным противоречий». Как писали некоторые индийские издания, Конгресс сам «признал мусульманских фундаменталистов как единственных представителей их общины»[906].

Но правительство Р. Ганди пошло еще дальше. В 1986 г. оно внесло в парламент законопроект, направленный на то, чтобы дезавуировать решение Верховного суда по делу о Шах Бано. В мае 1986 г. он был принят и получил название «Закон о защите прав мусульманок (на развод)»[907]. Этот закон полностью исключил из поля действия Уголовно-процессуального кодекса разведенных мусульманок и передал решение их судеб в ведение мусульманского частного права, лишив возможности обращаться в гражданский суд, и, как результат, дискриминация мусульманок по сравнению со всеми остальными индийскими женщинами.

Этот шаг по умиротворению консервативной части мусульманской общины вызвал резкий протест передовой общественности, квалифицировавшей его как ретроградный, и острую реакцию в общественно-политических кругах страны. Он поставил под сомнение прочность устоев индийского государства и секуляризма, заложенных курсом Неру[908].

В этом кризисе, который напрямую был связан с политикой Конгресса в отношении мусульман, Р. Ганди пошел на поводу у мусульманских консерваторов из-за боязни потерять голоса мусульман на выборах. Однако в конечном итоге это нанесло большой ущерб его партии.

Вместе с тем правительству Р. Ганди предстояло выдержать еще одно испытание. Дело в том, что рост мусульманского фундаментализма в стране был в большой степени отражением усиления шовинистических настроений в индусской общине. Это было другой стороной медали растущей религиозно-общинной розни.

С начала 1980-х годов происходил заметный рост влияния индусских консервативных сил, объединившихся вокруг преобразованной в 1980 г. Бхаратия джаната парти, а также близких ей по духу и идеологии таких влиятельных индусских организаций, как РСС и Вишва хинду паришад.

Хрупкое равновесие между двумя главными религиозными общинами, с большим трудом, огромными усилиями и политическим тактом завоеванное и сохраненное прогрессивными индийскими общественными, культурными и политическими деятелями, стало подвергаться испытаниям на прочность.

Лидер Бхаратия джаната парти Л.К. Адвани писал, что принятие Закона о защите прав мусульманок (на развод) в 1986 г., который аннулировал решение Верховного суда, было явно направлено на поощрение мусульманского блока голосов. Оно вызвало сильную волну недовольства среди индусов (а также среди умеренных мусульман) и превратило это судебное решение во всеиндийское событие. «Никогда за годы независимости Индии, – продолжал Адвани, – мусульманские организации не прибегали к движению на национальном уровне для оказания давления на правительство. Ситуация изменилась после дела Шах Бано»[909].

1 февраля 1986 г. дистриктовый судья в г. Айодхъя (штат Уттар-Прадеш) распорядился снять замки с дверей небольшого храма, чтобы индусы могли в нем молиться. Это был особый храм. Он находился внутри большой мечети, построенной в XVI в. генералом могольского императора Бабура (отсюда и название – мечеть Бабура). Индусы считали, что именно в этом месте родился бог Рама, и храм, посвященный ему, был построен задолго до мечети. Индусы называли это место Рамджанмабхуми (буквально: «земля, на которой был рожден Рам»). В XIX в. происходили неоднократные столкновения между индусами и мусульманами за право обладать этим местом. Британские власти предложили компромисс: мусульмане могут молиться внутри мечети, а индусы – на построенной снаружи своеобразной платформе.

Более поздняя история храма Рамы гласит, что в 1949 г. один из чиновников разрешил установить внутри мечети идол младенца Рама. Все это было сделано под прикрытием темной ночи. Верующие индусы поверили в сотворение чуда, означавшее, что божество требует вернуть ему место его рождения. Крайне обеспокоенный этими событиями премьер-министр Неру направил 26 декабря 1949 г. телеграмму главному министру штата Уттар-Прадеш Говинд Валлабх Панту: «Я озабочен развитием событий в Айодхъе. Я очень надеюсь, что вы лично примите участие в этом деле. Создается опасный прецедент, который будет иметь плохие последствия»[910]. Тогда же проблема в Айодхъе была решена следующим образом: доступ индусов к божеству был закрыт, однако один день в году – в декабре – они могли войти в храм Рамы и помолиться богу.

В начале 1980-х годов тлевший в течение долгих лет конфликт вокруг храма Рамы и мечети Бабура разгорелся вновь. В октябре 1984 г. Вишва хинду паришад развернул массовую агитацию за «освобождение места, где был рожден бог Рама». Многочисленные индусские монахи и святые из почитаемых старых храмов откликнулись на эти призывы. Были организованы массовые демонстрации и публичные митинги индусов, на которых звучало требование освободить бога Раму из «мусульманской тюрьмы». Местный адвокат подал в суд иск, требуя разрешить допуск индусов к храму Рамы. Именно по этому иску дистриктовый судья принял решение открыть замки на дверях храма Рамы и разрешить индусам входить в него для молитвы. Замки тотчас же были открыты, и последователи бога Рамы ринулись в храм.

Некоторые индийские обозреватели полагали, что существовала прямая связь между принятием Закона о защите прав мусульманок (на развод) и решением дистриктового судьи о храме в Айодхъе. Даже утверждалось, что храм бога Рамы был открыт по решению премьер-министра. Таким образом, уступка мусульманским фундаменталистам в деле Шах Бано компенсировалась уступкой индусским шовинистам. Если Закон о защите прав мусульманок преследовал своей целью привлечение голосов избирателей-мусульман, то открытие храма Рамы в Айодхъе было рассчитано на голоса индусов. Известный обозреватель Нирджа Чоудхури писал: «Проводимая правительством политика умиротворения обеих общин с целью достичь преимущества на выборах представляет собой порочный круг, из которого будет крайне трудно выйти»[911].

1 февраля 1989 г. около 100 тыс. индусских монахов и жрецов собрались в святом для индусов месте слияния рек Ганга, Джамуны и подземной священной реки Сарасвати около Аллахабада по случаю массового религиозного праздника Кумбх мела[912]. Они заявили, что 10 ноября 1989 г. в основание храма Рамы в Айодхъе будет возложен краеугольный камень. Там же было решено, что для строительства этого храма в каждой из сотен тысяч индийских деревень, и даже за пределами Индии, будут изготовлены и освящены шила (кирпичи). Затем эти освященные кирпичи будут доставлены в Айодхъю карсеваками (добровольными служителями в храмах), чтобы воздвигнуть из них храм Рамы. В июне 1989 г. руководство БДП приняло решение по ситуации в Айодхъе. Его суть состояла в следующем: чувства индусов следует уважать, поэтому место рождения бога Рамы должно быть передано индусам, по договоренности с мусульманами или посредством принятия соответствующего закона. БДП обратилась к правительству Р. Ганди с просьбой положительно решить проблему Айодхъи. Но, пишет Адвани, Конгресс не занял позицию последовательной поддержки дела Рамаджанмабхуми. «Конгресс и Раджив Ганди колебались и даже отступали в критические моменты. У нас также все большее беспокойство вызывало враждебное отношение некоторых мусульманских организаций к законным требованиям индусской общины в Айодхъе». Адвани ссылался на то, что Всеиндийский комитет действий по мечети Бабура (ВКДМБ) пытался мобилизовать мусульман по всей стране под лозунгом «Ислам в опасности». Если бы Конгресс внял просьбе БДП, то наша партия не присоединилась бы к движению в Айодхъе таким образом, как она потом это сделала, признавался Адвани[913].

Тревожная ситуация в Айодхъе оказала большое влияние на положение в Индии, особенно на севере страны. Так, в г. Бхагалпур (штат Бихар) в ноябре 1989 г. произошли межобщинные столкновения между индусами и мусульманами. Погибло несколько сотен мусульман, еще больше осталось без домов, которые были разгромлены или сожжены. Активную роль в этом вандализме сыграли члены РСС. События в Айодхъе и Бхагалпуре привели к еще большему отчуждению мусульман и индусов. Мусульмане заявляли, что Конгресс отказывается поддерживать их. В свою очередь, значительная часть индусов, особенно средний класс, стала выступать в поддержку БДП[914].

Новые этнические и религиозные проблемы

Если в начале своего пребывания у власти правительство Р. Ганди весьма успешно справилось с этническими и религиозными конфликтами в Ассаме, Мизораме и Панджабе, то в последующие годы ему пришлось столкнуться с новыми вызовами в этой же сфере.

В 1986 г. в Западной Бенгалии Национальный освободительный фронт гуркхов (непальцев) потребовал создания для них отдельного штата. Мирные выступления гуркхов перерастали в жесткие столкновения с полицией. В конечном итоге после встречи премьер-министра с лидером гуркхов Субхашем Гхисингхом удалось принять компромиссное решение о создании автономного совета для гуркхов[915]. Но на этом проблема не была решена.

В Ассаме племена бодо потребовали создания для них отдельного штата. На этой почве возникли конфликты и столкновения с ассамцами, которые унесли много жизней[916].

Вновь накалилась обстановка в Панджабе. Центральное правительство не передало г. Чандигарх этому штату, как ему ранее было обещано. В тому же была еще жива память об операции «Голубая звезда» и антисикхских погромах в Дели и других городах. На этой почве вновь появились лозунги о создании независимого Халистана. Начались акты террора, убийства индусов, число которых превысило число жертв во время первого выступления сикхов под руководством Бхиндранвале. В ответ на это правительство увеличило полицейский контингент в штате до 34 тыс. человек. В свою очередь, сикхские боевики провели ряд террористических актов в Дели и других городах Северной Индии. В мае 1988 г. правительственный спецназ успешно справился с боевиками, засевшими в Золотом храме. Они были окружены, лишены доступа к воде и пище и после трех суток осады сдались[917].

В 1987–1989 гг. вновь возникли проблемы в Кашмире, в котором был создан Объединенный мусульманский фронт, требовавший более широкой автономии для штата. Группы молодых людей переходили в Пакистан, где проходили подготовку в лагерях, созданных пакистанской армией. Затем они возвращались обратно с оружием и опытом ведения подрывных действий. Только в первой половине 1989 г. было зарегистрировано около 100 нападений на полицию и мирных жителей. По разным данным, было убито более 50, ранено 250 человек[918].

В это же время разгорелся долго тлевший этнический конфликт в Шри Ланке между сингалами и тамилами. Несмотря на все внутренние проблемы Индии, правительство Р. Ганди откликнулось на просьбу президента Шри Ланки и попыталось оказать ему помощь в решении этого конфликта. Там в течение ряда лет шла, по существу, гражданская война между сингальским большинством и тамильским меньшинством. Противостояние началось, когда правительство Шри Ланки объявило сингальский язык официальным языком этого государства. Тамилы потребовали таких же прав для своего языка. Получив отказ, они вышли на улицы с мирным протестом, который перерос в вооруженную борьбу. Позже была создана организация «Тигры освобождения Тамил илама» под руководством В. Прабхакарана, которая стала требовать создания отдельного государства на северо-востоке Шри Ланки, где тамилы составляли большинство населения. Столкновения между правительственными войсками и тамильскими боевиками приобрели ожесточенный характер и вылились в затяжную войну[919].

В этих условиях летом 1987 г. президент Шри Ланки попросил Р. Ганди выступить в роли посредника-примирителя. В соответствии с соглашением между Коломбо и Дели, индийский миротворческий контингент должен был быть переброшен в Шри Ланку, армия Шри Ланки – уйти в армейские бараки, а боевики – разоружиться.

С июля 1987 г. индийские войска начали прибывать в Шри Ланку. В конечном итоге число солдат достигло 48 тыс. Их присутствие вызвало неприязнь сингальских националистов, которые усмотрели в этом покушение на суверенитет их страны. Тамильские боевики также не были довольны тем, что от них требуют разоружиться. В качестве условия этого они выдвинули требование не только освободить из тюрем всех тамильских заключенных, но и очистить восточную часть Шри Ланки от «сингальских колонизаторов». Переговоры индийского командования с «Тиграми освобождения Тамил илама» ни к чему не привели. В октябре 1987 г. индийские подразделения атаковали штаб-квартиру боевиков в г. Джаффне, захватили ее, но понесли большие потери. Тамильские боевики ушли в лес, откуда периодически нападали на индийских солдат.

Миротворческий индийский контингент в Шри Ланке превратился в глазах местных жителей в «оккупационную армию». Пресса писала, что Шри-Ланка стала для Индии ее «Вьетнамом». По мере того как из Шри Ланки начали поступать тела убитых солдат, в Индии усилились требования вернуть армию на родину. С лета 1989 г. до весны 1990 г. армия была выведена из Шри Ланки. Более 1000 солдат и офицеров были убиты в этой «мирной» операции.

Коррупция в высших эшелонах власти

На этом фоне в самом правительстве Конгресса происходили события, которые также вели к подрыву его авторитета. Министр финансов Вишванатх Пратап Сингх начал кампанию против крупных корпораций, обвиняемых в неуплате налогов. Это привело к росту разногласий в кабинете министров. В.П. Сингх был сначала переведен на пост министра обороны, а затем вообще уволен из кабинета министров, когда стал настаивать на расследовании так называемого дела Бофорс[920].

Это дело возникло в связи с продажей в 1986 г. шведской компанией Бофорс крупной партии 155-миллиметровых гаубиц вооруженным силам Индии. В апреле 1987 г. государственное радио Швеции сообщило, что большие суммы денег были выплачены посредникам в этой сделке. В течение последующих двух лет индийская пресса и оппозиция требовали назвать имена посредников и наказать их. Однако правительство Р. Ганди хранило молчание. Это вызвало подозрение в том, что посредники связаны лично с премьер-министром. Индийские СМИ опубликовали материалы о том, что при решении вопроса о приобретении гаубиц в результате конкуренции между Бофорс и некоей французской компанией руководство индийских вооруженных сил отдало предпочтение французам. Однако, несмотря на это, заказ на гаубицы был отдан компании Бофорс якобы по поручению политического руководства. Дальнейшие расследования документально показали, что в покупке шведских гаубиц действовал посредник, который работал в Дели в качестве агента одной итальянской многонациональной компании. По тем же данным, он и его семья, как полагали, установили связи с женой премьер-министра Соней Ганди. Высказывались мнения, что посредники, получившие эти комиссионные, каким-то образом были связаны с премьер-министром. Раджив Ганди отрицал свое участие в «деле Бофорс». Однако этот вопрос широко обсуждался в политических кругах Индии и нанес серьезный ущерб его репутации[921].

В 1988 г. правительство Р. Ганди пыталось провести законопроект по ограничению свободы прессы, который предусматривал тюремное заключение для редакторов и владельцев печатных изданий, если они виновны в «оскорбительных публикациях» или в «криминальных попытках запятнать чью-либо репутацию». Как полагали индийские наблюдатели, этот законопроект был реакцией на публикацию материалов о коррупции. Он встретил коллективный протест издателей газет и резкую оппозицию в парламенте. В конечном итоге законопроект был снят с рассмотрения[922].

Незадолго до очередных парламентских выборов правительство Р. Ганди провело в 1989 г. широкое празднование 100-летия со дня рождения Джавахарлала Неру, в котором отдавалась дань его крупному вкладу в строительство независимой Индии. Вместе с тем в подтексте читалось, что именно семья Неру всегда была самым преданным хранителем и защитником интересов страны[923].

Однако в обществе продолжали обсуждать вопросы, связанные с коррупцией в высших эшелонах власти. В общественном мнении отставка В.П. Сингха связывалась с его противодействием этой коррупции. Именно он приобрел в глазах многих облик «чистого политика». После разрыва отношений с Р. Ганди и выхода из Конгресса В.П. Сингх выступил на дополнительных выборах в парламент от округа в Аллахабаде в июне 1988 г. в качестве кандидата от объединенной оппозиции и одержал победу над кандидатом Конгресса. С этого времени он стал центром притяжения антиконгрессистских сил. В октябре 1988 г. В.П. Сингх основал Джан морча (Народный фронт), который объединился с бывшей Джаната парти, и таким образом была создана Джаната дал (Партия народа). В свою очередь, Джаната дал вступила в предвыборный союз с рядом региональных антиконгрессистских партий (Телугу десам, Дравида муннетра кажагам, Конгресс (С) и Ассам гана паришад) и образовала Национальный фронт[924].