Как поссорились ГУС с Главсоцвосом
Как поссорились ГУС с Главсоцвосом
Расшифруем сразу же эти чудовищные аббревиатуры. ГУС — это созданный в 1919 году Главный учёный совет при Наркомпросе, без предварительной санкции которого не могла в двадцатые годы выйти ни одна детская или учебная книга; Главсоцвос — Главное управление по социальному воспитанию при том же наркомате, которое рекомендовало или запрещало уже вышедшие книги «для употребления» в школе. Дяди из двух этих учреждений, соревнуясь между собой, порой всё же расходились во мнениях, что тревожило дядей из ещё более серьёзного учреждения — самого Главлита:[69]
«Главное управление по В Коллегию Наркомпроса делам литературы и издательств (Главлит).
25.1.1927 г.
Главлит обращает внимание Коллегии Наркомпроса на противоречия, наблюдаемые в оценке детской литературы Комиссией по книге при Главсоцвосе и Деткомиссией при ГУСе. Так, например, Деткомиссия при ГУСе высказывается против напечатания „Курочки-Рябы“, в то время, когда Комиссия при Главсоцвосе, наоборот, включает эту сказку в список „состоящей из лучшей“, по словам Комиссии, одобренной литературы по темам ГУСа. То же случилось со сказкой „Белочка“. Комиссия при Главсоцвосе включает эту сказку в число лучшей литературы, в то время, когда в сказке проводятся осуждаемые ГУСом классовые противоречия в пользу буржуазии.
Эти противоречия в оценке со стороны двух комиссий Наркомпроса затрудняют работу Главлита, о чём и доводим до Вашего сведения».
Глава Наркомпроса А. В. Луначарский, которому подчинялись все три ведомства, потребовал объяснений, и они были доставлены Главсоцвосом:
«1. Обе эти книжки разрешены Главлитом. 2. Сказка „Курочка-Ряба“ помещена в ряде книг для чтения, предназначенных для первых классов сельских школ. Дело педагогов — объяснить детям, что золотых яиц куры не несут, и деревенские дети сами это прекрасно знают. 3. В книжке „Белочка“ (издание Мириманова) говорится, как деревенские дети поймали белочку и продали её девочке-дачнице. Белочка была посажена в клетку и выпущена на волю. Сюжет этой книжечки, возможно, заимствован из биографии Ленина. Знавшие Ленина в детстве рассказывают, что он, покупая птичек, сажал их в клетку, а через некоторое время выпускал на волю. В чём классовый или антиклассовый элемент — непонятно. В чём его усмотрел рецензент ГУСа — тоже непонятно».
Ответа ГУСа в архивном деле нет, но смысл его «классовых» претензий понятен из процитированного документа. Мы не знаем, чем же всё-таки закончилось это дело, были ли развеяны сомнения растерянных цензоров Главлита. С одной стороны, ГУС всё же был главнее Главсоцвоса, поскольку, согласно особому постановлению Совнаркома, именно он должен был давать разрешение на издание той или иной детской книги. «Нарушившие это постановление, — говорится в нём, — подлежат ответственности по ст. 184 Угол, кодекса РСФСР, а книги, изданные с нарушением настоящего постановления, подлежат конфискации в судебном порядке». С другой же — Главсоцвосом была пущена в ход тяжёлая артиллерия — апелляция к авторитету вождя мировой революции, который и в детстве был большим гуманистом.
Биография вождя, хотя и непременно учитывалась, не всегда спасала книгу. В том же году из библиотек был изъят «Обрыв» Гончарова как «не имеющий ничего общего с нашей рабоче-крестьянской читательской массой», но с такой примечательной ремаркой: «Для нас „Обрыв“ имеет историческое значение лишь косвенно — потому, что действие происходит на родине Ленина» (имеется в виду Симбирская губерния).
Возможно всё же, что «Курочка-Ряба» и «Белочка» были тогда запрещены. Эта замечательная история, по-видимому, получила известность и за стенами Наркомпроса, о чём свидетельствует следующий запрос с грифом газеты «Правда»:
«МОСКВА. НАРКОМПРОС. тов. ЯКОВЛЕВОЙ. Лично. Уважаемый товарищ! Прошу не отказать переслать на моё имя в редакцию газеты „Правда“ переписку о запрещении детской сказочки „Курочка-Ряба“.
С коммунистическим приветом Мих. Кольцов».
Заместитель наркома просвещения Яковлева ответила, что «вопрос этот будет обсуждаться на Коллегии Наркомпроса» и она сможет «дать ответ по существу» после его рассмотрения. Видимо, работавший тогда в «Правде» Михаил Кольцов увидел в этой истории колоритный материал для очередного фельетона, но следов его не обнаружено.