Глава 23. ЛАНКАСТЕРЫ ПРОТИВ ЙОРКОВ

Глава 23.

ЛАНКАСТЕРЫ ПРОТИВ ЙОРКОВ

Во второй половине XV века Англия переживала тяжелые времена — короли нищали, знать богатела. Столетняя война во Франции[159] приняла для англичан плохой оборот. Империя, столь быстро завоеванная на континенте, таяла из-за некомпетентности и жадности олигархии: к 1453 году из всех своих завоеваний Англия сохранила только Кале. Хозяйничанье феодальных клик, непомерный рост налогов, расхищение казны и позорные неудачи в войне вызывали недовольство всех слоев населения.

Англия в XV в.

В 1455 году произошло военное столкновение между сторонниками двух враждебных династий: Ланкастеров и Йорков. Оно положило начало долгой междоусобной войне, получившей в истории название войны Алой и Белой Роз (в гербе Ланкастеров была алая роза, а в гербе Йорков — белая). За Ланкастеров стояло большинство крупных феодалов, особенно феодалы севера, привыкшие к политической самостоятельности и располагавшие серьезной военной силой. Йорков поддерживали крупные феодалы экономически более развитого юго-востока, их родственники и вассалы, оттесненные от власти Ланкастерами. Вместе с тем Йорков поддерживало и большинство «нового дворянства»[160] и горожан, стремившихся к установлению сильной королевской власти. Впрочем, для многих крупных феодалов эта война была лишь предлогом для разбоя и усиления своей политической самостоятельности. Они легко переходили из одного лагеря в другой, как только военное счастье изменяло их временным сторонникам.

Война началась при последнем Ланкастере — слабоумном Генрихе VI (1422—1461); в результате он был низвергнут с престола, заключен в Тауэр, а затем убит. Эдуард Йоркский после нескольких кровавых столкновений занял Лондон и был провозглашен королем.

Воцарение Эдуарда IV (1461—1483) не прекратило войну Алой и Белой роз, которая неоднократно возобновлялась во время его правления. Эдуард IV жестоко расправился с баронами-ланкастерами. Но он не доверял и баронам-йоркистам, ища опору в низшем дворянстве и городском сословии. Английский король с обдуманной свирепостью казнил вельмож, истребил почти все линии потомства Плантагенетов[161], кроме своей Йоркской линии. Но с горожанами он был приветлив, вникал в их интересы, выказывал уважение к мэрам городов. В войне Белой и Алой роз погибло много английских вельмож. Говорят, что Эдуард, объезжая войска перед битвой, кричал: «Щадите простолюдинов, убивайте вельмож!»

Вскоре[162] Йоркская династия осквернила себя такими злодеяниями, что не могла уже сохранять власть: привыкнув убивать противников, правящие короли начали истреблять и родственников. Порядок в государстве восстановился только после падения Йорков и воцарения династии Тюдоров.

* * *

Эдуард IV подорвал здоровье, предаваясь разврату и обжорству. До того как он до безобразия разжирел, король был стройным, красивым человеком, любимцем женщин, влиянию которых подчинялся всю жизнь. Он был всегда окружен женщинами, не ездил без них даже на охоту, которую страстно любил. Однако невоздержанность во всем истощила его силы. Вероятно, его здоровью вредило и доходившее до лихорадочных пароксизмов волнение при неудачах. Ему хотелось сделать своих дочерей королева ми: Эдуард обручил одну из них с французским дофином[163], другую с наследником шотландской короны; обе они были тогда еще девочками. В Шотландии возникла междоусобица, Эдуард вмешался в нее, тогда король Шотландии отказался женить своего сына на его дочери. А Людовик XI перехитрил и обманул Эдуарда, нашел своему сыну более выгодную невесту, Маргариту Бургонскую. Последнее известие усугубило болезнь английского короля, от которой он уже страдал, и он умер 9 апреля 1483 года, на 41-м году жизни. Тело Эдуарда было погребено 19 апреля в Виндзоре, в построенной им капелле Св. Георгия.

Король Эдуард IV 

Король умер внезапно, его смерти, казалось, никто не ждал. Довольно скоро в государстве разразился кризис. Со смертью короля монарший авторитет, силой которого только и можно было поддерживать сложившееся положение дел, растаял в воздухе. Старший сын покойного короля, тоже Эдуард[164], жил в это время в замке Ладлоу, на границе Уэльса, под опекой своего дяди, лорда Риверса, человека храброго и образованного, занимавшегося его воспитанием. Никто не сомневался в том, что регентство неизбежно, и вопрос о том, кто станет регентом, казался ясным. Ричард Глостерский, брат короля, все годы царствования сохранявший ему верность, прославившийся на войне, серьезный и компетентный администратор, занимавший все главные военные должности, явно выделялся среди остальных знатных лиц, а кроме того, был назван в качестве регента самим покойным Эдуардом. Большая часть старой знати группировалась вокруг него. Им была неприятна сама мысль о том, что королем станет мальчик, дед которого хотя и был рыцарем, но все же только состоял на службе у одного из них[165]. Они сожалели о том, что трон займет несовершеннолетний, что страной станет править ничем не проявивший себя, неопытный мальчик-король. Однако они были связаны клятвой в отношении порядка наследования по линии Йорков, который установили своими же мечами.

Ричард III

С другой стороны, лорд Риверс с многочисленными сторонниками Вудвиллов удерживал нового короля при себе. В течение трех недель обе стороны наблюдали друг за другом и вели переговоры. Было достигнуто соглашение, что в апреле король должен быть коронован, но ему следует прибыть в Лондон в сопровождении не более чем двух тысяч всадников. Когда же вся эта кавалькада, возглавляемая лордом Риверсом, двинулась на юг к Лондону, стало известно, что герцог Ричард Глостер и его союзник, герцог Бэкингэм, находятся всего в десяти милях позади них. Процессия решила подождать их в Нортгемптоне, чтобы встретить двух герцогов, явно не подозревая ничего плохого. Встреча состоялась тем же вечером и закончилась вполне дружеским обедом. Однако уже на следующее утро все изменилось.

Проснувшись, Риверс обнаружил, что двери постоялого двора заперты. Он спросил, чем объясняется эта мера предосторожности. Глостер и Бекингэм обвинили его в том, что он пытается установить дистанцию между королем и ними. Риверса и его приближенных тут же арестовали. Затем Ричард со своим отрядом также арестовал командира конного отряда, сопровождавшего короля, а самому Эдуарду сообщил, что им раскрыт заговор лорда Риверса и других лиц, ставивших целью захватить власть и подавить старую знать. После этого двенадцатилетний Эдуард совершил чуть ли не единственное действие, зафиксированное во время его правления. Он заплакал. Впрочем, в его возрасте это было позволительно.

На следующее утро герцог Ричард снова предстал перед Эдуардом. Он обнял его как дядя и поклонился ему как подданный. Он объявил себя регентом и распустил две тысячи всадников по домам — в их услугах больше никто не нуждался. Теперь нужно было ехать в Лондон, на коронацию — унылая процессия тронулась в путь.

У королевы, находившейся в Лондоне, не было никаких иллюзий. Она сразу же укрылась с остальными детьми в Вестминстере. Но сообщение о том, что король движется в Лондон под принуждением, произвело переполох в столице. Как писал Томас Мор[166]: «король захвачен, и неизвестно, где он находится, что с ним случится дальше — знает только один Бог». Но лорд Гастингс убедил членов Тайного совета в том, что все хорошо и что беспорядки приведут только к отсрочке коронации, от которой зависит мир в королевстве. Архиепископ Йоркский, бывший также канцлером, пытался повлиять на королеву. «Не унывайте, мадам, — сказал он, — потому что если они коронуют кого-то другого, кроме вашего сына, которого удерживают у себя, то мы на следующий день коронуем его брата, который здесь, с нами». В качестве своеобразной гарантии он даже отдал ей Большую государственную печать. Архиепископ не состоял ни в каком заговоре, он заботился в первую очередь о безопасности и мире любой ценой. Вскоре, испугавшись того, что сделал, он приложил все усилия, чтобы забрать Большую государственную печать назад.

Однако Ричард Глостер не хотел довольствоваться положением регента, его честолюбию этого было мало, кроме того, положение регента казалось ему непрочным. Какой-нибудь случай мог дать перевес союзникам королевы, и Ричард был бы лишен не только регентства, но и жизни.

Король Эдуард прибыл в Лондон только 4 мая, его разместили во дворце лондонского епископа, где мальчику присягнули все духовные и светские лорды. Но регент и его друзья заявили, что не к лицу королю быть гостем служителя церкви. Ричард начал доказывать, что для королевского достоинства является более подходящим жить в одном из собственных замков и на собственной земле. Тауэр был резиденцией не только достаточно обширной, но в то же время и достаточно хорошо защищенной. Лорды Тайного совета единодушно согласились с эти решением, а юному королю было нелегко и небезопасно проявлять несогласие. С большими церемониями и уверениями в преданности двенадцатилетнего ребенка доставили в Тауэр, и двери крепости закрылись за ним.

Пружиной дальнейших событий оказался лорд Гастингс. В последние годы правления Эдуарда IV он играл одну из ведущих ролей. После смерти короля лорд занял сторону противников Вудвиллов, но он же был первым, кто отошел от Ричарда. Его, как и некоторых других вельмож, не устраивало то, что власть быстро сосредоточивается в руках Ричарда. Гастингс пошел на сближение с партией королевы, которая все еще укрывалась в Вестминстерском аббатстве. События, произошедшие впоследствии, известны нам не полностью; мы знаем лишь, что Гастингса внезапно арестовали во время совещания королевского Совета в Тауэре 13 июня и в тот же день без суда казнили. О нем рассказано в сочинении Томаса Мора «История Ричарда III». Книга Мора основана на информации, предоставленной в его распоряжение в царствование двух следующих королей — Генриха VII и Генриха VIII. Однако, похоже, целью Мора было не столько изложение фактов, сколько создание моралистической драмы. Ричард в ней — воплощение зла. Впрочем, противоположная точка зрения в те времена приравнивалась к государственной измене. Но Мор приписывает Ричарду не только вероятные преступления, но и ряд совершенно невозможных, а также представляет его физическим уродом: сухоруким и кривым. Правда, при жизни Ричарда, похоже, этих уродств никто не замечал, но они нам хорошо известны благодаря шекспировской пьесе.

И все же обратимся к книге Мора. Перед нами знаменитая сцена в Тауэре — заседание королевского Совета. Пятница, 13 июня 1483 года. Ричард прибыл в палату Совета около 9 часов утра явно в хорошем расположении духа. Совет начинает работу. Ричард просит извинить его и уходит. Когда он возвращается где-то между 10 и 11 часами, его манера поведения меняется. Он хмурится и бросает злобные взгляды на членов Совета, а тем временем у двери собираются вооруженные люди. «Какого наказания заслуживают те, — вопрошает регент, — кто замышляет против столь близкого королю человека, как я, которому вручено управление страной?» Все цепенеют. Наконец Гастингс отвечает, что их следует наказать как предателей. «Эта колдунья, жена моего брата[167], — восклицает Ричард, — и другие вместе с ней — вот что они сделали с моим телом своим колдовством!» Говоря это, он обнажает руку и показывает ее Совету, усохшую и сморщенную. Далее он в гневных выражениях отзывается о Джейн Шор[168], вступившей в близкие отношения с Гастингсом после смерти короля. Застигнутый врасплох, Гастингс отвечает: «Конечно, если они поступили столь отвратительно, то достойны страшного наказания». — «Что? — восклицает Ричард. — Ты еще говоришь «если»? Говорю тебе, они это сделали, и я разделаюсь с тобой, предатель!» Он стучит кулаком по столу, по этому сигналу вбегают вооруженные люди и с криком «Измена!» хватают Гастингса и некоторых других членов Совета. Ричард призывает Гастингса готовиться к немедленной смерти: «Я не стану обедать, пока не получу его голову». Не остается времени даже на то, чтобы найти священника. Гастингсу отрубают голову во дворе Тауэра на оказавшемся под рукой бревне. Воцаряется страх.

Собственным вассалам на севере Ричард приказал явиться с оружием в Лондон под командованием своего верного помощника, сэра Ричарда Ратклифа. Последний призвал к оружию в Йорке и других городах приверженцев регента, жизни которого, как он говорил, угрожает опасность, и повел это войско в Лондон. По дороге на юг Ратклиф посетил замки, где содержали лорда Риверса и других командиров двухтысячного отряда конников, недавно сопровождавших молодого короля, и убил их. Факт их казни доказан и является бесспорным.

Тем временем королева Елизавета и ее второй сын по-прежнему укрывались в Вестминстерском аббатстве. Ричард понимал, что ситуация была бы еще более благоприятной, если бы оба брата находились под его опекой, и он побудил подвергнутый чистке Совет обратиться к королеве с просьбой отдать ему второго мальчика. Совет также рассмотрел вопрос о возможности применения силы в случае отказа. Не имея выбора, королева подчинилась, и маленького девятилетнего принца передали регенту, который «нежно» (!) обнял мальчика и отправил его в Тауэр, которого ни ему, ни его брату уже не суждено было покинуть.

Тем временем многочисленные северные отряды Ричарда приближались к Лондону. Они насчитывали несколько тысяч человек, и регент почувствовал себя достаточно сильным, чтобы предпринять следующий шаг. Коронация Эдуарда V откладывалась уже неоднократно. И вот теперь одному проповеднику, по имени Шоу, брату мэра Лондона, было поручено прочесть проповедь в соборе Святого Павла. Шоу произнес речь, в которой говорил народу, что покойный король обольщал многих женщин обещанием жениться, что до женитьбы на Елизавете он был или повенчан, или обручен с другой, что поэтому его брак с Елизаветой незаконен, и сыновья Елизаветы, как рожденные от незаконного сожительства, не имеют права на престол. Да и сам Эдуард IV не имел права на престол, так как не был сыном своего отца: мать родила его от любовника. Поэтому корона по праву принадлежит Ричарду. Регент вышел на галерею над площадью, Шоу указал на него народу, как на законного короля, но, как говорит Мор, «люди были настолько далеки от того, чтобы кричать «Король Ричард!», что стояли, будто каменные, дивясь бесстыдной проповеди». Два дня спустя возможность проявить себя получил Бекингэм и, по словам одного очевидца, был столь красноречив и столь хорошо подготовлен, что «даже ни разу не остановился, чтобы сплюнуть»; но народ снова остался нем, и лишь несколько слуг герцога, бросая вверх головные уборы, кричали «Король Ричард!»

Тем не менее 25 июня был созван парламент, который после ознакомления с перечнем доказательств о незаконности брака короля с Елизаветой и провозглашения его детей бастардами обратился к Ричарду с просьбой принять корону. Депутация во главе с герцогом Бекингэмом отправилась к регенту, находившемуся в доме своей матери, чью добродетель он предал поруганию в проповеди Шоу. С приличествующей этому моменту скромностью Ричард упорно отказывался от столь высокой чести, но когда Бекингэм заверил его, что дети Эдуарда не будут править в любом случае и что в случае отказа Ричарда им придется избирать короля из других представителей знати, тот преодолел сомнения совести (если они у него были) и уступил требованию «общественного долга».

Елизавета Вудвилл

На следующий день его с большими церемониями возвели на трон. Приготовления, сделанные для коронования Эдуарда V, послужили для коронования Ричарда III. Лондон не видывал такой блестящей процессии, как та, которая 5 июля 1483 года прошла по улицам города. На следующий день с великолепным торжеством были коронованы Ричард и его жена. Король милостиво велел освободить всех вельмож, находившихся в темницах, он наградил титулами и должностями многих своих усердных слуг. Но сыновья Эдуарда VI продолжали содержаться под стражей в Тауэре.

Ричард III был одарен многими качествами хорошего правителя, но проложил себе путь к престолу преступлениями и злодеяниями, отнявшими у него возможность править государством спокойно. При своем небольшом росте и некрасивом телосложении он не имел никакого сходства со своим старшим братом, отличавшимся мужественной красотой. Но он всегда отличался храбростью, а умом и энергией не уступал ни одному из монархов своего времени. На его изможденном от болезненности лице лежал грозный отпечаток беспощадного властолюбия. Он внушал страх. Теперь Ричард обладал титулом, признанным и подтвержденным парламентом, а кроме того, с принятием актов о незаконнорожденности детей Эдуарда, становился также наследником трона по крови. Казалось, что его план удался как нельзя лучше. И, тем не менее, именно с этого самого момента Ричард III начал испытывать заметное недоверие и враждебность всех классов, преодолеть которые он при всем своем искусстве так и не смог. «После этого, — писал хронист Фабиан, книга которого появилась в 1516 году, — он вызвал великую ненависть большей части знати своего королевства, и те, которые прежде любили и превозносили его… теперь шептались и завидовали. За исключением тех, кто поддерживал Ричарда из страха или ради богатых подарков, которые они получали от него, лишь некоторые, если таковые вообще находились, являлись его сторонниками».

Никто не сделал так много, чтобы усадить Ричарда на трон, как герцог Бекингэм, и ни на кого король не пролил такого дождя подарков и милостей. Тем не менее за три первых месяца правления Ричарда Бекингэм превратился из главной опоры в смертельного врага короля-узурпатора. Мотивы такой разительной перемены не вполне ясны. Возможно, ему не хотелось становиться соучастником того, что, как он предвидел, будет заключительным актом узурпации. Возможно, он боялся за себя — разве не текла и в его жилах королевская кровь? Бекингэма, несомненно, волновало и тревожило то, что, несмотря на все церемонии, сопутствовавшие восхождению Ричарда на трон, нового монарха считали узурпатором и относились к нему соответственно.

Тем временем король Ричард выехал из Оксфорда в путешествие по стране. Путь его лежал через центральные графства. В каждом городе он усиленно старался произвести наилучшее впечатление, исправляя злоупотребления, разрешая споры, даруя милости и ища популярности. Но ему, кажется, не удавалось избавиться от чувства, что за всеми проявлениями благодарности и преданности кроется невысказанный вызов его власти. На юге это почти не скрывали, и многие уже требовали освобождения принцев. Ричард пока еще не подозревал Бекингэма в измене или в сколько-нибудь значительном недовольстве его политикой. Но он волновался по поводу сохранности своей короны. Можно ли удержать ее, пока его племянники живы и представляют собой потенциальный центр сплочения любых враждебных ему сил? И тут мы подходим к главному преступлению, всегда впоследствии ассоциировавшемуся с именем Ричарда. Его цель ясна и проста, а характер — безжалостен.

Если полагаться на рассказ Томаса Мора, в июле 1483 года Ричард решил с корнем вырвать ту угрозу его миру и власти, которую представляли собой принцы. Он отправил своего человека — Джона Грина — с особым поручением к Брэкенбери, констеблю Тауэра, дав приказание покончить с обоими мальчиками. Брэкенбери отказался подчиниться. «Кому же можно доверять, — воскликнул король, когда Грин вернулся с этим сообщением, — когда те, кто, по моему мнению, обязаны верно служить мне, ничего для меня не делают?» Один слуга, услышав эти горькие слова своего повелителя, напомнил ему о сэре Джеймсе Тирелле, бывшем соратнике Ричарда по оружию, человеке, способном на любое преступление. Тирелла отправили в Лондон с распоряжением, согласно которому Брэкенбери должен был на одну ночь передать ему все ключи от Тауэра. Тирелл исполнил свое отвратительное поручение весьма быстро. К лицам спавших принцев прижали подушки, а когда несчастные задохнулись, их тела замуровали в каком-то скрытом уголке Тауэра.

В правление Карла II в 1674 году в Тауэре переделывали лестницу, ведущую в часовню, и нашли скелеты двух юношей, по возрасту соответствующих двум принцам. Они были спрятаны под грудой мусора. Королевский врач исследовал их и, как сообщается, без всякого сомнения признал останками Эдуарда V и его младшего брата Ричарда. Карл II принял эту точку зрения, и скелеты были перезахоронены в часовне Вестминстера со сделанной на латыни надписью, возлагавшей вину за их смерть на «вероломного дядю, узурпатора королевства». Эксгумация, проведенная уже в наше время, подтвердила выводы медицинских авторитетов времен правления Карла II.

Генрих Тюдор

К тому времени, когда стало известно о смерти принцев, требования об их освобождении приняли массовый характер. Когда, как и чьими руками было совершено это злодеяние, оставалось тайной. По мере того как страшная новость распространялась по стране с быстротой лесного пожара, людей охватывала ярость. Привычные к зверствам и жестокостям долгой гражданской войны, англичане все же не приняли хладнокровного, ужасного убийства беспомощных детей. В XV веке убийство двух юных принцев человеком, ставшим регентом и обязанным защищать и оберегать их, рассматривалось как злейшее преступление и не подлежало прощению или забвению.

Бекингэм возглавил движение против короля, охватившее весь запад и юг Англии, целью которого стало возведение на престол Генриха Тюдора[169], герцога Ричмондского, жившего тогда во Франции. Герцог Бекингэм собрал сильный отряд уэльских волонтеров и пошел к южному берегу Англии, чтобы встретить там Генриха, готовившегося плыть в Англию. Но нелегко было свергнуть хитрого и отважного Ричарда. Он обнародовал прокламацию, в которой назначил большую награду за голову герцога Бекингэма и других участников восстания. Время года было ненастное, холодное; отряду герцога было тяжело продвигаться вперед, вскоре воины стали покидать его один за другим. Бекингэм надеялся найти убежище, но его выдал один фермер, польстившись на обещанную щедрую награду. Король, не теряя ни минуты, распорядился казнить его. Гибель вождя совершенно расстроила все дело. Генрих Тюдор, отплытие которого было задержано бурями, появился наконец у английского берега, но узнав о неудаче восстания герцога Бекингэмского, отложил мысль о высадке и поплыл назад. За этим последовали уже ставшие привычными кровавые расправы. Порядок в стране был восстановлен, и король, как ему казалось, укрепился на троне.

Дети Эдуарда IV

Но, по словам Мора, против Ричарда восстала его собственная душа. Его мучили страхи и ночные кошмары. Королю казалось, что за каждым углом его ждет воздаяние. «Я слышал вполне достоверные сообщения, — говорит Томас Мор, — что после совершения своего отвратительного деяния он навсегда лишился покоя и никогда уже не чувствовал уверенности в себе. Вне своего дома он повсюду рыскал взглядом, окружал себя охраной, всегда держал руку на кинжале, его поведение и выражение лица напоминали человека, постоянно готового нанести удар. Он плохо спал по ночам, долго лежал без сна, предаваясь размышлениям. Чрезмерно обремененный тревогами и смятением, Ричард скорее дремал, чем спал. Обеспокоенный страшными видениями, он иногда внезапно вздрагивал, выскакивал из постели и бегал по комнате. Его не знавшее отдыха сердце постоянно разрывалось и мучилось, тревожимое изнуряющими и грозными воспоминаниями о жутком злодействе».

В апреле 1484 года короля постиг страшный удар: умер его единственный сын, принц Уэльсский. Жена Ричарда, Анна, чье здоровье было подорвано, уже не могла иметь детей. Претендентом на трон становился Генрих Тюдор, граф Ричмондский. В кругу его приближенных было решено, что когда он победит Ричарда, то женится на старшей дочери Эдуарда IV Елизавете Йоркской для окончания войны Алой и Белой Роз, от которой уже невыразимо устала вся страна. Все надежды Англии теперь были связаны с Генрихом.

После провала восстания Бекингэма Генрих Тюдор возвратился в Бретань. Герцог Бретани, его давний друг, снова предоставил ему убежище и пропитание, не забыв и о его отряде, состоявшем примерно из пятисот знатных англичан. Однако секретная дипломатия короля Ричарда действовала активно. Король Англии предложил за выдачу своего соперника крупную сумму денег. Во время болезни герцога Бретани один из его министров, Ландуа, стал склоняться к тому, чтобы продать ценного беглеца. Однако Генрих, почувствовав опасность, ускользнул в самый последний момент, умчавшись верхом во Францию, где его приняли весьма радушно. Тем временем герцог Бретани, оправившись от болезни, наказал своего министра и продолжал оказывать гостеприимство и приют английским изгнанникам. Шли месяцы, и все больше видных англичан, представлявших как партию Йорков, так и партию Ланкастеров, направлялись в Бретань, не желая оставаться рядом со злобным Ричардом. С этого времени Генрих Тюдор стал во главе коалиции сил, которая могла бы объединить Англию.

1 августа 1485 года небольшая эскадра Генриха подошла к берегам Англии. Местом высадки был выбран не южный берег Англии, на котором Ричард сделал все приготовления к обороне, а берега Уэльса. Место высадки хранилось в секрете. Все шло удачно. Суда Тюдора вошли в Мильфордскую гавань, войско сошло на берег, жители с восторгом встретили прибывших эмигрантов.

Английские воины XV в.

При всей своей, как казалось, отлаженной системе связи король узнал о высадке только через пять дней. Собрав свою армию, он двинулся навстречу врагу. В этот момент решающее значение приобрела позиция семейства Стенли[170]. Король поручил им перехватить мятежников, если те высадятся на западе. Сэр Уильям Стенли, командовавший войском в несколько тысяч человек, не предпринял ни малейших усилий, чтобы сделать это. Узнав о неповиновении, Ричард призвал к себе лорда Стенли, главу семейства, а когда тот отказался явиться, сославшись на болезнь, приказал схватить Стрейнджа, его старшего сына, и возложил на него вину за предательство отца. Но даже это не помешало сэру Уильяму Стенли установить контакт с Генрихом Тюдором. И все же, надеясь сохранить жизнь старшему сыну, лорд Стенли до последнего момента не предпринимал ничего такого, что можно было бы однозначно оценить, как измену Ричарду.

Внешне все благоприятствовало королю. Он вел 10 тысяч дисциплинированных солдат, на его стороне был авторитет верховной власти. 21 августа эта грозная сила подошла к деревушке Босуорт. На некотором удалении от флангов этой основной армии стали на холмах внушительные силы сэра Уильяма Стенли и лорда Стенли, собранные в Ланкашире и Чешире. Генрих Тюдор располагал только 5 тысячами наспех собранных повстанцев. Сложившуюся ситуацию впоследствии сравнивали с карточной игрой с участием четырех игроков. Ричард, несмотря на то, что провел бессонную ночь, наполненную кошмарами и видениями, обратился к своим командирам победителя с пылкой речью: «Отбросьте все страхи… Пусть каждый нанесет один верный удар, и победа за нами. Может ли горстка людей одолеть целое королевство? Что касается меня, то я или завершу этот день триумфом, или погибну ради бессмертной славы». После этого он дал сигнал к началу битвы и послал гонца к лорду Стенли с предупреждением, что его сын будет казнен. Поставленный перед столь мучительным выбором, Стенли гордо ответил, что у него есть и другие сыновья. Король приказал убить Стрейнджа. Но исполнители, получив приказ, решили подождать, пока ситуация не прояснится окончательно. «Ваше величество, вражеское войско уже пришло в движение. Мы расправимся с молодым Стенли после битвы», — последовал ответ.

Корона Ричарда на голове победителя

Даже перед самым началом сражения Генрих Тюдор не был уверен, какую роль намерен все же сыграть лорд Стенли со своим войском. Но когда лучники выпустили стрелы, пушки дали залп и противники сошлись в бою, все сомнения развеялись: войско лорда Стенли присоединилось к Генриху. Король, видя, что все потеряно, закричал: «Измена! Измена!» и бросился в гущу боя в надежде поразить Тюдора собственной рукой. Рассказывают, что он даже добрался до него и скрестил с ним мечи. Но в этот момент 3 тысячи солдат сэра Уильяма Стенли, в «одеждах красных, как кровь», ударили по королевским войскам и оттеснили Генриха и Ричарда друг от друга. Тюдор был спасен, а король, не пожелавший спасаться бегством, оказался повержен и убит. Корону Ричарда, которая оставалась с ним до самой гибели, достали из кустов и водрузили на голову победителя. Тело Ричарда, обнаженное и израненное, положили на лошадь так, что его длинные волосы почти мели землю, доставили в Лейстер, чтобы выставить на всеобщее обозрение.

* * *

Можно считать, что сражение при Босуорте завершило длинную главу английской истории. Хотя восстания и заговоры продолжались и во время следующего царствования, борьба между Алой и Белой розами в основном прекратилась. Победителей не было. Итогом стало соглашение, примирившее оставшихся в живых представителей обеих сторон. Брак Генриха с принцессой Елизаветой положил начало династии Тюдоров, связанной родственными узами и с домом Ланкастеров, и с домом Йорков. Дух мщения, искалечивший два поколения, исчез навсегда. Однако со смертью Ричарда III династия Плантагенетов, династия доблестных воинов и умелых государственных деятелей, правившая Англией более трехсот лет, оборвалась.