Глава 14. ОДИССЕЙ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ
Глава 14.
ОДИССЕЙ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ
В 1095 году Клермонский собор, созванный папой Урбаном II, призвал к крестовому походу на Восток для завоевания восточных стран и «освобождения Гроба Господня». В 1096 году начался Первый крестовый поход — в путь тронулись рыцари пяти европейских государств. Нормандских рыцарей Южной Италии возглавил князь Боэмунд Тарентский.
Он давно враждовал с Византией. Еще в начале 80-х годов XI столетия, участвуя в походе своего отца Роберта Гвискара, Боэмунд стремился добыть себе земли на Балканском полуострове. Тогда греки нанесли ему поражение. Теперь Боэмунду вновь представился удобный случай реализовать свои давнишние захватнические планы — если не на землях Византии, то на Востоке.
Владения Боэмунда в Южной Италии были сравнительно невелики: он унаследовал лишь небольшое княжество Таревд. Поход на Восток, к которому призвал Папа, открывал перед князем Тарентским широкие возможности. О богатствах восточных стран, о раздорах тамошних правителей он был хорошо осведомлен. Видимо, он не прочь был основать обширное независимое княжество на Востоке.
Боэмунд обьявил, что «принимает Крест»[99], его примеру последовали племянник — безудельный, а потому особенно воинственно настроенный рыцарь Танкред, двоюродные братья Боэмунда и многие мелкие сеньоры Южной Италии и Сицилии.
Храм Гроба Господня
Анна Комнина, дочь правившего в то время византийского императора Алексея Комнина, дает такую характеристику Боэмунду: «Этот человек, негодяй по природе, был очень находчив в любых обстоятельствах, а подлостью и бесстрашием настолько превосходил всех прошедших через нашу страну латинян, насколько уступал им в количестве войска и денег. Не владея никакими землями, он покинул родину для вида — ради поклонения Гробу Господню, на самом деле — чтобы добыть себе владения и, если удастся, то даже захватить трон ромейской державы. Самодержец[100], зная его злобу и недоброжелательство, искусно старался устранить все, что могло способствовать его тайным замыслам. Поэтому когда Боэмунд, думая перехитрить хитрого, хотел получить звание главнокомандующего восточной армии и стать во главе похода, он его не получил. Император боялся, что, обретя власть и подчинив, таким образом, всех графов, он в будущем легко сможет склонять их ко всему, что задумает».
К характеристике, данной Анной Комниной, следует добавить следующее: Боэмунд, будучи едва ли не самым жадным среди вождей крестоносцев, в то же время был, несомненно, наиболее одаренным и умным из них. Он обладал недюжинными военными и — что не менее существенно — дипломатическими способностями и с самого начала принялся обдуманно и методически претворять в жизнь собственные планы. Он был настоящим Одиссеем своего времени, и не только потому, что провел большую часть жизни в бесчисленных походах и приключениях. Окруженный постоянными опасностями и множеством врагов, он всякий раз находил выход из, казалось бы, безнадежного положения, раз за разом переигрывая своих противников. В этом Боэмунду действительно не было равных в то время.
* * *
В октябре 1096 года войско Боэмунд а Тарентского погрузилось на корабли и, переплыв через Адриатическое море, высадилось на западном берегу Балканского полуострова. Отсюда италийские норманны двинулись через византийские Македонию и Фракию к столице империи Константинополю. Приход Боэмунда, как и других участников крестового похода, император Алексей Комнин встретил недружелюбно и без тени доверия. Анна вспоминала: «Он боялся их прихода, зная неудержимость их натиска, неустойчивость и непостоянство нрава и все прочее, что свойственно их природе и неизбежно из нее вытекает: алчные до денег, они под любым предлогом легко нарушают свои же договоры. Алексей непрестанно повторял это и никогда не ошибался. Но самодержец не пал духом, а все делал для того, чтобы в нужный момент быть готовым к борьбе. Однако действительность оказалась гораздо серьезнее и страшней передаваемых слухов. Ибо весь запад, все племена варваров[101], сколько их есть по ту сторону Адриатики вплоть до Геркулесовых столбов, все вместе стали переселяться в Азию; они двинулись в путь целыми семьями и прошли через всю Европу.
Люди простые и искренние хотели поклониться Гробу Господню и посетить святые места. Но некоторые, в особенности такие, как Боэмунд и его единомышленники, таили в себе иное намерение: не удастся ли им в придачу к остальной наживе попутно захватить и сам царственный город»[102].
Английский рыцарь
Опасаясь крестоносцев и, по возможности, мешая им, Алексей Комнин, вместе с тем, не прочь был использовать силы непрошеных гостей с Запада с выгодой для Византии. Он попытался склонить вождей крестоносцев принести ему ленную присягу такого содержания: «Все города и крепости, которыми они овладеют и которые прежде принадлежали ромейской империи, они передадут под начало того, кто будет назначен с этой целью императором». Таким образом, с помощью крестоносцев Византия могла добиться того, чего собственными силами не в состоянии была сделать: вернуть под свою власть территории, утраченные в разное время в результате завоеваний восточных народов, — и Малую Азию, и Сирию, и другие земли на Востоке. Боэмунд, прибывший в Константинополь в начале апреля 1097 года, довольно скоро согласился стать вассалом Алексея Комнина. Интересно, что обе стороны мало доверяли обещаниям друг друга. Хитрый норманн, по-видимому, воспринимал вассальную клятву как политический ход, да и Алексей I вряд ли всерьез собирался исполнять обязательства, которые принимал на себя как сюзерен по отношению к своим вассалам. Стараясь втереться в доверие к Алексею Комнину, Боэмунд даже пытался уговорить одного из руководителей крестового похода Раймунда Тулузского принести вассальную присягу константинопольскому императору. Но Раймунд, не столь изворотливый, как его будущий соперник, Боэмунд, отказался. Анна Комнина среди прочих приводит и такую историю, из которой явно видна степень недоверия между Алексеем Комниным и Боэмундом: «Приняв присягу, Боэмунд отправился в город Космидий, неподалеку от Константинополя, где ему было приготовлено жилье, а также накрыт богатый стол. Но повара принесли сырое мясо животных и птиц и сказали: "Мы приготовили эти блюда, как видишь, по нашим обычаям, но если они тебе не нравятся, то вот сырое мясо — его приготовят так, как ты захочешь". Сделать и сказать им это повелел сам император, который, веля подать князю Тарентскому сырое мясо, желал рассеять всякие подозрения на свой счет относительно возможного отравления своего врага. Но Боэмунд не купился даже на это: он не только не отведал кушаний, но даже не захотел дотронуться до них кончиками пальцев. Он тотчас оттолкнул их от себя и, не обмолвившись и словом о своих подозрениях, стал милостиво раздавать блюда присутствующим. Сырое же мясо он велел приготовить своим поварам, но также не притронулся к нему. На следующий день Боэмунд спросил тех, кому он раздал мясные блюда, как они себя чувствуют. Те отвечали: "Даже очень хорошо" и сказали, что не испытывают никакого недомогания. Тогда Боэмунд произнес: "А я, помня о своих войнах с Алексеем, побоялся: не решил ли он умертвить меня, подмешав к еде смертельный яд"».
Весной 1097 года крестоносцы перебросили свои войска в Малую Азию. Начался длительный, продолжавшийся свыше двух лет, поход к Иерусалиму.
Первая битва с сельджуками произошла за Никею, столицу султана Килидж-Арслана. Соединенные силы рыцарских армий приступили к осаде уже в мае 1097 года. В июне был предпринят общий штурм города. В штурме участвовал и византийский флот и сухопутные силы, посланные Алексеем I якобы в помощь крестоносцам, а на самом деле — для ограждения византийских интересов.
Византийский император решил, если предоставится удобный случай, сам захватить Никею, чтобы не зависеть от того, выполнят ли крестоносцы клятву, которую дали ему. Этот план император доверил единственному из своих приближенных, Витумиту, уже имевшему случай доказать свою надежность и предприимчивость в подобных делах. Он отправился в Никею и стал вести тайные переговоры с сельджуками, обещая им полное прощение императора, а с другой стороны грозя, что они станут жертвой мечей, если город захватят крестоносцы.
За время, минувшее с начала осады, сельджуки уже несколько раз обращались к султану за помощью, но Килидж-Арслан почему-то медлил. Поэтому, когда Витумит показал им письменные обещания императора на случай, если они сдадут Никею, они предпочли сдаться ему — по сравнению с крестоносцами Алексей казался им менее страшным.
Крестоносец
Но не прошло и трех дней с тех пор, как Витумит сумел договориться с сельджуками, как разнесся слух о приближении армии султана. Это известие ободрило осажденных. Они тотчас выслали посланника византийского императора из города.
Сражение крестоносцев с войском Килидж-Арслана произошло у стен Никеи. Целый день оно шло с равным успехом, когда же солнце «склонилось ко мраку», сельджуки обратились в бегство, и ночь положила конец сражению. Потерпев поражение, султан велел передать защитникам Никеи следующее: «Поступайте впредь, как сочтете нужным».
Потеряв надежду на помощь султана, сельджуки возобновили прерванные переговоры с Витумитом. Последний снова показал им текст императорской грамоты, где всем жителям Никеи было даровано прощение, а также содержалось обещание щедро одарить деньгами сестру и жену султана (они в это время находились в Никее). Ободренные такими обещаниями, сельджуки решили впустить византийское войско в город.
Витумит немедленно известил об этом римского полководца Татикия, командовавшего императорскими войсками под Никеей, письмом следующего содержания: «Добыча уже в наших руках, нужно готовиться к штурму стен, пусть и крестоносцы делают то же самое, но не доверяй им ничего, кроме круговой атаки стен; скажи им, что с восходом солнца нужно окружить стены и начинать штурм».
Хитрость состояла в том, что такое распределение сил давало возможность оставить крестоносцев в неведении о плане Алексея I и, кроме того, создать у них впечатление, будто город взят с боя.
На другой день, когда «воинство Христово» с жаром ринулось на приступ, греческие части были впущены в город, а за ними ворота закрылись. На башнях Никеи сразу же были подняты византийские флаги.
Рыцари, возлагавшие надежды на богатую добычу, обманулись. Впрочем, не таков был Боэмунд, чтобы не отплатить коварному византийскому императору. Вскоре для этого представилась отличная возможность, которую наш герой, конечно, не упустил.
21 октября 1097 года крестоносцы подошли к Антиохии. Это был один из самых значительных городов восточного Средиземноморья. С последней трети X века она принадлежала Византии, но в 1084—1085 годах ее захватили сельджуки. Антиохия была городом-крепостью: ее окружали стены такой толщины, что по ним, как рассказывают современники, могла проехать четверка лошадей; к тому же вдоль стен имелось 450 башен, а юго-западная часть города была расположена на крутых горах.
Овладеть этим городом, игравшим очень большую роль в восточной торговле, было задачей хоть и трудной, но весьма заманчивой для западных рыцарей. Они начали осаду, но действовали крайне неумело: искусство осадной войны было им почти незнакомо, так что крестоносцы допустили много промахов. В течение нескольких месяцев они терпели неудачу за неудачей. Из-за этого многие рыцари предпочитали попросту грабить и разорять богатые окрестности Антиохии. Кроме того, неправильная осада — например, с юга город вообще не был блокирован — способствовала тому, что осажденные то и дело совершали вылазки, тревожили крестоносцев, мешали доставке продовольствия.
Осада затянулась; полили бесконечные дожди. На третьем месяце осады все ресурсы крестоносцев оказались на исходе. Еще недавно пировавшие крестоносцы стали испытывать голод, рыцари приуныли. И тут пришло известие, что с востока к Антиохии приближается многотысячная армия мосульского эмира Кербуги.
Крестоносцы
Всеми этими обстоятельствами воспользовался Боэмунд, причем исключительно к собственной выгоде. Когда «освободители Гроба Господня», терзаемые голодом и страхом перед будущим, совсем было повесили головы, князь Тарентский стал действовать с удвоенной энергией. Трудности, лишения и опасности только придавали дополнительных сил этой незаурядной личности.
В первую очередь Боэмунд решил избежать ошибки, совершенной при взятии Никеи, то есть избавиться от византийского войска и его военачальника, уже известного нам Татикия. При встрече Боэмунд сказал ему: «Заботясь о твоей безопасности, я хочу открыть тебе тайну. До графов дошел слух, который смутил их души. Говорят, что войско Кербуги пришло сюда по просьбе императора. Графы поверили и покушаются на твою жизнь. Я исполнил свой долг и известил тебя об опасности. Теперь твое дело позаботиться о спасении своего войска». Напуганный Татикий снялся с лагеря, погрузил войско на корабли и переправился на Кипр.
После ухода византийцев Боэмунд приступил ко второй части своего плана. На одной из башен той части укреплений города, которые осаждали его войска, нес охрану некий армянин. Боэмунд, прельстив его множеством обещаний, уговорил предать город. Армянин сказал ему: «Когда пожелаешь, дай мне знак, и я сразу передам тебе эту башню». Никому не говоря о своем договоре с армянином, Боэмунд обратился к предводителям крестоносцев: «Смотрите, сколько уже времени мы здесь бедствуем и не только ничего не достигли, но и вот-вот падем жертвой голода, если чего-нибудь не придумаем для своего спасения». Крестоносцы поинтересовались, что он предлагает. Тогда Боэмунд ответил: «Не все победы Бог дает одержать нам, полководцам, оружием, и не всегда добываются они в сражении. То, что не дает бой, нередко дарит слово, и лучшие трофеи воздвигает приветливое и дружеское обхождение. Поэтому не будем понапрасну терять время, а лучше до прихода Кербуги разумными действиями обеспечим себе спасение. Пусть каждый на своем участке постарается уговорить стража стены сдать город. А тот, кому первому удастся это, если хотите, станет командовать в городе до тех пор, пока не придет человек от императора и не примет от нас Антиохию».
Боэмунду удалось получить у графов согласие. В ночь на 3 июня 1098 года Боэмунд подошел к башне, и армянин согласно уговору открыл ворота[103]. Князь Тарентский ввел свой отряд в Антиохию. Одновременно крестоносцы произвели штурм города в других местах. Сельджуки были застигнуты врасплох, и город, таким образом, перешел к крестоносцам.
Победители с избытком вознаградили себя за лишения предшествующих месяцев осады: они устроили страшную резню в Антиохии, предав смерти всех жителей, не бывших христианами, дочиста разграбив город и уничтожив во время пиршеств скудные запасы, которые еще оставались в городе после длительной осады.
Вскоре крестоносцам удалось одержать победу над значительно превосходившей их по численности армией Кербуги. Главная заслуга в этом вновь принадлежала Боэмунду, которому графы вынуждены были, несмотря на все свое нежелание, вручить на две недели верховное командование.
Так в 1098 году было основано второе крупное владение крестоносцев[104] — княжество Антиохийское. Новоиспеченный князь Боэмунд Антиохийский, добившись своего, перестал помышлять о продолжении похода. «Святая земля» его больше не интересовала: он нашел свою «святыню», где можно было прекрасно поживиться.
Боэмунд тотчас же забыл о вассальной клятве, данной им византийскому императору. Когда же племянник Боэмунда Танкред завладел городом Лаодикией, Алексей I отправил Боэмунду письмо следующего содержания: «Тебе известны клятвы и обещания, которые давал ромейской империи не ты один, но все вы. Теперь же ты, первый нарушив клятву, завладел Антиохией и наряду с другими крепостями подчинил себе даже Лаодикию. Итак, уйди из Антиохии и изо всех других городов, как требует справедливость, и не навлекай на себя новую войну».
Боэмунд отвечал ему так: «Виноват в этом не я, а ты. Обещав следовать за нами с большими силами, ты не захотел подтвердить свое обещание делом. Мы же, подступив к Антиохии, сражались с неприятелями и испытали такой голод, какой не испытывал еще никто из людей, так что многие из нас ели даже мясо, запрещенное законом[105]. В то время, как мы стойко переносили все это, тот, кого ты дал нам в помощники, верный слуга твоего владычества Татикий, бросил нас среди опасностей и ушел. Мы же вопреки всякой вероятности взяли город и даже обратили в бегство пришедшие на помощь антиохийцам войска Кербуги. Справедливо ли, чтобы мы так легко оставили то, что добыто нашим потом и страданиями?»
На этот раз император ничего не смог сделать. Но судьба еще несколько раз сводила лицом к лицу Алексея I и Боэмунда.
А пока князь Антиохский затеял войны с соседями, стараясь расширить свои владения. И, казалось, удача отвернулась от него: в 1101 году он попал в плен к одному сельджукскому эмиру. О том, что происходило, пока Боэмунд находился в плену, рассказывает монах Ордерик Виталий в своей «Церковной истории» (XII век).
В 1101 году Боэмунд предпринял поход против сельджуков. Далиман — султан в Месопотамии — неожиданно напал на него с огромной армией. В бою полегло множество рыцарей, а Боэмунд вместе с другими попал в плен. Алексей Комнин, узнав о пленении Боэмунда, сразу отправил послов к Далиману, предлагая огромный выкуп за Боэмунда, но султан отказал императору, решив, что пленник, которого сельджуки называли «маленьким богом христиан», навечно останется у него.
У Далимана была дочь по имени Мелазия, весьма красивая, чрезвычайно умная и пользовавшаяся большим влиянием в доме отца. Она частенько посещала темницу, где сидели Боэмунд и его товарищи по несчастью, рассуждала с ними о христианской вере и старалась заручиться их расположением и дружбой. Знал ли об этих беседах Далиман, неизвестно; возможно знал, но доверял благоразумию дочери.
Крестоносцы пробыли в заключении около двух лет, когда вспыхнула междоусобная война между Далиманом и его братом Салиманом. Султан во главе своего войска выступил навстречу противнику. Тогда Мелазия предложила пленникам следующее: «Я издавна слышала от многих похвалы военному искусству франков и хотела бы видеть тому доказательство при той схватке, которая предстоит моему отцу, с тем, чтобы «что испытано слухом, пусть то подтвердится опытом зрения»». Боэмунд отвечал ей: «Счастливая и благородная дама, если благополучию вашего отечества будет угодно, чтобы нам было дозволено идти на поле битвы с нашим рыцарским вооружением, то, без сомнения, мы покажем ясно, с мечом и копьем в руках, какие удары наносятся руками франков, и представим доказательство того в вашем присутствии на ваших неприятелях».
Мелазия взяла с них клятву, что они ничего не предпримут против ее воли, и открыла Боэмунду и другим пленникам свой план: «Спешите на помощь отцу, который уже готов вступить в битву. Если вы победите, то не преследуйте неприятеля, возвратитесь скорее назад и не слагайте оружия, пока я не прикажу вам того. Между тем я прикажу всем стражникам спуститься к нижним воротам и оставаться со мной на дворе, как бы в ожидании вас. По вашему возвращению я повелю им наложить на вас оковы, тогда вы броситесь на них, схватите и заключите в темницу вместо себя. Овладев крепостью, удерживайте ее в своей власти, пока не заключите выгодного мира с моим отцом». Говоря так, Мелазия вооружила рыцарей и выпустила их на свободу. Стражникам, охранявшим их, она поведала следующее: «Отец дал мне власть вооружить христиан и выслать на поле битвы для нашей защиты. Если они победят врага, честь и преимущества останутся за нами. Если же они падут под мечом противников, то и в этом случае нам нет беды в погибели этих чужеземцев».
Сельджукское оружие X—XI вв.
В полном вооружении крестоносцы отправились на битву. Когда они прибыли к месту сражения, битва уже началась, крестоносцы бросились вперед с воинским криком норманнов: «Да поможет нам Бог!». От этого крика и натиска рыцарей войско Салимана поколебалось. Кроме того, в его войске находилось немало христиан, которые, узнав знаменитого на весь Восток Боэмунда, пришли в восторг, оставили Салимана и присоединились к своим братьям.
Бой был жестоким, армия Салимана обратилась в бегство. Войско Далимана преследовало отступающих весь день и практически истребило неприятельскую армию. Между тем «пленники» возвратились назад и нашли у башни Мелазию, которая ожидала их вместе с тюремной стражей. Увидев Боэмунда и его спутников, она сказала стражникам: «Франки[106], без сомнения, честный народ и хорошо держат данное слово. Идите им навстречу, отберите оружие и отведите в темницу, пока мой отец, возвратившись, не наградит достойно их мужество». Но тут крестоносцы окружили стражу, схватили и заключили вместо себя в темницу, а потом без малейшего шума и не проливая крови, овладели башней. Ведь город был пуст, потому что все войско ушло с Далиманом; в домах оставались дрожащие от страха женщины и дети. Эта башня соприкасалась с главным дворцом султана.
На следующий день в город вернулся Далиман с войском. Дочь выбежала к нему, окруженная юными подругами: «Привет тебе, — говорила она, — славному победителю!». Но Далиман остановил эти проявления радости словами: «Молчи, презренная распутница! К моему посрамлению, ты доставила оружие моим врагам, вместе с которыми ты будешь сожжена, как преступная изменница».
Однако, когда крестоносцы увидели из башни, что происходит, Боэмунд сказал: «Смотрите, наша благодетельница повергнута в страх; теперь нужно выйти и помочь ей изо всех сил». Боэмунд со товарищи спустились во двор, окружили Далимана и его приближенных и быстро овладели всеми важнейшими пунктами дворца. Однако, несмотря на представившуюся возможность, мусульман крестоносцы не перебили, сдержав данную Мелазии клятву.
Мелазия, взявшая таким образом верх над своим отцом, потребовала от него: «Заключите мир с христианами; и пока вы живете, да сохранится между вами нерушимая дружба. Освободите всех пленных, которые живут на вашей земле, и они со своей стороны пусть возвратят вам ваших подданных, находящихся в их власти. Наградите достойным образом за славные услуги Боэмунда и его соратников, с помощью которых вы одержали победу. Знайте, кроме того, что я христианка, что я желаю возродиться таинствами закона Христа и что я не останусь более жить с вами».
В результате Боэмунд запер Далимана и всю его свиту в отдельный покой, охрана которого была поручена вооруженной страже, и распоряжался дворцом султана и всем, что в нем находилось, 15 дней[107]. За это время, по совету Мелазии, он отправил гонцов в Антиохию, к своему племяннику Танкреду, с просьбой привести отряд рыцарей, чтобы обезопасить себя при возвращении домой.
Когда отряд рыцарей прибыл, Далиман вынужден был заключить вечный мир с Боэмундом, отпустить на свободу всех пленников-христиан и извлечь из своей сокровищницы большие суммы для подарков, которыми он щедро одарил всех.
Боэмунд, опасаясь какой-либо хитрости или коварства со стороны султана, держал Далимана в заложниках до тех пор, пока не достиг границ своего княжества, а затем отпустил его. Мелазия покинула дворец своего отца вместе с франками, приняла христианство и вышла замуж за Рожера, двоюродного брата Боэмунда. Так счастливо окончился плен нашего героя.
В 1107 году Боэмунд, оставив Антиохию своему племяннику Танкреду, отправился в Европу, где намеревался собрать силы для нового крестового похода, теперь уже против Византии, которая не отказывалась от попыток вернуть себе Антиохию.
Путешествие морем в Европу было делом небезопасным, так как византийский флот господствовал в то время в восточном Средиземноморье, поэтому Боэмунд придумал следующее. Он пустил слух о своей кончине, и когда он достаточно разошелся по соседним государствам и даже достиг Византии, мнимый покойник велел приготовить деревянный гроб и судно для его перевозки и отплыл в Европу. Внешне казалось, что везут настоящего покойника; пока процессия двигалась сушей, Боэмунд лежал в гробу, а его спутники рвали на себе волосы и громко рыдали. Когда же корабль выходил в море, притворство заканчивалось, Боэмунд мог «воскреснуть».
Чтобы от «трупа» шел соответствующий запах, в гроб «покойного» положили зарезанного петуха. Уже на пятый день от петуха пошел нестерпимый дух. Тем, кто видел эту процессию, легко было обмануться: сомнений в том, что этот тяжелый дух исходит от Боэмунда, ни у кого не возникало. Анна Комнина, люто ненавидевшая Боэмунда, все же отдавала должное его изобретательности и в данном случае его терпению. Она писала: «Больше всего наслаждался этой гадкой выдумкой сам Боэмунд, и я удивляюсь, как его нос мог вынести такую атаку, ведь Боэмунд живой лежал рядом с мертвечиной. Из этого случая я поняла, что все племя варваров не знает удержу в своих стремлениях и готово добровольно вытерпеть любые страдания. В первый и единственный раз видела наша земля подобную хитрость варвара, целью которой было ниспровержение ромейского владычества. Никогда прежде ни варвар, ни эллин не придумывали против врагов ничего подобного, да и будущие поколения, я полагаю, такого не увидят».
Флот крестоносцев
Достигнув острова Корфу, где было уже безопасно, мнимый мертвец «восстал из гроба», отправился к правителю города и с надменным видом потребовал передать императору Алексею I следующее: «К тебе обращается тот самый сын Роберта, Боэмунд, чье мужество и упорство уже давно познали и ты, и твоя империя. Бог свидетель, ни в каких случаях я не терпел зла, причиненного мне. С тех пор как я через земли ромеев дошел до Антиохии и покорил своим копьем всю Сирию, я пережил много горького из-за тебя и твоего войска. Но знай: умерев, я снова воскрес и ушел из твоих рук. Скрывшись под видом мертвеца от всех глаз, от всех рук и подозрений, я ныне живу, хожу, дышу воздухом и шлю отсюда, из Корфу, твоей царственности ненавистные тебе вести. Ведь ты не обрадуешься, узнав, что город Антиохию я поручил Танкреду, моему племяннику (а он достойный противник для твоих военачальников), что сам я возвращаюсь на родину. Живой, я умер, и мертвый, воскрес, чтобы поколебать подвластную тебе Романию. Я не перестану заливать потоками крови твои земли и города, пока не водружу свое копье в самой Византии».
Боэмунду действительно удалось собрать войско, и вскоре он начал войну с Византией. Так судьба вновь свела этих непримиримых противников. И как и раньше, и Алексей I, и Боэмунд ни перед чем не останавливались, чтобы переиграть друг друга.
Когда их войска встретились, Алексей, решив не вступать в открытое сражение с Боэмундом, отвел армию за гребни холмов, оставив долину в качестве нейтральной зоны. Император считал, что таким образом он сведет до минимума возможность сношения между своими воинами и воинами Боэмунда, коварства которого небеспричинно опасался Алексей. Попросту говоря, император боялся измены в рядах своего войска.
Но и сам Алексей не прочь был одолеть противника хитростью. Летописец императора, его дочь Анна, свидетельствует: «Мой отец-самодержец не боялся опасностей и много испытал их на своем веку. Однако он во всем руководствовался разумом и, несмотря на свое горячее желание вступить в бой, стремился одолеть Боэмунда иными средствами. Ведь, как мне кажется, полководец не должен во всех случаях стремиться оружием одержать победу, но иногда, когда время и обстоятельства это позволяют, может для завоевания полной победы прибегнуть к хитрости. Да и вообще бывают случаи, когда врага лучше одолеть коварством. Вот и тогда самодержец затеял хитрость».
Желая вызвать разногласия между Боэмундом и его союзниками, а еще лучше, вообще разорвать их союз, Алексей придумал следующее. Он призвал трех самых верных своих сподвижников и выяснил, кого считают самыми преданными и близкими Боэмунду людьми. Алексей заявил, что хочет привлечь этих людей на свою сторону: «Если нам удастся, мы с их помощью внесем раздор во все вражеское войско». Кроме того, он попросил у своих приближенных предоставить ему по одному человеку из числа наиболее преданных и умеющих держать язык за зубами слуг, чтобы отправить письма в стан врага. Такие люди были предоставлены императору.
Алексей составил письма тем троим самым близким соратникам Боэмунда. В них император не только выражал благодарность, но и сулил царские дары, увещевал и в будущем сохранять и проявлять преданность ему и не иметь от него никаких тайн. Таким образом, при прочтении письма складывалось впечатление, что адресат прежде писал Алексею, а это письмо — ответ. Император собирался устроить дело так, чтобы эти письма попали в руки Боэмунда. Алексей рассчитывал, что после этого Боэмунд начнет дурно с ними обращаться или даже порвет с ними. Самым же удачным вариантом развития событий было бы, если бы эти доверенные лица восстали против Боэмунда.
Когда предоставленные в распоряжение императора слуги с фальшивыми письмами отправились в лагерь Боэмунда, Алексей отправил еще одного верного человека с приказом скрытно следовать за гонцами, когда же те приблизятся к вражескому лагерю, обогнать их и явиться к Боэмунду, выдавая себя за перебежчика. Затем, в знак своей преданности, недвусмысленно уличить тех, кому направлены письма. Лжеперебежчик явился в лагерь крестоносцев и поведал все, что велел Алексей, добавив, что гонцы с письмами от императора к «изменникам» должны скоро прибыть. Боэмунд отправил людей перехватить гонцов, изъятые у них письма прочел и пришел в растерянность.
Пока он размышлял, подозреваемых заключили под стражу, а Боэмунд почти неделю мучительно думал, что делать дальше. Вызвать арестованных и высказать им в лицо о подозрениях, имеющихся на их счет? Вызвать после дознания или без дознания? Если они виновны, кого поставить на их место? Ведь все они были людьми знатными и уважаемыми в войске. Боэмунд прекрасно понимал, какой ущерб нанесет опала и поэтому решил это непростое дело так: освободил всех троих из под стражи, приветливо обошелся с ними и сохранил им прежнее положение и при нем, и при войске. Похоже, Боэмунд все-таки раскусил тайный смысл писем Алексея и в очередной раз переиграл изощренного в коварстве византийского императора.
* * *
Однако намерение «вонзить копье в самой Византии» Боэмунд так и не сумел осуществить: ромеи разбили его при Диррахии, и он окончил свои дни в Италии. Остается только пожалеть, что этот блестящий знаток и мастер тайной войны не оставил нам своих воспоминаний, ведь они, без сомнения, стали бы настольной книгой для следующих поколений рыцарей «плаща и кинжала».