Глава 21. «ВСЕМИРНЫЙ ПАУК»

Глава 21.

«ВСЕМИРНЫЙ ПАУК»

В истории народов и государств бывают критические периоды, когда определенные исторические процессы созрели настолько, что недостает только последнего толчка, чтобы они могли осуществиться полностью. Таковым было положение Франции во второй половине XV века. Единство Франции было требованием времени: единства сознательно добивались французские города и горожане, для которых оно было необходимым условием всей их хозяйственной деятельности, торговли и промышленности; единство Франции было в интересах среднего и мелкого дворянства, которое предпочитало служить могучему королю, а не угодничать перед многочисленными сеньорами; единства государства желали французские крестьяне, ибо для них единый король и единая Франция означали конец феодальных войн и своеволия мелких и крупных сеньоров, которые разоряли крестьян. В такие критические периоды важно, чтобы представители власти ясно сознавали потребность своего времени и были способны их осуществить. Французский король Людовик XI знал их, а его незаурядным способностям можно было только позавидовать.

* * *

Еще в 16-летнем возрасте он, по наущению некоторых сеньоров королевства, выступил против короля Карла VII, своего отца; эта война получила название Прагерии[147] и длилась недолго. В 17 лет честолюбие побудило его стать во главе нового заговора феодалов против короля-отца. И он закончился неудачей. Людовик вынужден был вернуться ко двору. Он предстал перед отцом с независимым видом, спокойно выслушал его резкие замечания и даже осмелился защищать участников заговора и просить об их помиловании. Попробуем представить себе эту встречу Карла VII и опального принца и воссоздать их диалог.

«— Так вы не раскаиваетесь, сын мой? — Опрашивает Карл VII.

— Нет, ваше величество, — с поклоном отвечает Людовик.

— Вон из моего дворца! — хрипло кричит разгневанный король, — чтобы я вас больше никогда не видел!

— Так мне уйти, ваше величество? — с ядовитой усмешкой переспрашивает сын, и после долгой, томительной паузы король, стараясь казаться спокойным, медленно произносит:

— Людовик, если ворота для вас узки, я велю проломить стену».

Людовик уехал в свою провинцию Дофине. С тех пор он не видел отца, но постоянно боролся с ним, подстрекая против него феодалов, организуя новые заговоры. Сколько раз требовал Карл VII, чтобы Людовик возвратился ко двору, то лаской, то силой стараясь привлечь к себе честолюбивого и непокорного сына. Ничего не помогало. В 1456 году Карл VII даже послал войско в Дофине, чтобы привести к покорности Людовика, но тот бежал к своему дяде Филиппу Доброму, могущественному герцогу Бургундскому. Летом 1461 года после смерти Карла VII именно Филипп Добрый сопровождал на коронацию в Реймс Людовика.

Приключения и трудности, которые Людовику пришлось пережить в юности, пошли ему на пользу и отточили его, по-видимому, врожденный дар к политической интриге и тайной дипломатии. Какой-то особой вкрадчивостью и тонко разыгранной сердечностью этот черствый, искусный притворщик умел обольщать и очаровывать людей. «Это была сирена», — писал о нем бургундский хронист Молинэ, а миланский посол Малета сказал так: «Похоже на то, будто король всегда жил и воспитывался в Италии». Малета был прав. Еще будучи принцем и непрерывно интригуя против родного отца, смерти которого он так нетерпеливо дожидался, Людовик в течение ряда лет вел тайные переговоры с Венецией, Флоренцией, Миланом. Благодаря этому постоянному общению с итальянцами и особенно с Франческо Сфорца, которого Людовик считал образцом искусного дипломата, этот способный ученик в совершенстве усвоил манеры и методы итальянских правителей и в первую очередь их гибкость, умение приспосабливаться к обстоятельствам, их склонность к сложной интриге, коварству и обману

Ни один французский государь до Людовика XI не относился столь презрительно к рыцарской военной славе. Людовик XI не любил войны: он не доверял военному счастью, страшась потерять в случае неудачного сражения в один день плоды долголетних усилий. В борьбе со своими многочисленными врагами он по возможности старался избегать лобовой атаки, будучи глубоко убежден, что хитрость лучше, чем сила.

Одной из основных черт Людовика XI была склонность к интриге. Как отмечает его летописец и ближайший сподвижник Филипп де Коммин[148], Людовик «день и ночь оттачивал все новые замыслы». Ссорить врагов, создавать им тысячи препятствий, неожиданно выступить в роли арбитра между ними и добиться таким образом в нужный момент перемирия или мира — такова была тактика Людовика XI.

Людовику было 38 лет, когда он вступил на французский престол. Серьезнейшим испытанием талантов нового короля в первые годы правления стала борьба с образовавшейся против него обширной коалицией феодальной знати, так называемой Лигой общественного блага.

Душой Лиги был герцог Бургундский — Карл Смелый, который использовал недовольство крупных феодальных владетелей Франции абсолютистской политикой Людовика. «Я так люблю Францию, — заявлял Карл Смелый, — что предпочел бы иметь в ней шесть государей вместо одного». И действительно подлинной целью Лиги было всеми средствами закрепить раздробление страны на уделы. Франческо Сфорца, друг и союзник Людовика, дал ему поистине бесценный совет: «Разделите своих врагов, временно удовлетворите требования каждого из них, а затем разбейте их поодиночке, не давая им возможности объединиться». Совет пришелся Людовику по вкусу. Чтобы рассорить врагов и обмануть каждого в отдельности, Людовик согласился на все требования членов Лиги, представив последним значительную свободу в их владениях. В октябре 1465 года Людовик заключил унизительный и тяжелый мир с герцогом Бургундским и особый договор с его союзниками.

Людовик XI

В самом начале своего правления Людовик XI допустил одну очень серьезную ошибку, которая могла стоить ему жизни и короны. По вступлению на престол он разжаловал многих приближенных своего отца, мстя им за те преследования, которым подвергался, будучи дофином. Филипп де Коммин пишет: «Когда Карл VII, его отец, почил в Бозе и корона пришла к нему, он разжаловал всех добрых и именитых рыцарей королевства, которые служили его отцу, помогли ему изгнать англичан из королевства и восстановить мир и добрый порядок, тем самым навлек на себя большую беду, ибо из-за этого началась война т. н. Общественного блага и она могла привести к тому, что его бы лишили свободы».

Но Людовик XI не стал бы тем, кем он стал, если бы не умел извлекать правильные выводы из сделанных ошибок. После войны с Лигой общественного блага он вернул многим из разжалованных должности и пенсии. Мало того, в 1467 году он издал королевский ордонанс, в котором государственные должности были объявлены пожизненными. Теперь Людовик стал с еще большим вниманием относиться к «человеческому материалу», особенно к тому, который мог быть ему чем-нибудь полезен.

Людовик не брезговал ничем, чтобы добиться расположения людей, в которых нуждался. Как пишет Коммин, великолепно изучивший характер своего государя, никто так не старался «склонить на свою сторону человека, который мог быть ему полезен или способен был ему повредить. Он отнюдь не смущался первым отказом человека, которого пытался расположить, но упорно продолжал начатое дело, осыпая его щедрыми обещаниями и действительно давая ему деньги и должности, которые могли его соблазнить». Скупой по природе, Людовик становился щедр под давлением политической необходимости. Он был глубоко убежден в том, что всякого человека можно купить и что в этом отношении нет никакой разницы между английским королем и простым осведомителем или шпионом. Причем французский король не переставал повторять своим приближенным следующее: «Самая большая удача человека — это когда государь, которому он служит, оказал ему какую-нибудь большую милость с малыми затратами, поскольку он окажется ему весьма обязан, и что это совсем не то, как если бы он сам оказал государю столь большую услугу, чтобы тот чувствовал бы себя сильно обязанным, ибо государи, естественно, больше любят тех, кто у них в долгу, нежели тех, кому они должны».

Карл Смелый

Заключив мир со своими недавними врагами из Лиги общественного блага, Людовик XI приступил ко второй части плана, предложенного ему Франческо Сфорцо: начал смуту в их рядах. Вскоре герцоги Нормандский и Бретонский, подкупленные королем, объявили Карлу Смелому, герцогу Бургундскому, что отказываются от прежнего союза с ним. Теперь оставалось только закрепить достигнутый успех, т. е. склонить герцога Бургундии к тому, чтобы и он отрекся от союза с вышеназванными герцогами. С этой целью Людовик выплатил Карлу Смелому 120 тыс. золотых экю и пожелал лично встретиться с ним, надеясь полностью склонить его на свою сторону после того, как ot него отступились его прежние союзники и ему была выплачена крупная сумма денег. Местом встречи была назначена Перонна во владениях герцога Бургундского. Карл Смелый личным письмом заверил короля в полной безопасности, и Людовик отправился туда только с небольшой свитой.

Коммин так оценивает это решение короля: «Великое безумие — одному государю предавать себя во власть другого, особенно если они воюют друг с другом, и потому государям чрезвычайно полезно в юности читать об исторических событиях, из которых явствует, как часто при подобных встречах древние хитрили и обманывали друг друга, совершали вероломные поступки, захватывали в плен и убивали тех, кому обещали безопасность и кто полагался на эти заверения».

Может быть, отправляясь в бургундские владения, Людовик предусмотрел все то, о чем упоминает Коммин, но он не учел, что недавно в Льеж отправились двое его посланцев, чтобы возмутить жителей города против герцога. Льеж был большим торговым городом, расположенным в долине реки Маас. Его населяли многочисленные ремесленники, город вел оживленную торговлю. Как и другие города Франции, он входил в состав герцогства Бургундского. Бургундские герцоги притесняли подчиненные им города: отменяли привилегии цехов, вымогали непосильные налоги с купцов и ремесленников. Города, стремясь стать самостоятельными, часто отваживались поднимать восстания против своего герцога. Людовик XI, желавший всеми мерами подорвать могущество Карла Смелого, побуждал их к этому. По всем фландрским городам были посланы под видом купцов, монахов, странствующих цыган королевские агенты, разжигавшие там недовольство и обещавшие помощь короля в час восстания. В Льеже эти агенты уже давно готовили восстание. Но Людовик не мог предположить, что оно начнется в то самое время, когда он будет находиться в Перонне.

Бежавшие из города сторонники герцога посеяли панику; одни из них утверждали, что льежцы перебили всех, другие говорили иначе; но все уверяли, что видели в толпе королевских посланцев и даже называли их по именам. Все это было передано герцогу, который сразу же пришел в ярость, обвиняя короля в обмане. Герцог немедленно приказал закрыть ворота города и замка и велел распустить слух, будто это сделано из-за того, что пропала шкатулка с драгоценностями и деньгами. Выступление горожан Льежа поставило Людовика XI в критическое положение. Зная вспыльчивый характер Карла, он стал опасаться за свою жизнь.

Филипп де Коммин вспоминал: «В то время я был еще с герцогом[149], служил у него камергером и спал, когда хотел, в его комнате. Когда ворота заперли, герцог велел людям выйти из его комнаты и сказал нам, оставшимся в ней, что король настоял на встрече против его воли и приехал с коварными замыслами, всячески утаивая цель своего приезда; затем он пересказал льежские новости — как король обманул его с помощью своих посланцев и как все его люди были перебиты. Он был страшно разгневан на короля и сыпал угрозами; уверен, что если бы в этот час среди нас, к кому он обращался, нашелся бы такой, кто поддержал его и посоветовал отомстить королю, то он бы так и поступил и по меньшей мере заключил бы короля в большую башню замка. Мы не стали распалять его чувств, но, сколь могли, успокоили его».

В течение трех дней ворота замка оставались закрытыми и охранялись. Герцог Бургундский с королем не виделись; все люди короля были оставлены при своем сеньоре, и они приходили изредка в замок через калитку в воротах; из герцогских людей, по меньшей мере влиятельных, в комнату к королю почти никто не заходил. Тогда Людовик XI стал действовать, как и всегда в критических ситуациях, с удвоенной энергией. Через своих приближенных он стал обращаться ко всем, кто, по его мнению, мог помочь, и не скупился на обещания. Мало того, французский король поручил кардиналу Балю, находившемуся в его свите, раздать наиболее влиятельным бургундским вельможам 15 тыс. экю золотом, что тот и исполнил[150].

Подкупленные бургундские вельможи сумели укротить гнев своего господина. Карл принял такое решение: если король поклянется соблюдать уже заключенный мир 1465 года и отправится с ним в Льеж, чтобы отомстить вероломным горожанам, то он будет удовлетворен. Филипп де Коммин заранее предупредил об этих условиях французского короля, и тому ничего не оставалось, как согласиться с ними.

Далее произошла следующая сцена: «Герцог был настолько взволнован, что у него дрожал голос и он готов был в любой момент взорваться. Внешне он был сдержан, но жесты и голос выдавали его гнев, когда он обращался к королю с вопросом, намерен ли он придерживаться мирного договора, уже составленного и написанного[151], и соблаговолит ли поклясться в этом. Король ответил, что да. Затем герцог спросил, соблаговолит ли король отправиться с ним к Льежу, дабы отомстить за измену льежцев, которую те совершили по его вине. На это король ответил согласием, сказав, что, как только будет принесена клятва и заключен желанный мир, он с удовольствием поедет с ним в Льеж… Эти слова очень обрадовали герцога. Был немедленно принесен текст договора о мире и взят из королевского сундука крест Карла Великого, называемый крестом победы, на котором они и дали клятву»[152].

Когда Льеж был взят и разграблен, то на четвертый-пятый день король начал убеждать людей из окружения герцога, которых уже считал своими друзьями, помочь ему добиться разрешения на отъезд. Обратился он и к Карлу, сказав с мудрой осторожностью, что если герцог нуждается в нем, то пусть его не щадит, а если нет, то ему хотелось бы отправиться в Париж и публично утвердить их договор в парламенте. Разрешение на отъезд, наконец, было получено, и вскоре после своего возвращения Людовик собрал совет нотаблей[153], и те освободили короля от обещаний, которые он дал в Перонне, сославшись на то, что клятвы были вырваны у короля угрозами.

Карл Смелый на охоте

Людовик XI, возможно, оценил великодушное отношение к себе со стороны Карла Смелого (что не было характерным для жестоких нравов того времени). Поэтому он никогда не задавался целью физического устранения своего главного врага, даже если и поступали довольно заманчивые предложения. Филипп де Коммин приводит такой пример: «Граф Кампобассо имел 400 легких кавалеристов, но земель у него не было, так как из-за войны он был изгнан и лишен своих владений. Он был принят на службу герцогом Бургундским. Он [Кампобассо] передал королю, если тот пожелает сделать для него то, что он попросит, он сможет выдать ему прямо в руки герцога Бургундского. Как только он приедет в лагерь герцога, то легко сможет или убить его, или взять в плен, и объяснил, каким образом он это сделает: герцог-де часто объезжает войска с небольшой свитой, и тогда-то его легко убить или схватить. Предлагал Кампобассо еще и другое: если король и герцог сойдутся на поле боя друг против друга, то он со своей кавалерией перейдет на сторону короля, если будут приняты некоторые его условия. Король проникся презрением к этому человеку за его вероломство и, пожелав проявить великодушие к герцогу Бургундскому, передал ему все это; но герцог не поверил ему, решив, что король преследует какие-то другие цели, и еще более возлюбил этого графа»[154].

Устранил своего главного врага Людовик XI при помощи Швейцарской федерации, купив[155] «вечный союз» с швейцарцами и натравив их на Карла Смелого. В битве при Нанси, произошедшей в 1477 году, герцог Бургундский сложил голову; так было сокрушено бургундское могущество. С помощью интриг, вероломства, а иногда и открытой войной Людовик завладел значительной частью бургундского наследства. Таков был финал этого противостояния, в которое было втянута вся Европа.

В противостоянии Людовика и Карла для французского короля очень важно было добиться нейтралитета Англии и ни в коем случае не допустить чрезвычайно опасного союза английского короля Эдуарда IV с Карлом Смелым. Здесь Людовик XI проявил себя выдающимся дипломатом, возможно, лучшим в свое время. Когда английская армия (она насчитывала 1500 кавалеристов, 14 тыс. конных лучников и достаточное число пехотинцев) высадилась во Франции, французский король немедленно приступил к переговорам с англичанами. Договаривающиеся стороны решили, что оба короля должны увидеться и после встречи, на которой они поклянутся соблюдать договор, английский король вернется домой, предварительно получив 71 тысячи экю. Особо было обещано 16 тысяч экю пенсии ближайшим вельможам Эдуарда IV: две тысячи экю в год монсеньеру Гастингсу, две тысячи экю канцлеру, а остальные монсеньеру Говарду, обер-шталмейстеру Челенджеру, монсеньеру Монтгомери и другим.

О реакции Карла Смелого на эти переговоры[156] есть свидетельства Филиппа де Коммина. «Герцог Бургундский, узнав эти новости, срочно выехал к королю Англии и приехал к нему лишь в сопровождении 16 всадников. Король Англии был поражен столь неожиданным приездом и спросил у него, что его привело, видя, что тот разгневан. Герцог ответил, что приехал поговорить с ним. Король спросил, желает ли он говорить наедине или на людях. В ответ герцог спросил, заключил ли он мир. Король Англии ему ответил, что заключил перемирье на девять лет, включив в него и Карла, и герцога Бретонского, и попросил дать на это согласие. Герцог Пришел в ярость, заговорил по-английски (он знал этот язык), стал напоминать о многих прекрасных подвигах английских королей, совершенных во Франции, и о великих тяготах, которые те с честью несли, и всячески хулил это перемирие, говоря, что он призывал сюда англичан не ради своих нужд, а чтобы они вернули себе то, что им при надлежит. Сказав это, он вышел и уехал обратно. Эдуард IV с явным неудовольствием воспринял эту тираду герцога, как и его приближенные».

Людовик XI очень дорожил достигнутым перемирием с англичанами, он боялся даже обронить какое-нибудь слово, которое те могли истолковать как насмешку над собой. Как-то раз у него сорвалась с языка шутка по поводу тех вин и подарков, которые он отправил в войско англичан (король сказал, что в отличие от своего отца он легко изгнал англичан, ибо изгнал их, накормив пирогами с дичиной и напоив добрым вином). Обернувшись, он заметил одного гасконского купца, который жил в Англии и пришел просить разрешения на провоз туда гасконского вина без уплаты королевской пошлины. Король был неприятно удивлен присутствием купца, который все слышал. Он спросил у него, из какого он города в Гаскони и имеет ли в Англии жену. Купец ответил, что женат, но не богат. Тогда Коммин по приказу Людовика переговорил с ним (а точнее, посоветовал держать язык за зубами), в результате чего тот получил очень хорошую службу в родном городе, право беспошлинного провоза вина и 1000 франков наличными, чтобы привезти свою жену; но в Англию поехал его брат, чтобы он там не показывался. Таким образом, король сам себя наказал штрафом за излишнюю болтливость. Требовательный к себе, он был таким же требовательным к своим приближенным. С одной только разницей: их наказывали уже не штрафами, а многолетним заключением, а то и отсечением головы.

Вернувшись в Англию, Эдуард IV, сильно раздосадованный тем, что герцог Бургундский не пожелал признать договор о перемирии, предложил Людовику, если он пожелает продолжить войну с Карлом Смелым, свою помощь. Английский король был согласен на следующий год вновь высадиться во Франции, если Людовик XI оплатит это плавание и возьмет на себя содержание половины английской армии. Король выразил безмерную (!) признательность Эдуарду, но предложение о совместном ведении войны отклонил. Людовик прекрасно понимал, что было бы весьма опасно предлагать королю Английскому вернуться, ибо вновь могла вспыхнуть давняя вражда между англичанами и французами, а бургундцам и англичанам нетрудно было вновь прийти к согласию.

Французский король рассчитывал на то, что англичане не нарушат перемирия, если регулярно будут получать от него вознаграждение. И не ошибся. Ежегодно он платил Эдуарду IV пенсию (англичане называли ее данью) в 50 тысяч экю, которые доставлялись в Лондон, а уже названным нами приближенным выплачивал около 16 тысяч экю в год. В Счетной палате в Париже хранятся расписки всех этих особ, кроме обер-камергера короля Англии Гастингса (от него была получена лишь одна расписка, да и то с большим трудом).

Этого обер-камергера пришлось долго уламывать, прежде чем он стал принимать деньги (пенсию) от французского короля. Виновником этого Филипп де Коммин считал себя, так как, еще находясь на службе у герцога Бургундского, сделал Гастингса другом Карла, который назначил ему ежегодную пенсию в 1000 экю. Перейдя на службу к французскому королю, Коммин стал посредником между ним и обер-камергером. Людовик назначил Гастингсу пенсию в две тысячи экю, что было вдвое больше того, что платил ему герцог Бургундский. А затем король отправил к нему своего приближенного Пьера Клере, строго наказав получить с Гастингса расписку, дабы в будущем было известно, что обер-камергер находился на содержании короля Франции.

Пьер Клере, человек, как отмечает Коммин, «весьма умудренный», встретился с обер-камергером частным образом, с глазу на глаз, в его лондонском доме. Передав Гастингсу две тысячи экю золотом, Пьер Клере стал умолять его написать расписку в подтверждение того, что он получил деньги сполна. Но Гастингс отказался делать это, и тогда Клере стал просить его написать хотя бы три строчки на имя короля — что он эти деньги получил, дабы он, Клере, мог отчитаться перед королем, своим господином, и тот бы не подумал, что он эти деньги присвоил себе, ибо король — человек недоверчивый. Камергер, понимая, что просьба Клере обоснованна, сказал: «Монсеньер, то, что вы говорите, — весьма резонно, но этот дар сделан мне по доброй воле короля, вашего господина, а не по моей просьбе. Если вам угодно, чтоб я его принял, то передайте мне его из рук в руки без всяких расписок и свидетельств, ибо я совсем не хочу, чтобы обо мне говорили: «Обер-камергер Англии находился на содержании у короля Франции», — и чтобы мои расписки оказались в его счетной палате». Клере тем и удовлетворился; он оставил ему деньги и вернулся с докладом к королю, который сильно разгневался из-за того, что он не привез расписку. Но тем не менее Людовик похвалил Гастингса и стал уважать его более, чем любого другого приближенного короля Англии, и отныне всегда выплачивал ему пенсию без расписок.

В правление Людовика во всех переговорах между англичанами и французами благодаря уму и искусности короля французы брали верх. Англичане стали говорить, что в сражениях с французами они всегда или чаще всего выигрывают, а на переговорах проигрывают и несут убытки. Особенно ярко это проявилось во время переговоров относительно брака дофина Карла (сына Людовика XI) и Елизаветы (дочери Эдуарда IV). Французский король не желал этого брака и придумал следующую хитрость. Вспоминает Филипп де Коммин: «И когда его [т.е. английского короля] послы приезжали к нам, то их так хорошо принимали и делали им такие прекрасные подарки, что они уезжали довольные, хотя им никогда и не давали окончательного ответа, что делалось ради выигрыша во времени, а лишь говорили, что через несколько дней король пришлет к их королю почтенных особ, которые дадут такие заверения по поводу волнующего его дела, что тот будет удовлетворен. Когда эти послы уезжали, то через три недели или месяц (иногда раньше, иногда позже) король отправлял в Англию своих послов, причем всегда таких, которые не были в предыдущем посольстве, чтобы, если предыдущие послы уже начали какие-либо переговоры, последующие не смогли бы их продолжить и не знали бы, что отвечать. Посланные обычно изо всех сил старались любыми способами так успокоить короля Английского насчет предстоящего брака, чтобы он продолжал хранить терпение и ничего не предпринимал».

Людовика XI нередко называют родоначальником современного дипломатического искусства. И действительно, этот король был непревзойденным дипломатом не только для своего времени.

Еще в первые годы своего правления Людовик сумел оценить, какое большое значение для правительства имеют хорошие дипломатические кадры. Известны имена свыше 70 лиц, являвшихся дипломатами французского короля. Число же его тайных эмиссаров, которые сыпали пригоршнями золото повсюду, где можно было получать информацию или иную помощь, было огромно. О своих собратьях по дипломатическому цеху Коммин писал: «И действительно, насколько я знаю, в нашем королевстве есть такие люди, способные вести ответственные переговоры, каких нет ни в одном другом известном мне государстве; и это особенно те, кто воспитан нашим королем: ведь для подобных дел нужны люди услужливые, умеющие все стерпеть, снести любые речи для достижения цели, и именно таких он подбирал себе».

Людовик не только расширил число дипломатических миссий, которые направлялись им в различные страны, но и сделал их пребывание там более длительным. Особенно стремился Людовик превратить временные дипломатические представительства в постоянные, по крайней мере, при тех дворах, в которых был наиболее заинтересован, как, например, в Бургундии и Англии. В то же время французский король очень боялся чужих дипломатических представителей у себя в стране, видя в них, и не без основания, шпионов и соглядатаев. Однако он считал их неизбежным злом и разработал сложные правила, чтобы по возможности обезопасить себя от любопытства послов-шпионов. Эти правила мы встречаем опять же в «Мемуарах» Филиппа де Коммина[157].

Вот они: «Однако послов необходимо и отправлять и принимать. Те, кто прочтет об этом, могут, пожалуй, спросить, какие же средства я предложил бы для безопасности, и скажут, что предохраниться здесь невозможно. Тех, кто пришел от настоящих друзей и не вызывает никаких подозрений, следует, по-моему, радушно принять и позволить им достаточно часто видеться с государем — в зависимости от его личных качеств. Я имею в виду — если он мудр и честен, ибо если он не таков, то чем меньше он является послам, тем лучше. Если тайные или официальные послы приходят от государей, питающих ненависть, то в отношении их никогда нет полной уверенности. По моему мнению [Коммин здесь, конечно же, от своего имени пересказывает уроки, усвоенные им от Людовика XI], их следует принять с почетом и хорошо с ними обращаться, а именно выслать им людей навстречу, удобно разместить, но приказать надежным и искушенным людям их всюду сопровождать, якобы ради почета и безопасности, чтобы знать, с кем они общаются, и не допускать, чтобы они получали известия от недоброжелателей, ибо они есть в любом доме. Кроме того, я бы побыстрее их выслушивал и спроваживал обратно, ибо мне кажется, что не к добру держать при себе врагов».

Любопытно, как вел себя Людовик со своими дипломатами. Он давал им полную свободу при ведении переговоров, просил их не спрашивать у него слишком часто советов и лишь держать его в курсе того, что они предпринимают. Когда же дела шли не гладко, то король настаивал на исчерпывающей информации. Так, он пишет одному своему посланцу: «Когда дела идут хорошо, меня надлежит лишь известить, но когда дела идут плохо, то я полностью должен быть в курсе дела, чтобы вовремя помочь».

Особенно советует Людовик своим послам подкупать слуг своих врагов. Он считает даром неба преуспевать в этом деле. Эта система Людовика была в совершенстве усвоена главным его дипломатом Коммином, который сформулировал ее следующим образом: «Послы не выходят из рамок своих обязанностей и не злоупотребляют своим долгом, предаваясь шпионажу и торговле совестью». Здесь, конечно же, Коммин имел в виду торговлю не собственной совестью, а совестью других.

По мнению Людовика, усилия его послов также должны быть направлены к тому, чтобы обмануть врагов; и в то же время не дать им провести себя. Когда во время дипломатических переговоров, которые велись в конце 1480 года между Людовиком XI и Максимилианом Габсбургом, его послы были обмануты человеком, к которому отнеслись слишком доверчиво, французский король в ярости написал им: «Вы же видите, кровавые собаки, что ему нельзя доверять, верьте только тому, что вы сами увидите». И король заключает свое послание следующим выразительным наставлением: «Они вам лгут. Ладно! Лгите им больше!».

Большое значение придавал Людовик умению вести переговоры о мире. Коммин по этому поводу пишет следующее: «Еще я думаю, что если война уже началась, то прерывать какие-либо переговоры о мире или отказываться их начинать не следует, ибо никогда не знаешь, как обернется дело; напротив, нужно их поддерживать и выслушивать всех посланцев и внимательно следить, что за люди будут посещать послов, но следить как можно более скрытно. И в ответ на одного посланца, которого бы они прислали мне, я отправил бы им двоих, и даже если бы они стали жаловаться и просить, чтобы им их больше не присылали, я бы все равно искал удобный случай и возможность их отправить. Ибо вы не сумеете отправить другого столь хорошего и надежного шпиона, который имел бы такую возможность смотреть и слушать». И далее Коммин продолжает: «…если приходится вести переговоры о мире, нужно использовать самых верных слуг, какие только есть у государя, причем среднего возраста, чтобы молодые по слабости своей не вступили в какую-нибудь бесчестную сделку, а возвратившись, не напугали слишком дурными вестями своего господина, и предпочтение следует отдавать тем, кто был государем облагодетельствован и обласкан. Вести же переговоры лучше где-нибудь подальше, а когда послы возвращаются — выслушивать их наедине или в узком кругу, чтобы можно было, если новости окажутся тревожными, внушить им, что следует говорить остальным, когда их начнут расспрашивать».

Королевским ордонансом от 19 июня 1464 года во Франции впервые была учреждена почтовая служба. Множество людей держали «ушки на макушке», чтобы первыми услышать новости и сообщить их Людовику, ибо он охотно одаривал того, кто первым передавал ему по почте какие-либо важные вести, не забывая при этом и гонцов. Король находил удовольствие в том, чтобы заранее предупреждать об этом, говоря: «Я дам столько-то тому, кто принесет мне новости».

Людовик для получения ценной информации вел весьма обширную переписку со «своими добрыми и верноподданными городами», а также целой массой как высокопоставленных, так и совсем незнатных людей. «Ни один человек, — пишет о нем Коммин, — так не прислушивался к людям, не расспрашивал о стольких вещах, не хотел знать стольких людей, как он. И действительно, он знал всех значительных, пользовавшихся влиянием людей в Англии, Испании, Португалии, Италии, Бургундии, Бретани так же, как своих подданных». Людовик вел многочисленные досье, в которых хранил тайны, раскрытые им, купленные или украденные. Раскинув свою паутину повсюду, французский король был самым осведомленным монархом своего времени. «Всемирным пауком» назвал его один средневековый хронист.

Людовик XI в подземелье

Последние годы жизни Людовик перестал, как прежде, разъезжать по Франции. Прекратились посещения замков, выезды на богомолье и на охоту. Король почти безвыездно жил в своем любимом замке Плесси ле Тур, расположенном неподалеку от города Тура, в долине реки Луары. Здесь к нему почти никто не приходил, кроме домашних слуг и лучников, которых было изрядное число — четыре сотни. Они круглосуточно несли охрану, прохаживаясь по замку и стоя у ворот. Никто из приближенных Людовика XI не жил в этом замке, а если к королю наведывались его придворные, то их пропускали только небольшими группами, а то и поодиночке. Вокруг всего замка Плесси Людовик велел на подходе ко рву установить решетку из толстых железных прутьев, а в стены вделать железные броши с многочисленными остриями. Король также приказал поставить четырех больших железных «воробьев»[158] в таких местах, откуда легче всего было вести стрельбу. А под конец он велел, чтобы 40 арбалетчиков день и ночь сидели во рву и по ночам, до того как утром откроют ворота, стреляли во всякого, кто будет приближаться.

В замке короля были жуткие места заключения в виде железных клеток, в которых помещенный туда человек мог только сидеть или лежать. Изобрел их епископ Верденский, и он же был посажен в первую из них, как только она была построена, где и пролежал 14 лет. Уже известного нам по плену Людовика в Перонне кардинала Балю продержали в такой клетке более 11 лет, хотя за него просил сам Римский папа. Так Людовик расправлялся со своими опальными вельможами и политическими противниками.

* * *

Жизнь Людовика XI оборвалась 30 августа 1483 года. Не стало не только выдающегося короля, но и одной из самых ярких и заметных личностей в истории тайной войны Средневековья. К концу правления Людовика XI объединение страны в единое государство было в основном завершено. В XVI век Франция вступила как крупнейшее из централизованных государств Западной Европы с развивающимися экономическими связями, богатыми городами и растущей культурной общностью.