Глава I. Возникновение Ура и всемирный потоп

Глава I. Возникновение Ура и всемирный потоп

Нижняя Месопотамия, Шумер древнего мира, по сути дела представлял собой долину двух рек, Тигра и Евфрата. На западе Шумер замкнула расположенная выше сирийская пустыня — безводное и большую часть года бесплодное каменистое плато, где лишь кочевник-бедуин раскинет на короткое время свой шатер, но ни один сколько-нибудь цивилизованный человек не сможет поселиться надолго. А на востоке непреодолимым препятствием встали Персидские горы, населенные воинственными племенами, предпочитавшими грабить обработанные поля жителей долины, чем подчиняться их власти. Земля Шумера — недавнего происхождения. Раньше морской залив, который мы сейчас называем Персидским, вдавался глубоко в материк, севернее современного Багдада, и только в сравнительно поздний период человеческой истории соленая морская вода уступила место суше. Произошло это не вследствие какого-то внезапного катаклизма, а в результате отложений речных наносов, постепенно заполнявших огромную впадину между пустыней и горами. Если бы в этом процессе участвовали только Тигр и Евфрат, образование дельты шло бы обычным путем: пядь за пядью, шаг за шагом наносы продвигались бы с севера на юг, и прошли бы века, а может быть, и тысячелетия, прежде чем люди смогли бы освоить образовавшуюся в результате этой медленной работы землю на юге долины, где находится Ур. Но в действительности дело обстояло иначе. Шумерийцы считали, что их древнейшим городом был Эриду, расположенный километров на двадцать южнее Ура. Об этом же говорят и раскопки иракской правительственной экспедиции, — во всяком случае в собственно Нижней Месопотамии нигде не удалось обнаружить поселений столь же древних, как Эриду. Разумеется, это требует объяснений, и, чтобы дать их, нам придется снова обратиться к физической географии этого района.

В Персидский залив впадают не только Тигр и Евфрат. Близ современного города Мохаммеры находится устье реки Карун, которая одна несет с Персидских гор почти столько же ила, сколько Тигр и Евфрат вместе взятые. Напротив устья Каруна расположен Вади эль-Батин. Сейчас это сухая долина, но в древности по ней тоже текла полноводная река, орошавшая Центральную Аравию. Она не была так стремительна, как Карун, однако на своем долгом пути по руслу, проложенному в легких почвах, ее воды захватывали и выносили почти такое же количество ила. Две реки, сливаясь в одну, впадали в Персидский залив под прямым углом и выносили в него массу ила, который со временем образовал поперек залива подводную отмель. Эта преграда нейтрализовала и без того незначительное в Персидском заливе влияние приливов и отливов и одновременно замедлила нижнее течение Тигра и Евфрата настолько, что принесенный их водами ил начал оседать с внутренней стороны отмели. Таким образом, первая наносная земля возникла в самой южной части долины. В результате этого верхняя часть залива превратилась в закрытую лагуну. Впадающие в лагуну большие реки сначала сделали ее воды из соленых солоноватыми, а затем — пресными, а выносимый ими ил начал распределяться более равномерно, поднимая все дно лагуны. Разумеется, образование суши при впадении рек в лагуну происходило быстрее. Первые полоски земли появились на севере и у южной преграды, тогда как на середине еще оставалось обширное заболоченное пространство с едва выступающими островками. Но со временем и это болото высохло: там, где некогда был морской залив, раскинулась широкая дельта. Ее прорезали реки, текущие вровень с берегами. Поэтому русла их постоянно менялись; каждую весну они затопляли низкую долину, и только летом яростное солнце снова высушивало ее. Легкая почва без единого камешка отличалась редкостным плодородием, — второе такое место едва ли можно было найти на земле. Изложенная в книге Бытия история сотворения мира, где речь идет о месте для обитания людей, явно заимствована древними евреями у жителей Нижней Месопотамии: этот миф родился именно здесь, и здесь он гораздо вернее отражает действительность, «И сказал бог: „Пусть воды небесные соберутся в одном месте, а твердь — в другом". И было по слову его… И земля породила изобильные травы и злаки всех родов и деревья, плодоносящие своими семенами, и бог увидел, что это хорошо».

И на самом деле, это была благословенная, манящая земля. Она звала, и многие откликнулись на ее зов. Здесь оседали племена; изголодавшиеся по земле руки усердно обрабатывали каждый клочок плодородной почвы, едва он поднимался над водой. С приходом этих земледельцев открылась первая глава многовековой истории Шумера.

Древнейший период известен нам по трем городам, исследованным Урской экспедицией: по Уру, Раджейбе и Эль-Обейду.

В 1919 г. доктор Г.Р. Холл производил в Уре пробные раскопки для Британского музея. В шести километрах севернее Ура он обнаружил и частично раскопал небольшой холм, который арабы называют Тель эль-Обейд. Результаты оказались настолько значительными, что одной из первых задач объединенной экспедиции, организованной три года спустя, стали раскопки именно этого поселения. Наибольшую сенсацию вызвала находка храма первой династии. Однако сейчас нас интересуют совсем другие и гораздо более древние памятники.

Примерно в шестидесяти метрах от развалин храма находилось небольшое возвышение; оно поднималось над окружающей равниной всего на два метра. Поверхность его была усыпана кремневыми орудиями и черепками вылепленной от руки раскрашенной глиняной посуды такого же типа, как в Эриду на юге Ура. Находки были отнесены к «доисторическим», тогда о них больше почти ничего не знали.

С самого начала раскопок на этой возвышенности мы были поражены, как мало потребовалось затратить на них труда; все лежало почти на поверхности! Под пяти — десятисантиметровым (спорное место — в книге «пяти» в конце строки, «десятисантиметровым» на следующей. Но, учитывая контекст и наличие в языке слова «полуметровым», скорее должно быть «пяти — десятисантиметровым») слоем легкой пыли и черепков залегал пласт твердой земли толщиной не более метра, в котором оказалось множество осколков расписной глиняной посуды, кремневые и обсидиановые орудия, остатки тростниковых циновок, обмазанных смесью глины и помета или реже — смесью земли и битума. Ниже начинался уже чистый водоносный слой.

Некогда здесь действительно был островок из речного ила, поднимавшийся над заболоченной равниной. Люди нашли его и построили на нем примитивные хижины из тростника, обмазав их глиной. Позднее деревня была покинута. Черепки и пыль на поверхности — вот все, что от нее осталось. Лишь в одном месте этого пласта мы нашли фундамент стены из кирпича-сырца, относящийся к той же эпохе, что и расположенный неподалеку храм первой династии. Фундамент был заложен в древнейшем нижнем слое, вернее, непосредственно над ним и отделялся от него неизвестным промежутком времени. Из этого мы заключили, что деревня была явно покинута людьми и потом долго оставалась необитаемой. Метровый слой твердой глины и домашних отбросов накопился за время, пока деревня была населена; по мере того как непрочные хижины разрушались, жители строили непосредственно над ними новые. Более легкий верхний слой представлял собой остатки самых поздних построек, разрушенных и развеянных вихрями пустыни, о чем говорят уцелевшие от эрозии многочисленные черепки, разбросанные по поверхности. Разрушению такого рода деревня могла подвергнуться только после того, как ее оставили последние жители.

Несмотря на скудность находок, они многое рассказали нам об этих людях. Первое и самое главное, что мы узнали: здесь жили люди позднего неолита. Во всем Эль-Обейде не удалось найти никаких следов металла. Если медь и была известна, то употреблялась она лишь для изготовления небольших предметов роскоши. Что касается орудий, то все они были каменными. Более крупные инструменты, такие, как мотыги, изготовлялись из кремня или кварца, и то и другое можно найти в верхней части пустыни. Ножи и шила делали из горного хрусталя или вулканического стекла, обсидиана. Эти материалы приводилось доставлять издалека. Бусы были из горного хрусталя, сердолика, розового хрусталя и раковин. Их только обкалывали для придания формы, но не полировали. Однако две-три полированные обсидиановые палочки для носа или ушей, найденные на поверхности и, по-видимому, относящиеся к той же эпохе, свидетельствуют, что искусство тонкой обработки камня было известно мастерам Эль-Обейда.

Но высшего мастерства они достигли все-таки в гончарном ремесле. Их глиняная посуда, вылепленная без помощи гончарного круга, отличается тонкостью стенок и красотой форм. Весьма своеобразны сосуды с черными или коричневыми узорами по белому фону, который от пережога зачастую приобретал странный и, пожалуй, довольно эффектный зеленоватый оттенок. Орнамент на всех сосудах геометрический, из простейших элементов — треугольников, квадратов, волнообразных или зубчатых линий и уголков, которые либо отчетливо выдавлены, либо нанесены штрихами. Они всегда искусно скомбинированы и очень хорошо сочетаются с формой сосудов. Можно с полной уверенностью сказать, что эти образцы глиняной посуды, самые древние из найденных в Нижней Месопотамии, по своему совершенству превосходят все, что здесь производилось вплоть до арабского завоевания.

Глиняная посуда Эль-Обейда свидетельствует о том, что гончарное искусство — не местного происхождения и принесено сюда уже в полном расцвете откуда-то извне. Последние раскопки в Эриду обнаружили более ранние образцы такой же посуды, разница заключается только в степени совершенства, а стиль и характерные особенности здесь те же самые, что и в Эль-Обейде. Очевидно, первые поселенцы речной долины принесли эти формы керамики из своей родной страны. Но откуда? Пока что Сузы единственное место, где обнаружены аналогичные гончарные изделия: это расписная доисторическая посуда Элама. Нельзя сказать, что это одно и то же, однако несомненное сходство, целый ряд характерных признаков позволяют предположить, что гончарные изделия Элама и Нижней Месопотамии имеют как бы общих предков. Если это предположение правильно, то жители Эль-Обейда должны были спуститься в долину с Эламских гор на востоке. Вполне естественно, что высыхающие болотистые низины с их плодородной почвой должны были привлечь соседние племена. Но выгоды земледелия вряд ли могли соблазнить кочевников западной пустыни, а потому первые пришельцы явились в долину либо с севера, либо с востока. Однако между гончарными изделиями Эль-Обейда и северных племен, насколько нам известно, нет ни малейшего сходства: древние гончарные изделия севера не расписные. Поэтому даже частичная аналогия с Эламом является в данном случае решающей.

Пришельцы несомненно были земледельческим народом. Их самое распространенное каменное орудие — мотыга. Многочисленные маленькие кремневые осколки, по-видимому, остались от салазок-волокуш, употреблявшихся для обмолота зерна, а каменные ступки и ручные мельницы доказывают, что уже размалывали зерно, из которого пекли хлеб. Но самым любопытным свидетельством являются серпы, вернее осколки серпов, в изобилии усеявшие то место, где стояла деревня. Серпы были сделаны из обожженной глины. Казалось бы, глина — наименее подходящий материал для изготовления режущих инструментов, однако форма осколков не оставляет никаких сомнений. Обожженная глина настолько прочна, а режущий край так остер, что эти серпы в какой-то мере отвечали своему назначению. Разумеется, они часто ломались, — этим и объясняются находки огромного количества обломков и почти ни одного целого экземпляра.

Итак, жители деревни обрабатывали землю. Кроме того, они разводили домашних животных. На это указывает наличие коровьего помета в глиняной обмазке их хижин, а также найденная нами глиняная фигурка свиньи. Пряслица из обожженной глины или битума свидетельствуют о том, что они умели изготовлять пряжу, скорее всего шерстяную, и знали ткачество: тяжелые глиняные диски с двумя отверстиями почти наверняка служили противовесами ткацкого станка.

Как и следовало ожидать, жители этой деревни, расположенной вблизи реки и болот, употребляли в пищу рыбу: среди развалин хижин осталось много рыбьих костей. Многие рыбьи скелеты совсем маленькие: такую мелочь вылавливали сетями. Найденные нами голыши с желобками, по-видимому, были грузилами для сетей. Кроме того, мы нашли глиняную модель открытой, похожей на каноэ лодки с загнутым носом.

Обитатели деревни носили ожерелья из бусин, а также палочки в ушах или носу, — о них уже упоминалось выше. Некоторые глиняные статуэтки изображают женщин с огромными ожерельями и нарисованными на плечах линиями, которые, по-видимому, изображают накидки. Сохранилась и нижняя половина одной из таких фигурок с какими-то полосами: это либо узкие завязывающиеся спереди шаровары, либо следы татуировки.

Однажды в штаб экспедиции в Уре пришли два араба и, развернув свои платки, выложили на стол четыре или пять больших кремневых мотыг. Они сказали, что нашли их где-то «там, в пустыне». Получив хороший «бакшиш», арабы, как я и ожидал, через день или два явились с новыми мотыгами, но и на сей раз не сказали, где они их нашли. Когда они пришли в четвертый раз, я просто отказался им платить, сказав, что мотыг у меня достаточно и что, если они хотят получить «бакшиш», пусть покажут, где можно найти такие же камни. Арабы поняли, что для них это единственная возможность прилично заработать, и согласились.

Это место оказалось в десяти километрах к северо-востоку от Ура. Арабы называют его Раджейбе. Оно почти не возвышается над равниной, и, только подойдя поближе, мы убедились, каким образом наши арабы собирали такой богатый урожай мотыг: здесь невозможно было сделать и шага, чтобы не наступить на обработанные куски кремня или расписные глиняные черепки. Все это лежало прямо на поверхности таким толстым пластом, что под ним скрывался песок пустыни.

Новое поселение было точно таким же, как Эль-Обейд, только гораздо больше. Никаких раскопок вести не пришлось: непосредственно под слоем камней и черепков оказался чистый ил — основание острова, на котором жители строили свои жилища. После них здесь никто не селился, поэтому верхний защитный покров отсутствовал, и ветер унес все, что мог унести[7]. Возможно, что и здесь было последовательное напластование строений довольно длительного периода: кремневых осколков и прочего было слишком много, чтобы отнести все к одной эпохе. Видимо, раньше они располагались на разной глубине; однако по мере выветривания превратившегося в пыль строительного мусора остатки строений опускались все ниже, пока от целого ряда наслоений не остался один пласт тяжелых черепков и кремневых орудий. Практически он не возвышался больше над поверхностью пустыни, и потому его дальнейшее выветривание прекратилось.

По сравнению с Эль-Обейдом Раджейбе нам ничего нового не дал. Значение открытия этого поселения состоит в том, что оно полностью повторяет историю Эль-Обейда. И в первом и во втором случаях на естественном острове среди болот поселились пришельцы из одного племени и с одинаковой культурой, жили здесь длительный период, а потом навсегда покинули свои деревни. Почему это произошло, мы узнаем из раскопок самого Ура. Пока же важно хотя бы примерно датировать эти поселения. Судя по расположению пластов в Эль-Обейде, они древнее первой династии Ура. Факты говорят о том, что эти пласты относятся к позднему неолиту, однако мы не знаем, сколько времени прошло между каменным веком и первой династией, и нет никаких свидетельств, которые помогли бы нам представить историческое развитие в этот промежуточный период. Культура Эль-Обейда остается для нас обособленным явлением. Как говорил в свое время один ученый, «она должна была играть и несомненно сыграла свою роль в истории Шумера, однако в настоящее время связь эту установить невозможно»[8].

В 1929 г. завершились раскопки царского кладбища в Уре. В то время я был убежден, что погребения хотя и ненамного, но все же древнее первой династии Ура. Найденные в могилах сокровища свидетельствовали о поразительно высокой цивилизации, и именно потому было особенно важно установить, через какие этапы человек поднялся до таких высот искусства и культуры. Вывод напрашивался сам собой: нужно продолжать копать вглубь. Для начала мы решили исследовать нижние слои на небольшом участке, чтобы не тратить зря денег и времени. Мы начали с того слоя, где были обнажены захоронения, и отсюда стали рыть маленькую квадратную шахту площадью полтора метра на полтора. Мы углубились в нижний слой, состоявший из обычной, столь характерной для населенных пунктов смеси мусора, распавшихся необожженных кирпичей, золы и черепков. Примерно в таком же мусоре располагались и гробницы. На глубине около метра внезапно все исчезло: не было больше ни черепков, ни золы, а одни только чистые речные отложения. Араб-землекоп со дна шахты сказал мне, что добрался до чистого слоя почвы, где уже ничего не найдено, и хотел перейти на другой участок. Я спустился вниз, осмотрел дно шахты и убедился в его правоте, но затем сделал замеры и обнаружил, что «чистая почва» находится совсем не на той глубине, где ей полагалось бы быть. Я исходил из того, что первоначально Ур был построен не на возвышенности, а на невысоком холмике, едва выступавшем над болотистой равниной, и, пока факты не опровергнут моей теории, я не собирался от нее отказываться. Поэтому я приказал землекопу спуститься вниз и продолжать работу. Араб неохотно начал углублять шахту, выбрасывая на поверхность чистую землю, в которой не было никаких следов человеческой деятельности. Так он прошел еще два с половиной метра, и вдруг появились кремневые осколки и черепки расписной посуды, такой же, как в Эль-Обейде.

Я еще раз спустился в шахту, осмотрел ее и, пока делал записи, пришел к совершенно определенному выводу. Однако мне хотелось узнать, что скажут об этом другие. Вызвав двух участников экспедиции, я изложил им суть дела и спросил, что из этого следует. Оба стали в тупик. Подошла моя жена, и я обратился к ней с тем же вопросом.

— Ну, конечно, здесь был потоп! — ответила она не задумываясь. И это был правильный ответ.

Однако вряд ли уместно говорить о всемирном потопе, ссылаясь на единственную шахту площадью в какой-то квадратный метр. Поэтому в следующий сезон я отметил на обнаженном нижнем слое царского кладбища прямоугольник площадью двадцать три метра на восемнадцать и приступил к раскопкам этого огромного котлована. В конечном счете он достиг глубины девятнадцати метров.

Довольно глубокие могилы располагались гораздо выше того слоя, от которого мы начали рыть котлован. Под гробницами оказался пласт мусора, скопившегося на краю древнего города. Нам пришлось убрать этот мусор и полностью откопать гробницы. Таким образом, котлован уходил вниз от более древнего слоя, чем тот, в котором находились захоронения. Их разделял довольно значительный пласт отбросов, скопившихся здесь за какой-то период времени. Судя по их количеству, этот период был весьма значительным.

Едва начался новый этап раскопок, как мы натолкнулись на развалины домов. Стены были сложены из плоско-выпуклого кирпича-сырца, т. е. из обычных прямоугольных кирпичей, но с округленно-выпуклой верхней частью. Подобные же кирпичи мы уже встречали на развалинах храма первой династии в Эль-Обейде и на царском кладбище. Глиняная посуда, обнаруженная в комнатах домов, была того же типа, что и в расположенных выше захоронениях. Под этими развалинами лежал второй слой построек, а под ним — третий. Углубившись всего на семь метров, мы прошли таким образом по крайней мере восемь пластов с руинами домов, причем все они были воздвигнуты над остатками построек предшествующей эпохи. В трех нижних пластах вместо плоско-выпуклых кирпичей пошли обычные кирпичи с плоским верхом, да и глиняная посуда была здесь иного типа, чем на царском кладбище. Затем развалины зданий сразу исчезли, и мы продолжали раскопки, углубляясь в плотный слой глиняных черепков. Он оказался толщиной около шести метров. В нем на разных уровнях попадались печи для обжига глиняной посуды; здесь явно располагалась когда-то гончарная мастерская. Масса глиняных черепков была остатками поврежденных при обжиге изделий, треснувших или деформированных. Поскольку такой брак уже нельзя было сбыть, гончары просто разбивали его, и черепки накапливались вокруг печи до тех пор, пока не загромождали все. Тогда над старой погребенной под черепками печью складывали новую. Судя по шестиметровому пласту черепков, мастерская работала здесь очень долго. Изучая остатки ее бракованной продукции, можно проследить развитие гончарного искусства за весь этот период.

Черепки верхней части пласта в общем соответствуют посуде, найденной в нижних слоях строений, однако среди них попадаются и осколки с черно-красным орнаментом по темно-желтому фону. Они весьма сходны с образцами глиняной посуды, недавно найденными в двухстах сорока километрах севернее Ура в поселении Джемдет Наср вместе с весьма примитивными глиняными табличками. Однако Джемдет Наср и Эль-Обейд до сих пор остаются изолированными открытиями, и об их отношении к истории Шумера можно только строить предположения.

По мере углубления в пласт, образовавшийся около печи для обжига, характер черепков менялся. Расписная многоцветная посуда уступила место одноцветной. На отдельных крупных осколках хорошо сохранился либо густо-красный цвет, полученный с помощью раствора красного железняка, либо серый или черный, появившийся в результате «дымного обжига», когда дым специально удерживается в печи для того, чтобы глина прокоптилась. Именно такого рода прокопченную посуду немецкие археологи обнаружили в Варке (древнем Эрехе), в самых нижних из достигнутых ими слоев.

Еще глубже, в «урукском» пласте, мы нашли замечательную вещь — тяжелый диск из обожженной глины диаметром около метра с отверстием в центре для оси и маленьким отверстием у края для ручки. Это был гончарный круг. На подобных кругах мастера Урука изготовляли посуду. Мы обнаружили древнейший образец этого приспособления, с изобретением которого человек сделал первый шаг от чисто ручного труда к машинному.

Всего на тридцать сантиметров ниже того уровня, где был найден гончарный круг, характер находок снова изменился. Мы вступили в слой черепков расписной посуды Эль-Обейда, изготовленной вручную. Однако по сравнению с подлинной утварью Эль-Обейда эта посуда имела ряд отличий. Она вылеплена мастером из глины такого же беловатого или зеленоватого цвета, но черный орнамент в большинстве случаев сведен до минимума; сплошные горизонтальные полосы или простейшие фигуры нанесены невнимательно и небрежно. Все это явно свидетельствует о крайней степени упадка. К тому же самый слой весьма тонок. Здесь пласт черепков оборвался. Под ним, как и следовало ожидать, лежал слой чистого ила, нанесенный потопом. В наносном слое было выкопано несколько могил, в которых мы нашли посуду типа Эль-Обейда, но более пышно украшенную, чем в верхнем пласте подле гончарной печи. А в одной из могил оказался медный наконечник копья. В наших раскопках это самый древний образец использования металла для изготовления оружия или инструментов.

Все скелеты в могилах лежали в вытянутом положении на спине, руки были сложены ниже живота. В более поздних захоронениях Месопотамии такая поза не встречается вплоть до начала греческого периода. Подобное изменение погребального ритуала очень важно: оно свидетельствует о коренных изменениях в религии народа.

В некоторых могилах мы нашли терракотовые фигурки того же типа, что и в развалинах домов Эль-Обейда. Все они изображают обнаженных женщин, иногда женщину, кормящую грудного ребенка, но чаще всего это просто женские статуэтки со сложенными спереди руками. Своими позами они весьма напоминают позы умерших, возле которых мы их обнаружили.

Все эти могилы выкопаны в илистых отложениях значительно позже потопа, но в то же время они гораздо древнее гончарной мастерской, построенной над ними в самом конце периода Эль-Обейда. Ниже могил илистый пласт, достигающий трех с половиной метров толщины, совершенно чист и однообразен, если не считать едва заметной прослойки более темного цвета. Микроскопический анализ показал, что эта прослойка наносного происхождения образована почвами, принесенными из средней части Евфрата.

Еще ниже снова появились следы человеческого поселения, распавшиеся необожженные кирпичи, зола и черепки. Мы насчитали три последовательных напластования. Здесь в изобилии попадались богато расписанные сосуды типа Эль-Обейда, глиняные фигурки и плоские, прямоугольные кирпичи, сохранившиеся благодаря тому, что по какой-то случайности попали в огонь, а также куски глиняной штукатурки, тоже обожженной пламенем. С одной стороны эти куски были гладкими, плоскими или выпуклыми, а на другой их стороне сохранились отпечатки стеблей тростника. Эти куски отваливались от стен тростниковых хижин, которые, судя по раскопкам в Эль-Обейде, были таким же обычным жилищем для племен, обитавших здесь до потопа, как для современных арабов, живущих в болотистых местах.

Первые хижины были выстроены на узкой илистой отмели, возникшей главным образом в результате отложений растительных остатков. Среди них попадаются черепки, лежащие горизонтальными утолщающимися в глубину слоями. Впечатление такое, словно здесь их бросали в воду и они медленно, под влиянием собственной тяжести, оседали сквозь жидкую тину на дно. Еще на метр ниже современного уровня моря залегает плотный слой зеленой глины с извилистыми коричневыми полосами, оставленными корнями тростника. Здесь уже нет никаких следов человеческой деятельности. Это — дно Месопотамии.

Раскопки столь обширного котлована были длительными и дорогостоящими, но зато они полностью вознаградили нас обилием нового исторического материала. Результаты раскопок подтвердили стратиграфию, о которой мы и другие археологи, в частности те, что работали в Варке, могли только догадываться, и дали рад новых ценных подробностей.

Зеленая глина нижнего слоя была дном древнего болота, окружавшего остров в те времена, когда его заняли первые в этой части долины поселенцы. Глину пронизывали корни тростника, сверху на нее осаждались мертвые листья и стебли, в нее погружался весь мусор, который бросали с острова. Постепенно глина загустевала, болото мелело, и, наконец, на его месте возникла суша. Когда она достаточно окрепла, люди начали строить и на ней свои хижины. Теперь это место стало как бы подножьем холма, на котором стоял город. Великий потоп смыл расположенные в низине кварталы и занес их илом. Разумеется, не все люди погибли. Уцелевшие сохранили остатки древней культуры: следы ее мы нашли в захоронениях. Но люди эти опустились и обнищали, и к тому времени, когда на месте древнего кладбища возникли гончарные печи, традиционное искусство окончательно пришло в упадок.

Появление в гончарном слое красной, черной или серой посуды «урукского стиля» открывает новую главу в истории дельты. В богатую, но теперь обезлюдевшую долину хлынула новая волна пришельцев, на сей раз с севера. Они принесли с собой более развитую культуру — умение свободно пользоваться металлом, искусно обрабатывать медь и изготовлять посуду не руками, а на гончарном круге. Сначала они просто селились рядом с уцелевшими от потопа людьми эль-обейдского периода, но вскоре стали хозяевами страны.

Над черепками урукского периода лежат остатки расписной глиняной посуды стиля Джемдет Насра, изготовленной в мастерской, расположенной на том же месте. Это свидетельствует о новом нашествии. Очередная волна завоевателей, по-видимому, пришла с востока, однако у нас пока нет в этом полной уверенности. Их господство ознаменовалось огромным шагом вперед, развитием, а может быть, и изобретением такого важного искусства, как письмо. Одновременно с посудой стиля Джемдет Насра начинали попадаться таблички с пиктографическими письменами, которые впоследствии постепенно превратились в клинопись шумерийцев.

В четвертом снизу слое развалин домов культура Джемдет Насра исчезает. Плоские кирпичи уступают место плоско-выпуклым, а глиняная посуда становится такой же, как на царском кладбище. Это уже начало эпохи, которую мы называем раннединастическим периодом. Но дома еще трижды разрушались и трижды возводились заново. Затем город был покинут, обратился в развалины, и лишь тогда на этом месте в слежавшемся мусоре была вырыта первая могила царского кладбища. Следовательно, царское кладбище и непосредственно идущая за ним первая династия Ура относятся не к началу раннединастического периода, а к его середине.

Такова историческая схема, которую дает стратиграфия нашего большого раскопа. Благодаря ему мы теперь точно знаем последовательность исторических периодов, без чего вообще нет истории. Однако это вовсе не означает, что мы достаточно знаем о каждом периоде. Для того чтобы картина стала по-настоящему полной, нужно изучить результаты многих раскопок. Так, если судить лишь по трем нижним слоям под наносами великого потопа, можно прийти к выводу, что потоп произошел тогда, когда поселение было сравнительно новым. Однако в действительности дело обстояло совсем не так. Иракская правительственная экспедиция раскопала в Эриду развалины четырнадцати храмов, воздвигнутых один над другим, причем все они относятся к первому периоду Эль-Обейда, предшествующему потопу. В Варке немецкие археологи нашли культурный слой Эль-Обейда толщиной двенадцать метров. Следовательно, этот период был достаточно продолжительным. Мы тоже могли бы найти аналогичные свидетельства, если бы начали раскопки в центре доисторического города, однако наш котлован случайно оказался за его стенами. Обнаруженные нами развалины являются всего лишь остатками домов предместья, возникшего гораздо позднее.

Исходя из того, что народ Эль-Обейда первого периода, по-видимому, не пошел в своем развитии далее стадии неолита, можно было бы предположить, что это были дикие племена, не имевшие никаких связей с внешним миром. Однако их характерная расписная керамика, дошедшая до северных границ Месопотамии, а отсюда проникшая вплоть до Средиземноморья на западе и до берегов Оронта на востоке, свидетельствует о развитой торговле. Кроме того, совсем недавно под наносами великого потопа в развалинах одного из домов Ура мы нашли две бусины из амазонита. Ближайшее месторождение этого камня находится в горах Нилгири в Центральной Индии. Ввозить предметы роскоши из столь отдаленных стран могло только высокоразвитое общество. Да и терракотовые статуэтки Эль-Обейда, в сущности, нельзя назвать примитивными. Вытянутые тела, несмотря на всю их условность, вылеплены с большим умением; лица с высокими облитыми битумом прическами совершенно сознательно и очень искусно сделаны острыми и похожими на змеиные. Ведь это статуэтки богинь, которых только так и можно было изображать. Какую религию исповедовал этот народ, мы не знаем, однако несомненно, что она у него была.

До сих пор не ясно, можно ли называть людей периода Эль-Обейда шумерийцами. Но одно совершенно очевидно: созданная ими культура не была бесплодной, она пережила потоп и сыграла немалую роль в развитии шумерийской цивилизации, позднее достигшей пышного расцвета. Среди прочих ценностей они передали шумерийцам и легенду о всемирном потопе. Это не вызывает сомнений, так как именно они пережили это бедствие и никто другой не мог бы создать подобной легенды.

Знакомая всем библейская легенда о Ноевом ковчеге по своему происхождению вовсе не древнееврейский миф. Она заимствована евреями из Месопотамии и после соответствующей обработки включена в их священное писание.

Точно такая же история записана на глиняных табличках задолго до того, как Авраам появился на свет, причем в обеих версиях совпадают не только факты, но даже многие фразы.

Шумерийская легенда в форме религиозной поэмы отражает верования язычников. Если бы все, что мы знаем о потопе, только этим и ограничивалось, мы бы рассматривали такую легенду, как обычный миф. Но мы располагаем и другими источниками. В начале списка царей, о котором я уже говорил выше, перечисляются имена, по-видимому легендарных правителей; каждый из них царствовал сказочно долго — тысячи лет. «Но вот пришел потоп. После потопа царская власть была вновь ниспослана свыше». Список царей перечисляет династию правителей Киша, затем династию правителей Урука и, наконец, первую династию царей Ура, историческую достоверность которой подтвердили наши раскопки. Теперь это уже не просто образная легенда. Для древних летописцев она имела значение подлинных фактов. Их изложение настолько полно, что легенда становится правдоподобной, в противном случае она не имела бы смысла. Потоп для шумерийского читателя имел вполне конкретное значение. Это был тот самый потоп, который мы называем всемирным.

Все города Месопотамии, в том числе и Ур, сохранили следы наводнений, происходивших в разное время. Зачастую такие наводнения местного характера возникали в результате дождей. Однако мы ни разу не встречали даже отдаленно похожего на то, что обнаружили на дне нашего большого котлована. Здесь перед нами предстали последствия такого наводнения, какого Месопотамия не знала за всю свою многовековую историю, — в этом не приходится сомневаться.

Нам, конечно, повезло, потому что потоп, разумеется, далеко не всюду оставил столько наносов, наоборот, в тех местах, где течение было сильнее, могли оказаться даже размывы! Ил откладывался только там, где течение замедлялось из-за какого-либо препятствия. Чтобы окончательно в этом убедиться, мы выкопали целую серию небольших колодцев на значительной площади. Толщина слоя наносов в разных местах оказалась неодинаковой, причем различия были довольно значительные. Сопоставив все данные, мы убедились, что ил отлагался у северного склона холма, на котором стоял город. Этот холм, возвышавшийся над равниной, и сдерживал напор течения. Восточнее или западнее холма мы, по-видимому, вообще не нашли бы никаких отложений.

Если максимальная толщина слоя ила доходит до трех с половиной метров, вода должна была подниматься по крайней мере метров на семь с половиной. Во время такого наводнения на плоской низменности Месопотамии[9] под водой оказалось бы огромное пространство — километров пятьсот в длину и сто пятьдесят в ширину. Вся плодородная долина между горами Элама и плато Сирийской пустыни была бы затоплена, все деревни разрушены, и, очевидно, лишь немногие города, расположенные на искусственных холмах, уцелели бы после такого бедствия. Нам известно в частности, что Ур не погиб, и в то же время нам известно, что такие селения, как Эль-Обейд и Раджейбе были внезапно покинуты жителями и заброшены надолго или навсегда.

Составители списка царей рассматривали потоп как некий перерыв в истории их страны. Но мы знаем, что в действительности потоп уничтожил культуру Эль-Обейда. Древние летописцы считали, что после потопа до первой династии Ура были еще две «династии». Если мы попробуем, — а у нас есть на это все основания, — сопоставить с этими двумя «династиями» соответственно два археологических периода культур Урука и Джемдет Насра и отождествим первую династию Ура с раннединастическим периодом, хотя в действительности первая династия Ура была его кульминационным пунктом, тогда наш потоп совпадает по времени с шумерийской традиционной хронологией.

Мы убедились, что потоп действительно был, и нет никакой нужды доказывать, что именно об этом потопе идет речь в списке царей, в шумерийской легенде, а следовательно, и в Ветхом завете. Разумеется, это отнюдь не означает, что все подробности легенды достоверны. В основе ее лежит исторический факт, однако поэты и моралисты излагают историю потопа каждый на свой лад. Вариаций много, но суть остается неизменной. В библии говорится, что вода поднялась на восемь метров. По-видимому, так оно и было. Шумерийская легенда рассказывает, что люди до потопа жили в тростниковых хижинах. Мы нашли эти хижины в Уре и в Эль-Обейде. Ной построил свой ковчег из легкого дерева, а затем просмолил его битумом. Как раз в самом верхнем слое наносов потопа мы нашли большой ком битума, со следами корзины, в которой он хранился. Я сам видел, как природный битум из месторождений Хита в среднем течении Евфрата грузят в такие корзины и отправляют вниз по реке.

Разумеется, это был не всемирный потоп, а всего лишь наводнение в долине Тигра и Евфрата, затопившее населенные районы между горами и пустыней. Но для тех, кто здесь жил, долина была целым миром. Большая часть обитателей долины, вероятно, погибла, и лишь немногие пораженные ужасом жители городов дожили до того дня, когда бушующие воды начали, наконец, отступать от городских стен. Поэтому нет ничего удивительного в том, что они увидели в этом бедствии божью кару согрешившему поколению и так описали его в религиозной поэме. И если при этом какому-то семейству удалось на лодке спастись от наводнившего низменность потопа, его главу, естественно, начали воспевать как легендарного героя.