§ 1. К проблеме формирования городской сети в Восточной Европе. Легенды и данные археологии

Представления о начале истории городов в Восточной Европе связано с легендарными известиями средневековых хронистов и географов. В начальном русском летописании доминирует представление о призванном в Новгород (по ряду-договору) роде князей, старший из которых, начиная с Рюрика, является главой княжеского рода, распределяет между своими мужами дани, города и волости (см. главу IV). С летописным рассказом о призвании трех князей-братьев соотносится сюжет группы восточных источников, повествующих о трех группах руси, имеющих три центра, в каждом из которых правит «царь» (малик). Главной считается группа ас-Славийя, которая традиционно в современной историографии отождествляется со словенской волостью новгородского князя. Другой центр, ближайший (с точки зрения восточных географов) к Болгару на Средней Волге, — Куйаба-Киев. Третья группа — ар-Арсанийя, куда не пускают чужеземцев, остается загадочной, хотя опять-таки традиционно отождествляется с Ростовом (Арса, Артаб) в волости кривичей и мери на Верхней Волге.

Если попытаться соотнести этот сюжет с летописными данными, то можно признать вслед за А. П. Новосельцевым (Новосельцев 1965. С. 419), что рассказ о трех группах руси сформировался тогда, когда Новгород был главным городом Рюрика, посадившего своих мужей и в Ростове, а Киев оказался во власти руси Аскольда и Дира, но не стал еще «матерью городов русских» — не был захвачен новгородским князем Олегом. Если так, то в соответствии с летописными датировками сложение рассказа можно отнести к 860–870-м гг. (время Анонимной записки, которой пользовался в Х в. Ибн Руста).

Последние десятилетия развития восточноевропейской «поселенческой археологии» отмечены определенным «прорывом» в понимании начальной истории городов. Это касается как традиционных объектов исследования, связанных с началом истории Руси — поселения на пути из варяг в греки (шведская Бирка, Ладога, Новгородское Городище, Гнёздово, Киев), так и сопредельных с Русью территорий, прежде всего — поселений хазарского времени, ряд которых исследовался в рамках «Хазарского проекта» (крепости Горное эхо в Кисловодске, Правобережная Цимлянская на правом берегу Дона/Цимлянского моря — ср. главу III.2).

Расположение древнейших городов на торговых магистралях позволяло считать торговлю главным импульсом для формирования торговых поселений — городов. В. О. Ключевский, которому были известны и данные нумизматики о торговле в Восточной Европе, именовал древнейшие русские города «торговыми». Правда, великому историку были доступны лишь суммарные данные о монете, появившейся в Восточной Европе: Ключевский знал, что преобладающая часть монет датируется VIII–X вв., и заключил, что «торговые города» возникли в VIII в. (Ключевский, т. 1. С. 138 и сл.).

В советской историографии, основывавшейся на формационном подходе к проблеме градообразования, эта теория была признана антимарксистской, ибо город должен был воплощать становление классового общества, противоположность деревне и т. п. Естественно, в разных исторических условиях та или иная функция города могла быть доминирующей: само праславянское обозначение город — «град» свидетельствовало о важности укреплений, оборонительной функции, но отнюдь не все крепости были «торговыми городами» и центрами ремесла, и не все города имели укрепления, хотя наделялись городскими функциями — таковым было летописное Белоозеро (Захаров 2004. С. 128).

В начале раскопок поселений, на которых фиксировались дружинные древности IX–XI вв. (аналогичные курганным) — Гнёздова, Городища, Тимерёва, Шестовицы (в 1970-х гг.) некоторым археологам представлялось, что те лишены выраженных укреплений — они получили наименование «открытых торгово-ремесленных поселений» (ОТРП — ср.: Булкин, Лебедев 1974), что позволяло относить их к некоей «предгородской» стадии развития. Ныне исследованы укрепления на большей части этих поселений (ср.: Седых 2007; Коваленко, Моця 2010). Доминирующей функцией ОТРП считалась торговля. Показательно (при негативном отношении к торговой теории Ключевского), что в советской историографии была принята датировка сложения городов и даже предпосылок феодализма в VIII в. Удобно было хронологически отделить эти процессы от времени появления норманнов и продемонстрировать беспочвенность «норманнской теории».

С возникновением дифференцированного исторического подхода к данным нумизматики выяснилось, что в поступлении монеты выделяются определенные периоды, а ее распределение различается в разных регионах (ср.: Янин 1956/2009; Нунан 2004). В Восточную Европу монетное серебро стало поступать с конца VIII в., но монетные потоки могли содержать монеты более раннего чекана — VIII и даже VII вв. О том, что древнейшие города и торговые поселения действительно был центрами перераспределения восточного серебра, уже говорилось в главе IV. В историографии сохраняется и представление о доминанте торговли в начальном развитии русских городов, хотя не следует забывать, что освоение коммуникаций Восточной Европы было связано со славянской земледельческой колонизацией, а перераспределение серебра стало одним из стимулов урбанизации (см. Noonan 2000).

В результате археологических исследований со второй половины ХХ в. очевидным стало взаимосвязанное развитие городских поселений в пределах целостной сети на реках — международных коммуникациях, особенно на пути из варяг в греки. Перечисленные поселения в IX–X вв. развивались синхронно, некрополи поселений, насчитывающие многие сотни комплексов (в Бирке, Гнёздове, Киеве), явно относятся к одной «археологической культуре». Сенсационным стало открытие приречных кварталов в Гнёздове и Киеве (на Подоле): планировка этих кварталов была ориентирована на речной путь, прием идущих по этому пути ладей (см. в главе V о раннем дружинном значении имени русь — «гребцы, участники похода на гребных судах»). Эта планировка принципиально отличается от традиционной планировки славянских поселений и аналогична планировке прибрежных поселений («виков») Балтики и Британских островов, ориентированной на гавань (Дорестад, Рибе, Хедебю — Карнап-Борнхайм и др. 2010; см. также обзор: Сагайдак, Мурашева, Петрухин 2008) и Атлантики (Ирландия — см.: Город, т. 4. С. 85, 283–284)[165].

Приоритетную функцию обслуживания судов исследователи усматривают также в материалах Городища и Шестовицы (Коваленко, Моця 2010).

Согласно недавней реконструкции, произведенной на основе материалов из раскопок Д. В. Милеева (начало XX в. — Михайлов 2010), стены городища на Старокиевской горе были близки по конструкции укреплениям Новгородского Городища. Старокиевское городище существовало в первой четверти Х в. В Х в. на горе располагался киевский некрополь; рядом с ним находился княжеский двор.

Несколько иной была ситуация в Хазарии IX в. Каганат, как и Русь, стремился контролировать речные пути, по которым с конца VIII в. (с завершением арабо-хазарских войн) стали продвигаться торговые караваны. Осевой магистралью Хазарии был Дон, на излучине которого, направленной к Волге, были построены крепости Саркел на левом берегу (с использованием кирпича и византийской техники) и белокаменная крепость — на правом (новейшими раскопками В. С. Флёрова и здесь обнаружено воздействие византийской строительной технологии). Обе крепости должны были контролировать перевоз через Дон. Важным центром Хазарии на другой речной магистрали Северском Донце была белокаменная крепость Верхний Салтов на левом и селище на правом берегу (ср.: Флёров 2011 и послесловие В. Я. Петрухина).

Наконец, на крайнем западе территории, которую контролировала Хазария, располагался Киев — центр полян (дань с них брали хазары). Ареал хазарской дани отмечен памятниками так называемой волынцевской культуры, сочетающей элементы хазарской салтовской и славянской роменской культур в Левобережье Днепра. Киев и его округа были анклавом волынцевской культуры на правом берегу. В самом Киеве не обнаружено хазарских памятников, лишь иудейское название киевской крепости Самватас, донесенной в середине Х в. Константином Багрянородным, и письмо киевской общины Х в. свидетельствуют о хазарском присутствии (Голб, Прицак 2003). Существенной в контексте развития городской сети на юге Восточной Европы представляется летописная легенда о Кие (основателе Киева) как перевозчике через Днепр. Вещий Олег со своей русской дружиной захватил Киев в 880-е гг., этим временем датируется начало регулярной застройки киевского Подола: археология подтверждает данные начальной летописи, связанные с «легендарным» Вещим Олегом.

Ранняя городская сеть Восточной Европы в IX–X вв. мало связана с Западной Европой: более очевидны связи с мусульманским Востоком и Византией. Вопреки предположениям о раннем (к IX в.!) формировании пути «из немец в хазары», из Регенсбурга в Восточную Европу и т. п. (ср. давние работы М. Н. Тихомирова — Тихомиров 1947 о происхождении имени русь от ругов на Дунае и продолжающие эти построения работы А. В. Назаренко), путь этот едва ли мог функционировать до разгрома венгров Оттоном I при Лехе в 955 г. и попыток их «приручения» (ср.: Ле Гофф 2007. С. 75).

В Гнёздове несомненно существование местного ремесла, причем изготавливались и вещи скандинавских типов. Ювелирное ремесло характеризует комплекс из одной постройки, включающий медную матрицу для производства полусферических розеток — декора скорлупообразных фибул и др. и каменную литейную форму для отливки височных колец «нитранского» типа, происходящего из Моравии, скандинавскую статуэтку-амулет в виде «валькирии» из листового серебра и др. Найдены фрагменты разъемных глиняных литейных форм для производства скандинавских скорлупообразных и трилистных фибул (Ениосова 1999). В Гнёздове обнаружено также свыше 900 металлических предметов для украшения ремней, конской узды и пояса. Эти украшения производились в соответствии со скандинавскими и хазарскими (салтовскими) традициями, но преобладали украшения, характерные для Волжской Болгарии (свыше 500 образцов).

Обнаруживаются более ранние связи с Моравией — вещи моравского производства найдены в Гнёздове, Ладоге и Бирке (ср.: Петрухин 2001а, Duczko 2003 и новые данные о находках на Волыни и в земле древлян — Androschuk 2009). Но и распространение моравских традиций связано, видимо, с вторжением венгров в Моравию в начале Х в. С передвижениями венгров (ср. в главе III.3), очевидно, связаны и немногочисленные находки кладов дирхемов Х в. в Центральной и Юго-Восточной Европе (в том числе хазарских подражаний арабскому чекану — Фомин 1988). После того как экспансия венгров в Европе была остановлена (955 г.), посланники Хасдая ибн Шафрута смогли добраться из Кордовы до хазарского Итиля через Германию, Венгрию, Русь и Волжскую Болгарию в 60-е гг. Х в. Следом, по летописи, прошел русский князь Святослав, разоривший болгарские (?) и хазарские города.

Преимущественные связи Восточной и Северной Европы с Востоком и Византией обнаруживают и материалы международного коллоквиума, проходившего в Париже в 1997 г. Материалы изданы в 2000 г. (Les centres proto-urbains); коллоквиум был посвящен «протогородским центрам». Осторожный термин протогород принят и в российской науке. Во многом эта осторожность связана с тем, что часть исследованных археологами поселений со следами развитого ремесленного производства и международных связей не «перерастает» в города, превращается в сельские поселения (как Гнёздово, а позднее и Ладога) или затухает. Продолжается полемика и по поводу того, можно ли считать поселения Хазарии городами (Флёров 2011), хотя о наличии городов (медина) в каганате писали арабские авторы.

Продолжаются споры о признаках, которые должны характеризовать «настоящий» город. Релевантным для городов раннего средневековья представляется признак, отмеченный еще классической политэкономией: в городе концентрируется и перераспределяется «прибавочный продукт». Эта концентрация очевидна в упомянутых русских городах — там, по данным археологии, концентрируется восточная и (в меньших количествах) византийская монета и драгоценные товары. На территории Хазарии клады монет редки (хотя есть византийские золотые в погребениях), зато многочисленны изделия из привозного серебра (поясные наборы, украшения сбруи и т. п.).

В центрах сосредоточения богатств концентрировалось и многочисленное население. Крупнейшим из таких центров на Руси стало Гнёздово, с поселением площадью свыше 16 га. Соответственно археологи отмечают и смертность, связанную с вероятной «перенаселенностью» притягательных для жизни пунктов — в округе Гнёздова насчитывалось около 4000 курганов. Гнёздово контролировало переход из волховской («новгородской») в днепровскую («киевскую») водную систему — отсюда его роль в сосредоточении богатств (многочисленные клады, см. рис. 23, цв. вкл.) и населения[166].

На Руси Новгородское («Рюриково») Городище и Гнёздово переживают упадок в XI в., когда продолжается развитие древнерусских городов, в том числе Новгорода и Смоленска.