§ 5. Был ли Олег Вещим?

Согласно «Повести временных лет», князь еще до похода на греков спросил «волхвов и кудесников», отчего он умрет, и один из них ответил: от любимого коня. Олег зарекся садиться на коня и лишь на пятое лето после похода вспомнил о нем. Узнав, что конь умер, князь рек: «То ти неправо глаголють волсьви… конь умерлъ есть, а я живъ». Он находит череп коня, попирает его ногой, и выползшая из черепа змея жалит князя в ногу (см. рис. 31, цв. вкл.). Олега хоронят в Киеве на горе Шекавице. Немотивированность предсказания волхвов становится очевидной в сравнении с традиционным мотивом заклятия, в частности, в сравнении с ближайшей литературной параллелью мотиву смерти Олега — смертью Орвара-Одда в исландской саге (сюжет ее подробно разобран Е. А. Рыдзевской, 1978). Там герой оскорбляет невниманием провидицу, и та произносит заклятие в отмщение.

В ПВЛ коллизия между Олегом и волхвами не упомянута (князь только насмехается над несбывшимся предсказанием), и, читая летопись, можно себе представить, почему выпал этот мотив. Христианин-летописец изобличал языческое волхование как бесовское действо: сам Олег, по летописи, был прозван Вещим после того, как он отказался вкушать отравленные греками приношения (в НПЛ и эта мотивировка отсутствует), так как были люди «погани и невеигласи». Тем более летописец не мог демонстрировать могущество волхвов. Мотив заклятия, видимо, выпал — и получилось, что сам князь, будучи вещим, знающим судьбу, обращается все же к волхвам.

Но и сами волхвы, и атрибуты волхования — конский череп и змея, принесшие смерть Олегу, связываются с культом Волоса-Велеса (Иванов, Топоров 1974. С. 48–54; Успенский 1982. С. 64–65, 106, 140). В Новгородской летописи и сама смерть Олега была увязана с севером: он умер в Ладоге (где якобы была его могила), змея ужалила князя по пути за море[180]. Но в рассказе Новгородской летописи сюжет смерти Олега свернут до одного мотива — укуса змеи; уже поэтому нельзя считать ее текст первоначальным. Создается впечатление, что летописец «отправил» Олега на север и даже за море после совершенного им победоносного похода, последовательно проводя концепцию самостоятельного правления Игоря в Киеве.

Сравнение же летописных текстов, описывающих княжение Игоря и Олега в «Повести временных лет», выявляет их структурное единство. Оба князя гибнут после походов на греков — сразу по заключении договоров. Более того, описание их гибели вводится одними и теми же словами: «и присп? осень» — тогда Олег вспомнил о коне, а Игорь собрался в роковой поход на древлян. А. А. Шахматов считал это совпадение простым переносом сведений об Игоре на сведения об Олеге, но дальнейшие тексты не имеют ничего общего по содержанию, а по стилю, очевидно, принадлежат к сказаниям о первых князьях.

Что касается летописного введения «и присп? осень», то дело здесь, видимо, не в переносе фразы и даже не только в «формульности», свойственной средневековой литературе. Осень на Руси — время полюдья, объезда князем подвластных племен для сбора дани. Можно понять алчность, погубившую Игоря при сборе дани с древлян: продукты дани сбывались на международных рынках, а договор с греками, включающий торговые статьи, был только что заключен. Смерть Олега осенью, во время осеннего полюдья, после заключения договора с греками, наводит на предположение о том, что и здесь имел место конфликт с подвластными племенами, приобретший в предании мифологическую концовку: смерть — уход культурного героя. Эту мифоэпическую концовку летописец должен был разоблачить специальным экскурсом — глоссой, посвященной волхованию. Таким образом достигались две цели: Олег лишался сакрального статуса провидца, присвоенного ему язычниками невегласами, волхвы также оказывались не провидцами, а чародеями, погубившими князя.

Олег — первый исторический правитель Русского государства (ср.: Новосельцев 1991) — имел все основания претендовать на титул кагана и даже на его сакральный статус, судя по прозвищу Вещий, но был при этом самостоятельным и деятельным князем, которому подчинялись прочие князья «от рода русского». Мифологизированная смерть Олега в контексте социального и ритуального противостояния руси (княжеской дружины) и словен может быть соотнесена с ритуализованной смертью его наследника Игоря, казненного восставшими древлянами (об этом пойдет речь в следующем параграфе). Повествование о смерти Вещего Олега — отнюдь не просто заимствованный сюжет, «варяжская сага». Истоки предания — в начальной русской истории.