3.1. Организация и подготовка к партизанской войне в СССР до начала Второй мировой войны

Помимо иностранной оккупации в 1941–1945 гг. на территории Югославии развернулась полномасштабная гражданская война. В ходе оккупации и гражданской войны коммунисты вели успешные партизанские действия, которые способствовали их победе над противниками. Стоит отметить, что в современной войне партизанские действия, как и другие формы военных действий, для успешности их проведения обязательно должны иметь теоретические и методологические основы. В военно-теоретическом смысле по понятным причинам методология партизанских действий тесно связана с антипартизанскими операциями и часто рассматривается параллельно. Кроме того, в военной науке партизанские действия нередко рассматривают в комплексе с тактикой действий частей специального назначения. Тактика «ударил-убежал», избегание фронтальных действий, сопротивление превосходящим силам противника на их территории, использование диверсионных средств — эти общие черты действий партизан и спецназа способствуют сближению способов подготовки для них кадров и руководителей.

Фактически все силы, противостоявшие в конфликте на территории Югославии в 1941–1945 гг., опирались на определенные предварительные знания о партизанской войне. Немецкий оккупационный аппарат в своих боевых действиях против югославских повстанцев использовал антипартизанскую подготовку частей, особо обученных для этого вида боевых действий, как, например, дивизия «Бранденбург», дивизия СС «Принц Евгений»[408]и подчиненные единому штабу по борьбе с партизанами («Jagdverband») кадры сети отрядов быстрого реагирования («Jagdkommando»), действовавшей в Сербии, Боснии и Хорватии[409].

Монархическое движение Сопротивления (ЮВвО) также имело определенную военную подготовку. При этом речь идет не столько о четнической команде, которая была сформирована незадолго до войны и не имела особого влияния на развитие движения Д. Михайловича[410]. Речь здесь идет о более продолжительном процессе развития теории и практики партизанской («четнической») деятельности в сербской, а позднее в югославской королевской армии. Идеи иностранных авторов нашли плодородную почву в Сербии, богатой традициями антитурецких восстаний, и способствовали сравнительно раннему появлению военно-научных работ на эту тему: сначала авторизированных переводов[411], а потом и самостоятельных трудов[412]. Традиции Первого сербского восстания 1804–1813 гг. и восстания 1875–1878 гг. в Боснии и Герцеговине в дальнейшем были продолжены поколениями сербских четников в Македонии и Старой Сербии, вплоть до Балканских войн (1912–1913 гг.). Подготовкой четников из граждан Сербии и сербов из сопредельных государств занималась военная разведка королевства с использованием армейского оборудования, но в полной конспирации. Подготовка кадров для четнического движения активно проводилась в 1903–1912 г.[413]. Например, курс подготовки боснийской молодежи, прибывшей в конце июня 1912 г. в Белград без паспортов через австрийский г. Земун, проходил в течение шести недель в горных палаточных лагерях на юге Сербии, где курсанты в полевых условиях занимались теорией и практикой партизанских действий, выживанием в природных условиях, стрелковой подготовкой, изготовлением самодельных и использованием фабричных гранат, практикой использования взрывчатых веществ для диверсий на мостах и железных дорогах. Проводилась и более ускоренная подготовка в городских условиях, в которой применялись учебные пособия по минно-подрывным действиям и тактике четнических операций[414]. В дальнейшем сербские четники действовали на флангах и в тылах турецкой, болгарской, австро-венгерской армий.

Традиции «ускоков» и «гайдуков» были живы среди сербов Боснии и Хорватии[415]. Именно там партизанское движение распространилось с особой интенсивностью, а выходцы из этих краев стали костяком партизанских кадров до конца Второй мировой. Очень долго в югославской историографии эти народные традиции считались единственным источником партизанской тактики, выработанной благодаря мудрости самозародившихся партизанских кадров и врожденным талантам руководства КПЮ. Конечно, стоит признать, что гражданская война в Югославии действительно вывела на историческую сцену целый ряд решительных и одаренных военачальников. Но тем не менее в изначальной подготовке организаторов партизанского движения, в формировании их тактики и стратегии в военно-политическом сегменте, в обучении специфических, но крайне необходимых для партизанской войны специалистов (диверсанты, контрразведчики и т. д.) важную роль сыграла подготовка, которую многие югославские партизанские командиры получили от советских инструкторов еще до Второй мировой войны (в СССР и Испании).

Специалист по Балканам Вильгельм Хеттль (Wilhelm Hottl), занимавшийся Балканами на посту начальника венского отделения внешней разведки рейха (VI отдел Главного управления имперской безопасности), считал, что деятельность коммунистических партизан в Югославии походила на тактику китайских повстанцев, боровшихся против японцев в Китае[416].

Чтобы прояснить природу этих на первый взгляд невероятных предположений, целесообразно вкратце рассмотреть историю развития идей о партизанских действиях в России и СССР и подробнее остановиться на специфической роли в их формировании военно-учебных структур Коминтерна.

Партизанские действия в военном деле (продолжительные организованные диверсионные действия в неприятельских тылах) существуют с XVII в., т. е. с самого начала попыток организовать тыловую сеть стационарных складов для армии. В России первые попытки нарушить действия неприятельских тылов относятся к XVIII в. Однако настоящее начало организованной партизанской войны в Европе обычно связывают со временем Наполеоновских войн. Именно тогда в России получили широкий размах партизанские отряды, а в Испании — «малая война» (исп. guerrilla от guerra — война), кстати, слово «герилла» дало название партизанской войне в большинстве западноевропейских языков. Участник этих событий Денис Давыдов стал первым русским теоретиком партизанских действий. В дальнейшем идеи Д. Давыдова были развиты другими военными теоретиками императорской России[417]. В своих трудах они разрабатывали тактику партизанской войны и уточняли ее цели в материальном, моральном, политическом и стратегическом аспектах. В то же время они указали и на те обстоятельства, которые препятствовали включению партизанских действий в арсенал императорской армии; лучшими партизанскими организаторами были «свободоумные и независимые» офицеры, притом что возможность регулярного повседневного контроля над партизанскими отрядами была низкой. Недаром попытки использования партизанской тактики были столь неуспешны во время Русско-японской и Первой мировой войн. По мнению слушателя Академии Генштаба и бывшего офицера царской армии П.П. Каратыгина: «Ставка считала подобные приемы борьбы бесцельными и опасными — подрывающими дисциплину, основы и весь уклад регулярной армии. Идеи маневров и смелых положений смущали тогдашнее высшее командование, оно шло на это неохотно»[418].

Именно то, что мешало развитию партизанства в царской армии, способствовало росту симпатий к этой идее в российских революционных кругах. Уже во время революции 1905–1907 гг. А.А. Вановский, один из руководителей Военно-технического бюро при Московском бюро ЦК РСДРП[419], разработал на основании опыта восстания в Москве и Киеве ряд установок по использованию «малой войны» в революционных целях[420]. Глава большевиков В.И. Ульянов (Ленин) настаивал на разделении понятий «партизан» и «анархизм»/«бандитизм», подчеркивая особое значение «малой войны» как особой формы революционной борьбы[421]. Таким образом, постепенно партизанство стало обретать важную составляющую «народной войны», которая в общих чертах появлялась лишь в работах Д. Давыдова, но отрицалась как нечто значимое в трудах русских военных теоретиков, предпочитавших исключительно военную составляющую.

После революции октября 1917 г. и начала Гражданской войны и белые, и красные обратили свои взоры к идее партизанской войны. В отличие от эпизодичных попыток белого партизанства (отряды Шкуро и белые партизанские отряды в Сибири) большевики подошли к идее об организации партизанской войны с большим размахом, создав Центральный штаб партизанских отрядов, включив партизанские действия в полевой устав и организовав активную подготовку кадров. Для подготовки кадров отпечатали ряд довоенных исследований, посвященных партизанской тактике, а также привлекли опыт теоретиков партизанских действий — «переприсягнувших» царских офицеров: В.Е. Борисова, В.Н. Клембовского, П.П. Каратыгина и др.[422]Хотя судьба «сменивших флаг» царских экспертов по партизанской тактике была печальна (репрессии или изгнание), они оказали роль связующего звена и способствовали усвоению накопленного в XIX веке российского опыта. Военный опыт большевиков обогатился в результате Гражданской войны не только опытом партизанской, но и антиповстанческой борьбы в Сибири, Средней Азии и в крестьянских районах России и Украины.

По окончании Гражданской войны над партизанской организацией стала сгущаться тайна. При этом стоит отметить, что фактически без передышки после прекращения военных действий советские партизанские организаторы продолжили партизанские действия на территории сопредельных стран (Польши и Литвы)[423]. Позднее государственные органы СССР участвовали в организации и проведении партизанских действий в Китае и Испании.

После Гражданской войны в СССР появился ряд военно-теоретических монографий[424]и программных статей[425]на тему партизанской войны. Внимание советских теоретиков «малой войны» привлекала повстанческая и партизанская тактика в других странах[426]. В этих работах не только был подведен итог партизанского опыта прошлого, но и выделены новые формы и цели партизанства как магистрального пути для достижения успеха в борьбе с социальным и (или) национальным угнетением, указано на необходимость заблаговременной подготовки партизанских кадров, а также организации и роли диверсионных действий в достижении целей «малой войны».

Подготовкой партизанских кадров СССР занялось РУ РККА[427]в обстановке необходимой для этого щекотливого дела секретности. Политические процессы тридцатых годов, фигурантами которых стали сторонники партизанской подготовки в высшем руководстве РККА, превратили тему подготовки партизанских кадров в предвоенном СССР и вовсе в почти «невидимую» тему до самого конца существования СССР. Прекрасным примером этого являются воспоминания С.А. Ваупшасова, в которых он элегантно, двумя абзацами переходит от своего участия в партизанских действиях на территории Польши (1920–1925) к «неожиданному» приглашению в Испанию. А в Испании совершенно случайно, по словам самого Ваупшасова («мир тесен»), он столкнулся с коллегами по организации партизанского движения в Западной Белоруссии: А.М. Рабцевичем, Н.Г. Коваленко, В.З. Коржом, Н.А. Прокопцом, А.К. Спрогисом[428].Покров тайны с подготовки партизанских кадров в предвоенном СССР был снят лишь в девяностые годы после публикаций монографий, мемуаров участников событий и частичного открытия архивов.

До конца 1929 г. РУ РККА и ОГПУ провели значительную работу по открытию ряда партизанских школ и курсов, созданию законспирированной сети подготовленных кадров и схронов с оружием, взрывчаткой и необходимыми припасами[429].

Согласно воспоминаниям И.Г. Старинова, школы для подготовки партизанских кадров существовали в Белоруссии, на Украине и в Ленинградском военном округе. Командно-политические кадры партизанских формирований проходили общую военную подготовку, техническую и специальную подготовку. Обучение с полным отрывом от рабочего места длилось от трех до шести месяцев. При этом «универсалов» не было, готовились специалисты по отдельным специальностям, необходимым для партизанской деятельности. Пиком мероприятий по подготовке партизанских кадров стали военные учения 1932 г. в районе Ленинграда и Москвы, в которых вместе с парашютистами и бойцами Дивизии особого назначения участвовали и партизанские кадры, подготовленные к тому, чтобы поднять восстание, массированными диверсиями перерезать коммуникации и нарушить тыл наступающего противника на территории запада страны[430].

Однако с 1933–1934 гг. (т. е. с усилением власти И.В. Сталина) подготовка партизан в спецшколах РККА и ОГПУ стала свертываться, а в 1937 в ходе «большой чистки» и вся подготовленная сеть партизанских кадров и схронов была демонтирована. Для режима абсолютной власти наличие в обществе отдельных индивидуумов, подготовленных к диверсиям, самостоятельной постановке и достижению партизанских целей, было подозрительным, если не опасным. Стоит отметить, что в то время вообще шел процесс свертывания индивидуальных свобод, ограничения доступа граждан в государственные и партийные здания без особых пропусков, усиления контроля над регистрацией места проживания и над правом частных лиц владеть оружием. Этому способствовали и перипетии внутрипартийной борьбы за власть: убийство С.М. Кирова, застреленного из личного револьвера в затылок в здании Ленинградского горкома. Не менее настораживающим был и другой прецедент. В 1927 г. троцкистско-зиновьевская оппозиция попыталась использовать, как козырь в борьбе за власть, конспиративные типографии, законсервированные на случай «победы реакции». Военная оппозиция могла бы попытаться применить в своих целях законспирированную сеть диверсантских и партизанских кадров. Плохо поддающаяся внешнему учету и контролю партизанская сеть была напрямую связана с М.Н. Тухачевским (1-м заместителем наркома обороны, а в 1928–1931 гг. — начальником Ленинградского военного округа), И.П. Уборевичем (командующим войсками Белорусского военного округа в 1931–1937 гг.), И.Э. Якиром (командующим войсками Киевского военного округа в 1925–1935 гг.). Согласно воспоминаниям И.Г. Старинова, И.Э. Якир лично следил за подбором инструкторов и кадров для партизанских спецшкол. В борьбе с угрозой единоличной власти Сталина НКВД ликвидировал не только систему подготовки и сеть партизанских кадров и схронов, но и значительную часть организаторов, кадров и даже учебных пособий. Лишь после нападения немцев на СССР в 1941 г. старые наработки попытались возродить, но эти события уже не имели влияния на подготовку партизанских кадров для Югославии.