5.3.1. Михаил Горбачев: перестройка в рамках системы. Чернобыль

11 марта 1985 г. мир узнал о смерти Генерального секретаря ЦК КПСС Константина Черненко. В тот же день состоялся внеочередной пленум ЦК КПСС, избравший новым Генеральным секретарем самого молодого члена Политбюро, пятидесятичетырехлетнего Михаила Горбачева.

В наследство новому генсеку досталось возглавление «лагеря мира и социализма», охватившего 30 стран и 31 % земной суши, где жило 34 % населения Земли. Однако дальнейшее расширение этого «лагеря» по земному шару завязло в войнах в Анголе, Мозамбике, Эфиопии, Никарагуа и Сальвадоре и, главное, в Афганистане. 18 октября 1983 г. США ликвидировали коммунистический плацдарм на Гренаде, высадив там морскую пехоту. Вопреки доктрине Брежнева, «победная поступь социализма» перестала быть необратимой. Ленинский мираж «мировой советской республики» рассеивался.

В наследство новому генсеку досталась и величайшая в истории военная сила – обладавшая 62 тысячами танков, 2354 стратегическими ядерными ракетами (против 1803 у США и их союзников), 228 атомными подводными лодками (больше, чем у всех остальных стран мира вместе взятых) и располагавшая общей мощностью ядерных зарядов в полмиллиона раз большей, чем бомба, сброшенная на Хиросиму. Но американцы начали изучать возможности «звездной войны» – противоракетной обороны из космоса. Осуществимость такой обороны была крайне сомнительной, но психологически ход президента Рейгана был удачным: он встревожил советское руководство.

В наследство новому генсеку досталась экономика, построенная как единое казенное военно-промышленное предприятие. Но командно-административный подход, отчасти действенный на ранних ступенях индустриализации, не годился для сложной и зрелой экономики. Он не давал стимулов ни для технического прогресса, ни для сбережения трудовых и материальных ресурсов и не удовлетворял спрос людей. «Темпы роста» с середины 1970-х гг. снижались, а огромные вложения капитала, особенно в сельское хозяйство, не давали отдачи. К этим системным проблемам вскоре добавилась конъюнктурная. Резкое падение цен на нефть на мировом рынке сократило доходы от экспорта, на которые закупались зерно, фабричное оборудование и ширпотреб, т. е. обеспечивалось относительное благополучие «советского народа», организованного и активного недовольства которого коммунистический режим боялся больше всего, особенно после общественно-политических возмущений в Восточной Германии, Венгрии, Польше.

Наконец, в наследство новому генсеку досталось общество, разрушенное и нравственно опустошенное 70-летним тоталитарным господством. Неограниченная власть при отсутствии сталинского террора развила в правящем слое кумовство и взяточничество. Коммунистическая фразеология давно превратилась в условность, за которой могли скрываться какие угодно воззрения и мотивы. Принудительная жертвенность превращалась в свою противоположность – в безоглядный эгоизм. В мемуарах Николая Ивановича Рыжкова, ставшего при Горбачеве Председателем Совета Министров СССР, облик правящего слоя рисуется так: «Ни чёрта не делали толком, пили по-чёрному, воровали у самих себя, брали и всучивали взятки, врали в отчётах, в газетах и с высоких трибун, упивались собственным враньём, вешали друг другу ордена».

В широких слоях общества господствовали апатия, безынициативность и безответственность. Каждый почти, копируя власть имущих, старался жить для себя, по-лагерному – выживать в одиночку, воруя у «общенародного государства» всё, что плохо лежит. А к тому времени «плохо лежало» практически всё. Люди большей частью понимали, что все лозунги и призывы, исходящие с вершин коммунистической власти, – полная ложь, и потому жили, делая вид, что работают для блага общества, в действительности делая только то, что выгодно и интересно им самим. Эта естественная форма жизни, приводящая нормальное общество, построенное на принципах частной инициативы, к процветанию, в советском социализме, где официально всякая частная хозяйственная деятельность была запрещена, только разрушала государственный организм и ничего не созидала. Но она приучала людей к воровству, безделью, лжи, ловкачеству и двуличию.

Горбачев и его единомышленники понимали, что «развитый социализм» завел страну в тупик. Но как из него выходить, ясно не было. Путь стали нащупывать опытным путем, в порядке «совершенствования социализма». Его для того и избрали генсеком старцы Политбюро, чтобы молодой лидер постарался найти выход. Ведь ему ещё жить да жить…

Будучи уже несколько лет близ вершины коммунистической власти, Горбачев составил себе представление – что и как надо менять. Горбачев обладал практической сметкой – принимал перемены, которые, по его мнению, были продиктованы самой жизнью, носили естественный характер и были необходимы как для модернизации общества, так и для удержания собственной политической власти. Другое дело, что у него был опыт только коммунистического администрирования (в компартию вступил он, сельский мальчик, двадцати лет) и искренняя вера в принципиальное превосходство социализма коммунистического типа над иными формами общественного устроения. Этому его учили на юридическом факультете МГУ в 1950–1955 гг., этому он сам учил, являясь сначала секретарем комсомольской организации факультета, потом первым секретарем Ставропольского крайкома ВЛКСМ, а с 1970 г. первым секретарем Ставропольского крайкома КПСС. С ноября 1977 г. Горбачев – секретарь ЦК КПСС, ответственный за знакомое ему сельское хозяйство (до университета он с отцом работал комбайнером в родном селе Привольное на Ставрополье). Даже после избрания генеральным секретарем Горбачев еще говорил в первые дни вещи, скорее приятные консерваторам: «Не секрет, когда Хрущёв довел критику Сталина до невероятных размеров, это принесло только ущерб, после которого мы до сих пор в какой-то мере не можем собрать черепки» (заседание Политбюро, апрель 1985 г.).

Через месяц после прихода к власти, в апреле 1985 г. Горбачев провёл Пленум ЦК КПСС, на котором поставил задачу ускорения технического и социально-экономического развития. Решать эту задачу попробовали привычными путями, не выходя за рамки системы. На последующую пятилетку резко увеличили размеры инвестиций в отрасли машиностроения, т. е. в тяжелую промышленность – на гигантскую по тем временам сумму более 200 миллиардов рублей. Начали покупать оборудование – целыми заводами – в западных странах. При этом не менялась ни система организации производства, ни система стимулов – производственники были по-прежнему заинтересованы в выполнении «вала», а не в инновациях.

Началась перестановка кадров. Со своих постов были сняты очевидные противники перемен или враги Горбачева: Гейдар Алиев, В. В. Гришин, Д. А. Кунаев, Г. В. Романов, В. В. Щербицкий. Вместо Н. А. Тихонова председателем Совета Министров стал Николай Рыжков. Андрей Громыко, выдвинув кандидатуру Горбачева в генеральные секретари, сам отошел на «тихий» пост Председателя Президиума Верховного Совета. Будущий главный «прораб перестройки» Александр Николаевич Яковлев, с которым Горбачев познакомился, когда тот служил послом СССР в Канаде, стал заведовать отделом пропаганды ЦК КПСС. Секретарем Московского горкома назначен был ровесник Горбачева Борис Николаевич Ельцин, ранее возглавлявший Свердловский обком компартии. Ельцин за год сменил почти все партийное руководство столицы. Сам же Горбачев за первые полтора года у власти заменил 70 % членов Политбюро, 60 % секретарей обкомов, 40 % членов ЦК.

На апрельском 1985 г. пленуме генеральный секретарь признал серьезные экономические проблемы, укоренившиеся в брежневское правление (вскоре оно стало обозначаться как «эпоха застоя»), но вместе с тем высказал убеждение в непорочности основ советского социализма. Проблема, по его словам, заключалась в том, что «потенциальные возможности социализма использовались недостаточно». Задачей было провозглашено создать «больше социализма», ускорить его развитие. «Перестройка» и «ускорение» – эти слова стали ключевыми в избранной Горбачевым реформаторской стратегии. Еще одним ключевым словом с 1986 г. стала «гласность», означавшая вскрытие недостатков, мешавших перестройке и ускорению.

Мнение современника:

28 мая 1985 г. член ЦК КПСС А. С. Черняев записал в дневник: «Да, это открытие действительно нового этапа в советской истории. Наверное, что-то большое из этого получится. Горбачев, кажется, не из тех, кто останавливается на четверти пути, как случилось с Хрущевым, испугавшимся своей смелости». – А. С. Черняев. Совместный исход. Дневник двух эпох. С. 629.

Во главу угла экономической модернизации была поставлена новая инвестиционная и структурная политика, которая предполагала перенести упор с нового строительства, покончив тем самым с разорительной практикой «долгостроев» и «незавершенок», на техническое перевооружение действующих предприятий и производств. Задачей номер один было признано ускоренное развитие машиностроения, в котором усматривалась основа быстрого перевооружения всего народного хозяйства. Программа «ускорения» предполагала опережающее (в 1,7 раза) развитие машиностроения по отношению ко всей промышленности и достижение ею мирового уровня уже в начале 1990-х гг. Но ни в одном из партийных документов, ни в одном из официальных расчетов не говорилось, что для достижения цели «догнать Америку» за пять лет в важнейшей отрасли необходимо было, чтобы производство оборудования для самого машиностроения развивалось, в сравнении с ним, еще в два раза быстрее. Советской экономике это было совершенно не под силу. Предпринятые массированные денежные, в том числе валютные, вливания в машиностроение не дали эффекта ни через год, ни через два после провозглашения этого направления приоритетным.

В волюнтаристском духе иллюзий 1960-х гг. была выдержана школьная реформа, одной из задач которой ставилось всеобщее компьютерное обучение школьников. Явно подразумевалось, что выпускники станут вровень с «синеворотничковым» рабочим классом Запада и создадут прочную кадровую базу для научно-технического прогресса. Из виду была упущена «малость»: советская промышленность не могла произвести и толики компьютеров, необходимых для осуществления реформы. Ряд командно-административных реформ, направленных на укрепление производственной и исполнительской дисциплины, начатых Горбачёвым, напоминал хрущевский и, еще в большей степени, андроповский подходы. К ним относился Закон о госприемке, согласно которому на промышленных предприятиях создавались специальные комиссии по контролю за качеством продукции. Реформа привела к разбуханию административного аппарата, но не дала позитивных практических результатов. Горбачев также сильно надеялся на внедрение компьютеров в планирование и поощрял группу ученых (Е. П. Велихов и др.), которая обещала ему прорывы в этой области. Это оказалось очередной иллюзией.

Среди командно-административных мер наибольшую известность приобрело постановление ЦК КПСС «О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма». Бытовое пьянство и алкоголизм стали к 1980-м гг. подлинной трагедией России. Злоупотреблял алкоголем каждый третий взрослый мужчина, каждая восьмая женщина. Пили студенты, учащиеся ПТУ, школьники старших классов. Ходила крылатая фраза – «с утра выпил – и весь день свободен».

Народу явственно угрожало физическое вырождение. По словам Горбачева, «речь идет не только о главной социальной проблеме настоящего времени, но о биологическом состоянии народа, о его генетическом будущем. И если мы этой проблемы не решим, ни о каком коммунизме не может быть и речи». Сам Горбачев практически алкоголя не употреблял. Со стороны ему еще яснее была видна обширность бедствия. Но бороться с ним он умел только старым партийным методом – запрещать производить, запрещать продавать, запрещать употреблять.

Антиалкогольная кампания проводилась энергично, с опережением намеченных сроков, уже к концу 1986 г. производство алкогольных напитков сократилось почти вдвое. Хотя напивались, в основном, водкой, были заодно вырублены прекрасные виноградники Крыма, Закавказья, Молдавии. Эта реформа, как и большинство других, дала неожиданные и непредвиденные результаты. Потребление алкоголя населением не сократилось, но вместо государственной продукции стали употреблять самодельные, зачастую суррогатные напитки. В магазинах возник хронический дефицит сахара – самогон варили все – от сельских бабок до профессоров. Был нанесен серьезный ущерб государственной казне: массированная антиалкогольная кампания сократила поступления в бюджет от продажи спиртных напитков на 37 млрд рублей в течение трех лет и впервые в истории коммунистического режима привела к острому бюджетному дефициту.

Апофеозом стратегических установок первого этапа правления Горбачева явился XXVII съезд КПСС, состоявшийся в марте 1986 г. Обещания, данные советскому народу «родной» коммунистической партией, были обширны. Особенно заманчиво звучали обещания удвоить к 2000 г. экономический потенциал СССР, в 2,5 раза повысить за тот же срок производительность труда и обеспечить каждой советской семье отдельную квартиру. В последнее обещание из здравомыслящих людей не поверил практически никто.

На съезде Горбачев говорил, что Сталин истребил ленинскую гвардию и исказил ленинские идеи, и надо вернуться к истокам коммунизма. Он призывал «активизировать человеческий фактор», вновь освоить опыт НЭПа и фабрично-заводских комитетов 1918 г. Выросший на кратком курсе ВКП (б), Горбачев скорее всего не подозревал, чем был НЭП в действительности и для чего он замышлялся Лениным. «Возродить НЭП», объединить социализм и рынок призывал главный консультант Горбачева в области экономики – академик Л. И. Абалкин. Идя в этом направлении, съезд, среди прочего, одобрил Закон о трудовых коллективах, предусматривавший выборы директоров предприятий советами трудовых коллективов и утверждавший принцип хозрасчета на предприятиях.

XXVII съезд подверг критике за утопизм прежнюю хрущевскую программу КПСС (она обещала полное построение коммунизма в СССР к 1980 г.), но его собственные решения были выдержаны в том же духе. Преемственность с прежними целями КПСС подтверждалась названием передовицы газеты «Правда», посвященной итогам съезда: «Наша цель – коммунизм!»

Конкретная реальность развивалась в явном противоречии с реформаторскими замыслами и обещаниями, свидетельствуя о полной исчерпанности возможностей коммунистической государственно-мобилизационной модернизации. Кризис советского социализма не ослабевал, но усиливался. Его зримым и трагическим проявлением стала катастрофа на Чернобыльской атомной электростанции.

В ночь с 25 на 26 апреля 1986 г. в 1 час 23 минуты на четвертом блоке Чернобыльской АЭС (самом новом на станции, введенном в действие в 1984 г.) произошла крупная ядерная авария, равнозначная по выбросу радиации 500 атомным бомбам, сброшенным в 1945 г. на Хиросиму и Нагасаки. В атмосферу было выброшено около 190 тонн радиоактивных веществ и 8 тонн радиоактивного топлива. Пожар на станции длился почти две недели. С огнем боролись войска и мобилизованные по всей стране «ликвидаторы». Радиоактивному облучению подверглось около 7 млн человек. Тысячи людей получили запредельные дозы облучения. Площадь загрязнения долгоживущими радионуклидами составила сотни миллионов гектаров на территории Украины, Белоруссии и России. Отдельные пятна обнаруживались в Прибалтике и Польше. Катастрофу пытались скрыть. Первомайская демонстрация в Киеве проходила под радиоактивным дождем, о чём люди не ведали. Партийные чиновники, отправляя свои семьи вне очереди на самолетах и поездах из зоны поражения, на весь мир врали о безопасности людей в отравленных радиацией зонах. О резком скачке радиоактивности первой объявила Швеция, до которой достигла повышенная радиация. На ликвидацию катастрофы были брошены 84,5 тыс. человек, из которых к началу XXI в. более половины умерли от облучения или стали инвалидами.

Историческая справка

Чернобыльская катастрофа была прямым следствием порочности советской системы безопасности на атомных станциях, некомпетентности высшего руководства и технических недоработок в реакторе РБМК-1000, из-за взрыва которого и случилась трагедия. Еще в 1975 г. на Ленинградской АЭС произошла авария: разгерметизировался канал на таком же реакторе, как в Чернобыле. Комиссия из сотрудников Института атомной энергии им. Курчатова разобралась в ее причинах и выдала рекомендации по устранению технических неполадок, но за 11 лет ничего не было сделано. В 1983 г., когда производилась загрузка реактора 4-го энергоблока технологическим топливом, были сделаны физические измерения характеристик активной зоны и обнаружено крайне опасное явление – стержни аварийной защиты при своем движении вниз в течение пяти секунд вносили в реактор не отрицательную, а положительную реактивность. Однако комиссия по физическому пуску сочла возможным допустить реактор к эксплуатации. С комиссией согласился и инспектор Госатомэнергонадзора. Начальник группы по надежности и безопасности атомных станций с реакторами РБМК лаборатории Института им. Курчатова, доктор физико-математических наук Вячеслав Павлович Волков неоднократно подавал докладные записки с обоснованием опасности реактора и давал предложения по его усовершенствованию. Внимания на них никто не обращал. Когда В. П. Волков приехал на Чернобыльскую АЭС и вскрыл массу нарушений техники безопасности, директор АЭС Брюханов сказал ему буквально следующее: «Что ты беспокоишься! Да атомный реактор – это самовар, это гораздо проще, чем тепловая станция, и персонал у нас опытный, так что никогда ничего не случится».

Ни научный руководитель работ по созданию реактора академик А. П. Александров, ни главный конструктор академик Н. А. Доллежаль не сделали ровным счетом ничего для усовершенствования реактора ни после аварии на Ленинградской АЭС, ни после результатов пусковых испытаний в Чернобыле, ни после серьезных предупреждений В. П. Волкова. Незадолго до катастрофы академик Александров публично выступал по радио с заявлениями о «высочайшей надежности наших реакторов». 88-летний министр «Среднего машиностроения» академик Е. П. Славский 26 апреля 1986 г. заявил, что стабильность в советской атомной промышленности не вызывает сомнений, хотя есть и отдельные «узкие места», к которым относятся финансовые недоработки, слегка повышенный травматизм и какая-то «мелкая» авария на Чернобыльской АЭС. Ко времени этого заявления трагедия на Чернобыльской АЭС уже развернулась в полную мощь.

В ночь с 25 на 26 апреля 1986 г. дежурство по пожарной охране АЭС нес караул под руководством лейтенанта Владимира Правика. В 1 час 23 минуты ночи над энергоблоком вдруг взлетели горящие куски и искры, часть их упала на крышу машинного зала. Начался пожар. В 1 час 30 минут пожарная машина В. Правика прибыла к месту трагедии. По внешним признакам – отблескам пламени на кровле машинного зала и аппаратного отделения – лейтенант определил очаг горения и организовал тушение пожара со стороны машинного зала. Это было единственно верное решение, так как оно предотвратило крушение металлических ферм. Час и двадцать минут Владимир Правик находился под действием смертоносных лучей радиации, но свой долг он и его экипаж выполнили: распространение огня и еще более страшная катастрофа были предотвращены.

В 1 час 35 минут к месту аварии прибыл дежурный караул другой пожарной части города Припяти во главе с лейтенантом Виктором Кибенком, который возглавил звено газодымозащитной службы, обеспечил подачу воды на кровлю машинного зала. Его расчет работал в помещениях, прилегающих к активной зоне реактора, где уровень радиации был очень велик. Виктору Кибенку и его бойцам удалось предотвратить распространение огня в сторону третьего энергоблока.

В 1 час 46 минут прибыл начальник пожарной части майор Леонид Телятников. Этот день был последним в его отпуске. Взяв руководство тушением пожара в свои руки, он полностью локализовал очаг огня, первым заметив свечение в реакторном зале, которое означало смерть от радиации. С 3 часов 30 минут была проведена частичная замена людей. К этому времени уже были сосредоточены 37 подразделений пожарной охраны. Пожарники понимали, на что они шли, но, несмотря на угрозу сильного радиационного поражения, мужественно сражались с огнем. Иван Шаврей, его брат Леонид, Александр Петровский, Иван Бугрименко и другие бойцы пожарной охраны проявили истинное самопожертвование. Если бы не их мужество, огонь мог перекинуться на другие энергоблоки, и катастрофа приняла бы еще более ужасный характер. От огня и проникающей радиации погибло шесть человек: лейтенанты Владимир Правик и Виктор Кибенок, старшие сержанты Николай Титенок и Василий Игнатенко и сержанты Владимир Тищура и Николай Ващук.

Посмертно лейтенантам Владимиру Павловичу Правику и Виктору Николаевичу Кибенку было присвоено звание Героев Советского Союза. Молодым офицерам было всего 24 и 23 года. Звание Героя Советского Союза получил и майор Леонид Телятников, который, по счастью, остался жив: ему была сделана операция по пересадке костного мозга. Он умер от последствий аварии в 2004 г. Большинство бойцов пожарной охраны, также перенесших подобные операции, вскоре умерли от последствий лучевой болезни.

В дело были брошены войска химической защиты и авиация. Наиболее опасная и сложная задача выпала на долю вертолетчиков. Огромную организационную работу провел заместитель командующего ВВС Киевского военного округа, генерал-майор Николай Тимофеевич Антошкин, в течение 40 дней лично руководивший действиями своих подчиненных. В ночь с 25 на 26 апреля по тревоге были подняты вертолеты гвардейского вертолетного полка, летчики которого недавно прибыли из Афганистана. Полковник Б. Нестеров, прилетевший на базовый аэродром раньше, организовал прием вертолетов, размещение личного состава, обеспечение всем необходимым, а утром вместе с полковником А. Серебряковым вылетел в Чернобыль. Ранним утром 26 апреля первый экипаж вертолетчиков под командованием капитана Сергея Володина пролетел над реактором и доложил обстановку командованию. Задача перед вертолетчиками стояла и серьезная, и смертельно опасная: необходимо было наглухо запечатать кратер реактора мешками с песком. Уровень радиации над реактором составлял 500 рентген в час, а для одного попадания необходимо было зависать над точкой выброски на высоте 150–200 м на 2 минуты. Средств защиты у летчиков не было никаких, лишь потом они стали подкладывать под сиденья свинцовые прокладки. Начальник Химических войск МО СССР генерал-полковник Владимир Карпович Пикалов (1924–2003) лично провел химическую разведку зараженной территории, подвергаясь риску радиационного поражения. Ему, прошедшему огонь Второй мировой войны, не впервой было рисковать жизнью. За доблесть и мужество, проявленные при ликвидации аварии, В. К. Пикалову и Н. Т. Антошкину было присвоено звание Героев Советского Союза.

Всего по состоянию на 1 мая 1986 г. вертолетчики сбросили на реактор 1900 тонн песка. Правительству СССР срочно потребовалась авторитетная фигура из Академии наук, способная, во-первых, оценить опасность трагедии и сформулировать концепцию ее ликвидации, а во-вторых, успокоить мировое общественное мнение. Выбор пал на молодого академика, доктора химических наук Валерия Алексеевича Легасова (1936–1988). В четвертом блоке находилось более двух с половиной тысяч тонн графита, который горел со скоростью одна тонна в час, т. е. за 240 часов горения эта масса могла заразить продуктами радиационного распада огромную территорию. Академик Легасов принял решение нейтрализовать горящий графит максимальным количеством боросодержащих компонентов. Вертолетчики под командованием Евгения Петровича Рязанцева сбросили в кратер реактора более 40 тонн карбида бора и 2400 тонн свинца. Вскоре началось строительство защитного саркофага вокруг разрушенного реактора. Специалисты-метростроевцы пробили под реактором тоннель длиной 136 метров, далее для охлаждения под реактор был пущен жидкий азот, а позже началось подведение мощной плиты, лежащей ниже всех фундаментов энергоблока, которая стала основой саркофага. При помощи мощных кранов были установлены металлические фермы, образующие замкнутые объемы по 40 кубических метров каждый, которые заполнялись жидким бетоном, подаваемым мощными насосами. 15 ноября 1986 г. строительство саркофага было завершено. Академик Легасов, получивший серьезную дозу радиации и вынужденный для спасения престижа страны перед всей мировой общественностью скрывать масштабы трагедии, застрелился 26 апреля 1988 г. – ровно в день двухлетней годовщины катастрофы. В 1996 г. В. А. Легасову посмертно указом президента Бориса Ельцина было присвоено звание Героя России.

В результате катастрофы Припять стала мертвым городом. Вне зоны поражения был возведен новый город – Славутич. Работы по ликвидации последствий аварии велись еще долгое время. К ним привлекались воинские части, курсанты училищ химической защиты, призванные из запаса военкоматами специалисты, которых в народе стали называть сокращенно «ликвидаторами». Многие из этих людей получили серьезные дозы радиоактивного облучения и стали инвалидами на всю жизнь. Не закончены работы по последствиям ликвидации аварии и по сей день.

Суд, приговорив директора Чернобыльской АЭС Брюханова и его ближайших помощников к длительным срокам тюремного заключения, ни слова не сказал о системном характере трагедии, расплачиваться за которую, проявляя при этом героизм, должны были ни в чем не повинные люди.

3 июля, на Политбюро, М. С. Горбачев говорил о Чернобыле: «Ситуация очень серьезная. Ни в коем случае не согласимся ни на какое шапкозакидательство: мол, ничего особенного, бывает… Происшедшее – событие чрезвычайного порядка, близкое к применению оружия массового уничтожения… Мы понесли огромные потери, и не только в экономике. Были и будут жертвы. Нам нанесен политический ущерб. Поставлен под сомнение уровень всей нашей работы в области энергетики. То, что произошло, дискредитирует нашу науку и технику. Ситуация очень серьезная. И ни в коем случае мы не согласимся ни при решении практических вопросов, ни при объяснении практических вопросов скрывать истину. Мы несем ответственность и за оценку происшедшего, и за правильность выводов. Наша работа теперь на виду у всего народа и у всего мира. И думать, что мы можем ограничиться полумерами и ловчить, недопустимо. Нужна полная информация о происшедшем. Трусливая позиция – это недостойная политика».

Вскоре после Чернобыльской катастрофы был, впервые за семьдесят лет, снят запрет на публикацию репортажей об авариях, повлекших многочисленные жертвы, о стихийных бедствиях и о том, чего в СССР якобы не существовало: о взяточничестве, воровстве, наркомании, проституции, СПИДе. Облик советской прессы начал меняться.

Литература:

Чернобыль: долг и мужество: В 2-х т. М.: Изд-во Минатома России, 2001.

А. В. Иллеш, А. Е. Пральников. Репортаж из Чернобыля. М.: Мысль, 1988.

В. А. Легасов. Из сегодня в завтра. М., 1996.

С. Алексиевич. Чернобыльская молитва: Хроника будущего. М.: Время, 2008.