Богородица и Николай Чудотворец

В напутственных «молитвах» и приговорах, наряду с Богом, Господом, Иисусом, столь же часто поминалась и Богородица. На Руси был популярен восходящий к византийским образцам иконный тип Богородицы Одигитрии, то есть Путеводительницы. Иконы Богородицы нередко размещали над воротами, при входе в город или монастырь. К этому типу относится икона Иверской Богоматери, которая находилась в Иверской часовне Воскресенских ворот на Красной площади в Москве[234].

Интересно, что поминать Богородицу на бездорожье казалось уместным также в советскую эпоху, в том числе в шутку, и даже неверующим людям. Литератор М. И. Вайнер (род. в 1927 г.) вспоминал, как в позднесоветские времена в Пензенской области его подвозил молодой агроном на мотоцикле. Дорога была ужасна: «…В колеях вода, в низинах не лужи, а озёра целые. Агроном притормаживал перед ними и, прежде чем выехать, смешно, как молитву, произносил: “Эх, матерь божья, спаси от бездорожья!”»[235]

Известно также, что Богородица на Руси обычно уподоблялась святой Параскеве Пятнице – иной раз вплоть до полного их неразличения. Видимо, и этим тоже можно объяснить то обстоятельство, что Параскева Пятница (она, согласно народным представлениям, была «вечной странницей») считалась покровительницей путников, а «пятницами» назывались часовенки, которые ставились на перепутьях и перекрёстках[236]. Хотя надо иметь в виду, что Параскева Пятница была также связана с опасностями, болезнями и смертью, а всё это само по себе ассоциировалось с дорогой и дорожными перемещениями.

В полесской д. Присно (Ветковского района Гомельской обл.) был записан заговор на отправление в дорогу, обращённый к Матери сырой земле:

Мать – сырая земля,

Спасай меня,

На тебя надёжа,

Спасай нас.

Есьли ты нас не спасёш,

Кто ж нас спасе?

Я ж па табе иду,

А ты мяне спасай,

Укажы мне путь харошый.

Очевидно, этот текст создан под воздействием богородичных акафистов[237]. Так что призывание помогающей в пути заступницы и спасительницы Богородицы понятным образом переходит в обращение к Матери – сырой земле.

Самым популярным покровителем путников в дальней дороге был по всей Руси Николай Чудотворец. В церковных песнопениях он именуется спутником путешествующих[238]. Он и по сей день остаётся главным защитником тех, кто в пути. Именно к нему обращаются с молитвами[239], хотя бы самыми краткими. Как писала Т. А. Бернштам, в качестве покровителя «всех странствующих и путешествующих» святитель Николай «превратился в символ измерения пространства как такового…» (разрядка автора. – В. К.). Это, по её словам, «в максимальной степени отразилось в христианской топографии Русского Севера» – там было множество часовен, храмов, монастырей, крестов в его честь, мест явления чудотворных икон. Так оказались отмечены пути освоения Русского Севера, куда в разное время переселялись люди разного социального положения и из различных местностей[240].

В середине XIX в. во Владимирской губернии был записан духовный стих о «Николе Мокруше» (то есть Николе Мокром), который начинался так:

Пошёл Никола по зимней дороге,

По летней тропинке.

Ровно полтора века спустя во Владимирской области записали вариант этого стиха с таким вот началом:

Ходила Никола,

Ходила святая,

По летняй дорожки,

По зимняй тропинке.

Никола – путник, странствующий святой. А то, что он ходит и по летней дороге, и по тропинке зимней – это, как верно подметила опубликовавшая владимирский духовный стих Т. В. Хлыбова, «связано со своеобразным обыгрыванием двух дней празднования святому (весенний/летний и зимний Никола)». По её мнению, стих близок к обрядовым песням (обходным колядным и волочёбным), для которых также характерен «мотив дороги, представленный глаголами движения…»[241].

По наблюдению Т. В. Цивьян, занимавшейся темой странствия и движения в поверьях о Николае Чудотворце, чудеса, которыми сопровождались явления этого святого и его чудотворных икон, «нередко связаны с подчеркиванием движения, дальнего пути» (курсив автора – В. К.)[242]. Так что недаром перед дальней дорогой обращались обычно к нему, да ещё к самому Богу. Например, как в рассказе П. И. Мельникова-Печерского «Красильниковы» (1852): «Призвав бога в помощь, Николу на путь, снарядил я Митьку…»[243] Или в его романе «В лесах»: «Храни тебя Господь!.. Бог на дорогу, Никола в путь!»[244] В написанной по воспоминаниям детства книге И. С. Шмелева (1871–1950) «Богомолье» (1931) старик Горкин, отправившийся из Москвы в Троицко-Сергиеву лавру вместе с мальчиком, от лица которого ведётся повествование, проходя через Никольские ворота Московского Кремля, говорил ему: «Крестись, Никола – дорожным помочь»[245].

Известно замечательное присловье, указывающее на это свойство Николы, который был и странником, и небесным покровителем странников: «Всем богам по сапогам, а Николе боле, что ходит боле»[246].

У казаков Верхнего Прикубанья до XXI в. сохраняется обыкновение ставить ему свечу при некоторых случаях – в том числе и перед дальней дорогой[247].

Вот такой рассказ, вполне типичный, был записан в Муромском районе: «А Никола-чудотворец помогает в путях. Никола Милостливый. Его в пути просят. У нас одна ходила за клюквой в лес и допозна. И дорогами спуталась, заплуталась. И вот она стала молиться: “Никола Милостливый, помоги!” И вот, говорит, не то её догоняет, не то навстречу идёт – старичок идёт в лапотках». Вот этот-то старичок и подсказал, где она находится и куда ей надо двигаться. Да и пропал. «Это сам Никола и был»[248].

В начале XX в. в Ильинской церкви с. Яндебы Лодейнопольского уезда Олонецкой губернии находилась явленная икона Николая Чудотворца. Говорили, что обретена она была на окраине перелеска, возле дороги, ведущей из Яндебы в Тененицы. На месте обретения когда-то давно построили часовню, в которой икона сперва и хранилась. К XX в. часовни там уже не было, а стоял придорожный крест, икону же перенесли в Ильинскую церковь Яндебы. В этой церкви к дню жён-мироносиц, что на третьей неделе после Пасхи, проводились специальные молебны, и на них собирались богомольцы из соседних приходов. По словам Н. С. Шайжина, «праздник этот имеет оригинальное название “дорожного Николы”, в отличие от Николина дня 9-го мая – “летнего Николы”» (курсив автора. – В. К.)[249].

В Тюменском уезде Тобольской губернии в начале XX в. при проводах Масленицы в день Прощёного воскресенья (или, как там обычно говорили, в «целовник») прямо-таки спектакль разыгрывался. «Честную масленицу» изображал толковый, хорошо знающий обряд крестьянин, а сопровождали её «казаки» во главе с «воеводой». Этот-то «воевода» декламировал шутейный «паспорт» Масленицы. Там, в частности, шла речь о том, как неумеха-торговец «Яковский блин, Маркитан-господин» выезжал с рынка «в Екатерин-городе», не распродав своего товара, и направлялся «до Шадринова двора»:

Запрегал он свово доброго коня,

Садился на колеса,

Поднимал руки под небеса:

«Батюшко, Никола бурлацкой бог,

Донеси меня до двора.

Да до Шадринова двора

Ста полтора.

Шадрин перевоз дорог,

Отдать копеек сорок,

А у меня денежки нет»[250].

Николай Чудотворец обозначался тут по-простецки – Николой, батюшкой, даже «богом» (так в народе нередко именовали святых), причем богом «бурлацким», то есть мужицким. И он-то как раз должен был, минуя недешёвый перевоз на р. Исети, благополучно доставить путника по назначению.

В конце 1990-х гг. у русских старообрядцев Забайкалья было записано несколько напутных присловий, в которых люди обращаются к Николаю Чудотворцу. Например, в с. Тарбагатай отмечен такой текст: «Святитель Христов Никола, спаси и сохрани нас от беды, от напасти, от напрасной смерти». А в другом тексте просят Николая сохранить рабу Агафью «в пути, в дороге»; прийти к ней, помочь ей вместе со всеми святыми[251].

Согласно народным представлениям, Николай Чудотворец заботился о том, чтобы обезопасить дороги от разбойников. По Белому морю рассказывали предания о живших на островах трёх братьях – богатырях, колдунах и разбойниках. Звали их Калга (или же Колга), Жогжа (либо Жожга, Жижга) и Кончак. Они бесчинствовали на путях и даже повадились грабить соловецких паломников. В изложении С. В. Максимова об этом говорится так: «Живут-то они этак год, другой, третий, да живут недобрым делом: что сорвут с кого, тем и сыты. Ни стиглому, ни сбеглому проходу нет, ни удалому молодцу проезду нет, как в старинах-то поётся. Шалят ребята кажинной день, словно по сту голов в плечи-то каждому ввинчено. Стало проходящее христианство поопасываться. В Соловецкой которые богомольцы идут, так и тех ужстали грабить…»[252] Сюжет об избавлении от злодеев, мешавших проходу-проезду, похожна древние мифы и легенды о том, как герой – Тезей, Эдип, Илья Муромец – «очищает» пути, спасает люд честной от кровавого разбоя. А в беломорском предании спасителем выступил «неизвестный старичок, с палочкой в руках», «старичок с клюкой: седенький экой, дрябленький». В одном варианте он прямо назван «Миколаем-святителем», который де служил «поваром на морском судне». Действовал святитель так: «Старичок тихонько подошел к нему и быстро ударил его своим посохом»; «Старичок-то клюкой и ударь его – и убил, наповал убил»; «Миколай его ключкой хлопнул по головы – и пар вышел…» В этом, сравнительно позднем, предании, бытовавшем вблизи одного из центров русского православия, седой старичок – Николай Угодник, которому приписывается обладание заветным атрибутом – дорожным посохом, внешне ведёт себя совсем не так, как подобало бы воинственному герою-богатырю (Илье Муромцу, Тезею). Но результат тот же – чудесной силою пути избавлены от колдунов-разбойников. В народных преданиях Русского Севера именно святым приписывалась забота о дорогах и тропах: они их прокладывали. И это, как правило, не обычные пути, а те, что пролегали по труднопроходимым местам, ведя к местным святыням[253].

Интересно и такое вот превращение Николая Чудотворца. У кашубов он представлялся чем-то вроде лесного духа-хозяина, который загадывал заблудившимся загадки. Обычно это было требование угадать его имя (вот оно: «Nikolaj»). Тех, кто отгадывал, он отпускал и даже выводил на дорогу. А те, кто отгадать не мог, продавали душу чёрту[254].

На древнерусских каменных иконках-оберегах нередко изображался святой архидиакон Стефан. По словам изучавшего сюжеты иконок Н. Г. Порфиридова, изображений Стефана встретилось ему «неожиданно много», причём «большей частью в соединении с Николой». Порфиридов высказывал такое предположение: «Кажется, объяснение даёт один живописный памятник XIV в., на котором Стефан изображён также с Николой и подписан “попутник”. Этот эпитет позволяет считать, что Стефан, как и Никола, в мире представлений древнерусского человека жил как покровитель путников, людей, отправляющихся и находящихся в опасной дороге»[255].

Собирательница фольклора В. В. Запорожец записала от уроженки г. Сызрани С. Е. Лавриненко короткую «молитву на добрый путь»; её тип вполне обычен, а призывается в ней только один заступник – Николай Чудотворец:

Николай Чудотворец,

Стань передо мной!

Я в дорогу –

И Ты со мной![256]

Николай – это, так сказать, основной и главный покровитель путников. Но вот в Сарове – святом месте, где прославился Серафим Саровский, – там именно Серафим и стал помощником паломников, которые брели со всех краёв к нему на поклонение[257]. А ещё оберегал странников Георгий Победоносец. Именно в осенний Юрьев день (26 ноября по старому стилю) ему старались служить молебны при отправлении в дальний путь. В духовных стихах он предстаёт кем-то вроде демиурга, устроителя Русской земли, который на ретивом коне объехал её всю из конца в конец, проложил пути-дороги и установил правильный миропорядок. В восточнославянской заговорной традиции за магической защитой при выходе в путь (а также при подходе к судьям и начальству) часто обращались к Георгию Победоносцу[258]. Мореходам в Древней Руси покровительствовал святой Фока, хотя впоследствии более популярным у моряков стал опять же Николай Чудотворец[259].

По наблюдениям В. Л. Кляуса, который специально изучал заговорные напутственные формулы, чаще всего они встречаются именно в русской народной традиции – даже в украинской и белорусской они менее заметны. Формирование и активное бытование таких заговоров связано, по его мнению, с интенсивной миграцией населения, начавшейся в XVII в. и продолжающейся до наших дней. «Характерно, – писал он, – что большая часть имеющихся в нашем распоряжении записей относится к Русскому Северу и Сибири, где проживают наиболее энергичные, предприимчивые и не боящиеся путешествовать на далёкие расстояния группы русского народа»[260]. Это же замечали и другие исследователи русской народной традиции Сибири. Е. Ф. Фурсова указывала на значительную распространённость и хорошую сохранность заговоров «в путь-дорогу» на юге Западной Сибири. По её суждению, «подобное наследство можно рассматривать как свидетельство мифологического сознания российских переселенцев, которые ехали с выученными от бабушек “молитвами” в далёкую Сибирь»[261].