ГЛАВА ШЕСТАЯ. ПАДЕНИЕ РИМА
ГЛАВА ШЕСТАЯ. ПАДЕНИЕ РИМА
Смерть великого врага заставила римлян громко ликовать, но не устранила истинной угрозы. Валент пропустил варваров через границы, Феодосий позволил им остаться, и теперь они превратили обоих сыновей Феодосия в марионеточных императоров. На тот момент варваров устраивало действовать из-за трона — но сколько времени еще должно пройти, прежде чем они решат править самостоятельно? Если императоры в скором времени не смогут обрести самостоятельность, империя развалится на множество мелких варварских королевств.
Западный император Валентиниан III попытался нанести удар первым. Воодушевленный уходом гуннов, он опрометчиво решил убить своего варварского соправителя, Флавия Аэция. Он сделал это своими руками, наивно предполагая, что свобода может быть куплена всего лишь одним ударом меча. Однако гнет варваров нельзя было сбросить так легко. Смерть одного человека не уменьшила варварского влияния, а Валентиниан не сделал ничего, чтобы внушить преданность своим людям. В начале следующего года двое из людей Аэция среди бела дня зарубили императора на глазах его безучастной охраны.
Это убийство повергло Рим в волнение, и в этом хаосе вдова Валентиниана приняла ужасное решение — обратиться за помощью к вандалам. Обрадованные возможностью напасть на город, причиняющий столько беспокойств, варвары немедленно явились с огромной армией и потребовали открыть ворота. В третий раз за сорок лет древняя столица оказалась во власти своих врагов, и хотя папа римский Лев снова вышел, чтобы просить о милосердии, в этот раз его позиция была куда более уязвимой. Как схизматики-ариане, вандалы не имели ни малейшего желания слушать папу, но после длительных переговоров согласились пощадить жизни жителей города. Две недели они грабили город, методично обдирая все ценное, что могли найти, даже медь с крыш соборов.[39] Когда ничего уже не осталось, они покинули разгромленный город со своей добычей, вдобавок прихватив с собой императрицу и ее дочерей, и отправились в свою североафриканскую столицу Карфаген.[40]
После превратностей предшествующих пары лет последнее разграбление уже не производило такого шокирующего впечатления, как первое, но оно все-таки продемонстрировало выжидавшему восточному двору опасность попыток избавиться от доминирования варваров. Аспар[41], сарматский военачальник, который в то время контролировал Константинополь, надеялся, что его подданные хорошо усвоили этот урок.[42]
Арианство Аспара не давало ему возможности захватить трон самостоятельно, но он нашел послушную марионетку в лице мягкого и безопасного помощника по имени Лев. Аспар попросту короновал его и усадил на трон, чтобы самому править с жердочки за троном.[43]
В качестве марионетки Лев был идеальным выбором. Уже довольно пожилой, в свои пятьдесят шесть лет он был неприметным услужливым человеком; у него имелось две дочери, но не было сына, чтобы унаследовать за ним трон. Его правление обещало быть коротким, без непредсказуемых наследников, которые могли бы бросить вызов военачальнику, и он мог послужить отличным проводником власти Аспара. Варварский военачальник обладал отличными связями, великолепной репутацией и лично контролировал половину армии. Даже если бы Лев захотел сместить своего генерала, шансы его были невелики. Обладая только громким титулом, император не мог представлять собой угрозу власти Аспара.
Уверенный в собственной безопасности, Аспар не понимал, насколько фатальным был его просчет. У Льва были и способности, и, что более важно, воля к власти, и он не собирался долго оставаться подставным лицом. Новый император не был настолько безрассуден, чтобы сразу же выступить против своего господина. Убийство Аспара, даже будь оно возможно, только приблизило бы его собственную безвременную кончину. В любом случае, там где был низвергнут один повелитель, другой тут же поднимется ему на смену. Льву было нужно решение, которое раз и навсегда позволило бы избавиться от варварского господства, а для этого ему нужно было нанести удар по истинному источнику власти Аспара — его контролю над армией.
В поисках военного противовеса своему чрезмерно сильному полководцу Лев нашел превосходного кандидата в лице человека по имени Тарасикодисса. Тот был вождем сурового горного народа исавров с юга Малой Азии, и поскольку он не был родом из столицы, его продвижение полностью зависело от императора. Придя в столицу с небольшой группой людей, Тарасикодиссе удалось найти доказательство измены сына Аспара, дав этим императору возможность высказать публичное порицание своему варварскому господину. В награду Тарасикодисса получил руку дочери Льва и пост, равный посту Аспара. Получивший внезапное уважение исавр милостиво эллинизировал свое имя, изменив его на более приемлемое «Зенон», и вскоре стал любимцем политической элиты Константинополя.
Поскольку Аспар был унижен и принужден обороняться, Лев временно получил возможность определять политику империи самостоятельно. Сознавая, что западная часть империи находится на грани краха, он замыслил амбициозный план помочь ей, завоевав королевство вандалов в Северной Африке. Возвращение провинции Западной империи оказало бы большое влияние и на ее платежеспособность, и на репутацию — и что более важно, наказало бы вандалов за разграбление Рима. Тот факт, что это также увеличило бы растущую силу и репутацию Льва было, само собой, лишь дополнительной выгодой, и император не намеревался считаться с затратами. Полностью опустошив восточную сокровищницу, он потратил сто тридцать тысяч фунтов золота, чтобы собрать и снарядить тысячу кораблей с четырьмя сотнями тысяч солдат.
Чтобы командовать одной из самых больших армий вторжения, какие когда-либо собирались, Лев выбрал одного из худших командиров в истории. Его звали Василиск, и все его достижения сводились к тому, что он был шурином Льва. Против любого другого полководца у вандалов не было бы шанса — но под командованием Василиска огромные возможности обернулись не менее впечатляющим провалом. Высадившись за сорок миль от Карфагена, Василиск за пять дней каким-то образом ухитрился потерять свой флот и почти полностью погубить свою армию. Ударившись в панику посреди сражения, жалкий военачальник бросил остатки своей великой армии на произвол судьбы и сбежал в Константинополь.
Достигнув Константинополя, Василиск благоразумно укрылся в Софийском Соборе, который вскоре окружила разозленная толпа, требующая его головы. Лев тоже едва сдерживался, но своевременное вмешательство императрицы Верины спасло Василиска, и Лев не обезглавил его, а всего лишь сослал во Фракию. Из-за его некомпетентности Восток остался незащищенным, а Запад лишился последней надежды. Но на этом вред, причиненный Василиском, не закончился; даже изгнанный и впавший в немилость, он еще вернется, чтобы доставить новые неприятности империи.
Единственным положительным моментом в этой катастрофе было то, что она позволила Льву окончательно освободиться от своего варварского полководца. Поскольку Аспар фактически стоял во главе армии, на него довольно несправедливо возложили ответственность за поражение, и его репутация резко упала. Увидев в этом свой шанс, Лев заманил Аспара во дворец, где его тихо убили за запертыми дверями, чтобы никто не пришел ему на помощь.[44] Этот ход был более чем бесчестным, но Лев наконец-то обрел свободу. Зенон стал самым влиятельным полководцем в армии, и он был полностью верен короне. Преодолев все трудности, Лев освободил престол из-под варварского контроля.
Впрочем, ему недолго пришлось наслаждаться своей победой. Тремя годами спустя, в 474 году, Лев умер от дизентерии, и трон перешел к его зятю Зенону. Новый император довольно достойно справился со своим стремительным взлетом, но его соотечественникам-исаврам успех ударил в голову, и теперь они действовали всем на нервы, расхаживая по Константинополю с таким важным видом, как будто он им принадлежал. Вдобавок ко всем неприятностям, новому императору пришлось иметь дело с довольно неприятными родственниками. Семья Льва никогда не могла полностью смириться с фактом, что провинциальный выскочка сделал столь стремительную карьеру, а Верина, супруга императора Льва, с самого начала была против брака своей дочери с неотесанным исавром. На протяжении нескольких лет мать-императрица относилась к зятю с ледяным презрением, но оно сменилось неприкрытой ненавистью, когда ее единственный внук — семилетний сын Зенона — умер от болезни. Всю оставшуюся жизнь она винила убитого горем Зенона за смерть мальчика и делала все, что было в ее силах, чтобы испортить ему жизнь.
Немногим менее опасным врагом, чем Верина, был ее никчемный брат Василиск, который никогда не позволял собственной некомпетентности мешать своим мечтам и теперь интриговал, чтобы занять трон. Он кардинально подорвал доверие к себе своим позорным командованием во время экспедиции против вандалов в Африке, но это никак не сказалось на его непоколебимой уверенности, что именно он должен сидеть на троне. Он был убежден, что со временем ошибки прошлого забудутся, и хотя Василиск никогда не был особенно близок со своей сестрой, он был готов объединиться с нею против общего врага.
Мстительные брат с сестрой тем или иным образом заручились поддержкой недовольного исаврийского полководца по имени Илл и втроем составили план по свержению своего ненавистного родственника.
Однажды, когда Зенон занял председательское место на Ипподроме, Верина послала к нему встревоженного вестника, чтобы тот сообщил ему, что с одобрения Сената народ восстал против него. Зенон вырос далеко от суетливой жизни столицы и при всех своих успехах никогда не чувствовал себя как дома в этом космополитичном городе. Он очень хорошо осознавал недостаток популярности, и рев толпы, окружающей его, был почти неотличим от какофонии мятежа. Не потрудившись проверить, действительно ли его граждане восстали против него, ужаснувшийся император покинул Ипподром и отбыл в свою родную Исаврию с горсткой сторонников и остатками золота казны.
Теперь Константинополь принадлежал Верине, вдохновительнице восстания, и она намеревалась незамедлительно короновать своего любовника — но выяснилось, что свергнуть императора куда проще, чем создать нового. Армия могла и пальцем не шевельнуть, чтобы помочь Зенону, но она отказалась передавать трон неизвестному, чьим единственным достижением было то, что он спал с Вериной. Только представитель императорской семьи мог стать императором, и армия обратилась к единственному возможному кандидату — Василиску. Невероятным образом человек, который практически собственноручно уничтожил военную мощь Востока своей бездарной африканской кампанией, теперь был провозглашен армией верховным правителем Римской империи.
Вскоре новый император доказал, что его способности руководителя не уступают его полководческому искусству. Первым делом он разрешил истребить всех исавров в городе — несмотря на то, что исаврийская поддержка была значимой в его притязаниях на трон. Затем он обернулся против своей сестры, наградив ее участие в мятеже тем, что казнил ее любовника, а ее вынудил отойти от дел. Смертельно оскорбив соучастников по заговору, Василиск отправил войска, чтобы уничтожить Зенона и тем самым укрепить свои позиции на троне. Выбирая генерала для этой важнейшей операции, Василиск непостижимым образом остановился на исаврийском полководце Илле, совершенно не отдавая себе отчета, что учиненная им недавно в столице резня исавров делает Илла не слишком подходящим кандидатом для сражений с его земляками.
Конечно, Илл отправился прямиком к Зенону и перешел на его сторону, убеждая беглого императора немедленно вернуться в Константинополь и потребовать обратно свой трон.
Тем временем Василиск был занят старательным разрушением всех позиций, еще остававшихся у него в столице. Назначив своим личным духовным наставником некого Тимофея с сомнительным прозвищем «Элур» («Проныра»), он позволил этому человеку уговорить себя попытаться заставить церковь принять еретическое учение о том, что Христос не имел человеческой природы. Когда в ответ патриарх завесил черным иконы в Софийском Соборе, раздосадованный император объявил, что упраздняет константинопольский патриархат. Это решение было столь оскорбительным для верующих, что вызвало массовые мятежи и даже заставило местного святого по имени Даниил Столпник спуститься со своего столпа в первый раз за тридцать лет.[45] Вид святого, принародно грозящего пальцем Василиску, устранил угрозу вере, но мало способствовал росту популярности императора.
К тому времени, когда пришло известие о приближении Зенона с большим войском, настроения в столице уже были на грани мятежа. Василиск самоуверенно пообещал оборонять город, но никто больше не желал тратить силы на его защиту. Сенат открыл ворота, и жители высыпали на улицы, приветствуя торжественно вошедшего в город Зенона. Василиск со своей семьей укрылся в храме Святой Софии, но был выдворен оттуда после того, как патриарх получил от Зенона обещание, что не будет пролито ни одной капли крови. Верный своему слову, Зенон отослал низвергнутого императора в Каппадокию, где его бросили в пересохший колодец и оставили умирать от голода.
Всего два года прошло с той ужасной ночи, когда Зенона вынудили бежать из города, но в его отсутствие мир изменился безвозвратно. В момент слабости Константинополя угасающие угли Западной империи потухли окончательно. Варварский полководец по имени Одоакр, устав от чехарды марионеточных императоров, решил самостоятельно править Италией. Проложив себе путь в Равенну, где юный Ромул Августул уже съежился от страха, Одоакр в последний момент решил пощадить его жизнь, взамен отослав юного императора в изгнание.[46] 4 сентября 476 года Ромул Августул покорно сложил с себя корону и скипетр и отправился со своей семьей на поселение в Кампанию. Хотя никто не считал Августула настолько важной личностью, чтобы зафиксировать в хрониках, где и когда он умер, его отречение от престола знаменовало конец Западной Римской империи.
Вряд ли в то время кто-либо обратил внимание на этот переломный момент в истории. Варварские вожди, низвергающие императоров, стали для римских граждан печальной повседневностью, и для большинства жителей бывшей империи утро 5 сентября 476 года ничем не отличалась от прочих дней их жизни. Государственные учреждения и суды действовали, как и обычно, торговцы и ремесленники продолжали путешествовать по широким римским дорогам, и ничто не указывало на то, что с прошлым покончено.
Но на самом деле (несмотря на более поздние утверждения об обратном) Римская империя не кончилась. Совершенно законный император сидел на своем троне на Востоке, а обломки, оставшиеся от западных владений, отошли к Южной Франции, чтобы поддерживать мерцающую силу империи в живых так долго, как только возможно.[47] Единственная существенная перемена заключалась в том, что Одоакр не хотел назначать нового императора. Он благоразумно счел, что нет необходимости обременять себя хлопотами правления посредством марионеточного императора, если можно на словах уверить Константинополь в своей преданности и править самостоятельно.
Отправив на Восток западные имперские регалии с письмом, поздравляющим Зенона с возвращением трона, Одоакр просил только о разрешении править Западом от своего имени. Конечно, восточный император не собирался узаконивать варварского диктатора — но вряд ли он имел возможность заняться освобождением западного трона, когда его собственный был столь шаток. Разумно уклонившись от прямого ответа, Зенон позволил Одоакру продолжать этот фарс и сосредоточился на наведении порядка в своем собственном доме.
Неудивительно, что Василиск оставил Восток в беспорядке. Вдобавок к тому, что он сделался безнадежно непопулярным, за последние два года на троне бестолковый император сумел нанести смертельную обиду остготам, которые сейчас свирепствовали на Балканах. Зенон временно решил эту проблему, подкупив их могущественного короля Теодориха и призвав его на государственную службу. Но, успешно подавив несколько восстаний, Теодорих заскучал и снова занялся своим любимым делом — грабежами. Зенону отчаянно нужно было быстро найти решение, и к счастью для империи, он нашел выход, поистине ниспосланный свыше.
Молчаливое согласие Востока убедило Одоакра, что он может делать все, что пожелает, не опасаясь возмездия, и вскоре несносный варвар перестал притворяться верным вассалом и начал называть себя «Королем Италии». Войска империи были слишком слабы, чтобы призвать варвара к ответу за это очевидное оскорбление, но умный император увидел в этом возможность разделаться с двумя проблемами империи одновременно. Послав за неистовым королем готов, Зенон предложил ему увести весь его народ — мужчин, женщин, детей — в Италию и править там от лица императора. Таким образом Теодорих получил официальное разрешение править страной более многообещающей, чем опустошенные Балканы — причем вполне законно, — а Восток смог отомстить Одоакру, не потеряв ни одного своего солдата. Что важнее всего, Константинополь избавился от готов навсегда.
За пять лет Теодорих разгромил Одоакра и привел его в повиновение, обеспечив Италии желанный мир и удивительно эффективное управление. Он процарствовал тридцать три года, и хотя был свободен даже от слабого имперского контроля, к концу его жизни единственным ликом на его монетах был лик восточного императора.
Зенон не прожил достаточно долго, чтобы убедиться в успешности своей стратегии. Его здоровье, судя по всему, серьезно ухудшалось, он лишь успел увидеть смерть от болезни своего единственного сына и наследника, прежде чем сам умер от дизентерии. После такого бурного царствования его подданные не могли не вспоминать его с раздражением; в лучшем случае их отношение к императору было двойственным, хотя он заслуживал лучшего.
Унаследовав империю в ее худшие дни, Зенон смог провести корабль государства через все бури, которые уничтожили Запад, и оставил империю более сильной, чем нашел ее. Именно из-за того, что он цепко держался за власть, Восток прошел свое первое серьезное испытание, и варварское ярмо было сброшено навсегда. Устои империи пошатнулись, но выстояли и готовы были теперь восстановить свою мощь.
Разумеется, у империи было еще много проблем, с которыми предстояло справиться. Годы хаоса и слабости оставили свой отпечаток практически на всех слоях общества, торговля была задавлена тяжелыми налогами, а имперская казна все еще не оправилась после провальной африканской кампании Льва. Впрочем, наследие Зенона обеспечило престолу надежную основу, и в следующие тридцать лет империя пережила небывалый подъем. Взяточничество и коррупция были искоренены, деньги собирались более эффективно, а налоги в целом снизились. Торговля, освобожденная от гнета непомерных налогов, снова расцвела, изобилие вновь вернулось в города и на рынки империи.
Вслед за экономическим подъемом увеличилось население, и благосостояние империи вышло на невиданный прежде уровень. Память о превратностях V века стала забываться как дурной сон, когда новое поколение византийских владык приняло бразды правления. Впервые со времен Диоклетиана империи не угрожали серьезные военные или политические проблемы; несмотря на нестабильность предшествующих веков, она не потеряла ни дюйма своей территории.
Полностью уверенная в себе, империя была сильна, находилась в безопасности и была готова к взрывному росту. Нужен был только император, который был бы способен помыслить об этом.
