СТИХИЙНЫЙ ЗАПАДНИК

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

СТИХИЙНЫЙ ЗАПАДНИК

Может быть, все дело в том, что сотрудники внешней разведки — это стихийные западники? Они-то всегда понимали, что жизнь дается один раз и прожить ее надо в хороших странах. Поэтому столь многие разведчики убежали на Запад. Другие удовлетворялись длительными зарубежными командировками и не спешили на родину.

Такое объяснение, конечно, возможно. Но очевидно и другое: президент Путин — достаточно молодой, современный человек, он ездил на Запад, видел, как там живут. Он оценил преимущества этого образа жизни. И как нормальный человек он хочет, чтобы его сограждане жили, как в Германии, а не как в Ираке.

Обращаясь к Соединенным Штатам, Путин сказал тогда: «Мы с вами!» И это было воспринято американцами и как политический выбор, и как движение души, что особенно ценно.

Соединенные Штаты, травмированные внезапным осознанием собственной уязвимости, с благодарностью приняли предложение Путина о партнерстве. Россия вмиг превратилась в необходимого американцам союзника. Внешнеполитический климат вокруг России изменился. Даже о Чечне стали говорить меньше.

Но внутри России решительный поворот Путина к тесным партнерским отношениям с Западом многих неприятно удивил и возмутил. От президента ждали совсем другого. Тем более что за его словами последовали дела.

Путин поддержал американскую операцию в Афганистане против талибов и Осамы бен Ладена, не возражал против появления американских военных в бывших республиках Советского Союза. Возможно, он лишь смирился с неизбежностью, но выглядело это как дружеский шаг. В начале октября передовые подразделения 10-й горно-стрелоковой дивизии армии Соединенных Штатов прибыли в Узбекистан.

3 октября Путин прилетел в Брюссель и встретился с генеральным секретарем НАТО Джорджем Робертсоном. Он значительно мягче выразился о рсширении НАТО, чем Ельцин.

В середине ноября Буш пригласил Путина к себе на ранчо для неформального разговора. Кажется, они отлично поладили. Буш объяснил журналистам:

— Лучшая дипломатия начинается с того, что партнеры лучше узнают друг друга. Я хочу знать его ценности, а он должен понять мои.

Когда Строуб Тэлбот, не потерявший интереса к политике, навестив Билла Клинтона, рассказал ему, что Буш и Путин теперь называют друг друга по имени, бывший президент пробормотал:

— Ты хочешь сказать, что помощники Буша позволили ему то, что вы мне запрещали?

13 декабря Буш сказал о том, что Соединенные Штаты выходят из договора о противоракетной обороне, поскольку пора отказаться от идеи взаимного гарантированного уничтожения.

В прежние времена в Москве раздался бы взрыв возмущения. Договор по ПРО считался священной коровой. Российские военные доказывали, как опасно появление американской системы противоракетной обороны. Российский ракетный потенциал потеряет свою ценность, и Соединенные Штаты добьются военного превосходства.

Но Путин легко отнесся к словам Буша. Заявил, что Россия давно располагает эффективной системой преодоления противоракетной обороны, поэтому принятое Бушем решение не угрожает безопасности нашей страны.

Владимир Путин объявил, что Россия отказывается от военно-морской базы в Камрани (на территории Вьетнама) и от разведывательного центра в Лурдесе на территории Кубы.

Базой во Вьетнаме российские моряки давно не пользовались. А вот центр в Лурдесе был передовой станцией радиоэлектронной разведки, которая прослушивала почти всю территорию Северной Америки. Отказ от разведцентра на Кубе — это был ясный сигнал Соединенным Штатам: мы не рассматриваем вас как врага.

Военные и спецслужбы не смели противоречить популярному президенту и надеялись, что это лишь тактика, временное отступление. Поколениями военные, как и все наше общество, воспитывались в уверенности, что главный враг — Соединенные Штаты и рано или поздно с ними придется воевать. И это ярко проявилось во время войны в Ираке, когда многие люди убежденно говорили, что нас спасает от американцев только ядерное оружие.

Иначе говоря, курс на партнерство с американцами Путин проводил, преодолевая молчаливое сопротивление своего аппарата, военных, военно-промышленного комплекса, силовых ведомств. И он ощущал это сопротивление.

Сближение с американцами держалось только на Путине. Подспудно он полагал, что американцы должны это понимать, учитывать и не делать ничего, что подрывает хрупкое партнерство и его собственные позиции внутри страны. Возможно, он даже намекал на это американцам.

Во всяком случае, так делали все его предшественники, начиная с Брежнева. Леонид Ильич первым захотел иметь личные, доверительные отношения с американскими президентами. В беседах один на один он объяснял американцам, что в политбюро не все хотят разрядки и сокращения вооружений, поэтому американцы должны быть с ним поуступчивее.

И Горбачев втолковывал Джорджу Бушу-старшему, что своей политикой тот не должен подрывать процесс перестройки. И Ельцин это повторял, когда требовал, чтобы НАТО не расширялось и чтобы Югославию не бомбили.

Когда Клинтона избрали президентом, его государственный секретарь Уоррен Кристофер прилетел в Женеву знакомиться с российским министром иностранных дел Андреем Козыревым.

Российский министр сразу же попросил о встрече один на один и откровенно сказал, что может потерять пост министра в любое время, если американцы будут слишком давить. Новая американская администрация должна проявить понимание, иначе сторонника партнерских отношений в российском министерстве иностранных дел сменит другой человек. Козырев был прав, потому что его сменил Евгений Максимович Примаков, который занял более жесткую позицию в отношении Соединенных Штатов.

Иначе говоря, все советские, а затем и российские политики откровенно говорили американцам:

— Делайте то, что мы говорим, иначе будете иметь дело с людьми, которые вам совсем не понравятся.

Кто-то из американцев поддавался на это. Например, Билл Клинтон. Он внял Ельцину и Козыреву и оттянул расширение НАТО на несколько лет, чтобы спасти президента России от дополнительных нападок со стороны оппозиции.

Но в целом у американских политиков и дипломатов совершенно другая логика. Российские внутриполитические баталии американцев не очень интересуют.

— Если партнерство с Америкой соответствует интересам России, если вам это нужно, — говорят они российским политикам, — то почему мы должны идти на какие-то дополнительные уступки? Вы же себе делаете хорошо, а не нам.

Президент Путин, видимо, рассчитывал, что американцы примут во внимание его просьбу воздержаться от военных действий против Ирака. И ошибся. И обиделся. Он человек самолюбивый, поэтому особенно ранимый.

Поддавшись своим чувствам, он зашел значительно дальше в попытке остановить военную операцию в Ираке, чем собирался. И чем следовало бы. Когда Путин пригрозил применить право вето в Совете Безопасности, он сам исключил и Россию, и Организацию Объединенных Наций из дальнейшей игры. Хуже того, Саддам воспринял это как выражение поддержки.

Французы и китайцы, тоже имеющие право вето в Совете Безопасности, вели себя более осмотрительно. Президент Франции Жак Ширак и канцлер Германии Герхард Шредер в конфликте с Америкой с удовольствием уступили Путину первое место. Возможно, Владимиру Владимировичу лестно было внимание руководителей двух европейских государств, но его должны были предупредить, что это два больших хитреца.

Внутри России новый курс Путина оказался созвучен сильнейшим антиамериканским настроениям.

В городе Владимире умелый владелец местной фабрики наладил выпуск майонеза с этикеткой, на которой написано: «Нет войне в Ираке! Покупая американские продукты, вы поддерживаете агрессора».

Самое поразительное состоит в том, что на защиту Ирака выступили наши профессиональные «патриоты», которые больше всех кричат о том, что в Москве слишком много «черных», и которые ненавидят выходцев с Кавказа, хотя это такие же граждане России, как и они сами.

Силы коалиции свергли диктаторский режим с минимальными жертвами среди населения, хотя и гибель одного человека — трагедия, сумели избежать разрушения Ирака. А российские генералы сожалели, что иракцы не взрывали мосты и не поджигали нефтяные вышки.

История с Сербией, о которой «патриоты» забыли после поражения Слободана Милошевича, как и полное отсутствие интереса к будущему Ирака свидетельствует о том, что их волнует не судьба сербского или иракского народов, а судьба любимых ими диктаторов.