Новое путешествие Петра в чужие края и царевич Алексей 1717-1719 годы

Новое путешествие Петра в чужие края и царевич Алексей

1717-1719 годы

С восторгом и благоговением встретили его в тех городах Голландии, где он за девятнадцать лет перед тем проводил время в изучении ремесел. Особенное удовольствие ожидало его в Саандаме: там радость жителей при виде дорогого гостя была неописуема. Несмотря на перемену в наружности знаменитого путешественника, явившегося к прежним знакомцам своим уже не в одежде матроса, несмотря на славу, окружавшую героя Полтавского, все не только узнавали в нем прежнего Питера Бааса, но, увлеченные своей радостью и ласковым обращением его, казалось, забывали обо всех других его достоинствах и видели в нем только Питера Бааса.

Саандамские жители не один раз угощали у себя Петра и даже Екатерину, которая, не любя разлучаться с супругом, была с ним и в этом путешествии. Долго добрые саандамцы не могли забыть восхитительных часов, проведенных ими со знаменитыми посетителями, долго рассказывали потом и детям своим, как величествен был вид русского царя, несмотря на самую простую одежду [104], как прелестна была супруга его в великолепном наряде царицы северной: Петр, всегда носивший самое простое платье, любил видеть свою милую Катеньку [105] пышно одетой, а в день именин ее и сам любил одеваться пышно, особенно с того времени, как в 1714 году он учредил женский орден Святой Великомученицы Екатерины в память смелой решительности царицы во время несчастья русских на реке Прут.

Объездив с прекрасной подругой своей почти все города Голландии, Петр в конце марта 1717 года оставил ее в Гааге, а сам отправился во Францию. Надобно сказать вам, друзья мои, что занятия и браз жизни Петра в этом втором путешествии его в чужие края были совсем другие, нежели в первом: тогда он, не любя показываться толпе любопытных, проводил почти все время в ученье; теперь, все так же ненавидя торжественные встречи и всякого рода пышность и блеск, он уже не бегал нигде от народа, желавшего видеть его, и занимался более не произведениями ремесленников, как прежде, а произведениями изящных искусств. Он ездил во всякое место, где было что-нибудь редкое и любопытное, и если можно было купить эту редкость, то деньги царские сыпались щедрой рукой и покупка отправлялась в Петербург. Так купил он кабинет редкостей знаменитого профессора Рюйша за 40 тысяч гульденов, натуральный кабинет аптекаря Себы - за 15 тысяч гульденов и за 5 тысяч рейхсталеров выкупил заложенный ростовщикам людерский мюнц-кабинет. Вместе с этими редкостями отправлено было в Петербург множество картин, купленных в Голландии, где Петр часто проводил целые часы перед чудесными произведениями кисти Рубенса, Ван Дейка, Рембрандта и Сило Особенно любил он картины последнего, представлявшие виды и берегов и кораблей. Эти картины вскоре составили украшение дворцов государевых - Петергофского и Летнего петербургского, который с его драгоценными воспоминаниями о Петре вы найдете и теперь в Летнем саду нашем.

В Париже, где так много любопытного, Петр с восхищением провел более шести недель. Каждый день видел он там что-нибудь новое, каждый день и парижане смотрели с новым удовольствием на государя необыкновенного, слава которого была так блистательна и велика. Уважение и радушие встречали его на каждом шагу; для жилища его назначен был один из лучших дворцов королевских - Лувр; на другой день после приезда посетил его регент, управлявший королевством во время малолетства короля Людовика XV, и сам этот маленький король; двор, родственники государя и знатнейшие вельможи попеременно давали для него пиры и праздники; знаменитые академии парижские избрали его в члены свои; на монетном дворе в короткое время его присутствия там выбита была золотая медаль, на которой с одной стороны представлен был Петр, увенчанный лаврами, а на другой - летящая Слава и восходящее солнце с надписью: «Crescit eundo», т. е.: «Возрастает в пути», Одним словом, парижане делали все, чем можно было показать, как высоко ценили они и как глубоко уважали великого посетителя их. И Петр расстался с ними, чувствуя в душе живейшую благодарность за этот радушный прием. В это самое время получены были из России очень дурные вести, принудившие царя поспешить с возвращением в отечество. Они касались того, чье имя уже несколько лет печалило сердце Петра: они касались царевича Алексея Петровича. Но, чтобы сделать их более понятными для вас, милые дети, надобно прежде рассказать о происшествиях, случившихся между царем и сыном его прежде этого времени.

Мы говорили уже о том, каков был царевич до двенадцатилетнего возраста и как мало было надежды на его исправление. Последствия оправдали печальные опасения государя: наследник вырос на горесть родительского сердца! Но оно все еще надеялось, оно все еще мечтало, что непокорная, наполненная самыми вредными предрассудками душа царевича еще может исправиться, он еще будет добродетельным, еще полюбит просвещение. И каких только средств не употреблял несчастный отец для этой цели! И занятия по службе, и важные поручения по разным частям государственного управления, и путешествия по Европе - все попеременно предлагалось царевичу, чтобы отвлечь его от грубых забав, составлявших его единственное времяпрепровождение. Не смея противиться приказаниям отца и государя, он исполнял их, но неохотно, с пренебрежением, думая только о том, как бы поскорее отделаться от поручения и потом донести своей матери, что он все тот же преданный ей сын, все тот же ненавистник нововведений, все тот же защитник древних обычаев, как был и будет всегда.

Проницательный Петр не мог не замечать этой непреклонности сына и решил наконец употребить для исправления его последнее средство, обещавшее больше успехов, чем какое-нибудь другое. Царевич во время путешествий своих по Европе видел при дворе саксонском родственницу короля польского Августа II принцессу вольфенбюттельскую Шарлотту-Христину-Софию. Скромность и красота ее произвели неожиданное никем впечатление на сердце Алексея. Никто не обрадовался этому так, как великий родитель его. Мысль, что принцесса сделает над порочным сердцем сына его такое же чудо, какое некогда сделала кроткая Анастасия над сердцем Грозного, восхищала Петра такой приятной надеждой, что он очень скоро принялся за сватовство и, получив согласие невесты и ее родителей, радовался почти более самого жениха. Свадьба совершилась в октябре 1711 года, но надежды отца не сбылись: молодая принцесса только на короткое время имела некоторую власть над сердцем супруга своего. Кроткие советы и наставления ее скоро наскучили ему, слезы, проливаемые ею, сердили, а выговоры и упреки, которые царь делал ему за горесть несчастной, выводили его из терпения и заставляли ненавидеть ангела, пожертвовавшего для него родителями, отечеством и всем счастьем, которым она наслаждалась там. Бедная страдалица не могла долго переносить грустную жизнь свою и в октябре 1715 года скончалась в Петербурге, оставив недостойному супругу двоих детей - царевича Петра и царевну Наталию.

После смерти нежно любимой невестки, невинной жертвы жестокого сына, Петр совершенно потерял надежду на его исправление и, с каждым днем более и более огорчаемый его поведением, решительно приказал ему в 1716 году или переменить свой нрав и быть достойным наследником короны русской, или вступить в монашество. На размышление об этом государь и отец дал непокорному сыну своему полгода. Полгода истекло - ответа не было. Царь находился в это время с флотом своим на Балтийском море и через некоторое время повторил свое предложение царевичу. Он отвечал, что избирает для себя монашество, а корону предоставляет меньшому брату своему - царевичу Петру Петровичу, двухлетнему сыну Екатерины.

Еще в печальных глазах царя блистали слезы, от которых он не мог удержаться при чтении этого письма, как ему подали другой пакет: это было донесение генерал-губернатора петербургского князя Меншикова о том, что царевич с несколькими из своих приближенных уехал из столицы тайно, неизвестно куда. Долго не знали, где он скрывался, наконец в Париже получил Петр известие, что царевич приехал в Вену просить покровительства римского императора и его помощи, чтобы отнять престол у родителя. Можно представить себе, что почувствовало благородное сердце царя, когда он узнал эту новость! Какая горесть и какое негодование разлились в нем при мысли, что родной сын его не только желает уничтожить все созданное им, но еще вооружает против него чужие царства! Слыша о таких замыслах, можно было думать, что многие участвуют в них, что заговор велик и требует скорого расследования: вот причины, заставившие царя и супругу его поспешить с возвращением в отечество. Между тем гвардейский капитан Румянцев и тайный советник Толстой посланы были в Вену за царевичем. Услышав об этом через своих сообщников, Алексей Петрович бежал из Австрии в Неаполь, но здесь Румянцев и Толстой нашли его, и он принужден был возвратиться к разгневанному родителю.

Чувствуя, что для спокойствия и счастья России нельзя оставить без последствий поступок царевича, Петр старался заглушить в родительском сердце своем все нежные чувства: ему надобно было решиться на важное дело, надобно было предать суду хотя недостойного, но все еще любимого сына! Петр решился на это, и Алексей Петрович, как преступник против отца, государя и отечества, предан был суду гражданскому и духовному. Первый состоял из министров, сенаторов, старших генералов военных и знатнейшего дворянства; в последнем были архиепископы, епископы и архимандриты, всех же вообще - 144 человека. Читатели могут судить о справедливости и беспристрастии этого суда по тому высокому правосудию, в котором пример показывал ему великий государь, жертвуя собственным сыном. Мог ли кто-нибудь из членов думать об угождении царевичу, если царь приказал забыть это священное для подданных имя и судить его как обыкновенного преступника? Итак, со всей строгостью рассмотрены были поступки несчастного князя и открыто множество сообщников его. Первыми из них были мать его, уже сбросившая одежду монахини, и тетка, царевна Мария Алексеевна, а с ними все приверженцы прежнего порядка, все защитники старины и ненавистники новых обычаев. Главной целью заговора было возведение на престол царевича и потом уничтожение всего, что было начато, сделано и усовершенствовано великим родителем его. Узнав это, члены суда ужаснулись мысли о том положении, в какое могла попасть Россия при удачном исполнении этих замыслов, и благодарили Бога за разрушение их. И бывшая царица, и царевна Мария были преданы суду. Первую, просившую помилования у супруга, сослали в Новоладожский монастырь, вторую заключили в Шлиссельбургскую крепость. Главные сообщники, склонившие их и царевича к заговору, - ростовский епископ Досифей, генерал-майор Глебов и служившие при Алексее Петровиче Кикин и Вяземский - были казнены.

После этой казни приступили к осуждению важнейшего преступника, того, кто был виновен перед лицом государя не только как подданный, но и как сын. По всем законам церковным - очень строгим в этом отношении - и гражданским, которые с величайшей точностью согласовались со Священным Писанием, виновный царевич достоин был смерти. Духовные судьи предоставляли решение на волю царя: исчислив примеры и строгого правосудия из Ветхого Завета, и милосердия и прощения - из Нового, они заключили решение свое следующими словами: «Сердце царево в руце Божией: да изберет те, к чему рука Божия его преклоняет». Но гражданские судьи, боявшиеся малейшего отступления от своей должности и справедливости, произнесли ужасный приговор. Вот точные слова его: «Царевич Алексей за вышеобъявленные все вины свои и преступления главные против государя и отца своего, яко сын и подданный его величества, достоин смерти».

Это решение прочтено было царевичу в Сенате перед всеми членами и судьями его и произвело такое сильное действие на несчастного, не имевшего от природы и малейшей части той героической твердости, какая отличала его родителя, что почти в ту же минуту он упал в продолжительный обморок и все старания искусных докторов едва могли привести его в чувство, и то ненадолго. Томительный суд, продолжавшийся пять месяцев, и мучительное ожидание решения, вероятно, истощили силы виновного; опомнившись от сильного обморока, он жил только несколько часов и скончался в тот же день, получив прощение и благословение родителя своего, позабывшего в ужасную минуту этой кончины все преступления виновного сына. Это было 26 июня 1718 года. Три дня тело умершего выставлено было для народа в Троицкой церкви и 30-го числа погребено в Петропавловском соборе.

Так горестный государь лишился старшего сына своего, жестоко обманувшего приятные ожидания и надежды отеческого сердца. Утешением его и объявленным наследником престола остался теперь маленький царевич Петр Петрович.