Царевич Алексей. Неудачная эмиграция

Царевич Алексей. Неудачная эмиграция

Алексей Петрович – человек совершенно иного рода, нежели князь Курбский. Последний прекрасно понимал, что он делает и зачем. А вот царевич – не очень. Он пал жертвой интриг других людей. Однако был человеком такого уровня, что его поступки являлись политикой вне его желания.

Сторонник мира

Большинство представляет себе облик царевича Алексея по знаменитому фильму Владимира Петрова «Петр Первый». Поэтому о классической советской картине стоит упомянуть. Фильм замечательный, а царевич в исполнении Николая Черкасова очень убедителен. Однако образ сына царя в фильме не совсем соответствует действительности. В фильме мы видим эдакого убежденного ретрограда, мечтающего порушить все отцовские начинания: отдать шведам устье Невы (то есть Петербург) и так далее. И жить «по старине».

Но тут я немного отвлекусь, чтобы рассказать о том, что происходило в России. На самом-то деле сторонники «старины» сидели по углам и старались быть как можно незаметнее. И дело не только в крутом нраве Петра Алексеевича, который с несогласными разбирался весьма сурово. Есть и иная причина. Любые революционные преобразования, а петровские реформы – это типичная «революция сверху» – имеют успех лишь тогда, когда имеется достаточно многочисленная социальная группа, которая их поддерживает. В петровское время такой группой были незнатные дворяне. Хотя местничество было официально отменено в 1682 году, но психологию-то указом не отменишь. До Петра «худородные» не имели никаких шансов занять более-менее высокие должности. Не говоря уже о таких людях, как Александр Данилович Меншиков, который был вообще никто и звать его было никак[13]. А Петру на знатность было наплевать. Дворянам был дан ещё ряд привилегий – именно при нем дворянские поместья перешли в собственность их владельцев (до этого поместья давались лишь в пользование). При нем же окончательно оформилось крепостное право, что дворянам очень нравилось.

Так что эти люди просто порвали бы в клочки любого, заговорившего о «возврате к старине».

Кстати, не являлась сторонницей «старины» и главная соперница молодого Петра, его сводная сестра царевна Софья Алексеевна. Хотя бы потому, что по русским традициям царевнам был один путь – в монастырь, куда Софье совсем не хотелось. Она была по тем меркам весьма образованной и передовой дамой и даже писала стихи (что по тогдашним представлениям о женщине было «невместно»). Не говоря уже о её связи с князем Василием Голицыным, о которой, разумеется, все знали. Это сейчас для незамужней женщины иметь любовника – обычное дело. Но не для царевны XVII века. Так что Софья была, в общем, вполне прогрессивной дамой, тоже стремившейся к переменам. Но при ней политическая ситуация складывалась так, что ни о каких реформах и речи быть не могло.

При Петере далеко не все были довольны его деятельностью. С одной стороны, он заставлял всех приближенных работать как проклятых – вместо того чтобы спокойно наслаждаться приобретенным положением. С другой – преобразования Петра были хаотичными и непродуманными. К тому же до 1711 года, то есть до образования Правительствующего Сената, власть в стране осуществлялась царской канцелярией, мотавшейся по стране вместе с Петром. Руководство Россией осуществлялось, по сути, «в режиме ручного управления». То есть не существовало никакой внятной системы власти. В случае внезапной смерти Петра это грозило обернуться таким хаосом… А государь ведь не особенно себя берег. Он и лез под пули, и пил без меры. А что будет после него? Так что недовольные имелись не только среди «ретроградов».

Но вернемся к царевичу Алексею.

«Известно, что наследник получил неплохое образование, хорошо знал немецкий и французский языки, латынь, очень любил читать.

Петру была ближе северная, протестантская культурная традиция с ее рационализмом, ориентацией на практические знания и навыки и предпринимательским духом. Царевич же тяготел к более мягкой, спокойной и „игровой“ культуре южно-европейского барокко. В каком-то смысле Алексей мог считаться человеком даже более европейски образованным, чем его отец. Во всяком случае, никакой культурной или религиозной пропасти между ними не существовало».

(Игорь Христофоров, кандидат исторических наук)

То есть, говоря проще, Петр I рассматривал европейскую культуру как «инструмент» для модернизации России, а его сын – как приятный стиль жизни. Кроме того, царевич был человеком слабовольным и легко попадавшим под чужое влияние.

Политические же взгляды Алексея Петровича были следующие: «Старых всех переведу и изберу себе новых по своей воле; когда буду государем, буду жить в Москве, а Петербург оставлю просто городом; корабли держать не буду; войско стану держать только для обороны, а войны ни с кем иметь не хочу, буду довольствоваться старым владеньем, зиму буду жить в Москве, а лето в Ярославле».

Правда, основной источник сведений о взглядах царевича – это показания его любовницы Ефросиньи. Но это подтверждает их истинность. Чтобы такое выдумать, у неграмотной крепостной девицы не хватило бы кругозора. А допрашивающие при желании могли бы подсказать ей что-нибудь покруче…

Как видим, царевич был намерен вести миролюбивую политику, хотя это России никогда не удавалось. Ей всегда приходится воевать. Русские – народ миролюбивый. Тысячу лет в войнах и походах. Но это не понимали – и не понимают – многие.

Царевичу симпатизировали князья Долгорукие, Голицыны, фельдмаршал князь Б. П. Шереметев и дипломат Б. И. Куракин. Активным членом алексеевского окружения был А. В. Кикин, некогда любимый денщик царя, родственник самого царя граф П. М. Апраксин, М. М. Самарин, московский губернатор Т. Н. Стрешнев, граф

И. А. Мусин-Пушкин. Обратите внимание на лиц графского звания. До Петра I в России их просто не было! То есть это петровские выдвиженцы, а никакие не ортодоксы.

Конфликт

Между тем много лет между Петром и его сыном нарастал конфликт. Иногда его корни объясняют личными причинами – первые годы Алексей находился при матери, первой жене Петра, Евдокии Лопухиной, которую тот сперва бросил, а потом и вовсе сослал в монастырь. Впрочем, психологических объяснений можно найти сколько угодно.

Еще в 1703 году Петр сказал сыну: «Я сегодня или завтра могу умереть; но знай, что мало радости получишь, если не будешь следовать моему примеру. Ты должен любить все, что служит к благу и чести отечества, должен любить верных советников и слуг, будут ли они чужие или свои, и не щадить трудов для общего блага. Если советы мои разнесет ветер, и ты не захочешь делать того, что я желаю, то я не признаю тебя своим сыном».

Петр, пытаясь приохотить сына к государственным делам, давал ему разные, не самые важные и трудные поручения. Алексей проваливал все, что ему поручали. То же самое вышло и с учебой за границей. Помимо учебы, царевич должен был там жениться на Софии Шарломе Брауншвейг-Вольфенбюттельской, внучке герцога Браунлвейгского, сестре жены будущего австрийского эрцгерцога и императора Священной Римской империи[14] Карла VI. С женитьбой дело получилось, хоть Алексей всячески уклонялся. С учебой вышло хуже. Перед «экзаменом», который обычно проводил лично Петр, царевич даже попытался совершить… «самострел» – прострелил себе руку, чтобы не делать чертежи. Самострел вышел неудачным. Царь страшно разгневался и запретил Алексею появляться при дворе.

Интересно, что сегодня имеются и защитники Алексея. Дескать, бедный мальчик, учиться его заставляли, служить заставляли. Кошмар…

«В октябре 1715 года Алексей получил от Петра письмо, в котором тот писал, что если царевич не будет во всем следовать ему, то Петр лишит его наследства. Получение письма совпало с рождением у царя второго сына, Петра. Алексей по совету близких ему Вяземского и Кикина решил отказаться от наследства. Такой же совет дал ему и князь Василий Долгорукий. Ответ не удовлетворил Петра, и в январе 1716 года он отписал царевичу: „Последнее напоминание еще. Того ради, так остаться, как желаешь быть, ни рыбою, ни мясом, невозможно, но или отмени свой нрав и нелицемерно удостой себя наследником, или будь монах…“ По совету Вяземского и Кикина, рассудивших, что „вить, де, клобук не прибит к голове гвоздем: можно, де, его и снять“, царевич на следующий день ответил: „Желаю монашеского чина и прошу о сем милостивого позволения“».

(О. Козлов, историк)

Попытка к бегству

Однако по какой-то причине Петр дал Алексею полгода отсрочки, а сам отбыл в армию. В это время Алексей Петрович под влиянием прежде всего Кикина начал собираться бежать.

Трудно понять, какие у них были планы. Точнее, у царевича их не было вообще. Кикин с друзьями запугали слабовольного и внушаемого Алексея чуть ли до галлюцинаций. А они-то на что рассчитывали? Возможно, надеялись, что царевичу удастся отсидеться за границей до смерти Петра. Здоровье на тот момент у царя было неважное. Никто не знал, что он проживет ещё девять лет…

Царевич решился. Путь его лежал в Вену. Кикин убедил Алексея, что Карл VI как-никак является его родственником. Никаких предварительных переговоров не велось.

26 сентября 1716 года он покинул Петербург. 10 ноября добрался до Вены и направился в дом австрийского вице-канцлера графа Шенборна, которому и заявил: «Я прихожу сюда просить цесаря, моего свояка, о протекции, чтоб он спас мне жизнь: меня хотят погубить; хотят у меня и у моих бедных детей отнять корону… а я ни в чем не виноват, ни в чем не прогневил отца, не делал ему зла; если я слабый человек, то Меншиков меня так воспитал, пьянством расстроили мое здоровье; теперь отец говорит, что я не гожусь ни к войне, ни к управлению, но у меня довольно ума для управления…»

Для Карла VI эти события были как снег на голову. К тому же он оказался в очень двусмысленном положении. Появление в качестве беглеца так и не отрекшегося наследника России открывало заманчивые перспективы для различных политических игр. Да вот с другой стороны, Австрия вела тогда очередную войну с Турцией. И ссориться еще и с Россией, которая тоже регулярно воевала с турками, ей было совсем ни к чему. Тем не менее, некоторое время Карл VI попытался вилять. На русские требования австрийское правительство отвечало: Алексей приехал добровольно, поэтому о выдаче речь не идет. Потом стали утверждать, что не знают, где царевич находится. Австрийская зона влияния была огромной территорией, на ней не только Алексея Петровича, а целую дивизию можно было спрятать. Вот его и спрятали в замок, находившийся в Тироле. Кстати, в это время он установил ненадежную, но всё же связь со своими сторонниками.

Между тем Петр перешел от дипломатических нот к более решительным действиям.

«Инструкция Петра I тайному советнику Толстому И капитану от гвардии Румянцеву

Курорт Спа, 10 июля 1717

…Ехать им в Вену и на приватной аудиенции объявить цесарю, что мы подлинно чрез капитана Румянцева известились, что сын наш Алексей принят под протекцию цесарскую и отослан тайно в тирольский замок Эренберк, и отослан из того замка наскоро, за крепким караулом, в город Неаполь, где содержится за караулом же в крепости, чему капитан Румянцев самовидец.

Буде позволит цесарь им с сыном нашим видеться, того б ради послушал нашего родительского увещания, возвратился к нам, а мы ему тот поступок простим и примем его, паки в милость нашу, и обещаем его содержать отечески во всякой свободе и довольстве, без всякого гнева и принуждения. Буде же к тому весьма он не склонится, объявить ему именем нашим, что мы за такое преслушание предадим его клятве отеческой и церковной…»

Личности были направлены колоритные. Капитан был представителем распространенных в то время «людей для особых поручений». То есть таких дел, о которых в приличном обществе говорить не принято. Его коллегой, кстати, был реальный, а не литературный Шарль д’Артаньян[15].

«За царевичем Алексеем отправлялся еще и Петр Андреевич Толстой, тайный советник, государственный человек по сути – в ранге министра (между прочим, прапрадед Льва Николаевича Толстого). Этого посылали для официальных переговоров с высокими персонами венского двора. Толстой тоже все мог, за что его и держали. В молодости когда-то был в заговоре против Петра, но уцелел; однажды царь сорвал с него парик и хлопнул по голове: „Эх, голова, головушка! Если бы ты не так была умна, то давно б была отсечена!“

Капитан Румянцев был придан Толстому для таких действий, которые производить самому министру и тайному советнику было бы не совсем прилично. Кроме инструкции им было вручено секретное и весьма грозное письмо Петра I императору Карлу VI с требованием „решительной резолюции“ насчет возвращения Алексея, „дабы мы свои меры потом воспринять могли“».

(Натан Эйдельман, историк)

Но для начала Румянцев провел большую разведывательную работу и точно установил местонахождение Алексея. Вот тогда пришла пора действовать Толстому.

«Венский двор был напуган. Министры на тайном совещании решили, что „по своему характеру царь может ворваться в Богемию[16], где волнующаяся чернь легко к нему пристанет“. В конце концов император разрешил Толстому и Румянцеву отправиться в Неаполь для свидания с беглым наследником: „Свидание должно быть так устроено, чтобы никто из московитян (отчаянные люди, на все способные) не напал на царевича и не возложил на него руки, хотя того и не ожидаю“».

(Натан Эйдельман)

Алексей стал догадываться, что «кесарь», как в России называли императора Священной Римской империи, его выдаст. С точки зрения Алексея, ему стоило бы подаваться в Англию. Англичане были сильно обеспокоены появлением России в качестве европейского игрока – так что, учитывая пацифистские взгляды царевича, они не выдали бы его никогда и ни за что. Но вот не сложилось.

Он же не придумал ничего умнее, чем начать писать письма в Швецию. А вот это уже была измена в чистом виде. Дело в том, что эта страна находилась в очень неприятном положении. Шведский король Карл XII (запутаешься тут в этих Карлах) в Полтавском сражении потерпел не просто поражение. Это был полный разгром. От шведской армии не осталось вообще ничего. Так что Карл утратил свой главный политический капитал – славу непобедимого полководца. Риксдат (парламент) был против войны[17]. Да и продолжать её было уже нечем. Денег не было, солдат тоже… Так что дело сводилось только к тому, чтобы поменьше потерять при заключении мира. А тут выпадал такой джокер!

Неизвестно, чем бы это закончилось, но искусный дипломат Толстой при встрече с Алексеем применил буквально все способы убеждения. Он говорил и о том, что царь его простит в случае добровольного возвращения. И о том, дескать, кесарь его всё равно выдаст. Была Толстым запущена «деза» о скором приезде Петра. Запустил Толстой и ещё одну «дезу» – о том, что Карл намерен разлучить

Алексея с Ефросиньей, крепостной его друга П. Вяземского, которую царевич сильно любил. Позиция Ефросиньи тоже пришлась кстати. Она была за возвращение. Скорее всего, она-то не так уж и любила царевича – так что Толстой её просто-напросто подкупил.

Так или иначе, Толстой и Румянцев свою задачу выполнили. Алексей Петрович согласился на возвращение.

Дальнейшее известно. «17 ноября царевич получил письмо от отца с извещением, что ему будет дано разрешение на брак с Ефросиньей, когда он окажется в пределах Российского государства. 31 января 1718 года царевич приехал в Москву. Несколько дней спустя он был введен в Кремлевский дворец без шпаги и предстал перед Петром, духовенством и знатью, Алексей повинился в содеянном и просил прощения. Петр обещал это сделать, если Алексей откажется от наследства и выдаст своих единомышленников. Царевич, удалившись с отцом в соседнюю комнату, назвал имена сообщников. Затем все перешли в Успенский собор, где царевич перед евангелием отрекся от престола и подписал в том клятвенное обещание».

(О. Козлов)

Сообщников быстро повязали и привезли в село Преображенские. Туда вызвали и Алексея, который показал, что писал им письма из Австрии. Однако потом допросили Ефросинью, которая дала показания, приведенные выше. (О флоте, Петербурге и так далее.) Алексея обвинили в неполной даче показаний – и тоже арестовали.

Было ли так задумано изначально или Петр I и в самом деле изменил свои намерения под влиянием всплывших сведений? На этот счет есть разные версии. Главное – процесс пошел.

«Во время дальнейшего розыска в Петербурге выяснилось, что царевич намеревался свергнуть Петра и захватить власть с помощью войск, расквартированных в Мекленбурге и на Украине. Чтобы не было никаких кривотолков в связи с делом царевича Алексея, материалы о том специально публиковались».

(О. Козлов)

Насчет свержения Петра военной силой – вопрос темный. Ну, не тот был человек Алексей, чтобы всерьез планировать такие авантюры! Хотя сболтнуть мог. Кстати, его переговоры со Швецией так и не всплыли. О них стало известно уже после смерти Петра.

В итоге Алексей был осужден и приговорен к казни. 26 июня 1718 года царевич то ли умер, то ли казнен, то ли убит. О том, как именно он ушел из жизни, спорят до сих пор, но для нашей темы обстоятельства смерти не очень важны…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.