Глава V. Сталинград. Агония
Глава V. Сталинград. Агония
Совинформбюро 1 января опубликовало пространное специальное сообщение об итогах первых полутора месяцев наступления Красной Армии под Сталинградом и на Дону. За шесть недель боев, говорилось в сообщении, 22 дивизии противника были окружены и 36 дивизий разгромлены.
Теперь оставалось решить задачу ликвидации немецкого котла в Сталинграде. Окруженным немцам уже не на что было надеяться. Это, однако, не означало, что солдаты, запертые в сталинградской ловушке, уже полностью осознали весь ужас своего положения. Офицеры упорно уговаривали их не слишком тревожиться по поводу быстрого сокращения продовольственных пайков; фюрер позаботится о том, чтобы все обошлось благополучно, хотя Манштейну и не удалось прорваться к ним на выручку. Во всяком случае, уверяли солдат, их пребывание в Сталинграде создает огромные трудности для русских и оказывает великую услугу фюреру и фатерланду.
Войска Паулюса находились в окружении с 23 ноября, и запасы их подходили к концу. Обещания Геринга ежедневно доставлять в Сталинград по воздуху 500 т продовольствия, горючего и боеприпасов оказались блефом. Очень скоро самолеты стали перебрасывать лишь по 100 т различных грузов в день, а к концу декабря и того меньше. Количество сбитых самолетов с каждым днем росло. С середины декабря солдаты начали есть лошадей, оставшихся от румынской кавалерийской дивизии.
Растущий недостаток боеприпасов у немцев сильно изменил положение советских 62-й и 64-й армий, прочно удерживавших несколько опорных пунктов в районе Сталинграда. Теперь стало почти безопасным среди бела дня доставлять громадные котлы с горячей пищей бойцам на передовых позициях, находившихся в каких-нибудь 40 м от немцев. Целые конные обозы также могли теперь безопасно (по сталинградским понятиям) переправляться через Волгу в дневное время.
В конце декабря Гроссман писал в «Красной звезде»: «…Те немцы, которые в сентябре, ворвавшись на одну из улиц, разместились в городских домах и плясали под громкую музыку губных гармошек, те немцы, что ночью ездили с фарами, а днем подвозили припасы на грузовиках, сейчас затаились в земле, спрятались меж каменных развалин… Для них нет здесь солнца, им выдают сейчас двадцать пять - тридцать патронов на день, им приказано вести огонь лишь по атакующим войскам, их рацион ограничен ста граммами хлеба и конины. Они сидят, как заросшие шерстью дикари в каменных пещерах, и гложут конину… И пришли для них страшные дни и ночи… им определено встретить возмездие здесь, среди холодных развалин, под жесткими звездами русской декабрьской ночи».
Так обстояло дело в самом Сталинграде; не лучше было и в открытой степи, ближе к центру кольца, в Гумраке или на аэродроме в Питомнике, до которого столь немногим «юнкерсам-52» удавалось теперь добраться. На западе немцев отогнали далеко в Сальские степи и за Донец, а немецкие войска в Сталинграде были безнадежно отрезаны от всего мира.
В течение первой недели января войска Донского фронта под командованием Рокоссовского и Воронова готовились в степях между Доном и Волгой к последнему натиску. Однако, зная о том, что у немцев, находящихся в кольце, имеется еще много техники, и желая избежать ненужного кровопролития, советское командование 8 января направило генерал-полковнику Паулюсу ультиматум.
«Положение ваших окруженных войск тяжелое. Они испытывают голод и холод. Суровая русская зима только начинается… У вас нет никаких реальных возможностей прорвать кольцо окружения. Ваше положение безнадежное, и дальнейшее сопротивление не имеет никакого смысла».
Советское командование предлагало в связи с этим немцам прекратить военные действия и капитулировать на обычных, вполне гуманных условиях. Ультиматум заканчивался предупреждением, что в случае его отклонения «войска Красной Армии и Красного Воздушного Флота будут вынуждены вести дело на уничтожение окруженных германских войск, а за их уничтожение Вы будете нести ответственность».
Ультиматум был отклонен, но не сразу. Немецким генералам, по-видимому, понадобилось какое-то время, чтобы запросить мнение Гитлера и все обдумать. Впоследствии советские офицеры в Сталинграде рассказывали мне, что после предъявления ультиматума на короткое время наступило какое-то зловещее перемирие, в течение которого орудия с обеих сторон молчали. Не только официальные советские представители, но и некоторые другие лица (в том числе один штабной офицер, которого я знал) отважились пересекать нейтральную зону и разговаривали с немцами, убеждая их сложить оружие. Однако Гитлер и слышать не хотел ни о какой капитуляции; что же касается фон Манштейна, то он теперь тоже счел для себя выгодным пожертвовать немецкими и румынскими войсками в Сталинградском котле и не информировал Паулюса о действительном положении вещей, заставив его, таким образом, сидеть впотьмах[149].
Наступление русских началось 10 января в 8 часов утра артиллерийской обработкой южной и западной сторон котла, в которой участвовало 7 тыс. орудий и минометов. Плотность артиллерии местами достигала 170 орудий и минометов на километр. Тем временем самолеты бомбили немецкие позиции в глубине. Спустя час в наступление были брошены танки и пехота. Несмотря на отчаянное сопротивление немцев, которые сильно укрепили весь этот район, русские в первый день продвинулись в некоторых местах на 5-8 км.
Понадобилось три дня упорных боев, чтобы отсечь западную оконечность котла - около 250 кв. км. В последующие дни продвижение было гораздо более быстрым; русские захватили всю среднюю часть котла, включая Питомник, где находился самый большой немецкий аэродром.
17 января советское командование вновь обратилось к Паулюсу с предложением о капитуляции, но, хотя по меньшей мере два немецких генерала - фон Зейдлиц и Шлеммер - были за то, чтобы принять его, Паулюс еще не имел на это полномочий. К этому времени русские захватили почти половину площади, занятой окруженной группировкой; однако сопротивление немцев было еще очень упорным.
22 января войска Донского фронта начали свое последнее, завершающее наступление. Теперь немцы в беспорядке отступали к Сталинграду, и к 24 января русские достигли «внешних оборонительных рубежей» Сталинграда, которые они сами удерживали до 13 сентября. Немецкие солдаты, терпевшие невероятные лишения, писал советский военный специалист полковник Замятин, начали теперь яснее сознавать всю безнадежность своего положения и стали сдаваться целыми группами. В то же время, уходя, немцы иной раз убивали своих раненых и больных - только чтобы не оставлять их на милость победителей.
Несмотря на все это, Гитлер и Манштейн все еще настаивали на том, чтобы немцы, оказавшиеся в Сталинградском котле, не прекращали сопротивления. Паулюс был произведен в фельдмаршалы, хотя продолжал доносить Манштейну о безнадежности дальнейшего сопротивления. Согласно некоторым немецким источникам, деморализация как среди солдат, так и среди офицеров быстро усиливалась; безобразные сцены происходили на последнем немецком аэродроме в Гумраке, где офицеры совали летчикам громадные взятки за место на самолете[150].
26 января советские войска ворвались в Сталинград одновременно с севера и с запада и наконец на Мамаевом кургане соединились с частями 62-й армии Чуйкова, которые на протяжении всего декабря и января продолжали беспокоить немцев, особенно в районах Мамаева кургана, «Баррикад» и «Красного Октября»[151].
Хотя немцы, а в особенности румыны сдавались теперь большими группами (среди сдавшихся в плен был румынский генерал Димитриу), поскольку начиная с 20 января румыны, по-видимому, лишились даже своих прежних голодных пайков, в течение следующих пяти дней на улицах Сталинграда еще продолжались довольно сильные бои. Только 31 января фельдмаршал Паулюс наконец сдался в своем штабе, помещавшемся в подвале универмага.
Позднее, попав в Сталинград, я услышал о том, как все это происходило, от человека, захватившего Паулюса в плен, - белокурого, курносого, со смешливой физиономией старшего лейтенанта Федора Михайловича Ильченко, которого, казалось, никому и в голову бы не пришло называть иначе как Федей. Федя весь так и кипел от возбуждения, рассказывая свою историю.
31 января, на следующий день после десятой годовщины прихода Гитлера к власти (Гитлер в этот день не выступил со своей традиционной речью), советские соединения со всех сторон приближались к центру Сталинграда. Немцы, замерзшие, голодные, еще продолжали сопротивляться. После мощной артиллерийской подготовки части 64-й армии, наступавшие с запада, захватили сначала всю площадь перед зданием универмага, а затем начали окружать само здание. Время от времени в бой вступали также огнеметы. По словам Ильченко, днем он узнал от трех захваченных в плен немецких офицеров, что Паулюс находится в здании универмага. «Тогда мы начали обстреливать здание из артиллерийских орудий (моя часть занимала противоположную сторону улицы, как раз напротив бокового входа в универмаг), и, как только в него начали попадать снаряды, из дверей выскочил представитель генерал-майора Раске и начал махать мне рукой. Это было очень рискованно, но я все же пересек улицу и подошел к нему. Тогда немецкий офицер вызвал переводчика, и тот сказал мне: «Наш главный начальник хочет говорить с вашим главным начальником». На это я ему заявил: «Ну, у нашего главного начальника других дел много. Его тут нет. Придется вам иметь дело со мной». Тем временем наши продолжали обстреливать здание с другой стороны площади. Я позвал своих, и ко мне присоединилось двенадцать бойцов и два офицера. Все они, конечно, были вооружены, и немецкий офицер сказал: «Нет, наш командир просит, чтобы вошли только один или двое из вас». А я ему: «Нет уж, дудки. Один я не пойду». В конце концов решили, что нас будет трое. И вот мы втроем входим в подвал. Сейчас-то он пуст, но вы бы видели его тогда! Он был буквально набит солдатами - их тут были сотни. Хуже, чем в трамвае! Все они были грязные, голодные, а уж воняло от них! Вид у всех был страшно перепуганный. Они сбежались сюда, чтобы укрыться от минометного огня».
Ильченко и двух других бойцов привели к генерал-майору Раске и начальнику штаба Паулюса генерал-лейтенанту Шмидту. Раске сказал, что от имени Паулюса переговоры о капитуляции будут вести они, ибо Паулюс «со вчерашнего дня не отвечает ни на какие вопросы». Все это было, по словам Ильченко, несколько странно - он никак не мог решить, кто же тут главный. То ли Паулюс передал свои полномочия Раске, то ли он просто хочет избежать личного участия в капитуляции, или, может быть, между Паулюсом и остальными возникли какие-нибудь разногласия? Нет, вряд ли, так как Раске и Шмидт то и дело заходили в комнату к Паулюсу, видимо, чтобы переговорить с ним о предстоящей капитуляции. Возможно, Паулюс просто не желал лично вести переговоры с каким-то простым советским старшим лейтенантом. Однако в конце концов Ильченко ввели в комнату Паулюса. «Он лежал на железной койке, - рассказывал Ильченко, - в мундире, небритый, и вид у него, прямо скажем, был невеселый. «Ну, - сказал я, - конец». Он этак печально на меня посмотрел и кивнул. Когда мы вышли в соседнюю комнату - а коридор, заметьте, все еще был забит солдатами, - Раске сказал мне: «У меня к вам просьба. Обеспечьте, чтобы его увезли отсюда в приличном автомобиле и под надежной охраной, а то красноармейцы еще убьют его, как какого-нибудь бродягу». Ильченко рассмеялся. «Я сказал: «Ладно». За Паулюсом действительно прислали машину и отвезли его к генералу Рокоссовскому. Что было после этого, я не знаю. Следующие два дня мы занимались приемом военнопленных. Остальные, те, что находились в северной части города, тоже через три дня капитулировали. Но даже в этом районе Сталинграда кое-какие стычки продолжались еще несколько часов после захвата в плен Паулюса. Но, когда немцы узнали, что произошло, они стали сдаваться уже безо всякого»[152].
Одновременно сдались в плен еще 15 генералов, после чего началась массовая капитуляция войск. Однако последний узел сопротивления в северной части Сталинграда пока еще держался. Советские самолеты сбрасывали на эту последнюю группу упорствующих немцев целый дождь листовок с прикрепленными к ним фотокарточками, на которых был изображен Паулюс, допрашиваемый советским генералом. Возможно, у русских под руками не было необходимого оборудования, чтобы быстро изготовить клише, а может быть, они думали, что «настоящая фотокарточка» произведет большее впечатление. В конце концов пришлось пустить в ход тяжелую артиллерию, и только после этого, 2 февраля, последняя группа немецких войск наконец сложила оружие. Среди них было еще восемь генералов, в том числе несколько фанатичных нацистов, например генерал-лейтенант фон Арним, двоюродный брат фон Арнима, «прославившегося» в Северной Африке. К этому времени сдались в плен уже больше 40 тыс. немецких солдат и офицеров.
Согласно официальному советскому сообщению, опубликованному 2 февраля, в ноябре было окружено 330 тыс. человек. Однако в период между 23 ноября и 10 января, когда началась ликвидация Сталинградского котла, 140 тыс. немцев погибло в бою или же от голода и болезней. По свидетельству главного квартирмейстера 6-й армии полковника фон Куловски, на 10 января в списке состоявших на довольствии числилось 195 тыс. человек, включая персонал полиции и организации Тодта[153]. В плен было захвачено 24 генерала, в их числе один фельдмаршал, и 2500 прочих офицеров. Общее число пленных, согласно этому сообщению, составило 91 тыс. человек, из чего следовало, что с 10 января по 2 февраля было убито или умерло около 100 тыс., а со времени ноябрьского окружения - свыше 200 тыс. немцев. В этом итоговом сообщении, охватывавшем всю операцию за период с 10 января, среди захваченных трофеев были указаны 750 самолетов, 1550 танков, 480 бронеавтомобилей, 8 тыс. орудий и минометов, 61 тыс. грузовиков, 235 складов оружия и боеприпасов и большое количество прочего снаряжения.
2 февраля 1943 г. войска Донского фронта закончили разгром и уничтожение окруженной сталинградской группировки противника. 22 дивизии были, разгромлены или взяты в плен[154]. Боевые действия в городе Сталинграде прекратились,
В России не было бурного ликования, но она была счастлива, - впервые с начала войны по-настоящему счастлива. Теперь все были уверены в победе. Люди были переполнены чувством глубокой, хотя и сдержанной, национальной гордости. Теперь наконец стало ясно, что все страдания, невзгоды и потери были не напрасны. И все испытывали глубокое удовлетворение оттого, что немцы объявили трехдневный национальный траур - это было унижение, которое нацистское правительство и немецкий народ вполне заслужили.
Никто не сомневался, что это и есть тот самый перелом в ходе Второй мировой войны, которого так долго ждали.
На следующий день советские газеты поместили первые фотографии сцен капитуляции: длинные черные цепочки немецких военнопленных, тянущихся по льду через Волгу; Паулюс, с очень напряженным лицом, сидящий у стола в маленькой комнате, рядом с допрашивающими его генералами Рокоссовским и Вороновым и молодым переводчиком майором Дятленко; группа захваченных в плен генералов, стоящих посреди заснеженного поля; в стороне стоит, нахмурившись и почти повернувшись спиной к немцам, генерал Димитриу в высокой папахе. Он явно имел зуб против немцев - ведь они 12 дней назад лишили румын даже того голодного пайка, который они получали.
В газетах была также напечатана история 6-й армии, которая под командованием Рейхенау вторглась в Бельгию, вступила в Париж, а затем участвовала во вторжении в Югославию и Грецию. В 1942 г. она проложила себе путь из Харькова к Сталинграду. Гитлер особенно гордился этой армией и ее колоссальной ударной мощью. Была опубликована и биография Паулюса, который участвовал в Первой мировой войне, а недавно воевал в Польше и во Франции.
Немцы распустили слух, будто Паулюс покончил жизнь самоубийством. Однако двумя днями позже мне привелось лично увидеть его и остальных немецких генералов, взятых в плен в Сталинграде.