Глава II Ленинград в осаде

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава II Ленинград в осаде

Итак, к началу сентября все сухопутные коммуникации, связывавшие Ленинград с Большой землей, были полностью перерезаны и почти три миллиона его жителей оказались в ловушке. Оставшиеся коммуникации были более чем ненадежными. Поскольку немцы полностью контролировали воздушное пространство в районе Ленинграда, всякому советскому самолету угрожала здесь серьезная опасность быть сбитым, даже ночью. Единственный путь, по которому Ленинград мог теперь сноситься с Большой землей, проходил через Ладожское озеро, не имевшее удобных пристаней.

Как же могло случиться, что в Ленинграде осталось так много народа, хотя страшная угроза захвата его немцами нависла над ним еще с середины июля? И как можно было надеяться прокормить это огромное число людей в случае окружения города?

Трагическое положение создалось в результате целого ряда специфических просчетов. Во-первых, командование не проявило дальновидности. Заботясь прежде всего о том, чтобы замедлить продвижение немцев, оно почти вовсе не подумало о снабжении города продовольствием. Во-вторых, в течение тех критических недель, когда казалось, что немцев удалось остановить на Лужской линии, множество людей в Ленинграде принимало желаемое за действительное и просто не представляло себе, чтобы город мог быть оккупирован или блокирован.

Об отсутствии дальновидности свидетельствует и тот факт, что в июне и июле, во время молниеносного продвижения немцев через Прибалтийские республики и вторжения их в Ленинградскую область, из районов, в которые они вот-вот могли вступить, были вывезены по железной дороге многие тысячи тонн зерна, но не в Ленинград, а на восток. В то же время эвакуацию из Ленинграда промышленных предприятий продолжали задерживать.

Медленные темпы эвакуации в июле и августе объяснялись именно этой склонностью принимать желаемое за действительное: люди не верили, что немцы смогут где-либо подойти близко к городу. Правда, в июне и начале июля, чтобы не подвергать детей опасности воздушных налетов, их начали эвакуировать, но, как ни странно, в такие места, как Гатчина и Луга, которые находились прямо на пути продвижения немцев к Ленинграду. Вскоре после этого эвакуированных детей пришлось спешно везти обратно в Ленинград, и некоторые из них - но не все - были затем эвакуированы на восток, где они и прожили в полной безопасности до конца войны.

В целом эвакуация Ленинграда в июле и августе проходила, несомненно, крайне медленно. На восток выехало только 40 тыс. человек - в основном рабочие намеченных к эвакуации заводов и их семьи; кроме того, уехало около 15 тыс. беженцев из Прибалтийских республик, из Пскова и других мест.

«Нужны были крутые административные меры, чтобы люди покинули город… Однако к таким мерам прибегали весьма осторожно. В результате в блокированном городе оказалось 2 544 тысячи гражданского населения, в том числе около 400 тысяч детей. Кроме того, в пригородных районах (в кольце блокады) осталось 343 тысячи человек»[99]; всего, таким образом, попало в блокаду около 3 млн. людей.

К этим «ртам, которые нужно было накормить», добавлялись, конечно, и войска Ленинградского фронта, а также Балтийский флот. Массовая эвакуация гражданского населения началась только в январе 1942 г. по ледовой дороге через Ладожское озеро. Но к этому времени сотни тысяч мирных жителей уже погибли от голода.

Невозможно полностью понять весь масштаб ленинградской катастрофы, не имея некоторого представления о запасах продовольствия в городе в начале блокады, о мерах по нормированию выдачи продуктов и о тех скудных их количествах, которые, несмотря на ужасающие трудности, доставлялись в Ленинград извне.

6 сентября, за два дня до того, как кольцо сухопутной блокады полностью сомкнулось, председатель Ленинградского исполкома Попков в телеграмме в Государственный Комитет Обороны в Москву сообщал, что в городе осталось очень мало продовольствия, и настоятельно просил немедленно направить в Ленинград по железной дороге возможно большее его количество.

Однако железные дороги, а через два дня и все другие сухопутные коммуникации уже были перерезаны. 12 сентября было подсчитано, что в Ленинграде имелось для снабжения войск и гражданского населения лишь следующее количество продовольствия (исходя из норм его выдачи, введенных 18 июля в Москве, Ленинграде и других городах):

Зерно и мука - на 35 суток

Крупа и макароны - на 30

Мясо (включая живой скот) - на

Жиры - на 45

Сахар и кондитерские изделия - на 60

Армия и Балтийский флот располагали дополнительно некоторым количеством «неприкосновенных запасов» продовольствия, но и они были весьма незначительны.

Вряд ли можно было надеяться на пополнение этих скудных запасов каким-нибудь другим путем, кроме прорыва блокады и восстановления железнодорожного сообщения с Большой землей. Ладожская флотилия была оснащена очень плохо, а те немногие суда, которыми она располагала, постоянно бомбила немецкая авиация. Кроме того, запасам продовольствия в Ленинграде грозило дальнейшее уничтожение в результате воздушных налетов. Значительное количество зерна, муки и сахара погибло уже до этого, в частности 8 сентября, в основном потому, что не были приняты даже самые элементарные меры противовоздушной обороны. Все еще отсутствовал централизованный контроль над продовольственными запасами, которыми располагали многочисленные организации; так, например, в течение нескольких дней после того, как кольцо блокады сомкнулось, еще можно было питаться в «коммерческих» ресторанах, на которые не распространялось общее нормирование; они расходовали до 12% всех жиров и до 10% всего мяса, которые потреблял город. Еще некоторое время после 8 сентября в магазинах можно было купить без карточек некоторые виды консервов, например крабы.

Первым признаком того, что власти были встревожены продовольственным положением в Ленинграде, было принятое 2 сентября решение о снижении ежедневных норм выдачи хлеба - рабочим до 600 г, служащим до 400 г, детям и иждивенцам до 300 г. 12 сентября произошло новое снижение норм: теперь рабочие стали получать 500 г хлеба в день, служащие и дети - 300 г, иждивенцы - 250г.

Сокращены были также нормы выдачи мяса и крупы, а нормы выдачи сахара, кондитерских изделий и жиров были в качестве компенсации за это увеличены до следующих размеров (в месяц):

Сахар и Жиры кондитерские изделия Рабочим 2 кг 950 г Служащим 1 кг 700 г 500 г Иждивенцам 1 кг 500 г 300 г Детям (до 12 лет) 1 кг 700 г 500 г

В обычных условиях эти нормы выдачи отнюдь нельзя назвать обильными, но они были совершенно несоразмерны с теми жалкими продовольственными запасами, которые имелись в Ленинграде. Те, кто отвечал за оборону города, все еще держались сверхоптимистического мнения, что блокада в скором времени будет как-то прорвана.

Этого не случилось, и для экономии «настоящей» муки власти были вскоре вынуждены заняться лихорадочными поисками ее заменителей, чтобы добавлять их как примеси при выпечке хлеба. Когда в сентябре немцы потопили на Ладожском озере несколько барж с зерном, значительная часть его была поднята водолазами; и, хотя в обычных условиях оно считалось бы непригодным в пищу людям, это отсыревшее зерно использовалось как добавка. С 20 октября хлеб имел следующий состав: 63% ржаной муки, 4% льняного жмыха, 4% отрубей, 8% овсяной муки, 4% соевой муки, 12% солодовой муки, 5% заплесневелой муки. Через несколько дней, когда запасы солодовой муки стали иссякать, начали применять другие заменители, такие, как соответствующим образом обработанная целлюлоза и хлопковый жмых. «В то критическое время суррогаты хлеба дали возможность более 25 дней снабжать население и войска». Правда, целлюлоза и заплесневелая мука придавали хлебу затхлый, горьковатый вкус, но в те дни о вкусе люди не думали.

Нет нужды говорить, что овес, предназначавшийся лошадям, тоже пошел в пищу людям, а лошадей - по крайней мере то незначительное число их, какое необходимо было сохранить для армии, - кормили древесными листьями и прочим. Были изобретены и другие заменители настоящей пищи. В Ленинградском порту было обнаружено 2 тыс. тонн бараньих кишок; из них стали варить отвратительный студень, запах которого пришлось нейтрализовать, приправляя его гвоздикой и другими пряностями. В самый разгар голода этот студень из бараньих кишок часто выдавали по карточкам вместо мяса.

Население Ленинграда могло получать продовольствие только по карточкам, в то время как в других городах Советского Союза во время войны люди могли купить что-нибудь дополнительно на колхозном рынке.

Встречались, конечно, и негодяи. В сентябре и в первой половине октября нередко имели место случаи мошенничества; многие ухитрялись иметь по две или больше карточек; зачастую это были карточки умерших или покинувших город. Ходило также много фальшивых карточек, и, поскольку магазины почти не освещались, продавцы не всегда могли отличить настоящие карточки от поддельных. Особенно чудовищными были случаи кражи продовольственных карточек. Утеря карточки нередко означала смертный приговор. Подозревали также, что какое-то число фальшивых продовольственных карточек было сброшено на Ленинград немецкими самолетами, чтобы усугубить смятение. В середине октября был издан приказ о «перерегистрации» всех владельцев продовольственных карточек; результаты ее показали, что до 70 тыс. карточек отоваривались незаконно: люди использовали карточки отсутствующих, умерших или находившихся в армии.

Если в сентябре и октябре большая часть продуктов, полагавшихся по карточкам, была действительно выдана населению, то в ноябре это оказалось невозможным. Нехватка круп, мяса и жиров стала особенно острой, и населению пришлось получать заменители этих продуктов. Некоторые заменители, например 200 г яичного порошка вместо 900 г мяса, никак нельзя было назвать «эквивалентами». Мясо, как мы уже говорили, заменялось ужасным студнем из бараньих кишок или из отвратительно пахнущих телячьих кож, партия которых была обнаружена на каком-то складе. В ноябре и в особенности в декабре практически уже не оставалось больше ни жиров, ни каких-либо их заменителей.

В ноябре и декабре весь Ленинград жил на голодной норме; умирали от голода даже многие из тех, кто снабжался по повышенным нормам (рабочие и инженерно-технический персонал), а они составляли 34,4% всего населения; по более низким нормам снабжались служащие (17,5%), иждивенцы (29,5%) и дети (18,5%). Эту систему советские авторы потом сурово критиковали, особенно в том, что касалось детей: одиннадцатилетний ребенок, конечно, нуждался в большем количестве пищи, чем трехлетний; и особенно несправедливо было выдавать детям, как только они достигали двенадцати лет, карточки уменьшенного рациона, какие получали иждивенцы.

Как мы уже видели, первое снижение продовольственных норм было проведено 2 сентября, второе - 10 сентября, третье - 1 октября, четвертое - 13 ноября, пятое, самое большое за все время, - 20 ноября. Уже после четвертого снижения люди начали умирать от голода. Помимо нехватки продовольствия, в Ленинграде также катастрофически не хватало топлива. К концу сентября все запасы нефти и угля фактически кончились. Оставалось только рубить лес, какой еще сохранился на блокированной территории. 8 октября Ленгорисполком и облисполком вынесли решение начать заготовку дров в Парголовском и Всеволожском районах, к северу от города. Отряды состояли из неопытных женщин и подростков. В назначенные пункты они прибыли без инструментов, без спецодежды, общежитии там не имелось, не было транспорта. Лесозаготовки оказались под угрозой срыва.

К 24 октября план заготовки дров был выполнен… на 1%. Из одного района на работу вышло «всего 216 человек вместо 800», как было первоначально намечено. В этих условиях «во Всеволожский и Парголовский районы срочно отправилось 2 тыс. комсомольцев, преимущественно девушек… без теплой спецодежды и обуви, часто в туфельках и легких пальто; ленинградские комсомолки… перенося холод и голод»… совершали тем не менее чудеса. Так, «комсомолки Смольнинского района… при 40-градусном морозе… проложили узкоколейную линию из чащи леса до железнодорожной станции. Комсомолки строили для себя бараки, оборудовали печи»[100] и, таким образом, доставили в Ленинград значительное количество дров.

Заготовка дров немного облегчила положение с топливом в Ленинграде, но отнюдь не разрешила проблему. К концу октября количество электроэнергии, которую получал город, составляло лишь незначительную часть того, что он получал раньше. Пользоваться электрическим освещением было запрещено всюду, кроме зданий Главного штаба, Смольного, помещений районных комитетов партии, станций противовоздушной обороны и некоторых других учреждений. Жилые дома, а также большинство учреждений были вынуждены обходиться долгие зимние ночи без электричества. Центральное отопление в квартирах, учреждениях и домах не действовало, а на промышленных предприятиях вместо него были установлены дровяные печи - времянки. Из-за отсутствия электроэнергии большинство заводов пришлось остановить или использовать для приведения машин в действие самые примитивные средства, вроде велосипедных передач. В октябре число трамваев значительно сократилось, а в ноябре они перестали ходить вообще. Отсутствие еды, света, отопления и, кроме всего этого, налеты немецкой авиации и непрерывные артиллерийские обстрелы - такова была жизнь в Ленинграде зимой 1941/42 г.