Глава IV. Новое немецкое наступление

Глава IV. Новое немецкое наступление

Xотя Севастополь пал только в начале июля, судьба его была предрешена уже тогда, когда Верховный Совет coбрался 18 июня, чтобы ратифицировать англо-советский договор. В мае произошли к тому же катастрофы в Керчи и Харькове. Тем не менее 21 июня газета «Красная звезда» утверждала, что «о наступлении германской армии, подобном тому, какое было в летние месяцы прошлого года, - не может быть и речи. Перед немцами теперь… стоит вопрос не о завоевании СССР, а о том, чтобы как-нибудь продержаться… Наступательные действия неприятеля не могут выйти за рамки ограниченных целей».

Как показали последующие события, такая оценка обстановки была далека от действительной, так же как и опубликованные Совинформбюро 23 июня «Политические и военные итоги года Отечественной войны»; в них приводились цифры потерь, призванные подтвердить заявление о том, будто Красная Армия настолько ослабила военную машину Германии, что уже создалась почва для разгрома германской армии в 1942 г. Германия якобы потеряла убитыми, ранеными и пленными 10 млн. человек, в то время как СССР - 4,5 млн.; таково же примерно было соотношение потерь в технике. Эти цифры были, мягко выражаясь, маловероятными и никогда не перепечатывались в советских материалах послевоенного периода. Заслуживают внимания цифры людских потерь (исключая больных) Германии, приводимые в дневнике генерала Гальдера: по его данным, к концу зимней кампании немецкие потери составляли почти миллион человек; затем, после относительного затишья в феврале - мае (когда они потеряли тем не менее около 200 тыс. человек), потери немцев снова возросли и в период между началом майских операций и началом Сталинградской битвы составили полмиллиона человек. Таким образом, даже на досталинградском этапе кампании 1942 г. победы доставались немцам нелегко.

Более реальной представляется цифра советских потерь, данная в сообщении Совинформбюро от 23 июня.

«Конечно, - говорилось далее в сообщении Совинформбюро, - на фронте такой протяженности… гитлеровское командование еще в состоянии на отдельных участках сосредоточить значительные силы войск… и добиваться известных успехов. Так, например, случилось на Керченском перешейке… Но… успехи, подобно успехам на Керченском перешейке, ни в какой мере не решают судьбу войны… Немецкая армия 1942 года - это не та армия, какая была в начале войны. Отборные немецкие войска в своей основной массе перебиты… Ныне немецкая армия не в состоянии совершать наступательных операций в масштабах, подобно прошлогодним» (курсив мой. - А. В.).

Эта оптимистическая оценка очень скоро была опровергнута событиями, и по мере дальнейшего развития немецкого наступления летом 1942 г. понимание того, что Родина снова в смертельной опасности, стало день ото дня расти. Правда, это было уже не прежнее чувство растерянности, как в первые дни после немецкого вторжения в 1941 г.; к тому же факт, что немцам не удалось захватить ни Москвы, ни Ленинграда, вселял в советских людей не только надежду, но, пожалуй, и уверенность в том, что враг будет вновь остановлен. При всем том, если сообщения Совинформбюро в мае и на протяжении большей части июня были туманными, но в меру оптимистическими, то те, которые последовали дальше, ввергли многих советских людей в уныние.

Гитлеровская директива № 41, составленная весной 1942 г., наметила основные цели летней кампании немецких войск, однако позднее, в ходе этой кампании, в нее был внесен ряд существенных изменений. Вкратце гитлеровский план сводился к следующему: во-первых, ликвидация советских сил в Крыму (в Керчи и Севастополе); во-вторых, захват Воронежа, в результате чего были бы поставлены под серьезную угрозу немецкого удара как центральная часть России к юго-востоку от Москвы (район Тамбова - Саратова), так и Сталинград; в-третьих, окружение и ликвидация главных советских войск в излучине Дона ударом с двух направлений: на юго-восток от Воронежа и на северо-восток от Таганрога; в-четвертых, - после того как была бы открыта таким образом дорога на Сталинград, - либо захват этого города на Волге, либо в крайнем случае полное его разрушение посредством бомбежек. Затем немецкие армии должны были повернуть прямо на юг, в направлении Кавказа, завладеть нефтяными районами - Майкоп, Грозный и Баку - и, наконец, достичь южной границы Советского Союза, что, очевидно, побудило бы Турцию вступить в войну на стороне держав «оси». Кроме того, этот план предусматривал новую попытку захвата Ленинграда.

Однако стоило только начать намеченную кампанию, как в план был внесен ряд существенных и, как потом оказалось, роковых изменений. Во-первых, Красная Армия остановила немцев у Воронежа, во-вторых, советские войска не дали поймать себя в западню - по крайней мере в большом числе - в излучине Дона. Эти два обстоятельства, а также некоторые другие моменты (такие, как легко осуществленный немцами захват Ростова) заставили Гитлера изменить свой первоначальный план. Впоследствии Маршал Советского Союза В.И. Чуйков писал по этому поводу следующее:

«Вскоре, отказавшись от последовательности в проведении операций, то есть вместо того, чтобы главными силами на третьем этапе операций попытаться захватить Сталинград и потом повернуть эти силы на завоевание кавказской нефти, Гитлер решил проводить сразу две операции: захват Сталинграда и наступление на Кавказ»[127].

Крупное немецкое наступление, развернувшееся на широком фронте 28 июня - то есть за несколько дней до падения Севастополя, вначале приобрело все известные уже черты блицкрига. Вскоре немцы заняли те районы Донбасса, которые находились еще в руках советских войск, а 19 июля пал важный промышленный город Луганск. Еще быстрее шло продвижение немецких войск дальше на север, и остановлены они были только у Воронежа. Здесь советским армиям вновь созданного Воронежского фронта удалось предотвратить опасность прорыва немцев в направлении Тамбова - Caратова, что в скором времени отрезало бы Москву от восточной части страны. До сих пор еще не ясно - несмотря на все споры, которые ведутся по этому поводу историками обеих сторон, - входило ли наступление на Тамбов - Саратов вообще когда-либо в планы немцев, однако советское командование явно предусматривало такую возможность и по этой причине сосредоточило в районе Воронежа очень крупные силы.

Коммуникации с востоком и с юго-востоком страны уже стали весьма ненадежными. Волжске-Каспийский водный путь, с его судами и танкерным флотом, представлял собой один из главных путей снабжения и стоил десяти железных дорог. Практически вся кавказская нефть шла по Волге. Весной 1942 г., после того как лед на Волге растаял, в Москву и в Центральную Россию были доставлены огромные количества кавказской нефти, равные чуть ли не годовому запасу; однако с началом летней кампании бомбежки волжского пути немецкой авиацией делали перевозки по нему все более рискованными. Снабжение нефтью с востока шло по железным дорогам, проходившим через Саратов - Тамбов, что явилось одной из причин решимости советского командования любой ценой задержать немцев у Воронежа.

Общая обстановка - если оставить в стороне провал попытки немцев прорваться на Воронежском участке фронта[128], провал, имевший столь существенное значение, - выглядела весьма мрачно. Уже прорыв немецких войск в широкие просторы Донщины достаточно осложнял положение. Но настоящим ударом явилось для советского народа известие о потере Новочеркасска и Ростова, о чем было сообщено 28 июня. Утрата этих городов означала, что теперь немцы займут Кубань и Кавказ. В то же время они уже проникли далеко в глубь Донщины и начали форсировать Дон на южной стороне излучины, у Цимлянской, на пути к Сталинграду.

Что произошло в Ростове? Как в печати, так и в частных беседах по этому поводу делалось много туманных намеков. Все они сводились к тому, что некоторые соединения Красной Армии впали в панику и бежали от бешеного натиска немцев. На этот раз немцы наступали на Ростов, не с запада, как в 1941 г., а с севера и северо-востока; с этих сторон подступы к городу не были сколько-нибудь серьезно укреплены. Из сообщений печати явствовало, что никакого приказа об оставлении города войскам не давалось. Многие генералы и офицеры были понижены в должности и звании. По всей стране пронеслось требование: «Возьмите себя в руки!», и это требование нашло громкий отклик в печати. В последовавшие затем дни все больше и больше писалось о введении «железной дисциплины»; вина за падение Ростова открыто возлагалась на «трусов и паникеров», не выполнивших свой долг по обороне города.

Во всем этом «ростовском деле» есть некоторые озадачивающие стороны. С военной точки зрения чрезвычайно сомнительно, чтобы в создавшейся в июле 1942 г. обстановке можно было оборонять город более или менее длительное время. Говорили даже (может быть, учитывая горький опыт), что всякая попытка сделать из Ростова второй «Севастополь» могла кончиться лишь окружением, а это повлекло бы за собой напрасную гибель многих тысяч очень нужных людей. Как бы то ни было, но оставление Ростова без приказа дало толчок для проведения широкой психологической, а также организационной кампании. Каждый, кто был в то время в СССР, знает, что в тот день, когда объявили о падении Ростова, большая тревога, нараставшая в народе на протяжении всего июля, достигла апогея. Сейчас, оглядываясь на тот период, можно с уверенностью сказать, что психологическая кампания, предпринятая в результате падения Ростова, сыграла весьма благотворную роль; правда, в августе настроение в стране продолжало оставаться тревожным, но, когда немцы стали приближаться к Сталинграду, какой-то удивительный инстинкт подсказал людям, что их ожидает перемена к лучшему.

Именно после падения Ростова командование Красной Армии приняло решительные меры к пресечению дальнейших случаев беспорядочного отступления; 30 июля войскам был зачитан приказ Сталина с требованием: «Ни шагу назад!», и хотя приказ этот выполнялся далеко не буква в букву - советские армии продолжали стремительно отступать на Северном Кавказе и (медленнее) на Дону, на сталинградском направлении, - все же теперь, как мы увидим, кое-что изменилось по сравнению с более ранним этапом летней кампании.

Чтобы лучше понять события этого периода, следует обратиться не к официальным историческим трудам, а к воспоминаниям советских полководцев, игравших активную роль в тогдашних операциях, особенно маршалов Еременко и Чуйкова. Конечно, как все генералы в мире, они имеют претензии к некоторым своим коллегам; однако, что хорошо видно из их воспоминаний (и что совсем не было видно тогда), так это не только то, чтр некоторые генералы были хороши, другие же никуда не годились, но и то, что если в некоторых соединениях политико-моральное состояние и боеспособность стояли на высоком уровне, то другие были почти полностью деморализованы.

Еще более живое представление о том, что происходило на юге, дают некоторые романы послевоенного времени, такие, как «Молодая гвардия» Фадеева, или кинофильмы, вроде вышедшей значительно позже «Баллады о солдате», где показаны дороги, кишевшие беженцами, которых обстреливали немецкие самолеты; поезда, на которые обрушивались немецкие бомбы; беспорядочно отступавшие войска. Это были страшные сцены, воскрешавшие в памяти самые черные дни 1941 г., с той только разницей, что в 1942 г. практически отступать было уже некуда. Или, точнее, последними рубежами являлись Волга и предгорья Кавказа. Люди в отчаянии думали, что, если немцы не будут остановлены на этих рубежах, война окажется фактически проигранной.

Сложившееся на фронте в конце июля и в начале августа положение, несомненно, было весьма серьезным. В излучине Дона шли очень тяжелые бои, и немцы уже форсировали реку у Цимлянской. Они явно двигались на Сталинград. Тем временем советские войска отступали по всему фронту на Кубани. К 3 августа армии немцев, наступавшие с цимлянского плацдарма, достигли Котельникова, а затем, вплоть до 18 августа, продолжали продвигаться, уже медленнее, к Сталинграду. Единственным утешением было то, что советским войскам удалось прочно закрепиться в полосе к северу от излучины Дона, а также на ряде предмостных укреплений на самой излучине, в частности у Клетской. Несколько позже они захватили также плацдарм у Серафимовича, который, как мы увидим, сыграл важную роль в ноябрьском контрнаступлении под Сталинградом.

Гораздо более быстрыми темпами шло немецкое наступление на Кавказе. К 11 августа бои перебросились к нефтепромысловому городу Майкопу и к Краснодару, и продвигавшиеся к Черноморскому побережью немецкие войска начали углубляться в горы. На южном направлений они к 21 августа заняли знаменитые бальнеологические курорты в предгорьях Кавказа - Пятигорск, Ессентуки и Кисловодск. На юго-восточном направлении они стремительно приближались к жизненно важным нефтеносным районам Грозного и Баку.