Ещё один маразм

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Ещё один маразм

Этот недостаток в наши танки ввёл Тухачевский, но причина его в пренебрежении мнением рядовых танкистов со стороны всех маршалов и конструкторов и после него. Ни в одном из наших танков, даже в совершенных тогда Т-34 и КВ, не было собственно командира. Должность эта была, но командир сам обязан был стрелять из пушки в лёгких и средних танках, а в тяжёлых – заряжать пушку и стрелять из верхнего, самого удобного пулемёта. Из-за этого, командиры танков не успевали исполнять свои обязанности – наблюдать за полем боя, указывать цель, направление движения, корректировать стрельбу.

Когда немцы начали знакомиться с нашими танками, доставшимися им в трофеях, их это поражало. Поражало это дикое непонимание основ танкового боя. Когда они в захваченной Чехословакии рассмотрели уже готовые танки 38(t) и увидели, что там только три человека экипажа и командир сам стреляет из пушки, то они вернули танки чехам и заставили их переделать машины, сделав на них командирскую башенку и командирское место.

В начале войны немецкие танкисты неожиданно для себя встретились с нашими тяжёлыми танками КВ и те вынуждали их принимать бой. Командир 41-го танкового корпуса немцев генерал Райнгарт так описал своё впечатление:

«Примерно сотня наших танков, из которых около трети были Т-IV (средний немецкий танк с пушкой 75 мм и лобовой бронёй в 60 мм – Ю.М.) заняли исходные позиции для нанесения контрудара. Часть наших сил должна была наступать по фронту, но большинство танков должны были обойти противника и ударить с флангов. С трёх сторон мы вели огонь по железным монстрам русских, но всё было тщетно. Русские же, напротив, вели результативный огонь. После долгого боя нам пришлось отступить, чтобы избежать полного разгрома. Эшелонированные по фронту и в глубину, русские гиганты подходили всё ближе и ближе. Один из них приблизился к нашему танку, безнадёжно увязшему в болотистом пруду. Безо всякого колебания чёрный монстр проехался по танку и вдавил его гусеницами в грязь. В этот момент прибыла 150-мм гаубица. Пока командир артиллеристов предупреждал о приближении танков противника, орудие открыло огонь, но опять таки безрезультатно.

Один из советских танков приблизился к гаубице на 100 метров. Артиллеристы открыли по нему огонь прямой наводкой и добились попадания – всё равно, что молния ударила. Танк остановился. «Мы подбили его», – облегчённо вздохнули артиллеристы. «Да, мы его подбили», – сказал командир гаубицы. Вдруг кто-то из расчёта орудия истошно завопил: «Он опять поехал!» Действительно, танк ожил и начал приближаться к орудию. Ещё минута, и блестящие металлом гусеницы танка словно игрушку впечатали гаубицу в землю. Расправившись с орудием, танк продолжил путь, как ни в чём не бывало».

Снаряд этой гаубицы был хотя и фугасным, а не бронебойным, но весил 43,5 кг. От такого снаряда любой немецкий танк просто разлетелся бы на части. Казалось бы всё хорошо, и наши даже немногочисленные КВ могли уже в начале войны выбить всю немецкую бронетехнику. Но … Танкист из немецкого 1-го танкового полка так вспоминает бой 24 июня 1941 г. у г. Дубисы:

«КВ-1 и КВ-2, с которыми мы столкнулись впервые, представляли собой нечто необыкновенное. Мы открыли огонь с дистанции 800 метров, но безрезультатно. Мы сближались всё ближе и ближе, с противником нас разделяли какие-то 50-100 метров. Начавшаяся огневая дуэль складывалась явно не в нашу пользу. Наши бронебойные снаряды рикошетировали от брони советских танков. Советские танки прошли сквозь наши порядки и направились по направлению к пехоте и тыловым службам. Тогда мы развернулись и открыли огонь вслед советским танкам бронебойными снарядами особого назначения (PzGr 40) с необычайно короткой дистанции – всего 30—60 метров. Только теперь нам удалось подбить несколько машин противника».

Смотрите, наши танки проехали в десятках метров мимо немецких и не заметили их, не расстреляли. Почему? Ведь в КВ было 5 человек экипажа! Было-то, было, да что толку?

Тяжёлый танк КВ-1

Механик-водитель смотрел в единственный триплекс, видя перед собой несколько метров дороги. Рядом с ним пулемётчик смотрел в прицел шаровой установки, размером с замочную скважину, только около 200 мм длиной. Наводчик смотрел в прицел пушки, у которого угол обзора всего 7 градусов, радист вообще смотровых приборов не имел, а командир обязан был на полу танка вытаскивать из укладки снаряды и прятать в неё стреляные гильзы. Кому же было за полем боя смотреть? У командира КВ даже люка не было, чтобы выглянуть и оглядеться.

Надо сказать, что необходимость в танке собственно командира вызывает у ряда наших читателей сомнение. Оно естественно. Когда мы начали заниматься на кафедре военной подготовки, то эта должность и у нас вызывала недоумение. Механик-водитель ведёт танк – это понятно. Наводчик стреляет – понятно. Заряжающий заряжает орудие и пулемёты – понятно. А командир просто сидит и ничего не делает! Почему бы ему самому из пушки не стрелять?

Рассмотрим только один элемент работы командира танка – корректировка огня пушки. Пушку в цель наводят с помощью оптического прицела. Если в него глянуть, то в центре видна прицельная марка (угол вершиной вверх), иногда говорят – «перекрестье прицела». И сетка делений в тысячных, т. е. 1/1000 круга. Виден в прицел очень небольшой кусочек местности. Возьмите лист бумаги, сверните его в трубку и посмотрите в неё. Столько видно и в прицел. Наведите трубку на какой-то предмет и подпрыгните так, чтобы этот предмет оставался в видимости в трубке. У вас не получится, он пропадёт из поля видимости и вам потребуется время, чтобы вновь навести трубку на этот предмет. Тоже происходит и при выстреле пушки, когда танк вздрагивает.

Первый выстрел делают подведя в прицеле прицельную марку в центр цели. Но обычно и прицел несколько сбивается, и температура воздуха влияет, и ветер и масса других факторов. В результате снаряд первого выстрела ляжет где-то рядом с целью. Очень важно заметить где! Потому, что следующий выстрел нужно делать с учётом промаха, с учётом отклонения снаряда от цели – с корректировкой.

Но, повторяю, танк при выстреле вздрагивает, цель выскакивает из поля зрения прицела и если снаряд бронебойный (со слабым взрывом или вообще без взрыва), а расстояние до цели относительно небольшое (снаряд летит секунду или менее), то наводчик не способен увидеть куда снаряд упал и не способен скорректировать себе огонь.

Это делает командир, он и корректирует огонь, скажем: «Фигура вправо, выше пол-фигуры». И следующий снаряд ляжет в цель.

Вот конкретный бой той войны, рассказанный ветераном – механиком-водителем БТ-7. В начале войны их танк вёл бой даже не с танком, а с немецкой танкеткой – слабобронированной машиной, вооружённой обычным пулемётом. Немецкий пулемётчик ничего бэтэшке сделать не мог, его пули отскакивали от лобовой и бортовой брони. Но и командир-наводчик нашего танка ничего не мог сделать танкетке – он стрелял из пушки, но не видел куда попадают снаряды, не мог скорректировать себе огонь, не мог попасть. Тогда он навёл пушку на танкетку, открыл люк, под его защитой высунулся из башни и выстрелил, чтобы наконец понять куда попадают его снаряды. В это время немецкий пулемётчик дал очередь по люку, пули пробили 6-мм броню, командир был убит, механик вывел танк из боя – стрелять стало некому. Бэтэшку победила боевая машина, которая и доброго слова-то не стоит.

Конечно, в таком требовании наших кабинетных военных к танкам не только Тухачевский виноват, но маразм этот был заложен в конструкцию танков им, просуществовал он до 1942 г. и стоил нашим танкистам тысяч и тысяч жизней.