Оборона старой крепости
Оборона старой крепости
Керченская крепость, находившаяся в пяти километрах к югу от города, начиналась на высоком, обрывистом мысе Ак-Бурун, на южном берегу Керченской бухты. Отсюда она тянулась к югу почти на пять километров вдоль берега и заканчивалась фортом «Тотлебен», названным так в честь строителя крепости. Северная часть крепости простиралась также примерно на пять километров от мыса Ак-Бурун вдоль берега Керченской бухты.
Со стороны суши, на западе, крепость имела высокий земляной вал протяженностью около трех километров, под которым проходил широкий и глубокий ров с отвесными облицованными камнем стенами (глубина рва, учитывая высоту вала, — 4—5 метров). Своими флангами вал упирался в море, придавая таким образом территории крепости вид неправильного треугольника, общей площадью около восьми квадратных километров.
Форт «Тотлебен» располагался на возвышенности в юго-западном секторе крепости. От остальной части крепости он отделялся рвом и высоким валом. Построенный в 1857—1858 годах, как первое крепостное сооружение, форт имел разветвленную систему подземных помещений — минных галерей, складов, казематов, глубоко уходящих в землю, располагавшихся один над другим, ярусами. В форту имелись также и надземные помещения — бывшие казармы и склады. В них-то и находились склады боезапаса, которые мы должны были уничтожить.
Ниже форта и несколько восточнее его находится бухта Павловская, образованная насыпным молом. В этой бухте был причал для подхода плавсредств, обеспечивавших крепость необходимыми перевозками.
В самом форту и на валах Павловской бухты в дореволюционное время были оборудованы артиллерийские позиции [101] береговых батарей. На валу Павловской бухты стояла мощная 11-дюймовая батарея, прикрывавшая вход в Керченский пролив из Черного моря.
В советское время Керченская крепость находилась в ведении Военно-Морского Флота и использовалась для хранения различного военного имущества и проведения боевой подготовки. Перед самым началом Великой Отечественной войны в крепости были установлены две батареи керченского сектора береговой обороны — для поражения морских целей: «БС-48», 152-миллиметровая, — в форту «Тотлебен» и противокатерная «БС-9», 75-миллиметровая, — в Павловской бухте. В ноябре 1941 года во время первого отступления наших войск с Керченского полуострова батареи были перебазированы на Таманский полуостров.
И вот теперь, более чем через три четверти века после своего основания, старая русская крепость словно проснулась от долгой спячки. Теперь она вновь готовилась к битве с врагами России, а внуки и правнуки тех, кто строил эту крепость, у стен ее вступали теперь в бой за свою, Советскую Родину...
Основной полевой сухопутной частью в обороне крепости был 8-й отдельный стрелковый батальон Керченской базы (командир — А. Ф. Киба, военком — батальонный комиссар Д. В. Поляков). Командир батальона одновременно был начальником вновь созданного боевого участка. Ему подчинялись все остальные части КВМБ: два взвода 17-й пулеметной роты, инженерная рота, флотский полуэкипаж (командир — лейтенант Фастовский, военком — политрук Шмелев) и 76-я рота ВНОС (командир — лейтенант Шпикуляк, военком — младший политрук М. Докторович). В общем боевой состав гарнизона крепости на переднем крае насчитывал немногим более 1 000 штыков. Вооружение только стрелковое — винтовки и пулеметы. Инженерная рота выставила перед окопами частичное минное заграждение. Артиллерии не было — ее рассчитывали заполучить у отступавших воинских частей Крымского фронта.
Кроме этого в крепости находились отдельный взвод химзащиты, минная партия и отдельные подразделения СНИС, тыла базы, госпитали, а также политотдел КВМБ (начальник — полковой комиссар Ф. В. Монастырский) и почти весь особый отдел «Смерш». Всего в этих мелких подразделениях было человек 250 — весь наш резерв.
К вечеру 13 мая прибыла еще одна воинская часть Керченской базы — 46-й отдельный зенитный дивизион, входивший [102] в состав 65-го зенитного артполка. Дивизион отступал со своей огневой позиции у озера Тобечик в южной части побережья Керченского пролива, где он длительное время прикрывал 119-й авиационный морской полк.
У озера Тобечик мне довелось побывать всего несколько дней назад. Впечатление о дивизионе осталось хорошее — все три батареи успешно отражали многочисленные налеты врага (по пять-шесть раз в день). Командир дивизиона майор Н. М. Шило и военком старший политрук Колчин руководили дивизионом уверенно и умело. Зенитчики были в основном кадровыми военными с немалым боевым опытом. После тяжелых боев ряды дивизиона заметно поредели, не стало орудий.
«У Колчина Шило вместо пушек», — невесело шутили в крепости по этому поводу. Вот этому-то дивизиону и пришлось первому из частей базы вступить в непосредственное соприкосновение с противником.
...12 мая дивизион получил приказ армейского командования перейти со своей позиции у озера Тобечик к селу Чурубаш, находящемуся севернее, у одноименного озера, и занять там огневые позиции для отражения на том рубеже атак наступавшего противника.
Утром 13 мая в атаку на позиции 461-й батареи зенитного дивизиона двинулись 8 танков противника. За ними шла пехота. Батарея открыла огонь с расстояния 1,5—2 км и уничтожила 3 танка и 200 вражеских пехотинцев. Атака была отбита.
Но тут подоспело еще 18 вражеских танков, которые завязали ожесточенный бой с 462-й и 463-й батареями дивизиона. Наши артиллеристы вывели из строя 8 танков. И эта атака неприятеля захлебнулась. Однако дивизион понес немалые потери: убито 10 краснофлотцев и ранено 29, четыре 76-мм пушки вышли из строя. К середине дня выяснилось, что вблизи позиций дивизиона армейские части отсутствуют. И тогда командование дивизиона приняло решение уничтожить оставшуюся материальную часть и отходить в крепость, находящуюся в 10—12 километрах. Отход дивизиона геройски прикрывали 23 бойца 462-й батареи во главе с помощником комбата лейтенантом К. В. Григоренко и старшиной батареи сержантом Е. А. Ерошенко, выполнившими свой долг до конца.
По прибытии в крепость дивизион восполнил некомплект боевой техники за счет отступающих частей, а частично и [103] за счет трофейного оружия. И вскоре зенитчики были в полной боевой готовности. Люди воспрянули духом.
Командир дивизиона майор Н. М. Шило расположил свою артиллерию на левом фланге крепости, в форте-цитадели, оседлав командную высотку, с которой удобно было вести огонь по всему крепостному обводу. К тому же и направление на Камыш-Бурун, прикрываемое левым флангом крепости, считалось наиболее опасным. Старый «Тотлебен» дождался своего часа и приготовился разить врага из пушек XX века...
В середине дня 13 мая противник впервые произвел со стороны Старого Карантина артобстрел крепости, выпустив десятка два снарядов среднего калибра; вдобавок два-три вражеских самолета сбросили бомбовый груз на крепость. Но обошлось без потерь. Видимо, противник прощупывал нашу оборону.
Докладывая в Керчь по телефону командованию базы об итогах за день 13 мая, начальник политотдела Ф. В. Монастырский, остававшийся в те дни за старшего начальника по организации обороны, высказал мнение о необходимости назначения нового начальника боевого участка крепости.
Прибыв из Керчи ночью 13 мая в крепость, я, по согласованию с контр-адмиралом А. С. Фроловым, назначил начальником боевого участка майора Ф. И. Шитова, определив ему в помощники в качестве начальника штаба капитана Барабанова. Оба они, прибывшие в крепость вместе со мной, были хорошо подготовленными пехотными командирами и имели уже немалый боевой опыт.
Той же ночью в помещении временно оборудованного КП начальника оборонительного участка под сводами форта-цитадели при свете коптилки из снарядной гильзы новое командование крепости определило обязанности каждого командира и политработника и предварительно наметило план дальнейших боевых действий по обороне. Обязанности комиссара боевого участка принял начальник политотдела базы полковой комиссар Ф. В. Монастырский. Как военком базы я оставил за собой старшинство и ответственность за общее руководство обороной крепости.
Ближайшие боевые задачи были определены так: прочно удерживать занятый рубеж обороны, всемерно усиливать гарнизон крепости огневыми средствами за счет отступавших частей фронта; подготовить к подрыву склады с боезапасом, с тем чтобы одновременно с подрывом организовать отход всего гарнизона на таманскую сторону пролива. [104]
Ранним утром 14 мая перед фронтом обороны крепости появился передовой разъезд, а вслед за ним и один из полков 72-й кавалерийской дивизии генерал-майора В. И. Книги. Пока конники спешились и начали располагаться, в крепость прибыли еще два полка той же дивизии под общим командованием подполковника Б. С. Миллерова, заместителя командира дивизии. Сам же комдив, прославленный герой гражданской войны Василий Иванович Книга, как пояснил Миллеров, направился с эскадроном по дороге через Керчь на Еникале искать для дивизии переправу на Тамань.
72-я кубанская кавалерийская дивизия была боеспособна, находилась в конном строю со всем вооружением, имела положенное количество станковых пулеметов на тачанках, но артиллерии у нее не было. Состав ее, конечно, поредел в боях на Крымском фронте, но в каждом полку насчитывалось сабель по 400. По крепости засновали туда и сюда конники-связные, заалели верхами шапки-кубанки, запестрели красные и синие башлыки кубанцев.
Бравый внешний вид наших новых друзей-казаков действовал ободряюще, заставлял подтянуться. Да и впрямь теперь с таким солидным пополнением можно организовать устойчивую оборону крепости. Конникам, как полевым войскам, придется занять первую линию обороны, а части КВМБ отойдут во второй эшелон. За нами останутся фланги: рота 8-го батальона слева и флотский полуэкипаж — справа. Все эти части и подразделения должны подчиняться начальнику боевого участка майору Ф. И. Шитову. Своими планами я поделился с Миллеровым. Он воспринял мои слова как боевое распоряжение и тут же приказал командирам своих полков занять и оборудовать указанную позицию на переднем крае.
Внешне Миллеров был типичный кавалерист — худощавый, с отличной строевой выправкой. Он не расставался со своей кавказской шашкой, не любил тратить время на лишние рассуждения и расспросы и того же требовал от подчиненных. Подполковник рассказал мне, что 72-я кавалерийская дивизия — это цвет советского кубанского казачества, что формировалась она в большинстве из добровольцев и что в ее рядах находятся сыновья героев гражданской войны — два сына Пархоменко и сын Кочубея. Да я и сам видел: дивизия боевая, сплоченная, ее конники — лихие, обстрелянные ребята.
— Некоторым из наших рукой подать через пролив до дому, крыши хат видно, — объяснял Миллеров. — Многие [105] пришли в дивизию из Тамани и ближайших станиц — Фонталовской, Запорожской, Ахтанизовской, Вышестеблиевской. Так что будем драться до победы.
Мы спешно укрепляли позиции. 354-я инженерная рота продолжала минирование подступов к крепости. Было выставлено 1050 мин, треть из них — противотанковые. С этим управились к полудню. Одновременно полностью завершили расстановку сил первого и второго эшелона, наладили телефонную связь между подразделениями и командными пунктами. 46-й артдивизион наметил наиболее вероятные секторы обстрела на местности. Главной задачей у него было ведение огня по горизонту, где вот-вот должен был появиться противник, по наземным целям. Обороняющиеся части к бою готовы.
Утром 14 мая связь с Керчью прервалась. Часам к десяти стало известно, что гитлеровцы заняли бочарный завод, находившийся на юго-восточной окраине Керчи, в трех километрах от крепости. Данные об этом были получены после разведки боем в сторону бочарного завода. Ее проведение преследовало такие цели: установить связь с нашими войсками, оборонявшими Керчь, обнаружить противника и выяснить состав его сил. Выделенная из флотского полуэкипажа разведгруппа в составе двух взводов, руководимая испытанным разведчиком Н. Долиной, на подходе к бочарному заводу была встречена плотным пулеметно-минометным огнем вражеской пехоты. После активной перестрелки с ротой противника, усиленной огневыми средствами, разведчики отошли в крепость, унося с собой несколько раненых.
В течение предыдущих дней главным направлением отхода советских частей были Керчь и Еникале. Оставаясь в стороне от основных дорог, ведущих к побережью пролива, крепость не привлекала внимания гитлеровцев. Теперь же, когда противник вступил в Керчь, настал и наш черед встретиться с ним лицом к лицу.
В тот же день около полудня конные разъезды дивизии проводили разведку местности к западу, по центру и левому флангу обороны. Удалившись от крепости на два километра, они обнаружили на керченской шоссейной дороге, ведущей в крепость, группу противника численностью свыше батальона с танками. Была дана команда приготовиться к отражению атаки.
Первые залпы по наступающему неприятелю произвел 46-й артдивизион. Но огонь семи его орудий не остановил [106] продвижения противника, а лишь заставил его рассредоточиться в боевой порядок.
Лобовая атака батальона гитлеровцев, усиленного пятью-шестью танками, была нацелена на центр нашей обороны, ближе к правому флангу. Видимо, враг намеревался с ходу прорваться в крепость через северные ворота, к которым шла дорога из Керчи. По этой дороге и повел действенный огонь 46-й дивизион из форта «Тотлебен». А станковые пулеметы 72-й кавдивизии в умелых руках казаков-пулеметчиков отсекли фашистскую пехоту от танков и заставили ее залечь. Бой разгорался в полную силу.
Одновременно с началом атаки фашисты открыли сильный артиллерийско-минометный огонь по всей линии нашей обороны. Вести контрбатарейную борьбу с ними мы, к сожалению, не могли, так как 46-й артдивизион имел ограниченное количество орудий и снарядов. Только одну минометную вражескую батарею, которая продвинулась дальше других и засела в бывшем Павловском укреплении, удалось подавить комендорам нашего артдивизиона.
Танки противника действовали только совместно с пехотой и вели себя осторожно. Видимо, противник имел немного средних танков, берег их, да к тому же и опасался мин. Поэтому, когда вражеская пехота залегла под нашим орудийным и пулеметным огнем, танки поспешно отошли.
Первая атака была отбита со значительными для врага потерями. Наступила небольшая пауза, а затем атаки последовали одна за другой. Теперь противник изменил тактику, он атаковал меньшими группами, в каждой по 2—3 танка, в нескольких местах по всему фронту обороны. При этом значительно усилился артиллерийско-минометный огонь по крепости и перед нашим передним краем. Видимо, враг стремился подорвать и обезвредить наше минное поле.
И снова били по врагу пушки майора Шило с форта «Тотлебен», без умолку строчили станковые пулеметы кавдивизии, успешно отсекая пехоту от танков. Им помогали два взвода 17-й пулеметной роты КВМБ, которыми командовали младший лейтенант К. С. Наумов и заместитель политрука Белкин. Пулеметчики были выдвинуты из второго эшелона к центру первой линии обороны.
Белкин и еще два красноармейца с ручным пулеметом добровольно вызвались занять окоп боевого охранения впереди своих взводов. Во время очередной атаки врага, когда на участке, занятом пулеметчиками, пытались прорвать нашу оборону два танка, Белкин пропустил их, укрывшись в окопе, а когда танки прошли над ним, поджег один из них [107] противотанковой гранатой. Выскочивший из горящего танка экипаж уничтожили пулеметчики. Второй танк повернул обратно.
По всей линии нашей обороны шла жестокая боевая схватка, то затихая, то разгораясь с новой силой. Гитлеровцы стремились прорвать центр нашей обороны. На флангах пока было спокойнее, и бойцы поддерживали своими пулеметами соседние подразделении 72-й дивизии, помогая отражать атаки противника. Правый фланг после утренней вылазки к бочарному заводу был усилен сборной ротой, сформированной из личного состава отступавших частей Крымского фронта.
По мере успешного отражения атак противника боевой дух защитников крепости нарастал. В тяжелых условиях окружения, отрезанные от своих и прижатые к морю, наши бойцы держались стойко и мужественно.
К исходу дня, отбивая очередную атаку немецко-фашистской пехоты в центре оборонительного участка, два эскадрона спешенных кубанских конников контратаковали противника. Это была смелая вылазка, предпринятая по приказанию подполковника Б. С. Миллерова. В это время я находился на НП начальника боевого участка майора Ф. И. Шитова и видел, как поднялись казаки в контратаку и дружно начали преследовать бегущих фашистов. Казаки заняли лежащий впереди населенный пункт — Солдатскую Слободку, которую неприятель превратил в исходный пункт для атак. Уничтожив до сотни вражеских солдат, эскадроны вернулись на свою позицию почти без потерь.
С наступлением темноты атаки противника прекратились. Враг понес немалый урон. Но и у нас уже было более ста раненых и двадцать убитых.
Вечером в крепость прибыло подкрепление из состава отступавших частей Крымского фронта — 120-миллиметровый минометный дивизион неполного состава и пять автобронемашин с 45-миллиметровыми пушками. Подкрепление было хорошее, но, к сожалению, с малым количеством боезапаса... Прибыли они по дороге, идущей вдоль берега от Старого Карантина к южным воротам крепости.
Это направление от Старого Карантина было единственно свободным, но и самым опасным для нас, так как в пяти километрах юго-западнее Старого Карантина находился Камыш-Бурун, занятый противником еще несколько дней назад. Потому майор Шитов приказал минометам и бронемашинам запять огневые позиции на левом фланге крепости, [108] неподалеку от 46-го дивизиона, у которого, к тому же, почти не оставалось боеприпасов.
Ночь прошла спокойно. Я вызвал в форт командиров и военкомов частей и подразделений, оборонявших крепость, с докладами о положении дел, о потерях и нуждах передовой линии. Самые большие потери понесла кавдивизия, на участке которой гитлеровцы вели наиболее ожесточенные атаки. Но настроение у всех было боевое. Я еще раз напомнил командирам нашу главную задачу — прочно удерживать рубеж обороны до того момента, когда можно будет организовать отход из крепости. Стойкая оборона была непременным условием благополучного выхода из крепости и переправы на Тамань.
Утром 15 мая противник предпринял новую атаку против нашего правого фланга со стороны бочарного завода. Вражескую пехоту поддерживали танки. Атака сопровождалась усиленным артминометным обстрелом. При этом артиллерийский огонь велся не только по всей линии обороны, но и по ее глубине, в частности по так называемой Минной бухте в районе мыса Ак-Бурун и пристани, через которую поддерживалось сообщение судов с таманской стороной. От попадания снарядов в деревянный настил на пристани возник пожар. Пришлось находившиеся там два катера перевести в Павловскую бухту, куда артиллерия противника пока не доставала.
Первая атака на правом фланге была отбита, но за ней последовала вторая. На участке сборной роты армейских частей возникла угроза прорыва линии обороны. Рота дрогнула, оставила окопы и начала отходить к крепостному валу. Начальник боевого участка майор Шитов срочно перебросил с левого фланга на правый три бронемашины и приказал одной роте 8-го батальона из второго эшелона выдвинуться к переднему краю на поддержку отступающим. Туда же направился комиссар боевого участка Ф. В. Монастырский. С группой моряков-разведчиков, возглавляемых техником-интендантом 1 ранга Долиной, он сумел поднять роту в контратаку и вернуть оставленные окопы.
После того как положение на правом фланге было восстановлено, атаки вражеской пехоты временно прекратились. Но ружейно-пулеметная перестрелка по всей линии обороны не затихала. Артиллерийский и минометный огонь по всей территории крепости тоже продолжался весь день с небольшими перерывами. Периодически над крепостью появлялись одиночные разведчики-бомбардировщики противника, сбрасывали авиабомбы. [109]
После утреннего боя была заметно ослаблена наша артиллерия. В 46-м артдивизионе вышло из строя два орудия, а у исправных пяти орудий оставалось по 2—3 снаряда на пушку. На складах крепости имелось много снарядов, но все они предназначались для крупнокалиберной артиллерии береговой обороны. В армейском минометном дивизионе мины также были на исходе. Таким образом, гарнизон крепости фактически уже не располагал артиллерией.
В крепостном отделении 42-го госпиталя КВМБ, в Павловской бухте, в полуподземных казарменных помещениях скопилось около 200 раненых. Два сторожевых катера, которые могли взять на борт 15—20 человек, постепенно переправляли их на таманский берег. С полудня уйдя в очередной рейс, катера больше к нам не возвратились.
В это тяжелое время большую заботу о раненых проявляла молодой военврач госпиталя Зоя Кирюхина. Будучи по специальности зубным врачом, она самоотверженно и мужественно оказывала им посильную медицинскую помощь.
Положение защитников крепости к середине дня 15 мая было незавидным. Оставаться здесь дальше без артиллерии и снабжения, ввязываться в бои с противником, не имея определенной цели и перспективы, не зная обстановки в войсках Крымского фронта, было бессмысленно. Необходимо было оставить крепость и вывести находившиеся здесь армейские и флотские воинские части, пока еще Керченский пролив и таманский берег были свободны. Ведь обстановка могла со дня на день измениться. Вражеский десант на Таманский полуостров на плечах отступающих войск Крымского фронта мог быть осуществлен в любое время.
Итак, наиболее рациональным решением в создавшейся обстановке было взорвать склады боеприпасов и уходить в Тамань. Такое решение я уже принял, но пока еще не доводил до командиров частей за исключением начальника политотдела Ф. В. Монастырского. Однако медлить с эвакуацией нельзя. Но как ее организовать? Прежде всего нужно взорвать склады. В тот день я в сопровождении краснофлотца Синько, который из шофера стал моим личным связным, обошел все склады и убедился, что к взрыву они подготовлены, охрана на месте и ждет только сигнала. Начальником складов был воентехник 1 ранга Загуляев, с которым я вместе лечился в госпитале. Он провел меня в склады и показал: к смертоносному грузу, разложенному на деревянных стеллажах, уже были подведены провода и [110] бикфордов шнур. И вот теперь несколько тысяч тонн боезапаса должно взлететь в воздух...
Я подумал, что взрыв может послужить для нас прикрытием от наступающего врага, если будет произведен в момент нашего отхода из крепости. Нельзя уходить, не взорвав склады, и в то же время нельзя держать оборону крепости после подрыва складов. Ведь все склады с боеприпасами, подземные, надземные и обвалованные, находились в форту «Тотлебен» — нашем самом сильном месте обороны, который одновременно был ключевой левофланговой позицией, обеспечивающей наш выход к морю, к Павловской бухте, для переправы через пролив. С подрывом складов боеприпасов мы лишались этой ключевой позиции, а в системе обороны появлялась брешь.
Где же взять плавсредства? Эта мысль неотступно преследовала меня весь день. Связи с таманским берегом по-прежнему не было никакой. Обходя и объезжая в очередной раз территорию крепости, я приказал снять все столбы электроосвещения и телефонной связи, имевшиеся там, собрать другой подсобный материал и делать плоты, связывая их проводами и чем придется. На плотах можно пересечь пролив из бухты Павловской на косу Тузла — это чуть больше трех километров. Затем около восьми километров пройти по песчаной косе, дальше через промоину до поселка Комсомольск, а там — своя сторона. Там легче.
По моему приказанию саперный взвод кавдивизии немедленно принялся за дело: казаки рубили столбы, вязали плоты, лошадьми подтаскивали их к урезу воды в бухте. При виде кипучей работы саперов-кавалеристов у меня снова появились некоторые сомнения. Ведь на Тамань нужно переправить около трех тысяч человек. Вряд ли нам удастся подготовить такое количество плотов, чтобы сразу поднять всех людей. А ведь от Тузлы эти плоты назад в крепость не возвратятся, не говоря уже о возможном, а вернее, неизбежном противодействии врага. Но выбора не было: ведь не было ни плавсредств, ни связи с Таманью...
И тут, как иногда бывает в критический момент, помог случай.
Солнце клонилось к вечеру, когда я, обходя в очередной раз свое «хозяйство», встретил на территории крепости старшего лейтенанта Л. Д. Чулкова, флагманского артиллериста штаба Керченской базы, временно назначенного командиром корректировочного поста штаба флота. Он доложил, что получил приказ отходить и уничтожить материальную часть корпоста. Проскочив берегом в крепость на [111] спецавтомашине со всем личным составом корпоста, он ждал от меня дальнейших указаний.
— Готов к выполнению любых заданий командования, товарищ комиссар, — сказал в заключение Чулков, слегка улыбнувшись и не забыв при этом лихо козырнуть и прищелкнуть каблуками.
Старший лейтенант Чулков был одним из лучших молодых офицеров штаба базы, отлично подготовленным артиллеристом и смелым моряком. Во время десантной операции он отличился как командир отдельной плавбатареи № 4. Крепко сложенный, выше среднего роста, с простым приветливым лицом, Чулков располагал к себе людей и быстро завоевывал симпатии как у подчиненных, так и у начальства.
Я вспомнил, что у Чулкова есть радиостанция и ему известны все приемно-передающие радиоволны, коды! Поэтому сразу же спросил о рации.
— Не беспокойтесь, товарищ комиссар, я приказал все уничтожить, — «успокоил» меня Чулков. — Мои бойцы, наверное, уже все разбили и разбросали. А коды я сам сжег, — добавил он, полагая, что я буду доволен проявленной им бдительностью. Но я отдал приказание:
— Немедленно, бегом к своей радиостанции! Задержать поломку!
Чулков бросился исполнять приказание и успел: один передатчик был еще цел и аккумулятор к нему тоже. Передачу придется вести открытым текстом, но так, чтобы враг не смог ничего понять. Это было очень рискованно: ведь если противник установит истинное значение слов радиопередачи, то свои, в случае неудачи задуманного маневра, могут взыскать за нарушение правил радиообмена. Но что оставалось делать? Я решил взять на себя всю ответственность за последствия.
И вот в штаб базы полетела открытая радиотелеграмма:
«Смирнову. Немедленно все посылайте в бухту Старыха.
Мартынов».
Капитан 3 ранга И. И. Смирнов, будучи начальником оперативного отделения штаба базы, всегда был в курсе всех событий базы. А. Е. Старых — капитан-лейтенант, исполнявший тогда обязанности командира ОВР, находился в бухте Павловской, в которую я просил послать «все», то есть все плавсредства.
Ответ пришел неожиданно скоро. Около 20 часов из Тамани прибыл сторожевой катер «КМ». Старшина его доложил, что, как приказал передать оперативный дежурный [112] штаба базы капитан А. Д. Симоненко, плавсредства начнут прибывать в крепость ночью, однако точное время не сообщалось. «Исходя из обстановки», — добавил старшина катера на мой вопрос о времени.
Конечно, я понимал, как трудно будет оперативному дежурному в условиях общего отступления фронта найти для нас достаточное количество плавсредств. Тут нужна была настоящая оперативность и даже изворотливость! «Но такой опытный оперативник, как А. Д. Симоненко, сумеет послать на выручку все возможное», — подумал я и не ошибся.
Не теряя времени, вызвал на короткое совещание командиров частей и объявил им порядок и последовательность эвакуации. С наступлением темноты все должны быть готовы.
Прикрывала отход рота 8-го батальона с приданными ей двумя взводами пулеметной роты и один эскадрон из кавдивизии. Поддерживать порядок при передвижении войсковых частей с линии обороны к причалам в Павловской бухте я поручил 46-му артдивизиону во главе с майором Шило. Ему было приказано патрулировать по дорогам внутри крепости и не допускать прорыва к причалам разрозненных групп военнослужащих. Такие группы нужно было задерживать, назначать старших и в сопровождении зенитчиков 46-го дивизиона направлять для посадки на плавсредства. Эта мера предосторожности, как выяснилось впоследствии, оказалась не лишней.
С наступлением темноты в «бухту Старыха» начали прибывать плавсредства: сейнеры, буксиры с баржами, речной колесный пароход, 4 сторожевых катера «каэмки», имевшие по пулемету, — наша охрана и оборона в пути через Керченский пролив. Более сильной морской охраны база не могла выделить — все боевые единицы были заняты на других переправах войск Крымского фронта.
Мы оставляли старую Керченскую крепость под грохот взрываемых складов с боеприпасами. С часу ночи и до семи часов утра 16 мая 1942 года наши части отходили к морю, производили посадку на плавсредства и направлялись через пролив. Взрывы следовали один за другим, раскалывая горизонт. Высоко в небе вздымались огромные смерчи огня, освещая, подобно гигантским факелам, всю крепость. Это продолжалось около часа. Земля вздрагивала под ногами, как живое существо, летели обломки строений, влажная ночная даль отзывалась коротким надорванным эхом. Находясь у моря, мы смотрели на эти зловещие сполохи [113] взрывов, взметавшиеся на «Тотлебене», самой высокой отметке крепости, и нам казалось, что эти вспышки мощных огней как бы венцом обрамляют Павловскую бухту и служат нам огневым прикрытием при отходе на Тамань. Так оно и получилось. В течение всей эвакуации враг безмолвствовал. Надо полагать, он уточнял обстановку, не рискуя соваться на линию видимых мощных взрывов, не зная, сколько их еще будет.
Первыми на таманский берег были отправлены раненые — около 150 человек.
Эвакуация происходила в основном планомерно, согласно порядку, установленному накануне вечером.
Когда начало светать, противник приступил к артиллерийскому обстрелу Павловской бухты, правда, не интенсивно, как бы нащупывая цель, отдельными снарядами среднего калибра вразброс по всей площади, прилегающей к бухте, километра два в квадрате. Обстрел вскоре прекратился, не причинив вреда.
Были приняты меры к усилению дисциплины и порядка при посадке на суда. Для этого пришлось привлечь всех работников политотдела и особого отдела базы. Выстроившись с автоматами от вала к причалу, куда подходили корабли, они образовали коридор, по которому подразделения шли на посадку. Погрузка подразделений и отправка на Тамань закончилась в полном порядке. Противник не противодействовал, если не считать незначительного количества снарядов, разорвавшихся в районе Павловской бухты на рассвете.
Жаль было коней кавдивизии. По жестоким законам войны мы вынуждены были оставить их на керченской стороне пролива. Кавалеристам было приказано взять с собой седла и прочее снаряжение, а лошадей разогнать по всей территории крепости или пристрелить... Но мало у кого из кубанцев поднялась рука, чтоб нажать на спусковой крючок и пустить пулю в голову своего бессловесного боевого друга. А беспризорные лошади, оказавшись вдруг непривычно свободными, не хотели уходить от людей. Отгоняемые плетьми, они сбились в небольшие табунки и сиротливо жались друг к другу, издалека поглядывая на покидавших их хозяев. Они все еще надеялись, что хозяева подзовут своих «орликов» и «серков», погладят по крутым шеям ласковыми руками, оседлают и снова поскачут по огненным дорогам войны...
Шел седьмой час утра 16 мая, когда и нам, командованию обороной крепости, пришло время отправляться на Тамань. [114] Все воинские части находились уже в пути через Керченский пролив. Последними от причала отходили плашкоут с буксиром на которые погрузились бойцы 46-го зенитного дивизиона, несшие патрульную службу на дорогах внутри крепости, пока шла погрузка других частей. Со мной на отходившем из Павловской бухты катере «КМ», кроме командования, находился весь состав политотдела и особого отдела Керченской базы.
Однако наш отход несколько задержался. В последние минуты перед отплытием обнаружилось, что к берегу Павловской бухты подошли отдельные группы военнослужащих, отставших от разных воинских частей Крымского фронта. Подробно разбираться с ними не было времени. Но это были наши люди, по разным причинам отбившиеся от своих частей в ходе общего отступления фронта, и нельзя было оставлять их на произвол судьбы. Там, на таманской стороне, армейское командование разберет, что к чему. Поэтому пришлось часть плавсредств, оставленных для принятия подразделений прикрытия, загрузить этими людьми и отправить через пролив. Старшим начальником по проведению эвакуации всех отставших я назначил оперуполномоченного особого отдела старшего политрука Колбина, а ему в помощь оставил начальника плавсредств тыла базы воентехника 1 ранга Лопачева.