Напряжение на фронте нарастает

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Напряжение на фронте нарастает

По прибытии в Туапсе мы с Ф. В. Монастырским побывали в Политуправлении ЧФ, узнали обстановку на причерноморских фронтах. Нажим гитлеровцев на Севастополь пока не усиливался, но зато на Крымском фронте наши войска встретили упорное сопротивление и продвинуться вперед не смогли. Морские перевозки Новороссийск — Керчь проходили напряженно, активизировалась вражеская авиация. В общем, все было так же, как до нашего отъезда.

Дальнейший путь до Тамани проделали на машинах — сначала на попутной, а в Новороссийске, благодаря заботам военкома НВМБ И. Г. Бороденко, получили в свое распоряжение «пикап», на котором и прибыли к вечеру 8 апреля в Тамань. Весь следующий день я провел в Тамани. Побывал на 718-й батарее, отличившейся во время десанта, и на зенитной батарее 65-го ЗАП, прикрывавшей Таманский порт. Побеседовал с командиром 140-го артдивизиона майором Б. В. Бекетовым и комиссаром 65-го зенитного артполка батальонным комиссаром К. М. Шевцовым. Получил обстоятельную информацию о положении дел в береговых частях базы. Зенитчики по-прежнему работали в полную нагрузку. Воинские перевозки через Тамань велись интенсивно, истребительное прикрытие с воздуха было недостаточным, и вся основная тяжесть борьбы по отражению интенсивных налетов вражеской авиации легла на зенитные подразделения.

На береговых батареях наступил период временного затишья — теперь их огонь не доставал до вражеских позиций, [89] и только изредка они «отстреливались» от налетов авиации.

Бекетов даже сообщил, что у них с комиссаром дивизиона есть намерение организовать улучшенное питание личного состава — выращивать капусту, картофель, помидоры на огородах при некоторых батареях, — но не в ущерб боевой готовности. Вообще же наши флотские стационарные батареи всегда отличались хорошим ведением подсобного хозяйства. Пусть и эти попробуют, подумалось мне, пока мы немца прогоним из Крыма. А надеяться на это были все основания, исходя из реального соотношения сил на нашем участке фронта.

Вечером того же дня, находясь на КП майора Б. В. Бекетова, я по телефону получил извещение из политотдела Новороссийской ВМБ. Мне сообщили, что Указом Президиума Верховного Совета СССР от 3 апреля 1942 года командир базы А. С. Фролов, ряд моряков-черноморцев, в том числе и я, награждены орденами Красного Знамени. Конечно, радость моя была велика.

В ожидании катера из Керчи я написал письма. Брат Иван был заместителем редактора армейской многотиражки «Разгромим врага», и я написал прямо по адресу газеты. Настрочил письмо жене Шуре, которая вместе с семилетним сыном Левой находилась в эвакуации в Кинешме. Набросал несколько строк матери в Москву.

Наутро я был уже в Керчи и сразу окунулся в повседневные дела. Начались они, конечно, с получения информации и докладов от начальника штаба и заместителя начальника политотдела базы. Все это происходило под привычный аккомпанемент вражеских бомбардировок.

В этот день, 10 апреля, как и накануне, Керчь и Камыш-Бурун подвергались усиленным бомбежкам. Наблюдалось также минирование противником Керченского пролива с воздуха, на подходе к Камыш-Буруну. В этот день ПВО Керченской базы отметило свыше ста вражеских самолето-вылетов, тогда как на прошлой неделе ежедневно появлялось по 30—40 бомбардировщиков.

Ознакомление с обстановкой после месячного отсутствия вызвало у меня двоякое впечатление. Политико-моральное состояние личного состава частей базы, боевой дух по-прежнему были высокими, боеспособность не снижалась. Шла подготовка к вручению орденов и медалей отличившимся в десанте. 159 краснофлотцам и командирам награды были уже вручены. Это вызвало подъем боевой активности воинов. А плохо было то, что дела на Крымском фронте [90] не улучшались. Противник все больше активизировался и все чаще предпринимал контратаки.

На перевозках морем лед уже не мешал, но неприятель стал широко применять на пути следования наших судов неконтактные мины — магнитные и акустические. К тому времени с магнитными минами на Черном море уже научились бороться, а вот акустические еще оставались коварной новинкой. Минирование вражеские самолеты производили почти ежедневно, и потери наши от этого были также почти ежедневными.

Вот примерная сводка наших потерь в проливе за несколько дней:

12 апреля — подорвались на минах два сейнера.

13 апреля — подорвался катер-охотник.

14 апреля — подорвался и затонул санитарный военный транспорт «Чехов», много жертв. Погибли сейнеры «Сельдь» и «Чухонь».

15 апреля — подорвался катер-охотник.

Примерно такое же положение сохранилось и в последующие дни апреля.

Справляться с минным оружием врага было трудно, но моряки вели самоотверженную борьбу, стараясь не допустить задуманной противником блокады Керченского пролива. Много сделал для этого флагманский минер штаба базы капитан-лейтенант И. Е. Алещенко.

Штаб КВМБ создал целую систему противоминной службы. Наблюдение за всей акваторией пролива велось круглосуточно как постоянными, штатными береговыми постами службы наблюдения и связи, так и специально организованными постами противоминной службы на берегу. Такими постами на суше были батареи береговой обороны, а на воде — малые несамоходные плавсредства с наблюдателями, поставленные на якорь по всему фарватеру в проливе. Обнаружив сбрасываемые с самолетов мины, посты пеленговали их и немедленно докладывали об этом в штаб базы. Затем принимались меры к разминированию: буксировка специальных трал-барж против магнитных мин, бомбежка фарватера глубинными бомбами с торпедных катеров и с катеров-охотников, а иногда и спуск водолазов под воду для примененния подрывных патронов к донным минам всех типов.

Было установлено, что на быстром ходу катера-охотника или торпедного катера от звуковых колебаний в результате работы мотора и шума винтов мягнитно-акустическая и акустическая мины взрываются. Этот способ мы тоже применяли, [91] несмотря на то что не всегда взрывы происходили за кормой, а иногда и под корпусом катера. Так рождалось новое тактическое применение боевых катеров Черноморского флота, которые теперь, находясь в составе конвоев, становились еще и тральщиками против акустических мин, правда, с весьма своеобразным способом траления.

Одновременно с минированием пролива противник наращивал силу бомбардировочных ударов с воздуха, все чаще прибегая к массированным бомбежкам Керчи и Камыш-Буруна.

В это время наша истребительная авиация вела бои преимущественно над самим Крымским фронтом, поэтому мы были лишены ее защиты.

Днем 15 апреля на Камыш-Бурун налетело 30 вражеских самолетов. 20 апреля над Керчью в течение дня отбомбилось около ста бомбардировщиков. Потери в людях от этих налетов в воинских частях были сравнительно невелики, но домов и складских помещений разрушалось много. Наша зенитная артиллерия давала сильный отпор фашистским самолетам, ежедневно сбивая их и препятствуя прицельному бомбометанию. Именно в тот горячий период у меня появился подарок от наших батарейцев — трофейный пистолет «вальтер», отобранный у летчика «юнкерса», сбитого над 718-й батареей.

Обстановка усложнялась с каждым днем, поэтому штаб Керченской военно-морской базы обосновался на своем КП на горе Митридат. 18 апреля в соответствии с приказом КВМБ все ее части и учреждения были расквартированы в Керченской крепости, находившейся в полном распоряжении командования базы. Эта старая русская крепость, расположенная на мысе Ак-Бурун, в пяти километрах южнее Керчи, хорошо сохранилась, и в ней постоянно размещались флотские и армейские склады артиллерийских и авиационных боеприпасов. В крепости имелось много хорошо укрытых подземных помещений, в которых можно было разместить и более крупное воинское соединение, чем Керченская база. Крепостные казематы, равелины, камеры и прочие помещения со сводчатыми каменными потолками, со слоем грунта над ними, доходившим местами до десяти метров, стали надежной защитой для людей и военного имущества.

В самой Керчи оставались только подразделения, непосредственно обеспечивавшие работу штаба: служба наблюдения и связи да несколько взводов из стрелкового [92] батальона и пулеметной роты. Плавсостав КВМБ и артиллерия, береговая и зенитная, оставались на прежних местах в зоне Керченского пролива.

20 апреля к нам на базу прибыл на самолете командующий флотом вице-адмирал Ф. С. Октябрьский. Пробыв в Керчи несколько часов, он принял от командира базы А. С. Фролова краткий доклад о положении дел в базе и об обстановке на фронте.

Как всегда строгий и требовательный, Филипп Сергеевич Октябрьский предупредил нас о нарастающей напряженности на всех участках военных действий в Крыму, о необходимости всемерного повышения боеспособности. «Берите пример с Севастополя, — сказал он, — там моряки всегда начеку». Правда, командующий вынужден был отметить, что над Керчью вражеская авиация активничала, пожалуй, сильнее, чем над Севастополем. И верно, в тот день воздушные тревоги сменяли одна другую, а оперативный дежурный то и дело сообщал командиру базы во время его доклада командующему: «Самолеты противника идут курсом на порт, 15 штук» или «Камыш-Бурун доносит — 20 самолетов противника бомбят причалы в порту» и т. п. Наши мероприятия по тралению мин в проливе, а также по размещению частей в крепости командующий флотом одобрил.

Военный совет Крымского фронта уделял большое внимание воинским перевозкам морем. Поскольку Керченская ВМБ в оперативном отношении подчинялась командующему фронтом, командир базы А. С. Фролов и я не раз по вызовам командующего или члена Военного совета бывали в штабе Крымского фронта в селе Ленинском.

Однажды, 26 апреля, я был вызван на совещание командиров соединений при Военном совете фронта. Контр-адмирал Фролов почему-то не смог поехать, и мне пришлось одному представлять КВМБ на этом совещании.

Из соображений секретности и светомаскировки подобные совещания при штабе фронта проводились, как правило, по ночам. Чтобы избежать потерь от участившихся налетов авиации, передвижение войск по фронтовым дорогам производилось тогда преимущественно ночью. Поэтому к месту назначения — в село Ленинское — я поехал с наступлением темноты.

Дорога на всем протяжении была сплошь забита автомашинами, конными повозками, танками, орудиями на механической и конной тяге с зарядными ящиками Все это двигалось в темноте, с выключенными фарами. То здесь, то там возникали «пробки» и заторы. [93]

В одном из таких заторов нам не повезло. Хотя мой водитель, краснофлотец Л. П. Синько, энергичный и смышленый моряк, возивший меня с первого и до последнего дня моей службы в Керченской базе, не раз выручал наш «экипаж» из аварийных ситуаций, в этот раз, несмотря на всю его расторопность и умелое маневрирование, в наше ветровое стекло вдруг влетело со всего размаха дышло пароконной упряжки. Хорошо еще, что «эмка» шла тихим ходом. Удар пришелся чуть повыше, моей головы, над правым ухом, стекло разбилось вдребезги.

Я с трудом уладил конфликт, и мы продолжили путь.

Совещание проводил командующий фронтом генерал-лейтенант Д. Т. Козлов. Присутствовали представители Ставки, армейский комиссар 1 ранга Л. З. Мехлис, члены Военного совета фронта дивизионный комиссар Ф. А. Шаманин и бригадный комиссар В. С. Булатов, командующие и члены военных советов 51, 44 и 47-й армий, многие командиры и комиссары дивизий и других частей фронта.

По требованию командующего фронтом выступали войсковые начальники, докладывали о положении на всех участках фронта. Слушая их, комфронтом делал короткие замечания и выводы по отдельным докладам своих подчиненных. Положение дел на фронте было, что называется, не из блестящих, но генерал Д. Т. Козлов, как видно, сдерживал себя, не прерывая и не нервируя выступавших вопросами и репликами.

Выступил на том совещании и я, доложив Военному совету о положении дел по борьбе с минной опасностью. Начал с того, что борьба эта очень трудна, что новые акустические и магнитно-акустические мины коварны, оружие это изучается, и, хотя пока что нет радикальных методов борьбы с ним у нас и у наших союзников, все возможные меры принимаются. Привел некоторые цифры и факты. Мое сообщение было выслушано с большим вниманием. И это понятно, поскольку борьба с минной опасностью приобретала сейчас большое значение.

Начиная с первых чисел мая 1942 года положение на Крымском фронте становилось все более напряженным. Противник продолжал наращивать силу бомбовых ударов и предпринимал атаки сухопутными войсками.

На Крымский фронт прибывали свежие воинские части и большое количество военной техники и боеприпасов. Об этом свидетельствовали воинские перевозки на главной морской артерии, проходившей через Камыш-Бурун. Это [94] создавало твердую уверенность, что силы, противостоящие врагу на Крымском фронте, не уступают ему ни по огневым средствам, ни по личному составу. Данные разведки также подтверждали это.

Уверенность в своих силах, в победе над врагом — залог успеха. В частях и на кораблях эта уверенность еще более возросла после посещения нашей базы наркомом Военно-Морского Флота адмиралом Н. Г. Кузнецовым.

29 апреля нарком прибыл в Керчь из штаба Крымского фронта, из села Ленинское, куда приехал днем раньше из Краснодара вместе с главнокомандующим северо-кавказским направлением маршалом С. М. Буденным. В течение двух дней командир базы контр-адмирал А. С. Фролов и я сопровождали наркома в его поездках по частям КВМБ.

Приняв на нашем КП на горе Митридат доклад командира базы о боевых действиях за последний период, адмирал Н. Г. Кузнецов посетил части базы на Керченской стороне пролива, был в крепости, навестил раненых в крепостном госпитале, побывал в морской авиачасти на озере Тобечик южнее Камыш-Буруна, где для гидросамолетов «МБР-2» был развернут аэродром, который прикрывался 46-м дивизионом нашего 65-го зенитного артполка.

В этот день нас дважды основательно бомбила вражеская авиация — и на горе Митридат, и в крепости. Поэтому пришлось некоторое время находиться в укрытии, куда Н. Г. Кузнецов заходил только по настоянию лиц, его сопровождавших.

30 апреля адмирал Н. Г. Кузнецов был на таманской стороне пролива, ознакомился с боеготовностью нашей береговой и зенитной артиллерии и остался ею доволен. На противоположном берегу пролива, не прекращаясь, гремели разрывы авиабомб. Был канун праздника 1 Мая...

Наркома Н. Г. Кузнецова любили на флоте. Во время поездки по подразделениям базы он вникал во все детали организации противовоздушной обороны, работы береговых и флотских подразделений, проверял боевую и политическую подготовку личного состава, давал ценные распоряжения и указания. Тон его обращения с людьми был спокойный, доброжелательный, а это порождало у подчиненных уверенность в себе и поднимало боевое настроение.

Вспомнилось, как в начале 1941 года нарком ВМФ приехал в Севастополь и посетил завод имени Серго Орджоникидзе, у причала которого заканчивался капитальный ремонт крейсера «Червона Украина». Попросив собрать рабочих-ремонтников и прикомандированных специалистов из [95] экипажа корабля, нарком обратился к ним с просьбой сократить сроки ремонта крейсера, поскольку именно теперь он очень нужен флоту. «Необходимо, чтобы «Червона Украина» вступила в строй к 1 мая, и я вас всех, товарищи, очень прошу об этом», — сказал нарком. Эти простые и проникновенные слова дошли до сердца каждого ремонтника, и, несмотря на большие трудности, 1 мая 1941 года на крейсере был поднят военно-морской флаг.

...Оценив обстановку, нарком принял решение о формировании в составе КВМБ охраны водного района (ОВР) по новому, расширенному штату. В ОВР включалось еще два дивизиона катеров. Решено было сформировать батальон морской пехоты, входивший в состав базы, а также добавить две новые батареи.

Адмирал Н. Г. Кузнецов одобрил наши действия по борьбе с вражескими минами в Керченском проливе и еще раз подчеркнул, что обеспечение воинских перевозок для Крымского фронта остается главной боевой задачей Керченской ВМБ.

Инспекторская поездка наркома ВМФ совместно с главкомом северо-кавказского направления С. М. Буденным на Крымский фронт означала, что наши войска готовятся к решающему наступлению. Правда, появились признаки, что неприятель также активизировал свои действия и начал готовиться к наступательным операциям.

3 мая 1942 года участники декабрьского десанта из частей КВМБ собрались в помещении клуба крепости, где состоялось вручение орденов и медалей отличившимся. В этот день награды были вручены почти двумстам доблестным десантникам. Награды получили: старший лейтенант И. Г. Литошенко, капитан-лейтенант Н. З. Евстигнеев, капитан-лейтенант И. Е. Алещенко, старший политрук Д. С. Калинин, майор И. К. Лопата, старшина 1-й статьи Федонюк, младший сержант Я. В. Петрухненко и другие.

От имени награжденных выступил комиссар района СНИС Керченской базы старший политрук Д. С. Калинин, одним из первых вступивший на крымскую землю. Его простые и горячие слова о чести советского воина, о верности военной присяге, о готовности отдать жизнь за Родину были созвучны настроению всех присутствующих и встречены дружными аплодисментами. Калинина знали в базе еще по Дунайской флотилии и любили.

В этот же вечер член Военного совета Черноморского флота В. С. Булатов вручил ордена Красного Знамени контр-адмиралу А. С. Фролову и мне, выразив уверенность [96] в том, что керченцы и впредь будут умножать боевые традиции моряков-черноморцев. Горячо поприветствовав от имени Военного совета всех награжденных, В. С. Булатов в заключение объявил собравшимся, что командование возбудило ходатайство о преобразовании Керченской военно-морской базы в гвардейскую ВМБ. Это сообщение было встречено с большим подъемом — ведь каждый воин мечтал быть гвардейцем.

Однако через несколько дней обстановка резко изменилась.