Пустой чемодан

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Пустой чемодан

В прошлом веке немало было написано о том, что идея «улучшенного» или рыночного социализма «является полностью надуманной и нереалистичной» и что единственной эффективной экономикой считается капиталистическая рыночная экономика, а модернизация социализма советского типа «обречена на провал». В наиболее полном виде данная точка зрения была высказана еще в 1922 г. известным экономистом Б.Д. Бруцкусом, который доказывал в своих работах, что социализм как положительная система «невозможен», а экономическая проблема социализма «неразрешима», поскольку эта система «не располагает механизмом для приведения производства в соответствие с общественными потребностями». Все важнейшие элементы хозяйственной свободы (хозяйственная инициатива, свобода организации потребления и свобода труда) в социалистическом обществе имеют место только в форме «государственного принуждения». По прямому распоряжению Ленина Бруцкус был выслан из Советской России как идейный противник большевизма{422}. Точку зрения Бруцкуса сегодня разделяют и многие современные отечественные экономисты, но далеко не все.

Другая часть ученых утверждала, что реформирование советской экономики — дело возможное, но исключительно сложное и противоречивое. Процесс реформирования неизбежно повлечет «трудности и временные ухудшения», поэтому для успеха необходимы «выдержка и постепенность» как со стороны народа, так и политической элиты. Например, В.Т. Рязанов писал, что все послевоенные экономические реформы в нашей стране следует охарактеризовать как период слома административно-командной системы и реального возрождения товарно-рыночных отношений. По его мнению, к 1985 г. советская экономика представляла собой «фактически смешанное, многосекторное хозяйство с ограниченным действием рыночных механизмов», которые проявлялись в первую очередь на рынке товаров и услуг. Он утверждал, что в 70-е гг. Советский Союз упустил исторический шанс в деле реализации назревшей технической модернизации народного хозяйства, который заключался в рациональном использовании огромной выручки, получаемой СССР от экспорта энергоресурсов (нефти, газа, электроэнергии). Одной из главных причин неудач перестройки в области экономики Рязанов считал то, что проведение экономических реформ привело к «возрождению» в России стратегии догоняющего развития, имитированию и использованию в нашей стране хозяйственных форм стран-лидеров. Тем самым воспроизводился «исторически уходящий» тип раннего индустриального капитализма. Перспективная цель, по мнению Рязанова, должна быть связана с ориентацией на отрасли обрабатывающей промышленности и «особенно» наукоемкой продукции{423}. Как правило, сторонники подобного подхода акцентировали внимание на ошибках Горбачева и его коллег, что позволяло им оправдывать правильность собственных теоретических построений.

Приверженцы третьего направления рассматривали кризис советской экономики как результат «неудачной попытки» приспособить социалистическую систему к потребностям постиндустриальной эпохи — государственная власть попыталась использовать прежнюю мобилизационную модель «для прорыва за рамки индустриализма», но советская экономика «не смогла» адаптироваться к вызовам времени{424}.

Группа экономистов под руководством Е.Т. Гайдара обращала внимание на то, что выбор модели реформирования советской экономики в 80-е гг. объяснялся двумя главными моментами. Во-первых, существовала идеологическая альтернатива между мобилизационной (военный коммунизм или ускоренная индустриализация) организацией экономической жизни и либеральной (с элементами децентрализации и рынка). Экономические успехи, достигнутые в эти годы в США, Великобритании и Чили, считает Гайдар, рассматривались общественным мнением в СССР как результаты осуществления «либерального курса». Таким образом, проникновение либеральной идеологии в среду советской научной интеллигенции создало реальную базу для реформирования. Во-вторых, выбор конкретной программы был связан с политическими обстоятельствами, тем практическим опытом, который был накоплен коммунистическими странами к этому времени. Советское руководство во главе с Андроповым больше склонялось в пользу чешско-венгерской модели, а не китайской. Ко времени правления Горбачева в СССР уже имелась программа реформ, замечает Гайдар, хотя и «не в виде целостного документа», а в форме многочисленных записок в директивные органы. Одна из наиболее известных — закрытый доклад академика Т.И. Заславской в 1983 г., получивший скандальную известность благодаря публикации на Западе{425}.

Ученые отмечают, что Горбачев взял на вооружение идеи, легшие в основу программы «совершенствования хозяйственного механизма», отличительными признаками которой являлись: активизация деятельности предприятий и работников; наличие Госплана и других директивных органов, обеспечивающих «сбалансированность» советской экономики; запрет на проблему «реформы собственности», которую полностью обходили молчанием. Нерешенность проблемы собственности оставляла для разработчиков программ надежду, что «мудрый центр» начнет вмешиваться и подправлять рыночные процессы, «когда они будут давать сбои».

Таким образом, программа пыталась объединить преимущества двух систем — плановой социалистической и рыночной капиталистической, что, по мнению экономистов, изначально делало эту программу «непоследовательной и внутренне противоречивой». Многие элементы этой программы были известны Горбачеву, когда он руководил Ставропольским краем. Именно тогда опыт внедрения бригадного подряда и «полного хозрасчета» в первичных трудовых коллективах приводил к резкому росту производительности труда и заработков. Несмотря на это, как считал помощник Горбачева по экономике Н.Я. Петраков, в собственном багаже экономических знаний генерального секретаря был лишь «пустой чемодан», который еще предстояло заполнить. Горбачев не скрывал от своих коллег по Политбюро то, что они знали и без него: «страна стоит в очередях; живем в постоянном дефиците — от энергоносителей до женских колготок; жирует только военный сектор; накапливается технологическая зависимость от Запада».

Экономисты считают, что в момент прихода Горбачева к власти у советской элиты не было осознания того факта, что не только экономика, но и вся советская система находилась в кризисе. Поэтому первые шаги Горбачева в направлении ускорения развития народного хозяйства были обусловлены привычной логикой «мобилизационного подхода» — следовало усиленно развивать машиностроительный комплекс. К октябрю 1985 г. в СССР на основе концепции ускорения были подготовлены проекты новой редакции программы партии и основные направления на 12-ю пятилетку и на период до 2000 г., утвержденные на XXVII съезде партии. По существу новый курс заменил установку, содержащуюся в прежней хрущевской редакции программы, о построении «основ коммунизма» за 20 лет. При этом сохранилось упоминание о «коммунистической перспективе» как высшей фазе. На съезде также предлагалось «преодолеть предубеждения относительно товарно-денежных отношений», декларировался принцип хозрасчета, согласно которому предприятия и объединения «полностью отвечают за безубыточность своей работы», а государство «не несет ответственности по их обязательствам»{426}.

Известный экономист Л. Пияшева считала, что идея хозяйственной самостоятельности государственных предприятий заключалась в переводе их на режим самоокупаемости и самофинансирования, но «без отлучения» от бюджета и введения неумолимо действующего механизма банкротств для всех «несамоокупаемых» предприятий. По этой причине реализация идеи не давала ни экономического роста, ни дополнительного дохода для бюджета. В выигрыше оставались только директора предприятий, которые использовали полученную свободу для «удовлетворения своих личных потребностей». Концепция предусматривала раздел производимой на госпредприятиях продукции на «плановую» (социалистическую) и «сверхплановую» (коммерческую). Как только у госпредприятий появилась возможность реализовывать часть своей «сверхплановой» продукции через открываемые ими кооперативы, сразу же начался отток ресурсов из основных производств в «дочерние», а через них — в сферу личного потребления тех, кто «сидел» на ресурсах, собственности и деньгах. «Это было неизбежно», отмечает Пияшева, т. к. полученные от коммерческой продажи «сверхплановой» продукции средства нельзя было легализовать и они должны были уходить «в тень». По ее мнению, попытка Горбачева осуществить экономическую реформу была несостоятельной, поскольку в России «отсутствовало право» для каждого быть частным собственником и свободно заниматься предпринимательской деятельностью. Помимо этого, замечает Пияшева, Горбачев не шел на более радикальные преобразования «из опасения массовой безработицы», которая могла начаться в результате приватизации{427}.