Всеохватывающий план

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Всеохватывающий план

И в наши дни между учеными не прекращаются споры о том, в какой степени директивное планирование, сумевшее в свое время обеспечить решение важнейших общенациональных задач (например, создание тяжелой и оборонной промышленности), оказалось приспособленным к научно-технической революции. По-прежнему актуальным остается вопрос о логике хрущевских реформ, о том, была ли современная судьба плановой системы предопределена «советским прошлым» или потерпел поражение сам принцип планирования.

Как известно, в Советском Союзе конституционно закреплялось, что вся хозяйственная жизнь страны «определяется и направляется государственным народнохозяйственным планом». Под плановой системой экономисты понимают такую систему народного хозяйства, в которой определяющую роль играли централизованные директивные задания предприятиям на определенный срок, обеспеченные централизованным снабжением ресурсами и сбытом. Организационным центром планирования в СССР являлся Госплан, который опирался на республиканские, областные, городские и районные плановые организации и таким образом охватывал все «закоулки» советской экономики. До 1957 г. процесс планирования начинался во всех звеньях этой цепи одновременно. Каждое предприятие, отрасль, регион в своем планировании шли, как правило, не от потребностей населения и государства, а «от требуемого предприятиями и ведомствами объема ресурсов»{233}. Свои предложения Госплану, связанные преимущественно с «неприкасаемыми» показателями для развития военно-промышленного комплекса страны, высказывало союзное правительство. При этом зачастую требования были взаимоисключающие — одновременно намечалось повысить темпы роста, выделить дополнительные инвестиции отдельным регионам или отраслям, не отнимая их у других, увеличить потребление, не сокращая капиталовложения.

При составлении окончательного варианта пятилетнего плана Госплан испытывал сильный политический нажим со стороны отраслевых отделов ЦК КПСС, местных партийных органов, каждый из которых стремился отстоять интересы собственной отрасли или региона. В связи с этим подготовка директив по пятилетнему плану представляла собой бесконечные согласования в треугольнике Госплан — Совет Министров СССР — ЦК КПСС. Общее число показателей народнохозяйственного плана, утверждаемых союзным правительством, было огромным (снизилось за 1954–1955 гг. с 8 434 до 5 613 показателей){234}.

Хотя по Конституции именно Совет Министров СССР «принимал меры по осуществлению народнохозяйственного плана», Хрущев своими реформами государственного и партийного аппарата стремился, как полагает большинство ученых, «вырвать реальную власть у могущественной и разветвленной министерской бюрократии и передать ее партии». Он хотел заставить партию на всех уровнях непосредственно заниматься народным хозяйством и нести за его состояние всю ответственность. На июньском 1957 г. пленуме ЦК КПСС в ходе разгрома «антипартийной» группы Молотова — Маленкова — Кагановича Хрущев объяснял свою линию следующим образом: если политические деятели на Западе хозяйством «не управляют», а этим занимаются «капиталисты», то в СССР «мы отвечаем за хозяйство, мы отвечаем за промышленность, отвечаем за сельское хозяйство, мы отвечаем за всю внутреннюю политику»{235}. Имел здесь место и личностный момент, т. к. один из соперников Никиты Сергеевича — Маленков, по его собственному признанию, был сторонником технократического, т. е. отраслевого подхода к управлению и планированию{236}. При нем укрепились и получили развитие «суперминистерства», в то время как Хрущев подверг последние в 1957 г. коренной реорганизации.

В исторической литературе неоднократно отмечалось, что в условиях централизованного планирования хозяйственный менталитет правящей элиты «полностью исключал» возможность хозяйственной самостоятельности предприятий, т. е. возможность развития полноценных рыночных отношений. По этой же причине не признавалась необходимость таких цен, которые бы обеспечивали рентабельность каждого запланированного вида продукции, т. е. экономических стимулов для предприятий в рамках самого плана. Допускалось лишь самое ограниченное материальное стимулирование отдельных работников по результатам их труда. Вот это-то небольшое отступление от законов централизованного планирования воспринималось многими учеными (в их числе и историками) за движение «верхов» к «регулируемому рынку».

Такой менталитет, по мнению многих экономистов, был обусловлен не только советской идеологией коллективизма, но и логикой жесткого всеохватывающего плана.

Хрущев пробил брешь в этом менталитете, полагают ученые. Чтобы преодолеть кризисные явления в советской экономике (в первую очередь отставание в плане технического прогресса от капиталистических и даже некоторых социалистических стран), он выдвинул «парадоксальную формулу»: продолжать, как в сталинские времена, поддерживать ускоренное развитие тяжелой промышленности и ВПК, а подъем сельского хозяйства обеспечить за счет введения там материальных стимулов{237}. Травле был подвергнут председатель Совета Министров СССР Г.М. Маленков, выступавший за перераспределение капиталовложений и отказ от преимущественного роста тяжелой промышленности, за ускоренное развитие легкой, пищевой промышленности и внедрение хозяйственного расчета. На январском 1955 г. пленуме ЦК КПСС эта маленковская линия была названа «теоретически неправильной и политически вредной», направленной на «снискание дешевой популярности» населения. И он был освобожден от своего высокого поста{238}.

Чтобы приблизить управление к производству, была проведена совнархозовская реформа. 10 мая 1957 г. по докладу Н.С. Хрущева приняли закон, по которому осуществлялся переход от управления промышленностью и строительством через отраслевые министерства и ведомства к новой форме управления — Советам народного хозяйства (совнархозам), образуемым по экономическим административным районам. К июню того же года в стране насчитывалось 105 экономических районов. Как правило, границы этих районов совпадали с границами существующего административного деления СССР на республики, края и области, но были и исключения. Так, Ленинградский совнархоз включал в себя территорию Ленинградской, Новгородской и Псковской областей. В ходе районирования и создания совнархозов было ликвидировано 141 общесоюзное, союзно-республиканское и республиканское министерство. После реорганизации в 1959 г. в стране сохранялось всего 9 хозяйственных министерств. В конце 1962 г. проведено укрупнение совнархозов (вместо 105 их стало 43){239}.

Совнархозы наделялись большими правами в области управления промышленностью в своих экономических административных районах и, в отличие от министерств, являлись органами коллегиального управления. Они во многом способствовали росту технико-экономических показателей в промышленности, повышению эффективности капитального строительства, сокращению управленческого персонала. Однако совнархозовская система активизировала один из основных управленческих пороков — местничество. Особенно ярко оно проявлялось при выполнении планов кооперированных поставок, когда совнархоз стремился в первую очередь снабжать предприятия «своего» района. Трудности возникали и при реализации совнархозами на «чужой» территории неходовых товаров, не пользующихся спросом у населения. Помимо этого, союзное правительство через свои планирующие и снабженческие органы продолжало осуществлять мелочную опеку над совнархозами, опасаясь утратить функции центрального директивного органа в области управления промышленностью и строительством. Совнархозы были отменены уже после отставки Хрущева, в октябре 1965 г.

В научной литературе и мемуарах бывших государственных деятелей содержатся противоречивые оценки экономических результатов замены министерств совнархозами. Одни считают ее успешной, позволившей за короткий срок наладить кооперацию между отраслями региона, модернизировать многие предприятия. Отрицательные последствия реформы они связывают с позицией многочисленной министерской бюрократии, часть которой оказалась в 1957 г. «не у дел», а та, которая была вынуждена ехать в совнархозы, чувствовала себя временщиками, желающими вернуться в министерские кресла. Другие полагают, что из-за чрезмерной власти совнархозов «экономика шла к развалу». Третьи утверждают, что «имели место как потери, так и выигрыши»{240}.