2
2
Лондон. Квартира Шекспира, в которой он поселился с младшим братом Эдмундом. Эду 14 лет. Шекспир – актер-пайщик в труппе «Слуг лорда камергера».
С изменой возлюбленной и разлукой любовь Шекспира не угасла. Он заявляет Молли, когда ее облик возникает перед ним на фоне ковра, свисающего у стены, как занавес:
Ты от меня не можешь ускользнуть.
Моей ты будешь до последних дней.
С любовью связан жизненный мой путь,
И кончиться он должен вместе с ней.
Зачем же мне бояться худших бед,
Когда мне смертью меньшая грозит?
И у меня зависимости нет
От прихоти твоих или обид.
Не опасаюсь я твоих измен.
Твоя измена – беспощадный нож.
О, как печальный жребий мой блажен:
Я был твоим, и ты меня убьешь.
Но счастья нет на свете без пятна.
Кто скажет мне, что ты сейчас верна?
92
Все, что составляет для нас тайну в жизни Шекспира, возможно, он сам поведал младшему брату в ответ на его недоумения и восклицания.
Эд, весьма удивленный:
– Ах, почему впервые я вижу сонетов столько здесь, а не слыхал?
Шекспир смеется:
– А что слыхал ты обо мне? Что знаешь?
– Тебя я знаю, старшего из братьев, каким ты приезжал из Лондона раз в год, веселый с виду, но серьезный сам по себе, когда уединялся в ближайшей роще с книгой или в мыслях, несущихся во след за облаками за горизонт…
– А как ты это видел?
– Я спал с тобою рядом или грезил, как ты возьмешь меня однажды в Лондон, и я начну с того же, что и ты…
– С чего же?
– А, за лошадьми следить приехавших верхом на представленье вблизи ворот театра, ну, за плату.
– Служил я при театре конюхом, по-твоему? Иль роль играл такую?
– Тебе платили за парней Шекспира, которых нанял ты, затеяв дело…
– За труппу конюхов, где главный я?
– Что, это выдумки всего, Уилл?
Шекспир не без важности:
– Как интродукция, куда ни шло. Так, значит, интродукцию играли одну и ту же ежедневно мы? Пожалуй, с этим можно согласиться. (Весь в движении, как на сцене.) Мы всадникам и всадницам прекрасным за подаянья заменяли слуг, – то роль актера в жизни и на сцене. Актер играет слуг и королей, он пленник всех сословий и страстей… Ты рассказал мне сказку, милый мой, как бедный конюх превратился в принца. Ах, что такое принц? Всего лишь титул. В актеры выйти – тоже не проблема. А вот как конюх вдруг предстал поэтом? Такого у Овидия не сыщешь!
– Ах, мне довольно и актером стать!
– Но ремесло актера незавидно… Смеяться и любить, и ненавидеть со страстью показной? Нет, настоящей. Ты должен исстрадаться за любого – за самого ничтожного слугу иль негодяя королевской крови…
– Как! По торговой части мне пойти? Когда пример твой мне слепит глаза, как славы лучезарной солнца блеск!
– Пример мой труден, повторить его едва ли сможешь ты; ты робок…
– Нет!
– Но кажешься ты робким, вот в чем дело, поскольку ты рассеян и задумчив, весь в мыслях потаенных, как поэт, и тем же привлекателен, но в жизни…
– Играть мне женщин ведь пока придется. Рассказывай, Уилл.
Шекспир, невольно подводя итоги:
– Да, я оказался в положении актера, который пишет пьесы и который производит впечатление вороны-выскочки, и тут эпидемия чумы, с закрытием театров… Я бы вновь отправился, как другие актеры, в скитания по постоялым дворам в провинции, не охваченные чумой, если бы, кроме пьес, я не начал писать сонеты, одобренные в кругу графа Саутгемптона, что вдохновило меня на завершение поэмы «Венера и Адонис».
– Это я знаю.
– Что ты знаешь? Произошло чудо.
– В твою судьбу вмешались феи?
– Можно и так сказать.