1

1

Тичфильд. Зимний вечер. В гостиной граф Саутгемптон, Джон Флорио, Шекспир и гости, среди них три юные дамы Анжелика, Франсис и Молли.

Уилл ( как бы про себя)

Заботливо готовясь в дальний путь,

Я безделушки запер на замок,

Чтоб на мое богатство посягнуть

Незваный гость какой-нибудь не мог.

А ты, кого мне больше жизни жаль,

Пред кем и золото – блестящий сор,

Моя утеха и моя печаль, –

Тебя любой похитить может вор.

В каком ларце таить мне божество,

Чтоб сохранить навеки взаперти?

Где, как не в тайне сердца моего,

Откуда ты всегда вольна уйти.

Боюсь, и там нельзя укрыть алмаз,

Приманчивый для самых честных глаз!

48

Флорио, переглянувшись с графом:

– Все чаще мы слышим сонеты, обращенные к леди. Ах, кто же это, Уилл?

– Зачем вам знать?

Генри, поглядывая вокруг свысока и по росту, и чувства собственного достоинства:

– Ну, хотя бы для того, чтобы нечаянно не выступить вашим соперником. Ведь ваша тайна – от досужих глаз и мнений, а не от нас, ваших друзей, которые будут рады, вместе с вами, привечать вашу избранницу. Позвольте нам угадать, кто она?

Уилл смеется:

– Хорошо. От вас-то тайн у меня нет и не может быть.

Граф Саутгемптон приглядывается к дамам, словно раздумывая, какая из них ему больше нравится.

Анжелика оживляясь:

– Что с ним? Он, кажется, впервые нас заметил? А то все заглядывался на Уилли, вслед за Шекспиром, который влюблен в юношу.

Молли с улыбкой:

– Как Венера в Адониса?

Франсис уверенно:

– Наш Уилли, конечно, сойдет за Адониса, но он явно неравнодушен к женщинам, и проводит с нами время куда более охотно, чем в окружении графа Саутгемптона и Шекспира.

Молли негромко:

– С Шекспиром ясно. Он поет платоническую любовь. А граф Саутгемптон еще молод. Это он-то и есть Адонис, которого Шекспир устами самой Венеры… приучает к мысли о женитьбе, по просьбе графини. Отказываться от помолвки с внучкой первого министра короны – случай небывалый.

Анжелика с надеждой:

– Мне кажется, я знаю, что у графини на уме. Она будет рада, если Генри влюбится в меня.

Франсис с вызовом:

– Нет, в меня!

Молли решается:

– Вряд ли ваше соперничество между собою вскружит голову графу Саутгемптону. Придется мне за него взяться.

Анжелика с мольбой:

– Но ты же замужем, Молли!

– Может, это и лучше. Надо, чтобы Адонис возжаждал любви и женитьбы, а для этого все усилия, доступные любви, хороши. Я буду наперсницей вас обеих, если вы поведете себя соответственно.

Анжелика с любопытством:

– Что это значит – соответственно? Прилично – или наоборот?

Молли смеется:

– Как! Не понимаете? Вы ссоритесь между собою вместо того, чтобы сообща вести осаду крепости, бросая через стены неотразимые стрелы Амура.

Анжелика простодушно:

– Но это же у Амура золотые стрелы, а у нас?

Молли со знанием дела:

– Влюбленные взгляды – это и есть неотразимые доводы любви. Хоть вы сами-то влюблены в нашего Адониса? Или просто хотите выйти за него замуж? Ждете любви от него? Таким образом ничего не дождетесь.

Мэри Фиттон и граф Саутгемптон – они у всех на виду, как на сцене, поскольку это был редкий случай, когда граф разговаривал с молодой женщиной.

Молли, поднимая голову:

– Ах, граф, по вашему совету я перечла поэму нашего Шекспира «Венера и Адонис».

Генри улыбается сдержанно:

– Браво, браво! Читали с удовольствием?

– Скорее с досадой.

– С досадой? Отчего же, Молли?

Мэри Фиттон растроганно:

– Молли! До сих пор я слышала от вас лишь миссис Фиттон.

– Ох, что же удивительного в том?

Мэри Фиттон, бросая на него влюбленный взгляд, а голос ее звучит взволнованно-нежно:

– Когда вы здесь, как принц, наследный принц, при этом вы прекрасны, как Адонис, не смею и подумать я о счастье привлечь вниманье ваше к моей особе, поэтому я тронута до слез. Простите!

Генри с изумлением, про себя:

– Вправду тронута до слез? И взгляд влюбленный, как стрела, пронзила и впрямь до судорог наслаждения, а очи черные сияют светом, пленительным до неги и любви.

Молли, торжествуя про себя:

– Что с вами, граф? Иль в самом деле вы Адонис, чья душа с таким трудом выносит любовь самой Венеры?

Генри выпрямляется:

– Я – Адонис, а вы Венера? Вы это разыграть хотите здесь и на виду у всех? Мысль хороша, но я плохой актер. – Оглядывается, ищет кого-то глазами. – Шекспир же, молодой душой, для роли Адониса, конечно, староват. Но есть у нас Уилли, вот кому роль эта впору. С ним сыграйте пьесу, которую Шекспиру сотворить с поэмой под рукой – пустяк.

Мэри Фиттон, слегка смущенная:

– Но, граф, я вижу в вас Адониса. Венера недаром же в него влюбилась страстно, совсем, как смертная, а не богиня, поэтому беспомощнее нас.

– И в самом деле!

– Нам справиться с Адонисом нетрудно, и жив остался бы, а уж как счастлив!

Генри, уводя в сторону Молли:

– Вы знаете, я, как Шекспир, восхищаюсь красотой Уилли, при этом вовсе неравнодушен к женщинам, я не Адонис…

Мэри Фиттон, оглядываясь:

– Шекспир?

Генри, лукаво взглядывая на Мэри Фиттон:

– Я скажу больше, он страстно влюблен в одну даму.

Молли быстро, страстным полушепотом:

– Откуда вы знаете? Неужели он выбрал вас в наперсники?

– Нет. Он поет любовь, из его сонетов.

– Вы знаете, кто она?

– Кто бы она ни была, поэт обессмертил ее.

– Значит, вы не знаете, кто она?

Генри смеется:

– Никто не знает. Шекспир держит имя своей возлюбленной в тайне, по ее просьбе или приказанию. Я думаю, она просто замужем, и связь с поэтом, конечно, должна хранить в тайне от света. Но, кажется, я начинаю догадываться, кто она.

– Кто же?

Граф Саутгемптон, взглядывая вдоль анфилады комнат, видит, как в сторону поспешно уходит Шекспир. А Мэри Фиттон останавливается у зеркала.

Звучит музыка. В просторном зале танцы. Граф Саутгемптон, которого не оставила в покое Мэри Фиттон, танцует с нею.

Генри восклицает:

– О, боги! От любви твоей, ну, кто бы смог отказаться? И старец полумертвый, помолодев, вернулся б к грешной жизни.

Молли в восторге:

– Ах, вы заговорили, как Шекспир!

Генри, покачав головой:

– Но тут одно лукавство, как я вижу, не без участья матери моей. Признайтесь!

Мэри Фиттон продолжает игру:

– В чем? Что я в вас влюблена?

– Я говорю: лукавство ваше мило, но от него страдает наш Шекспир, достойнейший из смертных среди нас.

– Актер?

– Поэт! Он в вас влюблен и любит вас, не так ли?

– Он вам сказал?

– О том поет в сонетах, о чем вы лучше знаете меня.

– Нет, он поет в сонетах вас с Уилли.

Генри решается высказаться прямо:

– То отголоски песен о любви, любви к прекрасной даме… И я, признаюсь, по-прежнему, как в юности, влюблен, вот почему я не хочу жениться и предаваться у себя страстям, что лишь уводит от мечты моей о совершенном счастье.

Мэри Фиттон, с изумлением оглядываясь вокруг:

– Кто она?!

– Увы! Ее здесь нет, иначе был бы я счастливейшим из смертных.

Граф Саутгемптон прикладывает палец к губам и, поклонившись даме, удаляется, не очень довольный тем, что раскрыл свою тайну. Мэри Фиттон явно озадачена.