Эволюция признаний
Эволюция признаний
Превратившийся в «сенсацию века» один из самых позорных скандалов Белого дома, «Уотергейт» усилил недоверие миллионов американцев не только к отдельным политическим лидерам страны, но и к самой структуре государственного механизма. Естественно, в этих условиях правящей верхушкой США овладело сильное беспокойство; со всей остротой встала проблема — что предпринять ради укрепления пошатнувшегося морального авторитета центральной власти.
И в этой действительно очень сложной обстановке, когда перед американским народом в крайне неприглядном виде предстали высшие эшелоны государственного аппарата страны, достоянием гласности вдруг становятся новые, еще более скандальные разоблачения, связанные с преступной деятельностью Центрального разведывательного управления. Причем на сей раз речь шла не о внутренних правонарушениях, а о международном престиже державы.
Сенсация «по делам ЦРУ», как уже указывалось, совпала по времени с обострением межпартийной борьбы в ходе предвыборной президентской кампании. И конечно, администрация Дж. Форда, вынужденная начать расследование, но пытавшаяся сделать вид, что оно ведется по ее инициативе, подчеркнув тем самым свою «объективность и непредвзятость», рассчитывала таким путем несколько укрепить позиции республиканцев. Однако внимательное ознакомление с докладами комиссий конгресса и правительства США убеждает в том, что главная цель организаторов этих «разоблачительных акций» состояла в другом — не допустить, чтобы сенсация всерьез затронула какую-либо из чередующихся у кормила власти политических партий, в равной степени представляющих интересы господствующего класса, восстановить в глазах американского и мирового общественного мнения основательно подмоченный престиж страны и реабилитировать саму форму государственного правления. Они надеялись, что в результате публикаций докладов комиссий, расследовавших деятельность разведывательных органов страны, удастся как бы продемонстрировать «силу духа» и «необыкновенное мужество» американской «демократии». Расчет строился на том, что уже сам факт признания участия Соединенных Штатов во вчерашних событиях, пусть грязных и кровавых, будет воспринят как своего рода моральный подвиг, как гарант того, что в будущем подобное не повторится.
Показательно, что в дни «благородного раскаяния» работа пропагандистского механизма разворачивалась по уже знакомому нам сценарию. Из информационного арсенала на свет божий извлекались все излюбленные приемы: «утечка сведений», «внезапная удача журналиста», «случайная находка секретного документа» неким благородным анонимом, а подчас вполне конкретным лицом и т. д. и т. п.
Каждый день приносил новые сенсационные разоблачения — ими перебивали музыкальные радиопередачи, прерывали показ телевизионных вестернов. Наконец, после того как накал политических страстей достиг своего апогея, всю эту продуманную, направляемую опытными дирижерами пропагандистскую шумиху постепенно спустили «на тормозах». В расследование включились комиссии правительства и конгресса, которые в общем и целом подтвердили то, что уже было общеизвестно, то, что невозможно было замолчать, И тщательно скрыли остальное.
От полного отрицания очевидного всему миру факта до постепенного, но, несомненно, запланированного раскрытия той лишь его стороны, которую задумано было обнародовать,— вот отработанная годами схема «эволюции признаний». Важно создать в первую очередь видимость осуждения и даже раскаяния тех или иных снятых со своих постов должностных лиц, а кроме того, убедить американскую и мировую общественность в отсутствии «осознанной причастности» к тайным операциям высших государственных деятелей страны. Эту схему американские стратеги от пропаганды используют всякий раз, когда в результате появления неопровержимых доказательств дальнейшее утаивание преступных акций США становится бессмысленным, когда возникает необходимость успокоить взбудораженное общественное мнение. Так, например, в предварительном докладе специальной сенатской комиссии, появившемся в результате «скрупулезного и всестороннего изучения» деятельности ЦРУ, превалируют рассуждения, нужные лишь для того, чтобы у читателя не возникла потребность квалифицировать изложенные факты как преступление. Доклад нарочито рассеивает внимание читающего на всевозможных формальных моментах: правильно ли определены инструкциями отношения между чинами администрации США — высшими и низшими, какова степень ответственности президентов и их министров за «крайности» (т. е. террористические акции!), подготовкой и осуществлением которых занят аппарат ЦРУ, и т. д. Один из заключительных разделов доклада начинается весьма назидательно: прибегать в будущем к убийству руководящих деятелей иностранных государств недопустимо. И хотя этот запрет подкреплен обычной высокопарной фразой о «моральных устоях, составляющих основу американского образа жизни», он фактически сводится на нет с помощью дополнений о «ряде практических соображений».
Эти оправдывающие все и вся дополнения занимают немало страниц. Обсуждаются досконально все «за» и «против» убийства — не с точки зрения морали и норм международного права, а именно с точки зрения политической целесообразности: уберешь одного неугодного, а где гарантия, что его место займет нужный человек? Убрали Дьема, а что изменилось в Южном Вьетнаме и чем все кончилось? Отсюда читатель должен сделать вывод: вмешиваться во внутренние дела других стран конечно же можно и должно, но с умом, дабы избежать публичного скандала.
Ни один пункт доклада сенатской комиссии не отрицает того факта, что на протяжении практически всего послевоенного периода Соединенные Штаты инспирировали заговоры, насаждали военно-фашистские диктатуры, организовывали тайные экономические войны, саботаж, вели подрывную пропаганду. Но авторы доклада, избегая собственных оценок, как бы соглашаются с тем, что без применения этих средств нельзя было обеспечить защиту интересов США (т. е. американского империализма.— Ф. С.). По их мнению, важно одно — должна быть исключена возможность какой бы то ни было компрометации высокопоставленных лиц, которые определяют политику государства.
Весьма убедительна в этом смысле позиция двух довольно известных лиц — сенатора Метайеса и бывшего директора ЦРУ Хелмса. Их диалог в ходе опроса сенатской комиссией приведен как бы мимоходом, в подстрочном примечании на одной из страниц доклада. Выясняя у бывшего директора ЦРУ степень причастности американских президентов к решениям об убийстве иностранных лидеров, сенатор говорит: «Позвольте мне привести один пример из истории. Когда Томас Бекет [Английский церковный и политический деятель XII века; архиепископ Кентерберийский. Томас Бекет выступал против политики короля Генриха II Плантагенета, стремившегося к подчинению английской церкви светской власти. По негласному приказу короля в 1170 г. был убит в Кеитерберийском соборе четырьмя придворными рыцарями] стал такой же помехой, как и Кастро, король произнес: «Кто же избавит меня от этого человека?» — и этим ограничился.
Хелмс не без иронии отвечает: «Это вдохновляющий подход к проблеме». И с удовольствием разъясняет: «...я полагаю, что любому из нас было бы очень трудно обсуждать планы убийства с президентом США. Думается, все мы считаем, что нас наняли для того, чтобы подобные вещи не обсуждались в Овальном зале» 7.
Сенатору Метайесу, кстати, не было необходимости так далеко ходить за примерами. Ведь менее чем за 10 лет до того, как администрация президента Дж. Форда начала «расследование по делу ЦРУ», незадолго до событий в заливе Кочинос, Роберт Кеннеди, министр юстиции, беседуя с руководителями ЦРУ, высказался вполне «по-королевски»: «Когда же, наконец, вы что-нибудь сделаете с этим Фиделем Кастро?»
Словом, по мнению Хелмса, Центральное разведывательное управление на то и существует, чтобы самостоятельно, на свой страх и риск расхлебывать возможные неприятные последствия провалов. И общий ход расследования это подтверждает. Ведь осуждена была не сама грязная империалистическая политика, которая неизбежно порождает кризисные ситуации, чреватые серьезными международными осложнениями и даже военными конфликтами, а ошибки исполнителей, не сумевших при осуществлении этой политики сберечь престиж страны и репутацию ее администрации.
С вдохновляющим бывшего шефа ЦРУ «подходом к проблеме» удивительно совпадает мысль, выраженная во вступительной части предварительного доклада комиссии Ф. Черча в следующей достаточно откровенной формуле — «концепция правдоподобного отмежевания». Именно так озаглавлен один из вводных разделов доклада. К этой концепции, которая в дальнейшем была возведена в ранг «доктрины», авторы доклада возвращаются и в заключительной части.
Главная суть так называемой доктрины «правдоподобного отмежевания» — по возможности не оставлять каких бы то ни было подтверждений причастности Соединенных Штатов к тем или иным тайным операциям. Однако, допуская все же вероятность разоблачения отдельных преступных акций, авторы доктрины позаботились о разработке целой системы приемов «правдоподобного отмежевания» администрации США от свершившегося. В частности, один из предложенных приемов маскировки решений, принимаемых представителями Белого дома, заключался в том, чтобы непосредственные исполнители не перегружали их знанием всех деталей и нюансов затеваемых операций.
Итак, три комиссии высшего уровня (одну из них возглавлял сам вице-президент) допросили бывшего президента, вызвали «на ковер» бывших директоров ЦРУ и тогда еще занимавшего этот пост, изучили массу документов. Были опубликованы официальные доклады, в которых прямо или косвенно, безусловно или с витиеватыми оговорками признавалось прямое участие ЦРУ в убийствах иностранных лидеров, в свержении вчерашних американских марионеток, ставших па том или ином этапе неудобными для внешней политики США.
Но сенсационные разоблачения остались без последствий. Итоги расследования злоупотреблений центральной разведки, проведенного комиссиями правительства и конгресса, довольно скоро были преданы забвению. Само ведомство благополучно пережило скандал, сохранив в неприкосновенности — если не сказать больше — право вершить тайные операции.
Все это дает основание сделать вывод о фактическом провале расследования деятельности ЦРУ. Совершенно очевидно, что «оперативность, дальновидность и решительность», которых, по мнению американской печати, недоставало комиссиям правительства и конгресса, имели определенные, заранее предусмотренные пределы, идти дальше которых было не дозволено. Определенную роль сыграло и само ЦРУ, «стратегия которого была безукоризненной». Любопытно в этом отношений заявление пожелавшего остаться анонимным сотрудника сенатской комиссии Ф. Черча: «Они действительно знали, что делают. Я думаю, что они защищались лучше любого другого ведомства. Для противоборства с нами они образовали какую-то специальную группу. Мне иногда казалось, что они проводят против нас одну из тех операций, которые осуществлялись против иностранных правительств. Это был отдел ЦРУ по конгрессу — такой же, как по Греции или Вьетнаму». Что-то пришлось признать, что-то скрыть, что-то продвинуть в печать, чтобы попутно сбить с толку широкие круги общественности, от чего-то отвлечь внимание. Сами по себе эти факты вызывали интерес, как бы дополняя известное или малоизвестное, удовлетворяя тем самым разожженное прежними публикациями любопытство читателя ко множеству так и не раскрытых государственных тайн. Упомянутый сотрудник рассказал о том, как этому, естественно, неконституционному, никак и никем не узаконенному «отделу ЦРУ по конгрессу» удалось обвести все три комиссии вокруг пальца.
Итак, на поверхности явления Центральное разведывательное управление вновь предстало «невидимым правительством», «государством в государстве», «империей в империи».
Ярким подтверждением этому явился разыгранный администрацией США спектакль, связанный с назначением очередного директора ЦРУ.
Новому американскому президенту было не так-то просто подобрать преемника вместо отправленного в отставку директора центральной разведки Колби. Вынужденный считаться с настроениями общественности страны, вызванными разоблачениями преступных деяний ЦРУ, Дж. Картер предложил на этот пост Теодора Соренсена. Однако эта кандидатура, как можно было понять, не приглянулась военно-промышленному комплексу.
Против назначения Соренсена, который в свое время был советником президента Джона Кеннеди, развернулась шумная кампания. Ее инспирировали круги, которые не могли простить Соренсену его пацифистских взглядов. Одно лишь намерение президента назначить на пост директора ЦРУ Т. Соренсена, утверждавшего, что необходимо предотвратить злоупотребления властью со стороны ЦРУ и разрешить большую гласность в том, что касается его деятельности, не могло не вызвать у них определенной тревоги.
Соренсен публично высказался за строгий контроль над проведением скрытых операций, создавших ЦРУ зловещую репутацию в мире. Он объявил, что будет добиваться исключения из сферы деятельности центральной разведки таких акций, как покушения на иностранных лидеров, государственные перевороты и т. п. Вполне понятно, что вокруг предстоящего назначения «опасного либерала» шефом главного тайного ведомства разгорелись политические страсти.
Накануне слушаний в комиссии, которая должна была рекомендовать сенату утверждение кандидатуры на пост директора ЦРУ, пошли слухи, что Т. Соренсен, будучи специальным советником президента Дж. Кеннеди, допускал утечку секретной информации, что он после ухода из Белого дома использовал закрытые документы для своих мемуаров. И сблокировавшиеся конгрессмены консервативного толка из обеих партий дружно отклонили сомнительного, с их точки зрения, кандидата.
Словесной шелухи на головы американского обывателя в связи с этим эпизодом было обрушено предостаточно. Однако никто из комментаторов, конечно, «не заметил», как четко был отрежиссирован спектакль. У президента были самые благие намерения, он пытался идти «в ногу» с прогрессивными силами общества, но... Снова таинственная власть, снова всемогущество самоуправляемого ведомства.
В итоге очередным директором ЦРУ стал профессиональный военный адмирал Стэнсфилд Тэрнер, занимавший до 1975 г. пост командующего вторым американским флотом и ударным флотом НАТО на Атлантике, а затем являвшийся главнокомандующим объединенными вооруженными силами НАТО в южной зоне Европы.