Глава 17.Сэм Хор

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 17.Сэм Хор

В конце 1940 или начале 1941 года Гесс уполномочил Альбрехта Хаусхофера связаться с Сэмюэлем Хором в Мадриде; разработать эту линию Альбрехт рекомендовал в сентябре, когда отправил Гессу черновик своего письма Гамильтону; возможно, эта тема стала главной в их беседе во время встречи между 21 и 24 февраля. Для этого Альбрехт воспользовался услугами своего бывшего студента по имени Генрих Штемер, которому он помог устроиться на работу в германское посольство в Мадриде. Пробный шаг Штемер сделал через тамошнее шведское посольство. Как следует из заявления Штемера, сделанного в 1959 году, в результате этого шага Хаусхофер и Хор пришли к соглашению, что достижение мира на западе зависит от снятия и Гитлера, и Черчилля.

Документальных свидетельств того времени, подтверждающих наличие такого соглашения, или фактов встреч, сделавших это соглашение возможным, нет; как нет доказательств того, что их инициатором был Гесс; на самом деле порой считают, что Альбрехт занимался этим от лица круга фон Хасселля, оппозиции Гитлеру. Но думать так значит заблуждаться относительно взглядов Хаусхофера на войну "между двумя белыми господствующими расами", не понимать деликатности его положения в нацистском государстве и недооценивать вездесущую агентуру Гиммлера. Если бы он производил зондирование от лица «оппозиции» через официального работника германского посольства, он не стал бы делать это, сначала не обезопасив себя однозначными указаниями на этот счет Гесса. Это и подтверждает заявление Штемера 1959 года, в котором констатировалось, что встреча между Хором и Галифаксом, с одной стороны, и Гессом и Хаусхофером, с другой стороны, планировалась на февраль или март 1941 года на испанской территории или в Португалии. В отчетах Хора министерству иностранных дел о подобном предложении нет ни слова. Можно не сомневаться и в том, что об этом не говорится ни в одном из закрытых дел, освещающих этот период, поскольку, начиная с апреля 1941 года, штатный сотрудник министерства иностранных дел П. Грей вел учет всех германских «миротворцев», ни Гесс, ни Хаусхофер в его записях не упоминаются.

Либо Штемер перепутал месяцы (имеются доказательства, что какая-то встреча имела место позже), или Хор сообщал в министерство иностранных дел не обо всех случаях мирных призывов; единственным объяснением этому может быть либо его тайный сговор с врагом за спиной Черчилля, либо он был включен в план дезинформации "Двойного креста", по которому ему отводилась роль лидера британской «оппозиции» Черчилля, его возможного будущего преемника. Во всяком случае, убедить в этом немецкую сторону ему не составило бы большого труда. Он был хорошо известен как бывший активный «миротворец» и один из «виновников», ставших героями книги о пути к войне, опубликованной недавно на английском языке. Джок Колвилль, близкий к Черчиллю человек той поры, позже писал о "естественной склонности Хора к интриге… Не зря его прозвали "Скользкий Сэм"".

Хор был человеком большого ума, непревзойденным политиком, сменившим за восемнадцать лет ряд высоких кабинетных постов. Он был министром авиации, иностранных дел, Первым лордом Адмиралтейства и лордом-хранителем Печати. В 1939 году он мог бы стать премьер-министром после Чемберлена. В 1940 году Черчилль избавился от его присутствия в военном кабинете. Решив воспользоваться его дипломатическими талантами, он отправив его послом в Мадрид со специальным поручением: не дать испанскому диктатору Франко вступить в войну на стороне стран Оси.

Дэвид Экклс, уполномоченный по делам экономики и разведки на полуострове, находился в Лиссабоне, когда по пути в Мадрид туда прибыли "разряженные, как для приема в саду Букенгемского дворца" сэр Сэмюэль и леди Мод Хоры. Когда Хору объяснили тяжелое положение в Испании и познакомили с последними сводками разведки, согласно которым Гитлер собирался втянуть Испанию в войну, он побледнел и сказал, что его миссия бесполезна, так как его обманули, и что утром отбудет в Лондон. Экклс писал: "Растерянным я его видел впервые, в будущем такая возможность предоставится мне еще не раз. Мы с Селби [британский советник посольства] поддержали его, чем могли. Но по прибытии в Мадрид он велел подготовить его личный самолет к отлету, чтобы отправиться домой. Его нужно было уговорить остаться".

Позже, когда Экклс познакомился с Хором поближе, он не мог не восхищаться его знанием мира, его светскостью, его недюжинным административным талантом и умением вести переговоры. В письме жене, датированном сентябрем 1941 года, он писал, что испанцы очень любят Хора, "спокойно воспринимая иезуитскую черту его характера, столь свойственную им самим". Его слабость, продолжал он, заключается в его профессиональной подготовке политика быть всем для всех и отсутствии физической отваги, эти недостатки являются причиной "неуверенности и склонности к компромиссам, знаменующим пределы возможностей высоко одаренной личности.

Хотя порой действительно казалось, что Франко может вступить в войну, чтобы пожинать плоды победы вместе с Гитлером, недавняя гражданская война разорила его страну, его народ голодал, и у него не было желания участвовать в настоящей войне. Британцы пытались укрепить его решимость придерживаться нейтралитета, снабжая Испанию пшеницей и другими продовольственными продуктами; немцы, проповедуя доктрину «неизбежности» победы и "Нового порядка" в Европе, пытались склонить его на "сторону победителя". В октябре им удалось одержать победу, когда Франко сменил послушного британским настроениям министра иностранных дел, Хуана Бейгбедера, своим честолюбивым зятем, Серрано Суньером, сочувствовавшим немцам. Через Суньера Гитлер усилил давление на Франко. Теперь он не столько старался вовлечь его в войну, сколько добиться разрешения прохода немецких войск через страну к Гибралтару, чтобы захватить британскую крепость, охраняющую западные ворота Средиземного моря. В определенной степени этот маневр служил плану фюрера как можно дольше скрывать намерения относительно России; кроме того, в случае провала мирного урегулирования с Британией, это заставило бы британцев сосредоточить свои силы на западе, в то время когда он повернет свои войска на восток.

В британском посольстве в Мадриде давление это воспринималось не как уловка, а как все возрастающая угроза, дающая повод приступам паники Хора. В феврале 1941 года положение представлялось особенно опасным. На встрече, происшедшей в первых числах месяца, Франко сказал Хору, что Европа совершает самоубийство: чем дольше будет длиться война, тем большие разрушения будут причинены континенту. Детали их разговора, возможно, содержатся в одной из папок министерства иностранных дел, касающихся давления Германии на Испанию, от 5 или 6 февраля, закрытых для ознакомления до 2017 года. Возможно, Франко предложил выступить в качестве посредника между странами Оси и Черчиллем, в этой роли он уже выступал на мирных переговорах с Францией. Возможно, он пригрозил, что если его предложение будет отвергнуто, он будет вынужден вступить в войну на стороне стран Оси. Но это только предположения.

20 февраля, после того как ведущий испанский генерал Аранда сообщил Хору, что военные единодушны в желании удержать Испанию от участия в войне и что Франко полон решимости не поддаваться давлению ни со стороны Гитлера, ни со стороны своего зятя, Суньера, Хор отправил Черчиллю личную телеграмму, в которой настоятельно просил усилить экономическую помощь Испании и предложил выработать общую программу экономической помощи с Соединенными Штатами, включая американские кредиты и американские поставки. Уведомить об этом Франко надлежало лично Черчиллю и Рузвельту в совместном послании. В другой длинной и нервной телеграмме, отправленной в тот же день, он писал, что, поскольку более действенная экономическая помощь Испании может заставить немцев усилить давление на нее, для укрепления испанской сопротивляемости может возникнуть необходимость "разрешить по предварительной договоренности определенное количество тщательно отобранных товаров продавать в Германии" — короче говоря, позволить странам Оси получать товары в обход морской блокады через Испанию и тем самым усилить позиции Франко в переговорах с Гитлером.

В конце месяца, после дискуссии со специальным посланником президента Рузвельта, полковником Уильямом Донованом, Хор снова телеграфировал Черчиллю:

"Со всей ответственностью заявляю, что через два месяца здесь разразится кризис. Министр иностранных дел [Суньер] явно рассчитывает на британское поражение на Ближнем Востоке и склонение Испании помимо ее воли на сторону Оси. С каждым днем его враждебность по отношению к нам становится все более явной. Тем не менее, я верю, что если с Британией не случится несчастья [и] мы быстро сумеем разработать политику в соответствии с указаниями… моей телеграммы N 320 [выше], у нас будет хороший шанс обойти его махинации… В любом случае, если мы хотим добиться успеха, нам нужно торопиться".

2 марта Хор посылает Черчиллю еще одну длинную, нервную телеграмму с повторами. Она начинается словами: "Я уверен, что если мы хотим избежать в Испании и Марокко повторения нашего провала в Норвегии, нам нужно очень быстро принять решения по вопросам военной и экономической политики…"

Роджер Мейкинс (ныне лорд Шерфилд) из министерства иностранных дел сделал пометку: "Эти телеграммы от сэра Сэмюэля Хора… кажутся мне встревоженными и сумбурными. В Мадриде наблюдается очевидный рост напряженности, что заставляет посла изменить его оценку ситуации и выдвинуть довольно бестолковые предложения…"

Кадоган тоже был озадачен телеграммами Хора и раздосадован на посла за то, что тот настоял на непосредственном обращении к Черчиллю, чем на соблюдении обычной для министерства процедуры. Что касалось экономической помощи Испании, Хор уже вынудил власти подписать соглашение о заеме от имени британского правительства.

На другой день у Кадогана состоялась беседа с прибывшим в Лондон полковником Донованом. По мнению Донована, снабжать Испанию продовольствием стоило лишь в таком объеме, чтобы она не могла делать накопления, но если им нужна помощь США, Британия должна согласиться на поставки в неоккупированную часть Франции против чего британское правительство возражало.

В этот же период в Лондоне по вопросу военной помощи Испании находился губернатор Гибралтара, генерал Мейсон Мак-Фарлейн. После собрания руководителей отделов, состоявшегося 1 марта, в министерстве иностранных дел было объявлено об образовании британской делегации взаимодействия с испанским правительством, созданной по инициативе генерала Мак-Фарлейна на случай "проявления враждебности в стране".

Не приходится сомневаться, что Гитлер, в представлении Лондона и британского посольства в Мадриде, собирался принудить Франко объявить о вступлении в Ось или, в нарушение соглашения с ним, вторгнуться в страну. Широко развернулось планирование военной помощи Испании, включавшее отдельные операции Управления специальных операций (СОЕ).

Такой была ситуация в Мадриде, когда там появился принц фон Хоенлове. Следует напомнить, что Хоенлове, хотя и отчитывался перед германским министерством иностранных дел и, несомненно, перед Гиммлером, миротворческие шаги начал предпринимать в конце октября 1939 года в Швейцарии, предложив правительству Чемберлена провести переговоры с Герингом, а не Гитлером. В следующем июне Хоенлове доложил Риббентропу, что через Карла Буркхардта контакта с ним ищет Рэб Батлер, помощник министра иностранных дел, и в июле сообщил, что Келли, британский дипломат в Берне, сказал ему, что Галифакс, Батлер и Ванситтарт имеют последователей и что их взгляды разнятся со взглядами Черчилля. Хоенлове знал Хора и — за несколько месяцев до войны время от времени встречался с ним в Лондоне, но никак не потом, как утверждал Хор. Хор видел его 5 марта и на другой день послал Кадогану отчет о их беседе, приложив к нему сопроводительную записку:

"При обычном стечении обстоятельств я бы телеграфировал вам до того, как встретиться с ним. Поскольку уехать из Мадрида он может в любой момент, я должен был встретиться с ним вчера или не иметь такой возможности вовсе, причем накануне я услышал о его желании увидеться со мной. Надеюсь, что вы с одобрением отнесетесь к моему желанию встретиться с ним и к линии, которой я придерживался в беседе".

На основании этой записки можно сделать вывод, что Хор знал, что после распоряжения Черчилля об "абсолютном молчании" министерство иностранных дел не санкционирует его встречу с Хоенлове. Если так, то он был прав. Это становится ясно из пометки на папке и ответа Кадогана:

"Дорогой Сэм… Мы хорошо понимаем, что решать, встречаться или не встречаться с Хоенлове, вам пришлось срочно. Вы совершенно правы в том, что, как правило, мы не слишком поощряем встречи подобного рода, которые чреваты опасностью разоблачения или превратного толкования".

Отчет Хора о беседе начинался словами:

"Принц Макс Хоенлове, владеющий крупной собственностью в Испании, прибыл в Мадрид несколько дней назад. Потом на вечеринке он встретился с бригадиром Торром [британским военным атташе], старым своим приятелем, и сказал ему, что хочет поговорить со мной. Я. тщательно обдумал, стоит ли мне с ним встречаться; естественно, прежде чем соглашаться, я предпочел бы сначала проконсультироваться с Лондоном. Однако мне пришлось решать сразу, так как принц мог покинуть Мадрид в любой момент. Таким образом, я встретился с ним на квартире бригадира Торра в присутствии самого бригадира, чтобы впоследствии беседа не была превратно истолкована. Место встречи было совершенно безопасным, так как квартира, где мы виделись, находится в том же здании, что и квартира одного из его личных друзей, кого он часто навещает".

В начале разговора Хоенлове чувствовал некоторую скованность, продолжает Хор, в результате у него и бригадира Торра сложилось мнение, что он прибыл "с каким-то специальным заданием от Геринга". Возможно, пояснить это замечание поможет тот факт, что Хор помнил, что в октябре 1939 года Хоенлове выступал с мирными инициативами от лица Геринга; Торр как старый приятель Хоенлове, вероятно, тоже знал, что прежде тот выступал от имени Геринга. В любом случае, когда Хор покинул квартиру, Хоенлове продолжил разговор с Торром и сказал ему, что недавно гостил у Геринга, и рейхсмаршал "расточал похвалы в адрес британского характера и британской отваги".

В беседе Хоенлове неоднократно подчеркивал Хору, что война — это бедствие; Гитлер был готов заключить мир уже в июле прошлого года после своей первой крупной победы на западе; почему же теперь, после успехов в Северной Африке, Британия не готова сесть за стол переговоров? Германию никогда не победить; продолжение войны будет способствовать концу европейской цивилизации и «коммунизации» или «американизации» мира, в то же время, если мир заключить теперь, то Гитлер будет очень сговорчив; сражаться с Великобританией он никогда не хотел.

"Я спросил у него, что он понимает под сговорчивостью Гитлера. Он ответил, что Гитлер хотел бы оставить себе Восточную Европу и Китай. Что касалось Западной Европы или остального мира, то тут он хотел малого или почти ничего. Однако он настаивал на сохранении подчинения себе Польши и Чехословакии и господствующего влияния на Балканах. Получив этот ответ, я самым решительным тоном сказал, что не вижу возможности для заключения мира по двум причинам. Во-первых, в Англии никто не верит слову Гитлера… Во-вторых, предложенные им условия означают сохранение германского господства в Европе, а мы принять какую-либо диктатуру в Европе не готовы…"

Хоенлове ответил, что если Британия не подпишет мир с Гитлером, она не увидит мира вообще: "Гитлер единственный в Германии человек, с кем считаются"; он тянет за собой народ. Геринг с этим не справится, как не справится никто другой. После чего дискуссия топталась на месте, хотя Хоенлове не скрывал планов относительно России, сказав, что "рано или поздно, а, по его мнению, чем раньше, тем лучше, Германия поглотит Украину и русские окраины". Этот отрывок в отчете Хора был помечен на полях карандашом, вероятно, в министерстве иностранных дел. Прощаясь, Хор снова подчеркнул, что не видит "ни малейшего шанса найти основу для мирных переговоров".

В этом заключался смысл отчета Хора о беседе. Отчет, который должен был сделать Хоенлове, в архивах германского министерства иностранных дел отсутствует. Возможно, что он переправил его Гессу через Пфеффера фон Саломона (если на разговор его уполномочивал Гесс), вполне возможно, что Ильзе Гесс после полета своего мужа уничтожила папку с материалами Саломона, касавшимися миссии Гесса в Великобритании.

Итальянский посол в Мадриде составил отчет о беседе, состоявшейся между Хором и Хоенлове примерно в это время, который позже был опубликован в итальянских дипломатических документах. Он отражает совершенно иную историю. Хор, как явствует из итальянской версии, констатировал, что позиция британского правительства не может оставаться устойчивой; Черчилль "больше не может рассчитывать на поддержку большинства", и рано или поздно он (Хор) будет "вызван в Лондон, чтобы возглавить правительство, имея конкретную цель — заключение компромиссного мира". Еще он сказал, что собирается сместить Идена с поста министра иностранных дел и сменить его Р. Э. Батлером.

Этот отчет был отправлен 14 марта, то есть девять дней спустя после даты встречи, обозначенной в сообщении Хора. Поскольку весьма сомнительно, чтобы подобные слова он мог произнести в присутствии бригадира Торра, можно предположить, что между Хором и Хоенлове имела место еще одна, тайная, встреча. Но не исключено и то, что их свидание 5 марта стало поводом для слухов, обраставших в накаленной атмосфере Мадрида неправдоподобными деталями, или же это была намеренная дезинформация, пущенная немцами. Предыдущим летом подобные слухи ходили о Хоре и во время пребывания в Мадриде герцога Виндзорского.

Если это более или менее соответствует реальности, можно предположить, что Хор пытался заслужить доверие немцев, рассчитывая в ближайшем будущем встать во главе прогерманского британского правительства, либо, предвидя неизбежное вторжение немцев в Испанию, он испугался. В 1983 году Дэвид Экклс писал о нем: "В другой раз, когда до него дошли слухи о том, что германские войска вот-вот перейдут Пиренеи, он придумал, что ему предложили место в военном кабинете, что потребовало его немедленного отъезда домой. Он знал, что это выдумка, тем не менее мы видим, насколько важно для его успокоения было сделать вид, что возвращается в правительство… Жаль было наблюдать такое проявление трусости в человеке с таким высоким потенциалом".

Самым простым представляется ответ, что Хор действительно сказал Хоенлове то, о чем сообщал итальянский посол, и сделано это было согласно плану дезинформации, разработанному «W» правлением и "Комитетом двойного креста": что в Великобритании существовала значительная бппозиция, готовая на переговоры с Германией, и что положение Черчилля было неустойчивым. Это согласуется с заметками Штемера и другими известными контактами немцев с Хором.

Не исключена и третья возможность, что Хор играл на обе стороны, то же можно сказать и о Бивербруке, имя которого в тот период связывали с Ллойдом Джорджем. В свою очередь, Бивербрук был близок к Хору. Похоже, что он оказывал последнему финансовую поддержку и даже взял на себя ответственность за 6000 фунтов стерлингов, которые Хор задолжал Ллойдам в мае 1940 года, когда выезжал в Мадрид. Пока Хор находился в Мадриде, он еженедельно обменивался письмами с Бивербруком, начинавшимися с обращений: "Дорогой Макс" и "Дорогой Сэм". Хор не уставал хвалить Бивербрука за отличное производство аэропланов, а Бивербрук расхваливал Хора за хорошее состояние дел в Испании.

Следует вспомнить, что в тот период Ллойд Джордж не скрывал своего разочарования руководством Черчилля. Показательной является дневниковая запись Гарольда Николсона из министерства информации, сделанная им 2 марта. В ней говорится, что страна, на его взгляд, способна выдержать самые ужасные атаки Гитлера, но люди уже дошли до крайности, в связи с чем будет трудно отказаться от сколько-нибудь приемлемого мира, если Гитлер его снова предложит. Когда дела пойдут из рук вон плохо, продолжает он, должно возникнуть "стремление приписать все несчастья "поджигателям войны" и заменить Черчилля на Сэма Хора или какого другого миротворца. Для Англии это будет конец".

Важно отметить, что в условиях существовавшего тогда в кругах Сити разброда другой миротворец того времени предложил провести в Швеции тайную встречу между Монтегю Норманом, управляющим "Банком Англии" и его немецким коллегой и другом, доктором Хэльмаром Шахтом. Это предложение исходило от "высших официальных лиц" в Берлине, но не от Гитлеравозможно, от Геринга, или Риббентропа, или Гесса. Хотя последнее представляется маловероятным, ввиду явного указания на посредническую роль американского посланника в Стокгольме и его "шведского информатора… дальнего родственника Геринга", вероятно, имелся в виду друг барона Бонда, граф Розен. И на этот раз оно снова было созвучно посланиям Геринга через Бонда и Хоенлове: Германия готова протянуть руку дружбы и, если инициатива будет исходить от Британии, Германия с радостью пойдет навстречу.

Выступление Германии с мирными предложениями сочеталось с мощными угрозами. Кроме создания видимости подготовки ввода войск в Испанию с целью захвата Гибралтара, имитировалась подготовка вторжения в Британию — став отвлекающим, этот план получил кодовое название «Акула». Кроме того, перемещение германских сухопутных и военно-воздушных сил на Балканах и в Северной Африке для оказания поддержки итальянцам, обещало поколебать положение Британии на Ближнем Востоке и Суэцком канале. К тому же Гитлер торопил японцев с нападением на Сингапур, бастион Британской империи на Дальнем Востоке, полагая, что эта атака окончательно убедит англичан в бессмысленности продолжения войны. Существование Британской империи было поставлено на карту.

По сей день неизвестна настоящая роль Хора, занимавшего в этой интриге центральное место. Вел ли он собственную двойную игру или участвовал в тонком обмане, разработанном наверху, возможно, самим Черчиллем, или итальянский посланник в Мадриде всего лишь пересказывал сплетни или распространял дезинформацию. Ясно одно: послания Хора отличались сумбурностью и пространностью, его поступки были непредсказуемыми. Мало того, что он встретился с Хоенлове (что явно противоречило последним инструкциям Черчилля), когда всю ту же информацию мог раздобыть бригадир Торр, затем телеграммой в министерство иностранных дел он сообщил, что вместе с тремя военными атташе едет в Лиссабон на встречу с генералом Мейсоном Мак-Фарлейном, возвращавшимся в Гибралтар. Кадоган не замедлил отреагировать: "Не является ли поездка ваша и трех военных атташе в Лиссабон слишком демонстративным действием, не даст ли она пищу нежелательным толкам… нельзя ли придумать менее заметный способ установления необходимых контактов?"

Хор изменил решение и вместо Лиссабона на второй неделе апреля отправился в Севилью и Гибралтар, вызвав шквал предположений относительно цели его визита, достигший стен министерства иностранных дел. Роджер Мейкинс в связи с этим записал: "Следует внести в протокол, что посол отправился в Гибралтар, несмотря на категорический запрет делать это. Он не только не уведомил нас о своих передвижениях, но и не дал сколько-нибудь вразумительного объяснения мотивов своего недельного пребывания в Гибралтаре. Как мы и предвидели, он подвергся кривотолкам и нападкам".