«Царь начат яр бытии и прелюбодействен зело»

«Царь начат яр бытии и прелюбодействен зело»

Личная жизнь людей русского Средневековья нам почти не известна. Причина тому – малочисленность и слабая информативность источников, сохранившихся до нашего времени. Большинство из них носят официальное происхождение. Это – летописи, документы, публицистические сочинения. В них не принято было уделять внимание повседневности, подробностям интимного характера, тем более, если они содержали, выражаясь современных языком, «компромат» на царей и других героев повествования. Иван Грозный – счастливое исключение в этом ряду. Его буйный характер прорывается даже сквозь скупые строки официальной документации. Повезло историкам и в том, что об этом времени и личности первого русского царя сохранились редкие по своему происхождению и характеру источники – переписка царя с князем Андреем Курбским, другие сочинения этих авторов, отзывы современников-иностранцев о России XVI в.

Многогранная личность Ивана Грозного вызывала самые противоречивые суждения уже у его младших современников. Они простираются от оценки Грозного как безумного деспота и одного из самых зловещих тиранов до его апологии в качестве мудрого и справедливого царя-реформатора, наделенного многочисленными талантами и радевшего о благе народном.

Историки много писали о продолжительной и разнообразной эпохе Грозного, и меньше о нем самом как о личности. И все же в основных чертах облик этого человека выявлен – жестокий, мнительный садист, трус на поле брани и храбрец в застенке, царь был вместе с тем одним из самых образованных людей своей эпохи, обладал выдающимся даром слова и музыкальными талантами. Весьма основательны предположения о психической ненормальности царя. Однако ее характер, степень и влияние на политику не выявлены, да и не могут быть выявлены современными методами медицинской науки.

И все же его личность еще содержит множество загадок. Среди тем, которых не касалась отечественная историография – сексуальная жизнь Ивана Грозного. Ее изучение вызвано вовсе не досужим интересом. Как известно, Грозный считал себя образцом для подданных, учителем нравственности и истинного христианства. Разительный контраст между ролью, которую стремился играть царь Иван, и его реальными делами – еще одна из загадок истории XVI в.

Иван Грозный родился 25 августа 1530 г. Он был долгожданным первенцем великого князя Василия III (по тем меркам уже престарелого – 51 год) и красавицы литовской княжны Елены Глинской. Родился будущий царь спустя четыре года после свадьбы, что дало повод для сплетен о его незаконном происхождении. Будто бы отцом Грозного был не великий князь, а боярин князь Иван Федорович Овчина-Телепнев-Оболенский. Антропологическое исследование останков Грозного и его бабушки с отцовской стороны, Софьи Палеолог, убедительно доказало его законное происхождение. Спустя три года Елена родила и другого сына – Юрия, который был глухонемым. Некоторые историки видят в этом признак вырождения московской династии. В любом случае царь Иван и в юные и в зрелые годы отличался физической крепостью и здоровьем. Если на нем и отразилось вырождение московского дома и преклонный возраст отца, то не в физическом, а в психическом отношении.

В три года Иван Грозный лишился отца, а в семь лет – матери. Круглый сирота, он стал государем обширной державы, но власть в стране стала предметом соперничества враждующих боярских группировок. Детство Ивана вызывало различные оценки историков. Великий Ключевский, опираясь на сочинения самого царя, нарисовал яркую картину его сиротства, обид и притеснений со стороны опекунов-бояр. То обстоятельство, что Иван рос без родительской любви, в атмосфере страха и озлобления, Ключевский считал главной причиной того, что в царе «образовалось то, что называется страхом с великими глазами». Отсюда – вечная подозрительность и маниакальная жестокость.

Далеко не все ученые согласны с Ключевским. Есть мнение, что опекуны просто не могли справиться со своевольным государем-мальчиком, привить ему дисциплину и порядочность, а иногда и вовсе потакали ему в проявлениях самых грубых чувств. В любом случае последствия дурного воспитания сказались в Иване очень скоро. По словам Курбского, юный государь начал с того, что ради забавы бросал с высоких крыш теремов кошек и собак, а затем начал губить уже и людей. «Он собрал вокруг себя детей своих родственников и детей бояр-синклитников, – пишет Курбский, – стал ездить вместе с ними по дорогам и торговым площадям. Они скакали на конях и грабили и убивали всех встречных людей и творили злые разбойные дела, о которых даже и говорить стыдно, но его воспитатели-льстецы на беду свою продолжали восхвалять Иоанна. „О, какой храбрый и мужественный будет сей царь“, – говорили они». Не будет натяжкой считать, что среди тех дел, о которых стыдился подробно сказать Курбский, было и сексуальное насилие.

Можно считать, что Курбский возводит напраслину. Но вот свидетельство летописца: в тринадцать лет Иван вынес свой первый смертный приговор, приказав казнить главу боярской «партии» князя Андрея Шуйского, а спустя два года – вырезать язык одному из придворных, «за невежливое слово». Попали под топор палача и несколько придворных юношей, очевидно, товарищей Ивана по его своеобразным играм. С ранней юности царь повел отсчет жертв своей кровавой тирании.

Согласно официальным источникам, к совершеннолетию Иван вроде бы остепенился. Историки склонны приписывать это благотворному влиянию митрополита Макария, а позднее – лидеров «Избранной рады» священника Сильвестра и окольничего Алексея Адашева. Иван якобы произнес мудрую речь о том, что хочет принять царский титул, а затем и женится. 16 января 1547 г. в Успенском соборе Иван был торжественно «венчан на царство», а спустя месяц – женился. Правда, готовясь к свадьбе, Иван решил напоследок достойно повеселиться. Во время летнего похода к Коломне (1546) он играл в какие-то древние, еще языческие игры: «пашню пахал вешнюю и з бояры сеял гречиху и инны потехи, на ходулях ходил и в саван наряжался». Б. Н. Флоря сравнивает наряжание в саван с народной «игрой в покойника»: псевдопокойник лежит в избе, его отпевают самой отборной руганью, а по окончании «отпевания» девок заставляют прощаться с «покойником» и насильно принуждают целовать его открытый рот, набитый тыквенными зубами». Вероятно, покойником был сам великий князь. Заодно были казнены три боярина.

Между тем уже началась подготовка к свадьбе. Последнее мероприятие проводилось согласно уже создавшейся практике «выбора невест». В «города» были отправлены служилые люди и дьяки, которым предстояло, согласно царскому указу, «смотрети дочерей девок нам невесты». Сохранились, к сожалению, немного, и отчеты об этих своеобразных конкурсах красоты. Так, одна из кандидаток, княжна Авдотья Гундорова, по словам князя И. Мезецкого была 12 лет, «а телом ровна, ни тонка, ни толста, очи находили на черно, нос по лицу не долог, волосы темнорусы». Впрочем, провинциальные дворяне, понимая, что шансы стать царским тестем у них невелики, неохотно показывали своих «девок», за что царская грамота даже грозила им опалой и казнью. Однако дороги были дальними, а расстояния большими, и Иван, не дожидаясь всех итогов смотра, сыграл свадьбу с московской боярышней Анастасией Романовной Захарьиной-Юрьевой, дочерью покойного окольничего Романа Юрьевича, представителя старомосковского боярского рода.

О царице Анастасии с легкой руки Н. М. Карамзина в историографии господствовало мнение как о добром гении Ивана. Лишь она якобы могла обуздать бурную натуру царя и действовала на него благотворно. Но стоило царице умереть (1560), как Иван «преложи кротость на лютость», и из «доброго» покорителя Казани и Астрахани, превратился в «злого» творца опричнины. Карамзин писал об Иване и Анастасии, опираясь на свидетельство англичанина Джерома Горсея, впервые побывавшего в Москве в 1573 г. Он общался с Грозным, но об Анастасии знал только понаслышке. Горсей пишет: «Эта царица была такой мудрой, добродетельной, благочестивой и внимательной, что ее почитали и любили и боялись все подчиненные. Он (царь. – С. Ш.) был молод и вспыльчив, но она управляла им с удивительной кротостью и умом, в результате он с помощью своих храбрых князей, священнослужителей и совета сбросил ярмо дани, тяготившей его предшественников под властью Скифского Царя Крыма, завоевал царство и царей Казани и Астрахани…» Помимо частных ошибок, Горсей напутал и в целом. Более прав в оценке этого брака академик С. Б. Веселовский: «„В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань“. В первом браке Ивана на долю Анастасии выпала роль трепетной лани. А Иван был конем, да еще каким: при жизни Анастасии он был плохо обузданным конем, а после ее смерти и вовсе разнуздался».

Традиционные московские добродетели Анастасии вовсе не способствовали смягчению буйного нрава ее супруга. И доказательства этому мы находим в источниках. Не говоря уже о массовых пытках, которым подверг Иван псковичей-челобитчиков в июне 1547 г., есть свидетельства и о других проявлениях его необузданного темперамента. Правда, они косвенные, но вполне убедительные.

К концу 1540-х гг. относится поучение благовещенского протопопа Сильвестра (будущего главы «Избранной рады»), адресованное царю и направленное против «содомского греха», процветавшего в его окружении. Сильвестр гневно осуждал содомию при московском дворе, и требовал от царя исправиться: «Аще сотвориши се, искорениши злое се беззаконие прелюбодеяние, содомский грех и любовник отлучиши, без труда спасешися и прежних грех свой оцистиши». Правда, слово «любовник» в XVI в. тогда не имело столь прямого значения как сейчас, а означало «любимец», «приближенный», пояснение священника о «прежнем грехе» самодержца не оставляет сомнений – уже в юные годы Иван был гомосексуалистом, и даже женитьба не исправила этой склонности.

Помимо Сильвестра, о половой распущенности царя писал, хотя и не столь прямо, другой выдающийся церковный деятель той эпохи – Максим Грек. Великий философ, испытавший немало гонений в предыдущее царствование, доживал свой век в Троице-Сергиевом монастыре. По просьбе неких лиц, вероятно, намеревавшихся воздействовать на молодого монарха, книжник адресовал царю свое сочинение, в котором указывал, что тот, кто подчиняется «ярости и гневу напрасному и беззаконным плотским похотям», не человек, но «безсловесного естества человекообразно подобие».

Оба духовных лица, указывая на пороки царя, говорили, что они разлагают и общество. Что же будет с государством, вопрошал Сильвестр, если «в такое безстудие уклонятца» бояре, дьяки и служилые люди? А за аристократией и служилыми было немало и своих грехов, и в первую очередь неправый суд, казнокрадство и взяточничество. Неизвестно, как воспринял бы эти поучения Иван, если бы катастрофические события не показали ему слабость государственной системы и необходимость исправления как аппарата управления, так и личной жизни.

Летом 1547 г. в Москве разгорелся страшный пожар, жертвами которого стали тысячи человек. Доведенные до отчаяния москвичи обвинили в бедствии родственников царя князей Глинских. Один из царских дядьев был убит, другим удалось спастись. Сам Иван прятался от стихии во дворце на Воробьевых горах, куда к нему пришла бунтующая толпа требовать выдачи Глинских. Царь впоследствии вспоминал об этом: «Вниде страх в душу мою и трепет в кости моя». Не только страх за свою жизнь, но и осознание грозного высшего знамения – вот что испытал Иван во время этих событий. В его душе произошел перелом, и поучения Максима и Сильвестра пали на благодатную почву. Источник свидетельствует, что царь не только занялся делами государства и в первую очередь реформами, но и изменил образ жизни – «потехи же царьскые, ловы и иные учрежения, еже подобает обычаем царским, все оставиша».

В 1550-е гг. большое влияние на Ивана имели Сильвестр и Макарий – духовные лица, отличавшиеся и личным благочестием, и четким осознанием того, какие поступки противоречат высокому нравственному идеалу благочестивого государя. Можно думать, что к этому времени относится и некоторое упорядочение личной жизни Ивана. В браке с Анастасией один за другим рождались дети, правда, лишь двум сыновьям было суждено дожить до зрелого возраста. Когда закончилась эта относительная идиллия, неясно. В переписке Грозного с Курбским содержатся намеки на супружескую измену: «А будет молвиши, что яз о том не терпел, и чистоты не сохранил, – ино вси есмы человецы, – писал царь, и припоминая некие неприглядные дела самого Курбского, добавлял: – Ты чего для понял стрелецкую жену?» Позднее мы перейдем к тому обвинению Курбского, на которое огрызался царь. Пока же отметим, что ответный выпад оказался действенным. Князь сделал вид, что не понял намека, говоря, что все это «пианых баб басни, и ответу не потреба».

Царица Анастасия много болела, а 7 августа 1560 г. скончалась. Современник событий немец-опричник Генрих Штаден пишет, что царицу отравили. Позднее сам Грозный обвинял Адашева и Сильвестра в том, что они «извели» его жену чародейством. Парадоксальным образом эти свидетельства подтвердило исследование останков царицы. Антропологам и химикам удалось доказать, что Анастасия действительно была отравлена солями ртути. Представляется, правда, что деятели «Избранной рады» здесь ни при чем – нет достаточного мотива, да и методы для них не характерны. Скорее уж сам Иван мог избавиться от жены и свалить вину на Сильвестра и Адашева, с которыми вступил в конфликт вскоре после начала Ливонской войны. Однако более правдоподобной представляется версия о том, что царица стала жертвой каких-то дворцовых, чисто «бабских» интриг. Именно так погибла и первая жена Ивана III – княгиня Мария Борисовна.

Согласно официальной летописи, царь на похоронах супруги горько плакал и переживал, так что его пришлось водить под руки. Однако неофициальный источник свидетельствует о том, что эта скорбь была недолгой: «Умершей убо царице Анастасии царь начат яр быти и прелюбодействен зело». Непристойное поведение государя заставило митрополита Макария уже через неделю после кончины Анастасии обратиться к Ивану с просьбой, чтобы он «для крестьянские надежи женился ранее, а себе бы нужи не наводил». Эту просьбу владыка обосновывал деликатным указанием на то, что царь «тех еще лет не дошол, чтобы ему мошно без супружества быти».

Новая свадьба царя состоялась через год. На Кавказе русские посланники сосватали Грозному дочь кабардинского князя-валия Темрюка Гошаней, которую и привезли в Москву. Царь «смотрел ее и полюбил». Кабардинку окрестили с именем Марии, а венчание состоялось 21 августа 1561 г. Вторая супруга Грозного прожила недолго. Лишенная тепла и солнца родного Кавказа, она умерла в 1569 г. Вопреки сообщению некоторых источников, утверждавших, что царь отравил или постриг в монахини Марию, царица, как показывают данные антропологии, умерла своей смертью.

Брак Грозного с царицей Марией пришелся на самую страшную эпоху его правления – время опричнины (1565– 1572). Широко известны зверские нравы опричного монастыря в Александровой слободе, где многочасовые церковные службы перемежались столь же длительными пытками и разгульными пирами. Зная о гомосексуальных наклонностях царя, можно предполагать, что они проявлялись и в этом сугубо мужском окружении. И действительно, в первом послании к Грозному князь Андрей Курбский обвинял ближайших советников государя в том, что они поощряют кровавую вакханалию террора, да еще к тому же царя «подвижут на Афродитския дела и детми своими паче Кроновых жрецов действуют».

Касательно «афродитских дел» все понятно – речь шла о разврате. Упоминание о Кроносе (Хроносе) метило в одного из руководителей опричнины и ближайшего советника царя Алексея Даниловича Басманова. Известно, что его сын Федор Алексеевич был любовником Ивана Грозного. Курбский обвинял Басманова, что тот, подобно жрецам Кроноса, сжиравшего своих детей, пожертвовал сыном для удовлетворения царской похоти. Справедливость этого предположения доказывают свидетельства иностранцев, бывавших в России в то время. Померанский дворянин Альбрехт Шлихтинг, находившийся в московском плену, писал, что князь Дмитрий Овчинин «попрекнул его (Федора Басманова. – С. Ш.) нечестным деянием, которое тот обычно творил с тираном». Басманов нажаловался царю, и тот приказал казнить Овчинина. Об этом же свидетельствует и Штаден, говоря о казни Басмановых, он сообщает: «Алексей Басманов и его сын Федор, с которым великий князь обычно предавался разврату, были убиты». Современные поклонники царя, составляющие активную и шумную группу, настаивающую на его церковном прославлении в лике святых, отвергают свидетельства Курбского и иностранцев как недостоверные. Однако и сам Иван, в покаянном порыве, признавал, что осквернил свои «чресла» «чрезестественным блуждением».

Это, впрочем, не мешало царю предаваться и блуду традиционной ориентации. Указания на это в источниках также многочисленны. Ограничимся лишь некоторыми из них.

Курбский: «и девиц, глаголют, чистых четы собирающе, за соболю их подводами волочаще и нещадно чистоту их разтлевающе, не удовлетворився своими пятма или шестма женами».

Шлихтинг: «У этого тирана есть много тайных доносчиков, которые доносят, если женщина худо говорит о великом князе тиране. Он тотчас велит всех хватать и приводить к себе даже из спальни мужей; приведенных, если понравятся удерживает у себя, пока хочет; если же не понравится, то велит своим стрельцам насиловать ее у себя на глазах… Когда он опустошал владения воеводы Ивана Петровича, то в лагере у него были отборнейшие женщины выдающейся красоты, в количестве 50, которые передвигались на носилках… Этими женщинами он злоупотреблял для своей похоти. Которая ему нравилась, ту он удерживал, а которая переставала нравиться, ту приказывал бросить в реку».

О разврате в Александровой слободе повествует Пискаревский летописец в рассказе о свадьбе княжича Василия Владимировича Старицкого, племянника Грозного: «а свадьба была в Слободе с великим срамом и с поруганием. А выслал ея (невесту. – С. Ш.) за заставу в одной сорочке, и она ходила по деревням; нихто не смеет пустити; и тако скончалася».

Историк и современник Смутного времени князь Семен Шаховской: «И много жен и девиц блудом оскверниша».

Современник Шаховского дьяк Иван Тимофеев при рассказе о разгроме дворца князя Владимира Старицкого: «А всех рабов его дома, кроме доносчиков, предал различным мукам, всячески бесстыдно надругавшись над женским полом. Так как это благочестивым царям творить несвойственно, то и здесь говорить нельзя о том, что не подобает; поэтому и я не смею дерзкими словами раскрыть весь стыд его венца и рассказал кратко прикрытыми словами».

Другой свидетель и участник Смуты голландец Исаак Масса: «И оставил ли он незаконных детей, неизвестно, всего вероятнее, что не оставил, ибо поспав с какой-либо девушкой, – а он ежедневно приказывал приводить девиц из разных мест, и его приказание исполняли, – он тотчас передавал ее своим опричникам и сводникам, которые портили ее дальше, так, что дети у нее уже не могли родиться».

При этом, как известно, с 1570 г. царь официально женился еще четыре раза, и имел длительную связь с Василисой Мелентьевой, вдовой дьяка, с которой не был обвенчан. На этом Грозный не собирался останавливаться, и, состоя в браке с Марией Нагой, матерью царевича Дмитрия Угличского, вел сватовство к родственнице английской королевы Елизаветы I Марии Гастингс. Эти переговоры прервались кончиной тирана.

Итак, перед нами вырисовывается грязный облик царя-сластолюбца, бывшего к тому же еще и патологическим садистом. Нет никаких сомнений в достоверности столь многочисленных и независящих друг от друга свидетельств. Все это, конечно, важно для понимания личности и эпохи Грозного. Но не столько само по себе, а также и при сравнении нравственного облика царя с той ролью, которую он сам себе назначал. В своих многочисленных сочинениях Грозный представлял себя высшим судьей и наставником всех христиан, неоднократно утверждал, что получает Божественное покровительство и помощь. Как сочетались в Грозном столь низкий моральный облик и столь высокая самооценка – загадка для историков и психологов.

Сам царь на упреки Курбского, как мы видели, отвечал: «Вси есмы человецы». В ответ на пассаж о Кроносовых жрецах, Грозный выдвигал и вовсе абсурдный аргумент: «Толко бы вы у меня не отняли юницы моея, ино и Кроновы жертвы не было». Иначе говоря, если бы злые бояре не «счаровали» Анастасию, царь не стал бы искать развлечений с Басмановым и ему подобными. Вероятно, Грозный считал, что ему, ввиду его особого положения единственного истинно христианского государя можно творить что угодно.

Распутство подорвало здоровье Грозного. Джером Горсей свидетельствует: «У царя стали страшно распухать половые органы – признак того, что он грешил беспрерывно в течение пятидесяти лет; он сам хвастал тем, что растлил тысячу дев, и тем, что тысячи его детей были лишены им жизни». Очевидно, что Грозный в последние годы жизни страдал венерическими болезнями. Об этом свидетельствует и наличие солей ртути (впрочем, недостаточное для смертельной дозы), обнаруженных в его костях при антропологическом исследовании. Как известно, ртуть входила в состав лекарств, употреблявшихся в Средневековье для лечения сифилиса и гонореи. Впрочем, специалисты возражают против подобного диагноза – длительные половые болезни оставляют следы и на костях, которые при антропологическом исследовании останков Грозного не были обнаружены.

Изнемогая от болезней, царь остался верен своему похотливому нраву. Незадолго до смерти он пытался изнасиловать невестку – царевну Ирину, жену своего сына Федора. Ирину спасло то, что на ее громкие крики сбежались слуги. В отместку царь приказал казнить всех, кто помешал ему, а Федора призывал развестись с женой. Правда, царевич остался тверд, да и тиран недолго прожил после этого. 18 марта 1584 г. он умер, причем историки не исключают, что смерть царя ускорил заговор, одним из участников которого был Борис Годунов, брат Ирины.