Глава 16 Казнь Великого Новгорода
Глава 16
Казнь Великого Новгорода
2 января 1570 года передовой отряд царской дружины окружил Новгород. Чтобы ни один человек оттуда не ушел. Из окрестных монастырей свезли 500 игуменов и монахов; заковали в цепи и поставили на правёж — каждый день били палками.
Иван Грозный, въехав в город, велел тех игуменов и монахов забить до смерти и развезти по их монастырям для погребения.
На третий день он приказал разграбить казну и двор Пимена, архиепископа Новгородского, а самого архиепископа посадить под стражу.
Затем устроил многодневный суд над горожанами, пытая их огнем и другими смертными муками. Летописец говорит о «поджаре». Что это такое — не объясняет. Но очевидно, что не открытый огонь. Видимо, какое-то приспособление с раскаленной плитой.
В течение пяти недель новгородских бояр, их жен, детей и других «лучших людей» пытали и топили в Волхове.
«Иван приказал привести к себе в Городище тех новгородцев, которые до его прибытия были взяты под стражу. Это были владычные бояре, новгородские дети боярские, выборные городские и приказные люди и знатнейшие торговцы. С ними вместе привезли их жен и детей. Собравши всю эту толпу перед собой, Иван приказал своим детям боярским раздевать их и терзать «неисповедимыми», как говорит современник, муками. Потом он велел измученных, опаленных привязывать сзади к саням, шибко везти вслед за собой в Новгород, волоча по замерзшей земле, и метать в Волхов с моста. За ними везли их жен и детей; женщинам связывали назад руки с ногами, привязывали к ним младенцев и в таком виде бросали в Волхов; по реке ездили царские слуги с баграми и топорами и добивали тех, которые выплывали». (Н. И. Костомаров. «Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей». М., 1993. С. 307.)
После чего царь Иван приказал грабить окрестные монастыри, городские торговые ряды, амбары и лавки, разрушать дома. Затем такому же погрому подвергли новгородские волости в радиусе 200–250 верст от города.
Через шесть недель пыток, казней, грабежей царь Иван собрал оставшихся новгородцев и сказал: «Жители Великого Новгорода!.. Молите господа бога, пречистую его матерь и всех святых о нашем благочестивом царском державстве, о детях моих благоверных, царевичах Иване и Федоре, о всем нашем христолюбивом воинстве… А судит бог изменнику владыке Пимену, его злым советникам и единомышленникам: вся эта кровь взыщется на них, изменниках; вы об этом теперь не скорбите, живите в Новгороде благодарно…»
С тем и уехал в Псков. Там всех жителей выгнали на улицы, они падали на колени перед царем, держа в руках хлеб и соль. Но в Пскове лютых казней не было — царь лишь велел разграбить город — вместе с монастырской и церковной казной.
Поводом для казни Великого Новгорода стала, по всей видимости, обыкновенная провокация, по современному говоря — подброс сфабрикованного компромата. (Точного подтверждения, что была провокация, нет, но очень уж все шито белыми нитками.) К царю Ивану в Москву приехал некий человек, который сказал, что новгородцы хотят перейти в подданство польского короля, написали ему грамоту и спрятали ее в Софийском соборе за образом Богоматери. Более потаенного места, конечно, не нашли! И почему спрятали? Если написали — надо отправлять адресату.
Иван послал в Новгород верного человека, тот полез за божницу, а грамота там лежит, его дожидается. Чин чином, подписанная архиепископом Пименом и другими «лучшими людьми». Представьте, сколько дней добирался доносчик из Новгорода до Москвы. Потом царский тайный посланник ехал из Москвы в Новгород. И все это время «грамота» лежала там, за божницей. Повторю: если уж написали, то почему не отправили? Такую бумагу почти на виду хранить — все равно что смертный приговор самим себе подписать.
Иван поднял армию и двинулся в тот кровавый поход.
Вернувшись из него, устроил судилище уже над московскими боярами и дьяками, обвинив их в сговоре с новгородцами с целью предаться Литве, его убить, а на трон посадить его двоюродного брата князя Владимира Андреевича Старицкого. По этому делу казнили князя Оболенского-Серебряного, Висковатого, Фуникова, Очин-Плещеева, Ивана Воронцова и многих других. А вместе с ними — самых-самых верных опричников царя! Вяземского и Басманова! Князь Афанасий Вяземский умер под пытками (наверно, если б знал, в чем признаваться — признался бы!), а Алексея Басманова убил его сын Федор — по приказу царя Ивана.
Уж им-то, Басманову и Вяземскому, сто лет не нужны были Новгород или Литва. Это Курбский мог бежать в Литву — он воевода, а не опричник. А этим-то, Басманову и Вяземскому, никуда от Ивана не деться, шаг в сторону ступить нельзя — столько на них крови и злодейств. И потому можно предполагать с большой долей вероятности, что все это — плод параноидального сознания царя Ивана, кровавого маньяка. Современные наркоманы про таких говорят: «Сидит на измене». Или — «Попал под измену». То есть докурился-докололся до того, что в каждом слове близких подозревает заговор против себя.
Царь Иван и был в известном смысле наркоманом. Наркоманом беспредельной власти. Прибавьте тяжелое детство, когда он рос заброшенный всеми, с ненавистью глядя на бесчинства бояр. (Точно так же впоследствии царь Петр жил в ненависти к боярам, вынесенной с детства, с кровавых сцен стрелецкого бунта, когда на его глазах растерзали его дядю Ивана Нарышкина.) Прибавьте очевидную болезнь — параноидальную шизофрению.
И вроде бы все понятно и объяснимо.
Только надо еще учесть, что речь идет о Новгороде.
А Господин Великий Новгород — особый город на Руси. С особой судьбой и историей. Поперечный всем и всему, что производила на Руси власть.
Кто интересуется, отдельно посмотрит книги. Здесь же коротко скажу: это было государство с отработанной системой демократической власти. Вече — посадник — тысяцкие — сотские — старосты улиц. Все учтено — от жизни улицы и квартала во главе со старостой и сотским до общегосударственной власти. Князь — отдельно. Он — наемный начальник наемной дружины. Для защиты от внешних врагов. С князем заключался договор, где оговаривались права и обязанности сторон. Князь, кстати, не имел права владеть какой-либо собственностью на территории государства. Ни землей, ни людьми.
Конечно, вече — далеко не идеальный способ демократического устройства. «В XV в. вече превратилось в игрушку немногих боярских фамилий, которые подкупали… «худых мужиков вечников», заставляя их действовать в свою пользу; таким образом, с течением времени новгородское устройство выродилось в охлократию, которая прикрывала собой олигархию». (С. Ф. Платонов.)
Так ведь во все времена не без этого. В России XXI века, при тайном голосовании, стариков продуктовыми наборами подкупают!
Кто знает, как бы дальше развивалось устройство Новгорода. Возможно, вскоре пришли бы к тайному голосованию — к урнам, к бюллетеням. Из берёсты. Я не шучу. А если шучу, то чуть-чуть. Но только для того, чтобы подчеркнуть — мы мало знаем о том, что Новгород в то время был городом чуть ли не повсеместной грамотности! Жизнь такая — ремесло и торговля, то есть бухгалтерия, учет.
В Новгороде с 1228 по 1462 год было возведено не менее 150 церквей. Москва о таком строительстве и мечтать не могла. Такое мог себе позволить только очень богатый купеческий, ремесленный город. В Новгороде и его младшем брате Пскове дороги и торговые площади мостили бревнами! И — страшно сказать — в Новгороде был тогда водопровод. Москва о нем и не слышала! Узнала только через века.
Новгород ведь входил в Ганзейский союз городов. Это удивительное образование. Ганза существовала четыре века! Она объединяла 70 городов Северо-Западной Европы. Пусть со временем и она не устояла перед централизацией государственной власти, но Ганза заложила многие основы нынешнего европейского миропорядка. Новгород тогда был еще неполноправным членом союза, исключался, затем снова восстанавливался. Но тем не менее был вовлечен, участвовал в европейской жизни европейской торговой организации.
Издатель моих книг как-то спросил меня, на современный разговорный лад: «А как ты думаешь, мог удержаться этот средневековый русский офшорчик в Новгороде?»
Не мог. Ход нашей истории был таков, что никак не мог. Централизация власти в Средневековье объективна. Что для Руси, что для Европы. Взять ту же Германию или Италию с их вольными городами-республиками.
Но при этом отличие — как земли от неба.
В Италии и Германии единое централизованное государство складывалось из многих вольных, одинаковых городов. А Новгород на Руси был один-единственный, с особым устройством. И он один противостоял уже сложившемуся централизованному государству. Новгород был для всех почти чужой. Подобен зерну между громадных каменных жерновов. Между Литвой-Польшей, немецким Орденом и Москвой.
Пойти на торгово-политический союз с Западом до такой степени, чтобы полностью оторваться от Руси, он не мог, потому что народ православный. Вера имела тогда основополагающее значение. Хоть Новгород и сам выбирал архиепископа, но духовная власть патриарха московского распространялась и на духовенство новгородское, и на народ. К тому времени в Литве уже победило католичество, Литва становилась чужой. А Москва была своей. Страшной, опасной, но своей. Веками Новгород пытался через договоры сохранить свою независимость в рамках федерации, как сказали бы мы сегодня. В статусе особой экономической и политической зоны. Москва соглашалась, подписывала договоры, но с каждым десятилетием все больше и больше прав забирала себе. Не забудем, что и население города, и высшие, и низшие слои, были политически неоднородны — среди них и сторонники Москвы, и сторонники Литвы. Но когда стало окончательно ясно, что Москва не пощадит новгородские вольности, вече постановило идти на союз с Литвой.
С королем Казимиром был заключен договор.
Королевские тиуны, живя на Городище, не имеют права держать при себе более пятидесяти человек. Король не покушается на православную веру. Король не ставит римских церквей ни в Новгороде, ни в пригородах, ни по всей земле Новгородской. В случае похода на Новгород московского князя король обязуется «садиться на коня со всею Радою литовскою и оборонять Новгород».
Но было поздно.
Когда царь Иван III пошел в поход на Новгород, король Казимир не защитил новгородцев — у него в то время возникли свои внутренние и внешние политические сложности. Новгород остался один на один с московской ратью. Была битва на Шелони, которая закончилась полным поражением новгородцев. Затем — еще несколько лет волнений, второй поход московского царя, окончательное лишение вольностей, вплоть до вывоза вечевого колокола в Москву.
А жестокая, кровавая, маниакальная расправа Ивана Грозного, через сто лет(!) после вывоза вечевого колокола в Москву, не имела никакого более или менее серьезного повода. Но такова была ментальная ненависть русских самодержцев к Новгороду. В Иване Грозном — помноженная на его психическую болезнь.
Повторю: в Германии и в Италии, при включении торговых городов-республик в общее централизованное государство, речь шла только о власти. Там не было столкновения менталитетов. Столкновения систем, основ жизни.
А в случае с Новгородом — все иначе.
Все усобицы на Руси были понятны обеим сторонам — и великокняжеской власти, и ее врагам, удельным князьям и заговорщикам-узурпаторам. К примеру, одновременно с новгородско-московским противостоянием разворачивалась кровавая смута потомков Ивана Калиты и Дмитрия Донского. Василий Косой сверг с великокняжеского трона своего двоюродного брата Василия. Но затем Василий, набрав сил, разбил рати Косого, вял его в плен и выколол ему глаза.
Через некоторое время поднялся родной брат Василия Косого — Дмитрий Шемяка. Он захватил в Троицком монастыре двоюродного брата, великого князя Василия, и выколол ему глаза. В отместку за родного брата, которого в свое время тоже предавал, как и двоюродного. Затем Шемяка взял Москву, провозгласил себя великим князем, но на троне долго не удержался. Бояре и дружинники, верные великому князю Василию, названному уже Темным, изгнали Шемяку из Москвы.
Страна содрогалась и корчилась в муках.
Но тем не менее это был спор — пусть и кровавый — между собою. Он проходил, можно сказать, в традиционных рамках тогдашних нравов. Почти каждый из них на месте другого вел бы себя так же — оспаривал трон брата, вырывал свой удел из-под его власти, и так далее.
А Новгород в этом не участвовал!
Новгород жил и хотел дальше жить по своим, совершенно особым европейским правилам европейского вольного города. Что всегда было особо ненавистно самодержцам на Руси.
Зато и был казнен Великий Новгород лютой казнью.