Жуков и Зееловские высоты
Жуков и Зееловские высоты
Самые страшные потери в наступлении мы понесли в ходе Берлинской операции.
Для сравнения — в Сталинградской наступательной операции погибли 155 тысяч человек.
В битве под Москвой погибли и попали в плен 926 тысяч солдат и офицеров. Но в том оборонительном, а затем наступательном сражении с обеих сторон участвовало 7 миллионов человек, оно разворачивалось на пространствах, почти равных территории Франции, и длилось шесть месяцев и двадцать дней.
А в Берлинской операции за 22 дня, с 16 апреля по 8 мая, полегло 361 367 солдат и офицеров. Только советских. А ведь на Берлин наступала еще и польская армия.
Есть еще такой показатель — среднесуточные потери. Под Москвой — 10 910 человек, под Сталинградом — 6392 человека, на Курской дуге — 11 313 человек; в Белоруссии — 11 262 человека. В Берлинской операции — 15 712 человек.
Советский человек не привычен был задумываться. Боюсь, та привычка осталась и поныне. Редко кто из нас задавался вопросом: а зачем Берлин надо было брать штурмом, отдавать за него четыреста тысяч жизней? Город зажат со всех сторон союзными войсками, перевес в силах многократный. Ну окружили бы, ну бомбили бы изо дня в день, через какое-то время сдались бы, никуда не делись. Зачем штурмовать?
Помню, в народе говорили: чтобы опередить американцев! Но ведь это ничего не давало и не дало. Судьба Германии была решена еще на Ялтинской конференции, там все поделили — кому где быть. Более того, сейчас известно, что американцы легко могли опередить нас и первыми подойти к Берлину. Но, прикинув возможные потери, отказались от штурма гитлеровской столицы — они солдат берегли. А наши полководцы — нигде и никогда. Киев — к 7 ноября! Берлин — к 1 мая!
Общее окружение Берлина не предусматривалось. По первоначальному плану Ставки его должны были взять лобовым ударом войска 1-го Белорусского фронта. Поэтому Сталин снял с командования фронтом Рокоссовского и назначил Жукова. Впоследствии Рокоссовский рассказывал, что в телефонном разговоре спросил Сталина: «За что такая обида?» И в ответ услышал: «Это не обида — тут вопрос политический». Видимо, Сталин посчитал — нельзя, чтобы человек с польской фамилией брал Берлин! Рокоссовского отправили на 2-й Белорусский, освобождать от фашистов север Германии. С юга наступал 1-й Украинский фронт под командованием Конева. И только в случае «задержки наступления 1-го Белорусского фронта 1-му Украинскому фронту быть готовым нанести удар танковыми армиями с юга на Берлин», — предписывал Сталин.
По ходу сражения, когда войска Жукова застряли на Зееловских высотах, а войска Конева прорвали фронт и пошли на Берлин с юга, а с севера надвинулся Рокоссовский — создалось окружение. Которое все равно закончилось не осадой, а штурмом.
Самые тяжелые потери были на подступах к Берлину, в первые же часы наступления — на Зееловских высотах. Они протянулись на двадцать километров вдоль старого русла реки Одер, высота — 40–50 метров над долиной Одера, крутизна склонов — 30–40 градусов. Там был создан главный узел гитлеровской обороны. Сплошные траншеи, дзоты, пулеметные площадки, окопы для артиллерии, противотанковые и противопехотные заграждения. На протяжении двадцати километров перед высотами был вырыт противотанковый ров глубиной до трех метров и шириной до трех с половиной метров.
Но чтобы дойти до высот, надо было еще преодолеть открытую болотистую долину Одера. Все дороги и подходы там простреливались многослойным артиллерийским и ружейно-пулеметным огнем.
И на эту твердыню наши солдаты пошли лоб в лоб. Само по себе наступление на высоты вызывает непомерное удивление. Знаменитая артподготовка — на один километр фронта 280 стволов — длилась 30 минут. Всего 30 минут! Почему не два часа или три? Чтобы огнем и железом подавить, а не костями и мясом солдат! Такое ощущение, будто Жуков очень торопился, даже минуты экономил, чтобы поскорее прорваться через Зеелов и выйти на Берлин.
По плану Ставки Зееловские высоты предписывалось взять ударами общевойсковых армий, а две танковые армии, Катукова и Богданова, пустить в обход с севера и северо-востока. Но Жуков изменил план Ставки. Он пишет в мемуарах, что Сталин с ним согласился, сказал: «Действуйте, как считаете нужным, вам на месте виднее». Жуков поставил танки Катукова за пехотой Чуйкова. Планировал прорвать оборону пехотной атакой, а затем ввести в «чистый прорыв» две танковые армии — прямо на Берлин! Но первая же волна пехоты утонула в крови и огне. Вторая — тоже.
Чуйков, командующий 8-й гвардейской армией, велел подтянуть поближе артиллерию, чтобы поддержать огнем атакующие порядки пехоты. Когда пошли тягачи и потянули пушки, Жуков приказал двинуть танки. Чуйков в мемуарах пишет очень осторожно: «Видимо (?! — С. Б.), желая усилить темп наступления и ускорить прорыв обороны противника на Зееловских высотах, командующий фронтом принял решение ввести в сражение в полосе нашей армии 1-ю гвардейскую танковую армию М. Е. Катукова и 11-й отдельный танковый корпус И. И. Ющука… Когда танковые соединения начали проходить боевые порядки 8-й гвардейской армии, на дорогах стало еще теснее, а сойти с них в сторону было невозможно. Танки 1-й гвардейской буквально уперлись в наши тягачи, в результате чего маневр вторых эшелонов дивизий и корпусов оказался скованным… Но нам было не привыкать преодолевать различные трудности…»
То же свидетельствует член Военного совета танковой армии Катукова генерал-лейтенант Поппель: «Единственную дорогу — и ту забил стрелковый корпус генерала А. И. Рыжова… Дорогу насквозь простреливали вражеские пушки. Вскоре наши подбитые танки перегородили проезжую часть, затем были забиты кюветы: в них тоже застряли боевые машины. И все-таки авангард, а вслед за ним и остальные бригады вырвались клиник вражеской обороны. Передовой отряд сумел прорваться к высотам на максимальной скорости».
Представили картину? Все дороги на болотистой пойме Одера забиты нашей пехотой и артиллерийскими тягачами. И тут Жуков, видя это, — он находился на командном пункте 8-й армии, — отдает приказ танковой армии и танковому корпусу (а это 1 тысяча танков!) прорваться к высотам через… боевые порядки нашей пехоты. Эти свидетельства мемуаристов: «Танки уперлись в наши тягачи», «Сумели прорваться на максимальной скорости» — означают, что танки Катукова и Ющука разбрасывали в стороны и давили своих. Иначе там, в той обстановке, быть не могло. А сверху, с высот, по этому затору в долине молотила гитлеровская артиллерия. Мало того, пошла бомбить наша авиация, опять же по своим и чужим.
Мясорубка.
Танковый командарм Михаил Катуков не оставил мемуаров с откровенным рассказом о штурме Зеелова. И теперь его слова, мысли доносит до нас его вдова, которая вместе с мужем прошла от Москвы до Берлина. Екатерина Сергеевна Катукова говорит, что у нашего командования не было точного представления об оборонной мощи Зееловских высот, все данные разведки оказались неполными, неправильными. И плана, кроме штурма в лоб, не было. Ее слова косвенным образом подтверждает тот же Поппель, описывая беседу в штабе танкового корпуса генерала Бабаджаняна:
«— Бьют в упор! — кончил доклад Бабаджанян. — Взять в лоб Зеелов очень трудно, можем положить весь корпус — и все равно это будет без толку.
— Ваше решение?
Тогда Бабаджанян провел красным карандашом небольшую стрелку по линии железной дороги, рассекавшей Зееловские высоты на правом фланге, километрах в пяти севернее города Зеелова. Гетман налету понял эту идею обхода, одобрительно прошептал: «Верно! Напролом лезть нечего, надо умненько…»
— Главными силами отвлеку внимание, — в черных глазах Бабаджаняна заиграла привычная хитринка, — а по насыпи железки пущу Гусаковского. Здесь крутизны нет, проем для дороги вырыт».
Создается впечатление, что, планируя операцию, не обратили внимания на карту, не увидели, что можно прорваться по железной дороге…
Танковая бригада Гусаковского пошла в прорыв по железной дороге, а остальные продолжали атаку в лоб. Но склоны очень крутые, 30–40 градусов, при таком подъеме снарядами можно бить только в небо. И танки шли зигзагами, открывая слабую боковую броню. Жуков отдельной директивой приказал командирам быть в боевых порядках. Танковая армия Катукова потеряла практически весь низший и средний командный состав. Это потрясение было столь велико, что спустя 60 лет, приехав на Зееловские высоты, 92-летняя вдова Катукова повторяла: «Там погибли 22 командира танковых батальонов и 5 командиров танковых бригад…»
За четыре дня штурма Зееловских высот, с 16 по 19 апреля 1945 года, погибло 38 тысяч солдат и офицеров. 33 тысячи советских и 5 тысяч польских. Но это — данные очень давних лет. В действительности же точное или даже приблизительное число убитых до сих пор неизвестно. По сути, все громадное пространство перед высотами — это кладбище, протянувшееся на многие километры по долине реки Одер.
О том, что цифры потерь на Зееловских высотах — 33 тысячи советских солдат и офицеров — явно занижены, говорит общая статистика. В Берлинской операции среднесуточные потери наших войск составили 15 712 человек. А под Зееловскими высотами, если исходить из официальной цифры потерь, — 8250! То есть в два раза меньше. Увы, этого быть не могло, поскольку общепризнанно, что самые тяжелые, кровавые бои были именно под Зееловом.
Неужели нельзя было эти высоты обойти?! Обошли бы, и пошли дальше на Берлин, оставив внутреннее кольцо окружения. Повторю: планом Ставки предписывался обход двумя танковыми армиями с севера и северо-востока. Планом Ставки даже предусматривалась задержка войск Жукова — и тогда на Берлин с юга направлялись войска Конева. Но Жуков, повторю, изменил план Ставки и ударил танками по Зееловским высотам в лоб.
Наверно, пока танковые армии идут в обход, можно было просто стоять у Зеелова — обстреливать из орудий, бомбить с воздуха. Соотношение сил в воздухе такое — 1 гитлеровский самолет на 2,5 наших. К тому же путь немецким самолетам перекрывали 3 корпуса ПВО — это почти полторы тысячи только зенитных орудий. В общем, немного времени — и высоты можно было сровнять с землей.
Но ни тот, ни другой вариант, ни оба вместе Жукова не устраивали. Потому что через Зеелов — прямая и главная дорога на Берлин, 70 километров. А обходить или бомбить — значит потерять время. Жукову надо было торопиться. Конев его опережал, отправил в прорыв две танковые армии и мог первым войти в Берлин. А он, Жуков, застрял здесь!
Таким образом, многое сводится здесь к амбициям и личности одного человека — Жукова. Его жестокость и полное презрение к людской жизни были известны всем. Рокоссовский пишет, что в 1930 году, будучи командиром Жукова, вынужден был убрать его из бригады, потому что обстановку он там создал невыносимую. «Убрали на повышение».
И записки Рокоссовского, и аналогичные мнения других наших полководцев можно расценить как зависть к Жукову, личные неприязненные отношения. Но ведь и среди младших командиров, и среди рядового состава жестокость и беспощадность Жукова к людям были притчей во языцех. Мой друг Георгий Долгов, будучи с ветеранами на юбилее освобождения Киева, посмотрел на днепровские кручи, запрокинув голову, и с ужасом спросил одного из ветеранов: «Иван Николаевич, да туда просто так не взобраться! А как же вы, с пушкой, да еще под огнем немцев!?»
На что ветеран ответил: «Немец впереди, он, может, и промахнется, тогда жив останешься, есть шанс. А сзади — Жуков!»
Но не может лейтенант оперировать именем маршала, представителя Ставки. Для него есть командир роты, батальона, полка. В крайнем случае — где-то высоко-высоко — командир дивизии. Вот их имена он и употребляет в обыденной военной жизни. Но если артиллерийский лейтенант говорит: «А сзади — Жуков!» — значит, это имя для всех стало символом жесткости, беспощадности к своим.
Прошедший рядовым Отечественную войну, писатель Виктор Астафьев в конце 80-х обращался к своему товарищу, фронтовику же, Вячеславу Кондратьеву: «Тот, кто «до Жукова доберется», и будет истинно русским писателем… Достойный выкормыш вождя. Продукт времени».
Виктор Астафьев, мир его праху, был человек резкий. В его словах сквозит неприкрытая неприязнь, даже ненависть. Может быть, не только или не столько к Жукову, сколько к тому, что Жукова делают мифом. Но обратите внимание — «Продукт времени».
Этими двумя словами Виктор Петрович Астафьев выразил самую точную, объективную правду-истину. «Продукт времени»! Почти все были такими! А Жуков среди них — первый ученик в школе дьявола.
Многие маршалы той войны считали, что военные успехи Жукова были обеспечены тем, что ему Ставка давала неограниченные ресурсы и неограниченную власть. Сейчас некоторые исследователи доказывают, что полководческие таланты Жукова — миф. Когда он сталкивался с непосредственным руководством войсками, часто возникали проблемы, как на трагических Ржевско-Вяземском и Ржевско-Сычевском направлениях, где мы под его командованием потеряли более миллиона солдат и офицеров. Как на тех же Зееловских высотах, когда он руководил штурмом с командного пункта 8-й гвардейской армии Чуйкова. А все успешные крупномасштабные операции разрабатывались в Генштабе, Жуков же был в войсках всего лишь надсмотрщиком, безжалостным бичом Сталина.
Может быть. Но я пишу не о полководческих талантах Жукова, а о цене наших побед, о системе. Какое время, какая система — такой был и бич. С этой точки зрения, повернись время иначе, мы сегодня могли жить в мифе о Великом Берии. Берия — Главный организатор и создатель энергетической системы СССР. Берия — Создатель ядерного и космического щита СССР. Берия — Отец атомной бомбы и т. д. Ведь миллионы и миллионы заключенных в бериевском ГУЛАГе строили великие наши гидроэлектростанции, придумывали бомбы и ракеты в тех же лагерях для ученых-конструкторов, названных «шарашками», воздвигали глубоко под землей, под руслами могучих рек, титанические сооружения по расщеплению оружейного плутония. Как, например, в Железногорске, он же Красноярск-26. Египетские пирамиды — мелкие холмы по сравнению с подземными залами горно-химического комбината. Все это строилось в гигантских масштабах самой большой в мире страны. Строилось под руководством Берии.
И то, что из Жукова у нас делают Святого Георгия и Маршала Победы, — отдельный разговор. Может, после ухода последних живых свидетелей этот миф станет всеобщим. А может, и наоборот. Ведь миф часто воздвигается на отсутствии точной информации. Миф о Жукове создавался среди нас, наших отцов и дедов — людей, не имевших доступа к информации, вскормленных пропагандой, промыванием мозгов. А новые поколения — совсем другое дело. Вот они и рассудят со временем.